Журналы «Работница» и «Крестьянка» в решении «женского вопроса» в СССР в 1920–1930-е гг. - читать онлайн

Основные положения в программе партии большевиков, касающиеся раскрепощения женщин, в основном повторяли идеи К. Маркса, Ф. Энгельса, А. Бебеля, К. Цеткин. Коротко говоря, равноправие женщин должно было реализоваться с их вовлечением в производство, при коммунизме необходимость семьи отпадет, а все хозяйственно-бытовые функции и воспитание детей возьмет на себя государство. По мнению А. Бебеля, основным условием освобождения женщины будет достижение ею экономической независимости, поэтому женщин рассматривали как союзника пролетариата в его борьбе. К. Цеткин разработала способы включения женщин в пролетарское движение, редактировала в 1891–1917 гг. женский социалистический журнал «Arbeiterin» («Работница»), преобразованный в «DieGlechheit» («Равенство») и накопила опыт агитационно-пропагандистской работы с женской аудиторией. Идеи и методы немецких социалистов по привлечению женской аудитории были осмыслены и развиты в работах российских феминисток-социалисток[5].

Февральская и Октябрьская революции 1917 г. дали женщинам равные с мужчинами права, однако до реального равноправия было еще далеко. За решение этого трудного вопроса энергично взялись большевички-феминистки И. Ф. Арманд, Н. К. Крупская, А. М. Коллонтай и др. Все они имели дореволюционный опыт пропагандистской работы, в том числе и в феминистском движении. Пути и методы решения «женского вопроса» были в общих чертах сформулированы в работах до 1917 г., т. е. к Октябрю марксистские феминистки пришли с разработанной концепцией эмансипации женщин.

1.1. Женотдел ЦК ВКП (б) – издатель и идеолог массовых журналов для женщин

25 февраля 1913 г. вышел специальный номер «Правды», посвященный международному «женскому дню» – это был первый опыт прямого обращения к женскому электорату в дооктябрьский период истории РСДРП (б). В 1914 г. была сделана попытка издавать легальный журнал «Работница». Он создавался с большими трудностями, как финансовыми, так и организационными: часть редакции была в эмиграции (Н. К. Крупская, И. Ф. Арманд и Л. Н. Сталь), часть (А. И. Ульянова-Елизарова, К. Н. Самойлова, Е. Ф. Розмирович, З. И. Лилина) – в России. Осложняли создание журнала и политические разногласия между революционерками[6]. Тем не менее 23 февраля (8 марта) 1914 г. был издан первый номер «Работницы» тиражом 12 тыс. экз.[7]. Всего вышло семь номеров, три из них были конфискованы цензурой. После закрытия этого журнала до 1917 г. для женщин выпускались лишь прокламации. После Февральской революции для большевиков важно было противостоять растущему влиянию феминистских организаций[8], поэтому по предложению Б. Б. Слуцкой было создано Бюро работниц Петроградского комитета, возобновлен журнал «Работница». Он выходил с мая по декабрь 1917 г., тираж доходил до 40 тыс. экз.[9], редактором была К. И. Николаева. Специальные бюро для агитации среди работниц были созданы еще в пяти райкомах партии[10]. Тогда же, весной 1917 г. А. М. Коллонтай попыталась[11] создать структуру внутри РСДРП (б) для работы среди женщин, однако поддержки не получила. С неприятием идеи особых «женских» вопросов и создания структур для работы с женщинами коммунистки-феминистки столкнулись и после октября 1917 г. Первая беспартийная конференция работниц Петрограда, организованная большевиками в ноябре 1917 г. после ожесточенной дискуссии приняла резолюцию о необходимости создания комиссий по агитации и пропаганде среди работниц в городских комитетах РСДРП (б)[12]. Журнал «Работница» был закрыт в 1918 г. из-за нехватки бумаги. Кроме митинговой агитации в годы Гражданской войны в большевистских газетах, центральных и губернских, выходили «женские странички». «Страничка» под названием «Работница» выходила в «Красной газете»; в газете «Беднота» в 1918 г. был создан специальный «женский» отдел. Кроме агитации работниц, связанной тематически с проблемами этого периода – призывов защищать советскую власть, помогать в решении бытовых вопросов – в таких публикациях поднимались специфические «женские» проблемы (гражданский брак и др.).

В условиях ожесточенной борьбы за власть большевикам понадобилось привлечь на свою сторону женщин; тогда план А. М. Коллонтай был в какой-то степени реализован. Всероссийский съезд работниц в ноябре 1918 г. принял резолюцию «По организационному вопросу», в которой предлагалось ЦК партии создать комиссию для «проведения среди женского пролетариата постановлений ЦК» и для агитации и пропаганды среди женщин[13]. Организационная неразбериха и сопротивление членов местных партийных комитетов не позволили быстро создать такие органы. После значительных усилий в 1919 г. был создан Отдел ЦК РКП (б) по работе среди женщин под руководством И. Ф. Арманд.

Структура Женотдела ЦК отражала два направления его работы: организационно-инструкторское и агитационно-пропагандистское. Отделы по работе с женщинами были созданы и в местных органах партийной власти. Причем, как заявила И. Ф. Арманд[14] на первом Всероссийском съезде работниц и крестьянок в 1918 г., «работа по строительству (нового общества – О.М.) и работа по пропаганде, являясь лишь разными сторонами одного и того же дела, должны быть теснейшим образом связаны между собой»[15].

