Мой отец верил в дедушку Ленина. И не любил моих сомнений на этот счёт. А сомнения были влиянием матери. И он недолюбливал за это мать. Не доверял. Но не имел железных аргументов, кроме собственной уверенности, и поэтому лишь хмурил лоб и ломал брови. Святость Ленина на его взгляд была настолько очевидна, что не требовала доказательств, а тех, кто не понимал этого, уже не излечишь.
Один раз с моей одноклассницей Лизкой мы закрасили портрет Ленина цветными карандашами. У Лизки были козюльки в носу и неряшливый вид. Она ткнула грязным коготком в Ленина и сказала: «Этот плохой!» И я согласился. Так и совершён был святотатственный акт. Отец после долго сердитым ходил. Зато Гагарина было не в чем упрекнуть и, сделав в его великой фамилии три ошибки, я получил неимоверно заслуженный подзатыльник, от которого потемнело в глазах и занемел затылок.
Я считаю, что подзатыльники унижают, поджопники развращают, хочешь уважить человека, бей ему в рыльце.
***
Несмотря на сбор макулатуры в стране, мне хватало бумаги, чтобы марать её, а вот отцу в интернате приходилось писать на газетах (между пропечатанных строк) и грызть какие-то самодельные крахмальные лепёшки, в обиходе прозванные «мудаками». Почему, отец и сам не помнил.
Первые два класса мы учились в детском садике. Я никогда не был в саду до этого. Меня не брали из-за прививок, которые мне запрещала делать мать. И я не делал до поры. И безмозглые врачи много возмущались по этому поводу. Но в рот их.
В школе-садике всё было для меня ново, а детишки игрались по привычке в игрушки на переменках, в салочки и прочее. Кто-то умудрился проделать дыру в стене женского туалета (трудно поверить, что это был ребёнок) и ребята по очереди таращились, когда в сортир забегали девчонки. Когда я подошёл, в дырку смотрел Богдан, яростно отталкивая других и сладострастно (откуда только в таком возрасте) облизывая края дырки языком, что особенно казалось дико. Я даже совсем передумал подглядывать, видя, какое пагубное влияние оказывает это на других.
Богдан задирался ко мне в классе. Пока я не повалил его на пол и не отмудохал. Тогда мы подружились. Оказалось, что он каждый вечер таскает из пивной отца на себе. На классной фотографии есть и Богдан, обут не пойми во что – какие-то полуразвалившиеся сандалии.
Один раз, ещё до того как мы подружились, я испачкал ему брюки случайно. Это произошло в столовой. Нас кормили кашей, а я ненавидел её. Но молодая наша училка, сука, заставила меня. И я срыгнул кашу Богдану прямо на карман. А он что-то заворчал, немного как бы обидевшись и смазывая кашу со штанов.