Всероссийский съезд работниц имел большое значение потому, что на нем были сформулированы представления о содержании как агитационно-пропагандистской, так и практической работы Женотдела ЦК РКП (б). И. Ф. Арманд касается вопроса, вызывавшего беспокойство коммунистов-мужчин, и заявляет, что «у работниц нет никаких специфических женских задач, нет специальных интересов, отличных от интереса всего пролетариата»[16]. Поэтому получившие равноправие работницы «должны стать солдатами революции, должны принять участие во всех формах этой борьбы, как на фронте, так и в тылу».

Ей вторит А. М. Коллонтай, которая оговаривается, что съезд работниц выдвинул «такие практические вопросы, как…обеспечение материнства, уничтожение домашнего хозяйства, установление принципов государственного воспитания, борьба с двойной моралью и проституцией. Все эти насущные задачи не есть чисто «женские вопросы»… это вопросы общегосударственные, задачи общеполитические»[17].

И. Ф. Арманд потребовала на съезде создавать специальные органы для пропаганды и агитации среди работниц. Она впервые отметила, что «темы для агитации, лозунги будут те же самые (что и массовой печати – О.М.), но подход к ним должен быть несколько иной». Арманд наметила следующие цели комиссии по агитации и пропаганде среди женщин:

1) политическое воспитание работниц, привлечение их в коммунистическую партию, к борьбе за победу революции (созывать митинги и собрания работниц, привлекать их в партшколы, распространять листки, брошюры, газеты, общие и специально обращенные к женщинам);

2) привлекать работниц к строительству новой жизни, помочь и научить (привлекать в Советы, завкомы, профсоюзы)[18].

По мнению Арманд, перед женщиной стояли такие ближайшие задачи:

• «стать солдатом революции»;

• она должна, «строя новые формы хозяйства, воспитания, социального обеспечения, разрушить до основания старую буржуазную семью, эту последнюю крепость рабства, основанного на насилии, лицемерии и разврате. Это необходимо для дела ее освобождения и для дела социализма»[19].

Арманд подчеркивает, что «особое внимание должно быть обращено на дело строительства новых форм хозяйства и воспитание детей, которые должны заменить и стереть с лица земли старую семью и старое домашнее хозяйство»[20]. Она называет семейный уклад «как бы последней крепостью старого строя, старого рабства», которую нужно разрушить[21].

И. Ф. Арманд рисовала радужные перспективы: «Вместо тысяч и миллионов маленьких единоличных хозяйств, вместо прежних кустарных нездоровых, плохо оборудованных кухонь, вместо доморощенного корыта должны быть созданы общественные кухни, …столовые, прачечные, чистые, светлые, в которых будут работать не хозяйки-работницы, а люди, специально занятые этим делом»[22]. Реальное положение дел в 1919 г. никак не соответствовало грезам революционерки. Однако в резолюции Всероссийского съезда работниц в ноябре 1918 г. заявлено, что «при переходе к социализму, домашнее хозяйство является вредным пережитком старины, который противоречит новым коммунистическим формам распределения и мешает проведению их в жизнь. …Домашнее хозяйство ложится тяжким бременем на работниц и крестьянок и отнимает у них необходимый досуг, …мешая им стать революционерками и коммунистками, является одной из самых тяжелых форм женского рабства. Отсталое кабальное домашнее хозяйство должно исчезнуть»[23]. Арманд заявила также, что «мы должны и мы уже начали вводить общественное воспитание детей и уничтожать власть родителей над детьми»[24].

Если отбросить митинговый запал, речи И. Ф. Арманд, А. М. Коллонтай и Н. К. Крупской на Всероссийском съезде работниц в ноябре 1918 г. представляли собой манифест партийной женской печати. Именно в таком ключе названные ими основные темы будут решаться затем партийными пропагандистами, хотя политически актуальные задачи будут дополнять и корректировать эти, самые общие, представления.

После окончания Гражданской войны началось планомерное создание системы советских СМИ. В эту систему входили: печать (от центральных до местных изданий), телеграфное агентство РОСТА, затем добавилось радиовещание. В решениях съездов, пленумов партии и центральных партийных органов определялось, какие задачи буду выполнять газеты и журналы, каким будет их содержание, тиражи, для какой аудитории и т. д.

В аппарате ЦК РКП (б) вопросами организации «государственной пропаганды коммунизма»[25] занимался отдел агитации и пропаганды (Агитпроп). Местные партийные структуры также обязательно имели агитационно-пропагандистские отделы. В 1920-х гг. в публикациях партийных журналов широко употреблялся термин «агитпропаганда», который означал использование всего комплекса средств и форм для решения как актуальных, так и долгосрочных политических задач. О том, что выполнение всех политических и экономических задач строительства нового общества невозможно «без хорошо налаженного аппарата государственной пропаганды коммунизма, ведущего работу в массовом масштабе, с использованием всех средств агитационной техники и всех ресурсов государства, с постановкой методов агитпропаганды на научных основаниях», писал в тезисах к X съезду партии Е. Преображенский[26].

В основе концепции построения социализма и коммунизма лежала идея воспитания особого человека, который будет жить в новом обществе. Об этом пишут практически все известные большевики-публицисты. Например, Н. К. Крупская четко определила, что «воспитывать – значит планомерно воздействовать на подрастающее поколение с целью получить определенный тип человека»[27]. В других статьях Крупская подчеркивала, что «воспитание подрастающего поколения – серьезнейший вопрос соцстроительства»[28].

Для пропагандистов ставились как общие, так и специальные задачи работы с различными группам аудитории. Например, женщины рассматривались как наиболее угнетаемая при капитализме, малообразованная часть пролетариата. Поэтому в женских изданиях мы находим как специфические, предназначенные только для этой аудитории темы (семейные отношения, женская доля и др.), так и общие для всего пролетариата (производственная пропаганда и борьба с мировой буржуазией), или беднейшего крестьянства (коллективные формы труда), или для всего населения (например, задача ликвидировать неграмотность). Подробные рекомендации и набор лозунгов для работы агитаторов с женщинами[29] (как и для других групп аудитории) давались в журналах отдела агитации и пропаганды. При анализе любого журналистского произведения нужно иметь в виду это многообразие сложных пропагандистских задач.

«Что дал Октябрь работнице и крестьянке» – так назывались тезисы для агитаторов, опубликованные в 1920 г. в журнале «Вестник агитации и пропаганды»[30]. В них отмечается, что «пресечена эксплуатация работниц капиталом», а крестьянок – помещиками. Революция сделала женщин «раскрепощенными» и «полноправными»: они принимают участие в выборах и могут избираться в Советы и другие общественные организации; отмена частной собственности ведет «к уничтожению брака как собственнической сделки», упрощен развод; «вмешательство церкви в дело брака устранено»; уничтожена почва для проституции; введен декретный отпуск. В качестве очередной задачи указывается, что «на очереди дня вопрос об освобождении женщины от индивидуального домашнего хозяйства», организация системы общественного питания, прачечных и т. д. Только хозяйственная разруха мешала немедленно претворить все эти планы в жизнь.

В тезисах «К международному дню[31] работниц»[32] в 1921 г. особо подчеркивается, что задачи полного и всестороннего раскрепощения женщины составляют часть общих задач пролетариата. Это раскрепощение в свете хозяйственных трудностей момента напрямую связывается с восстановлением народного хозяйства и «преобразованием быта на началах коммунизма». В тезисах для агитаторов признается «неравенство и фактическая закрепощенность женщины в Советской республике», но подчеркивается, что причиной этого является разруха, голод и «остатки собственнического мелкобуржуазного быта». Для скорейшего восстановления хозяйства стране требовалось участие женщин: их было почти 73 млн при 68 млн мужчин. В тезисах провозглашается «принцип всеобщей трудповинности – вовлекать всех взрослых женщин в производство»[33]. Вот так борьба за равноправие женщин в определенных исторических условиях привела к их использованию в качестве трудового резерва.

Лозунги, предлагаемые журналом «Вестник агитации и пропаганды»[34] для работы с женщинами, больше похожи на тезисы для работы агитаторов. В них подчеркивается, что женщины совершили революции 1917 г. вместе с мужчинами, что они – «последние рабы прошлого строя». Советская власть призывала работниц и крестьянок на борьбу с Врангелем и другими «белыми» генералами, призывала поддерживать Красную армию и отдать все силы для победы над голодом и холодом. Собственно, содержание журналов «Работница» и «Крестьянка» в 1920-е гг. в большой степени строилось на противопоставлении положения женщин до революции и их жизни при советской власти.

В 1921 г. в Москве прошло Всероссийское совещание губернских женотделов. Перед работниками местных женотделов ставились как общеполитические, так и специфические задачи пропаганды. К общим, обращенным ко всем группам пролетарской аудитории задачам относятся призывы разъяснять роль пролетариата в строительстве нового общества, воспитывать сознательное отношение рабочих к труду, бороться с прогулами, повышать производительность труда и т. п. На женскую аудиторию были направлены, например, такие специфическими задачи, как объединять женщин на борьбу с хозяйственной разрухой, готовить из работниц организаторов и руководителей производства, «вовлекать» женщин в общественную работу путем привлечения к контролю за выполнением законов об охране материнства и младенчества, вести борьбу за улучшение санитарно-гигиенических, продовольственных, жилищных условий и т. д.

В числе названных на совещании недостатков агитационно-пропагандистской работы отмечено неумение партийных агитаторов быстро менять содержание, методы и аргументацию в зависимости от меняющейся обстановки и при переходе «от рабочей массы к крестьянской, красноармейской» и т. д.[35].

Система печати для женщин выстраивалась партийными органами с целью привлечь женскую часть общества в ряды партии коммунистов и обеспечить ее участие в социальном строительстве. В предвоенный период насчитывалось более 90 газет и журналов для женщин, которые издавались местными партийными комитетами. Таким образом, пропагандистская работа с женской аудиторией планировалась, осуществлялась, финансировалась и контролировалась партийными органами.

Для воздействия на женскую аудиторию Женотдел ЦК ВКП (б) издавал массовые пропагандистские журналы «Крестьянка»[36] и «Работница»[37]. Перед ними ставились следующие задачи:

• трансляция большевистской идеологии на определенные группы женской аудитории;

• всемерное увеличение количества женщин, поддерживающих советскую власть;

• разъяснение политики партии в целом и в «женском вопросе» в частности;

• агитация за актуальные политические лозунги;

• пропаганда новых, коммунистических ценностей;

• помощь местным партийным комитетам в работе с женской аудиторией. Вот что пишет А. Дударева: «Я работаю председателем волисполкома[38]… (В журнале) прописывают все, что необходимо нам, работающим на низовой советской работе, есть, чем руководствоваться, …из него я узнаю о всех задачах, которые встают перед нами»[39].

Другие задачи – например, развлекать или просвещать аудиторию – не ставились или считались второстепенными. По определению В. И. Ленина, партийно-советская печать должна была выполнять организаторскую, агитационную, пропагандистскую и, конечно, воспитательную функции. В этом ряду нет ни информационной, ни развлекательной функции, и малозначимой является образовательная функция. Да и информация как таковая практически отсутствует в партийных журналах – в них отбирались примеры, важные для агитации и пропаганды. Таким образом, для партийных женских журналов не характерны традиционные функции женской печати.

Еще с дооктябрьского периода у РСДРП(б) сложилось два типа партийных изданий: руководящий и массовый. Функции и аудитория этих изданий были различные.

Руководящие издания, в первую очередь, выполняли организационную функцию, их аудитория – это партийные и комсомольские работники, в том числе и работники отделов по работе с работницами и крестьянками. Журнал «Коммунистка» (издавался Женотделом ЦК ВКП (б)), представлен в рекламном объявлении как «единственный руководящий популярный журнал, инструктирующий в духе решений партии всех работников, ведущих организационную и пропагандистскую работу среди трудящихся женских масс»[40]. Но, конечно, популярным «руководящий» журнал быть не мог, он предназначен для партийных работников, а не для всей женской аудитории: «рассчитан на заведующих женотделами окружкома, райкома, женорганизаторов города и деревни, работников Востока, руководителей делегатских собраний и женактив, работающий в советских, кооперативных и других организациях»[41], – говорится в рекламном объявлении о подписке. Названы такие задачи журнала: обсуждение методов работы партии среди женщин, воспитание новых кадров, помощь женактиву в практической работе, обобщение местного опыта. С помощью таких партийных изданий[42] координировалась и направлялась агитационно-пропагандистская работа местных партийных комитетов, готовились партийные агитаторы и осуществлялась руководящая и организаторская функции ЦК ВКП (б). По сути дела это был ведомственный журнал, только «ведомством» в данном случае был Женотдел ЦК партии.

Другой тип издания и по задачам, и по целевой аудитории, и по содержанию представляют «Крестьянка» и «Работница». Это центральные пропагандистские журналы, рассчитанные на массовую аудиторию, их подробная характеристика дана ниже.

В пропагандистском обеспечении равноправия женщин значительной фигурой была Н. К. Крупская. Она была профессионалом-педагогом, крупнейшим организатором советской системы образования, как и А. М. Коллонтай, участвовала в работе над первыми декретами советского правительства в области охраны материнства и детства, в области образования. С 1920 г. она была председателем Главполитпросвета при Наркомпросе, с 1929 г. – заместителем наркома просвещения РСФСР; часто выступала в печати. Своим основным делом Крупская считала разъяснение политики ВКП(б) по отношению к «женскому вопросу». В 1914 г. она стала членом редколлегии, составила план первого номера, написала передовую статью для первого легального женского журнала «Работница». После возобновления журнала в 1917 г. она принимала деятельное участие в его работе.

Крупская была редактором партийного журнала «Коммунистка» все годы его выпуска. В 1923 г. в статье «Несменяемый редактор «Коммунистки»» было написано: «Товарищ Крупская, ответственный редактор и сотрудник «Коммунистки» с самого начала ее издания – в продолжение всех трех лет неизменно читала и редактировала важнейшие статьи и давала общее направление журналу. Кроме того, в первые два года издания «Коммунистки» в редком номере не было ее вдумчивой, глубокой, такой всегда нужной для работниц статьи… Она вкладывает (в работу – О.М.) «кусочек души»[43].

Вот как выглядит список женских изданий, в которых публиковались статьи и выступления Крупской в 1917–1939 гг. Это журналы «Делегатка», «Батрачка», «Женский журнал», «Коммунистка», «Крестьянка», «Работница», «Работницы и крестьянки», «Сельскохозяйственная работница». В этих изданиях удалось насчитать 79 публикаций Крупской. Особенно много публикаций в журналах «Коммунистка» – 30, «Крестьянка» – 26, «Работница» – 15, «Батрачка» – 7, «Делегатка» – 6.

Особо хочется отметить 13 публикаций Крупской в многотиражной газете «Погонялка» (впоследствии называлась «Знамя Трехгорки»). В парторганизации Трехгорной мануфактуры Крупская стояла на партийном учете, регулярно выступала там на партсобраниях, часто беседовала с работницами «по душам». В 1924 г. Крупская написала в письме В. Арманд: «Я живу по-прежнему: была на своей излюбленной Прохоровке («Трехгорка» – О.М.)», на Голутвинской мануфактуре (позже – «Красный текстильщик»), на фабрике Ливерса (позже – кружевная тюлево-гардинная фабрика им. Э. Тельмана)[44] – околачивалась там, даже младенца октябрила. Очень люблю я на фабриках бывать»[45]. В статьях Крупской часто встречаются размышления и примеры, которые почерпнуты из этих встреч с работницами московских ткацких фабрик. В письме 1928 г. приводится эпизод, который свидетельствует о душевном общении, а не только деловых дискуссиях: «Летом тут курсы были – женского актива, работниц и крестьянок – членов Совета; мы всласть наговорились, поплакали даже коллективно ‹…›».[46]

Значительная часть статей Крупской в 1917–1939 гг. написана не для женских, а для партийных и общественно-политических изданий. Так, количество ее публикаций в центральных газетах за весь советский период – 798. Чаще всего Крупская выступала в «Правде» (включая «Солдатскую правду») – 343 раза, в «Учительской газете» (включая название «За коммунистическое воспитание») – 192 раза, в «Комсомольской правде» – 61 раз, в «Известиях» – 51 раз. В городских газетах «Рабочая Москва» и «Ленинградская правда» – по 22 публикации. Общее количество публикаций Крупской в журналах – 734. При этом не всегда можно точно сказать, что это статья по «женской» или «неженской» теме. Практически все темы, интересные для Крупской, взаимосвязаны: положение женщин, воспитание детей, вопросы школьного образования, быт, новые отношения в семье и т. д. Даже в статьях о библиотечном деле есть замечания о том, как книги влияют на представления о гендерных ролях.

Крупская участвовала во всех значительных женских мероприятиях довоенного периода: съездах, слетах и т. п., и, как правило, на них выступала. В 1925 г. она написала в письме: «‹…› Сейчас жизнь растет как-то бурно кругом. Вот сейчас пришла со съезда работниц и крестьянок. Крестьянки говорят – заслушаешься, вглубь движение пошло».[47]

Статьи Крупской были настолько востребованы в работе партийных пропагандистов, что вышло несколько ее сборников: «О работе среди женщин» (1926), «8 марта – международный женский день» (1928), «Заветы Ленина о раскрепощении женщин» (1933), «Женщина страны Советов – равноправный гражданин» (1937), «Женщина в стране социализма» (1938). О последнем сборнике есть упоминание Крупской в письме М. Шагинян: «По части писания возилась с женским днем ‹…› Считаю, что пока по женскому делу все сделала, что могла»[48].

1.2. Публицистика по «женскому вопросу» деятельниц Женотдела ЦК ВКП (б)

Хотелось бы отметить, что при наличии общих, разделяемых всеми большевиками представлений о путях решения «женского вопроса», есть существенные различия в разработке его конкретных направлений. В. И. Ленин, понимая важность задачи по привлечению на свою сторону половины населения страны – женщин – тем не менее не оставил фундаментальных работ по проблемам эмансипации женщин. Первую в России марксистскую работу по «женскому вопросу» «Женщина-работница» написала Н. К. Крупская; книга была напечатана за границей в 1901 г., переиздавалась нелегально и в России. Основные положения этой работы были разработаны при участии В. И. Ленина и полностью учтены в первой программе РСДРП, принятой на II съезде. Борьба за социалистическое будущее даст женщинам реальное равноправие и освобождение от векового угнетения – так, коротко говоря, представлялось Крупской решение «женского вопроса». В 1925 г. брошюру «Женщина-работница» было решено переиздать. В предисловии к этому переизданию Крупская писала: «Сравнивая описание тогдашнего положения женщины-работницы с теперешним, наглядно видишь, как далеко ушли мы вперед. Но видишь и другое, – видишь, как много еще не сделано и как упорно надо работать, чтобы добиться полного раскрепощения женщины-работницы».

В. И. Ленин после 1917 г. несколько раз касался «женского вопроса»: домашнее хозяйство «давит, отупляет, принижает» женщину[49], спасти ее должна государственная политика по обобществлению быта. Его не затрагивали проблемы межличностных отношений между мужчиной и женщиной: не случайно его отношение к теории «стакана воды» известно в изложении К. Цеткин[50]. Но В. И. Ленин, безусловно, поддерживал усилия марксисток-феминисток по привлечению женщин в ряды союзников советской власти. В 1918–1922 гг. опубликован ряд работ А. М. Коллонтай, И. Ф. Арманд, К. Н. Самойловой[51], в них в популярной форме излагаются положения программы партии большевиков, которые непосредственно связаны с эмансипацией женщин. Именно таким образом была начата популяризация концепции по раскрепощению женщин, и эта задача будет поставлена и перед женской партийной прессой. Особенностями этих и других выступлений в печати были митинговая риторика, безапелляционность, поверхностный, неконкретный обзор основных представлений социалистов о том, как именно будет проводиться эмансипация женщин.

Программная статья Н. К. Крупской «Коммунистическая партия и работница»[52], положения которой многократно повторялись в женской печати, была опубликована в 1924 г. в «Работнице». Крупская пишет, что программа партии – это не набор лозунгов, написано не «для красного словца», а руководство к действию. Партия «позаботилась о том, чтобы советская власть составила такие законы, которые освобождают работницу и крестьянку от власти мужа… Перед законом муж и жена равны теперь»[53].

Крупская повторяет тезис Ленина о том, что женщина «завалена выше головы работой по дому, по хозяйству, по уходу за детьми, она привязана к дому крепко-накрепко всеми этими бесконечными делишками, заботами, которые не дают ей даже мыслью уйти от печки, от корыта, от ребятишек»[54]. И потому в программе Коммунистической партии говорится о важности открытия яслей и детских садов, общественных прачечных, починочных, общественных столовых и пр.

Еще один идеолог эмансипации женщин – А. М. Коллонтай. В большинстве научных исследований она рассматривается как теоретик по «женскому вопросу». Однако она и практик – автор большинства практических решений, касающихся женщин, в 1917–1918 гг. – народный комиссар призрения, первая женщина-посол, талантливый публицист. Считая главным делом своей жизни «утверждение равноправия женщин», она сама назвала неудачей «непонимание» ее идей «в постановке брачного вопроса»[55].

А. М. Коллонтай активно боролась против Союза равноправности женщин в 1905-1906 гг., считая вредными «внеклассовые» лозунги феминисток. В 1907 г. она была единственной представительницей России на Первой международной женской социалистической конференции, внимательно изучала опыт немецких социалистов по созданию специальной партийной структуры для работы среди женщин.

В 1915 г. А. М. Коллонтай написала книгу «Общество и материнство», на основании анализа опыта европейских стран разработала проект охраны материнства и младенчества, реализовать который ей частично удалось в статусе наркома после Октября 1917 г. Она предусмотрела и оплату декретного отпуска, и специальные дома-«убежища» для беременных и матерей, охрану труда беременной и кормящей матери и т. д. Многое из ее предложений было реализовано. Основой взглядов Коллонтай, как и Крупской, Арманд и др. был принцип полной экономической независимости женщины, из которого логично следовали выводы о трансформации (или деконструкции) традиционной семьи, об изменении гендерных стереотипов общества. Любовь, по мнению Коллонтай, будет занимать подчиненное место в жизни женщины (как и мужчины), тогда как общественная и производственная деятельность – основное.

Несмотря на то, что базовые убеждения у всех большевиков были примерно одинаковые, реальная практика социальных реформ (реформы уклада в том числе) вызывала в начале 1920-х гг. ожесточенные дискуссии. Полемику вызвала статья А. М. Коллонтай «Дорогу крылатому Эросу!» (подзаголовок «Письмо трудящейся молодежи»). Статья была адресована молодежи, а не женской аудитории, опубликована в журнале «Молодая гвардия»[56]. Выбор адресата показывает, что Коллонтай стремилась к широкому обсуждению ее концепции, к изменению сознания всего общества, а не только женской его части. Начав с констатации, что «Советская Россия вступила в новую полосу гражданской войны: революционный фронт перенесен в область борьбы двух идеологий, двух культур: буржуазной и пролетарской», Александра Михайловна заявляет, что «в мировоззрении, в чувствах, в строе души трудового человечества»[57] должна совершиться революция, т. е. кардинальная перемена.

Коллонтай считает, что есть два вида любви. «Эрос бескрылый» – инстинкт воспроизводства, легко возникающее и быстро проходящее влечение полов; такая любовь «противоречит интересам рабочего класса», так как это потакание похоти. Второй вид – «Эрос крылатый» – это любовь, сотканная из тончайшей сети всевозможных душевно-духовных эмоций. Далее Коллонтай рассуждает о сложности «крылатого Эроса», уравнивая в этих рассуждениях мужчин и женщин. Она приводит такие примеры: «одного женщина любит «верхами души», с ним созвучны ее мысли, стремления, желания; к другому ее властно влечет сила телесного сродства. К одной женщине мужчина испытывает чувство бережливой нежности, заботливой жалости, в другой он находит поддержку и понимание лучших стремлений…»[58]. Вывод публициста о том, что она считает «важным с точки зрения пролетарской идеологии и желательным, чтобы чувства людей становились «многоструннее»[59], можно понять и как призыв совмещать разные виды любви к разным партнерам одновременно.

Почему так важен для Коллонтай именно этот аспект? Она не говорит о полигамии, о вреде беспорядочных половых связей, наоборот: «многогранность любви сама по себе не противоречит интересам пролетариата. Напротив, она облегчает торжество того идеала любви во взаимных отношениях между полами, которые уже оформляются и выкристаллизовываются в недрах рабочего класса. А именно: любви-товарищества»[60]. То есть речь идет о новых формах семьи, поскольку лицемерный буржуазный брак не «посещает Эрос», что ведет к адюльтеру и покупке ласк проститутки. Коллонтай заявляет, что «идеология рабочего класса не ставит никаких формальных границ любви»[61], т. е. любовь приемлема в различных формах, в том числе и в форме «преходящей связи».

Манифест Коллонтай состоит в утверждении равенства мужчины и женщины в социальных и межличностных отношениях. Важно избавиться от «буржуазного чувства собственности»: необходимо «равенство – без мужского самодавления и рабского растворения своей личности в любви со стороны женщины; взаимное признание прав другого, без претензии владеть безраздельно сердцем и душой другого»[62]. Коллонтай пишет о необходимости проявлять «товарищескую чуткость, умение прислушаться и понять работу души любимого человека». Новые отношения мужчины и женщины возникнут, если «в любовном общении ослабеет слепая, требовательная, всепоглощающая страсть, если отомрет чувство собственности и эгоистическое желание «навсегда» закрепить за собой любимого, если исчезнет самодавление мужчины и преступное отречение от своего «я» со стороны женщины, то зато разовьются другие ценные моменты в любви. Окрепнет уважение к личности другого, умение считаться с чужими правами, разовьется взаимная душевная чуткость, вырастет стремление выявлять любовь не только в поцелуях и объятиях, но и в слитности действия, в единстве воли, в совместном творчестве. Задача пролетарской идеологии… – воспитать чувство любви между полами в духе величайшей силы – товарищеской солидарности»[63].

Такая, пусть и идеалистическая, картина отношений мужчины и женщины, накладывается на представления Коллонтай о приоритете интересов коллектива над личными. Она пишет: «провозглашая права «крылатого Эроса», идеология рабочего класса вместе с тем подчиняет любовь членов трудового коллектива друг к другу более властному чувству – любви… к коллективу. Мораль пролетариата предписывает: все – для коллектива»[64].

Нужно сказать, что идеи Коллонтай встретили непонимание соратников по партии. В 1926 г. был издан сборник статей «Коммунистическая мораль и семейные отношения», в котором концентрированно высказаны суждения о наиболее актуальных вопросах реформирования семьи.

Во-первых, привлекает внимание тезис о том, что «партия имеет право заглянуть в семью каждого из нас и проводить там свою линию (в лучших целях!)»[65]. Это убеждение неоднократно тиражировалось в женских журналах того времени. «Мы имеем право требовать и мы должны требовать от членов партии, чтобы духовное верховенство в семье принадлежало им – коммунистам»[66]. Две проблемы называет П. Квиринг: влияние на коммунистов «буржуазных жен» или «старая домостроевщина: жена – существо если не низшего, то второго порядка. Ее дело – вести хозяйство, готовить обед, стирать, чистить, рожать и растить детей, а муж – кормилец или глава. Муж-коммунист редко догадается пригласить с собой жену на собрание ячейки»[67]. Оба эти варианта семейных отношений неприемлемы для коммуниста.

Требование, чтобы «более развитый муж-коммунист влиял на беспартийную жену, вел за собой»[68], ничего общего не имеет с представлениями Коллонтай о «любви-равенстве» и «любви-дружбе». Мнение мужчины-коммуниста: «я, может быть, огорчу многих коммунисток… Достаточно редки семьи, где муж и жена – равноценные величины»[69].

Именно вопрос перераспределения бытовых обязанностей в семье кажется наиболее важным коммунистам-мужчинам. П. Квиринг пишет: «Молодые коммунистки чрезвычайно болезненно отстаивают в семье свою свободу и самостоятельность, сваливая фактически все заботы о мелочах домашней жизни на своих мужей… Многие считают верхом коммунистичности при каждом случае высказывать презрение ко всякой домашней работе, …не понимая, что это просто-напросто мещанский аристократизм»[70]. Правда, автор признает, что «это перегибание палки отдельными пролетарками является вынужденным протестом против тупого мужского самолюбия и самовлюбленности, проявляющихся часто у сознательных и культурных мужчин, в том числе и коммунистов»[71]. Но из этого «вовсе не следует, что женщинам еще предстоит провести специфическую женскую революцию против мужчин»[72].

В таком же ключе (перераспределение гендерных ролей в обществе) рассматривает проблемы семьи и Л. Д. Троцкий, отмечая, что семья (и даже пролетарская) «расшаталась». Просто было установить «политическое равенство женщины с мужчиной», труднее установить «производственное равенство рабочего и работницы («чтобы мужчина не оттирал женщины»). А равенство в семье – задача более трудная, для ее решения надо «революционизировать весь наш быт». «Без достижения действительного бытового и морального равенства мужа и жены в семье нельзя серьезно говорить о равенстве в общественном производстве или… в государственной политике»[73].

Л. Д. Троцкий рассматривает такие варианты[74] «крушения» семьи:

• муж пришел с Гражданской войны, его горизонты расширились, это другой человек, а жена, семья – старые. «Семейная смычка» порвана, новая не создается. Недовольство-озлобление, разрыв;

• муж-коммунист и общественник. Жена – коммунистка, тоже общественница. Отсутствие семейного уюта вызывает конфликты, ожесточение, разрыв;

• муж-коммунист, жена беспартийная, замкнута в семейном кругу. Ячейка постановила «коммунистам снять у себя иконы». Для мужа – норма, для жены – катастрофа, обнаруживается духовная пропасть, разрыв;

• муж – хороший рабочий, жена – домохозяйка. Но вот случай сводит ее с женской организацией, перед ней открывается новый мир. В семье упадок, муж ожесточается, жена оскорблена в своем «пробужденном гражданском достоинстве», разрыв.

Все эти варианты, по мнению Троцкого, «разыгрываются на линии стыка между коммунистическими элементами и беспартийными». Его рецепт решения семейных конфликтов – приступить к строительству прачечных, столовых, школ и детских садов, когда государство «станет богаче». Троцкий считает, что «тогда связь мужа и жены освободится от всего внешнего, постороннего, навязанного, случайного. Один перестает заедать жизнь другому. Устанавливается подлинное равноправие»[75]. Троцкий призывает создавать «показательные общежития». Очевидно, что соратники по партии (мужчины) не желали реформировать межличностные отношения мужчины и женщины, не разделяли взгляды Коллонтай и не желали обсуждать их. Проблема домашних дел рассматривается как основная в реформе семьи – именно так будет освещать эту тему женская печать.

П. Виноградская, критикуя идеи Коллонтай, демонстрирует женский взгляд. Она недоумевает, почему Коллонтай «всюду и везде выпячивает половую проблему», называет истеричками и слабонервными мещанами, интеллигентскими обывательницами тех, у кого нет более важных вопросов[76].

Во-первых, она спрашивает, неужели у нас во всех областях жизни такой расцвет, что только и осталось, как «расправить крылья Эросу»? Нужда, нищета, низкая зарплата, более половины страны безграмотных и т. д. В этих условиях Коллонтай «не хватает марксистского и коммунистического чутья понять, что независимо от существа ее мыслей самое уже выпячивание и подчеркивание этой проблемы является грубой политической ошибкой. Ошибкой является это и с точки зрения реальных условий, в которых приходится пока жить и работать нашим рядовым работницам и коммунисткам»[77]. Однако и в послевоенный период, когда уровень жизни в СССР рос, как и образованность населения, женская пресса предпочитала не рассматривать «половую проблему». А современные женские журналы затрагивают эту тему совсем не в том ракурсе, в каком это делала Коллонтай.

Во-вторых, автор упрекает Коллонтай в том, что она молчит «о последствиях Эросов» – о детях – «плодах любви». «Массы отнюдь не разделяют того взгляда, будто половая любовь существует лишь для самой любви… – это какое-то искусство ради искусства»[78]. Перед страной «не стоят вопросы любви. У нас стоят вопросы о детях. Более полумиллиона беспризорных детей, отсутствие достаточного количества яслей, детских садов. Коллонтай не думает, что если бы работницы ушли с головой в «эрос», то это для весьма многих из них означало бы увеличение семьи, прибавление новых детей в то самое время, когда имеющихся некуда деть»[79].

П. Виноградская считает «половую жизнь вопросом «второго порядка»: анкета показывает, что вопросы любви начинают интересовать учащуюся молодежь», но больше их интересует учеба. Публицист видит положительные результаты совместного обучения детей в школе в том, что формируется более товарищеское (хотя еще далеко недостаточно товарищеское) отношение к женщине – «у нас и сама любовь, и женское тело совсем не являются тем запретным плодом, каким оно являлось в прошлом». Но действительно «является важным и что связано с проблемой пола помимо эротики…вопросы семьи, вопрос о детях, о потомстве вообще»[80], а именно его-то Коллонтай обходит молчанием.

Идеи А. М. Коллонтай меньше, чем ее судьба, повлияли на мировоззрение советских женщин. Можно сказать, что она не была понята современниками и соратниками по партии. В значительной степени это произошло в силу тех тяжелых условий, в которых находилась страна, и в силу низкого уровня грамотности. Коллонтай опередила свое время.

Пожалуй, лишь публицистика А. М. Коллонтай и Н. К. Крупской из всех деятельниц Женотдела ЦК ВКП (б) имели концептуальный характер и повлияли на содержание женских журналов. Надежда Константиновна высказывала прогрессивные для своего времени идеи. Однако авторитет и убедительность статей Крупской имели и негативное воздействие на массовую печать, так как ее произведения написаны сухим, партийным языком, очень деловито, без учета особенностей аудитории. Причем статьи для «Работницы» и «Крестьянки» кажутся особенно неудачными: общие рассуждения, повторение привычных партийно-бюрократических штампов. Крупская могла эмоционально описать истории из своей жизни, четко формулировала проблему, приводила примеры из своей работы и многочисленных писем, которые получала. Но в статьях для женской печати как раз этих живых и эмоциональных рассказов нет. Почему? Трудно судить: большая загруженность, необходимость в десятках статей повторять одни и те же мысли. Статьи Крупской для «Коммунистки» или массовой печати ничем не отличаются по стилю и доходчивости: она не придавала значения форме, в какой высказывала свои мысли.

Судя по книге «Воспоминания о Ленине», Крупская была эмоциональна, обладала чувством юмора, здравым и критичным взглядом на мир и на соратников-революционеров. Но в публицистике советского периода практически не проявилась ее личность. Исключением является лишь книга воспоминаний о Ленине: в ней Крупская – человек и женщина – немного открывается миру. Она была застенчива (и сама писала об этом), не любила привлекать к себе внимание. Когда после Февральской революции возникла необходимость выступать на митингах и собраниях, Крупская подчинилась партийной дисциплине, но ей пришлось преодолевать себя. Когда много лет спустя студентка техникума пожаловалась в письме, что стесняется выступать, Крупская ей ответила так: «Милая Нюра, Вам бросать политпросветработу не надо. Умение говорить – дело наживное. Я вот раньше никогда не выступала, очень стеснялась, а когда приехала в 1917 г. из эмиграции, быстро научилась. Было бы что сказать. Поэтому правы те, кто советует Вам побольше читать. Надо всегда перед выступлением хорошо обдумать, что хочешь сказать и зачем надо сказать»[81].

Она всегда писала о том, в чем была уверена, что обдумала и считала важным. Высказанные ею суждения полностью соответствовали ее убеждениям. Именно Крупская написала в 1920 г. статью «Война и деторождение»[82], в которой обосновала необходимость легализовать аборты. Она писала о распаде семьи в условиях Гражданской войны, о том, что государство должно создать инфраструктуру – ясли, детские сады, школы и оздоровительные лагеря и т. д. – позволяющую женщине совместить материнство и труд. Эта задача, до которой у советского государства еще не дошли руки, на деле поставит женщину в равные условия с мужчиной. Эта статья Крупской по ясности, четкости аргументов и убедительности – одна из лучших в ее публицистическом наследии и прекрасный пример актуальности ее идей, глубины понимания сложных проблем. Практически все аспекты темы абортов затрагивает Крупская в этой статье: как социальные, так и медицинские, психологические. Право на то, чтобы решать, сколько детей и когда иметь – наиболее существенное право женщины, особенно когда растить этих детей часто приходится именно матери. В ответ на инициативу современных российских парламентариев, призывающих делать аборты только по разрешению мужей, возникло движение «Мое тело – мое дело». С тех пор, как Крупская написала о легализации абортов, прошло более 90 лет, но тема актуальна и сегодня, причем новых аргументов и противники, и защитники абортов не придумали за прошедшие годы. Сейчас есть средства контрацепции, которые позволяют планировать рождение ребенка, однако в нашей стране тема абортов по-прежнему относится к острым, социально значимым.

Многочисленные встречи, письма, дававшие Крупской точное знание жизни различных слоев общества, отразились на качестве ее статей. В них в полной мере отражено умение видеть и государственные цели, и конкретного человека, с его заботами и надеждами. Крупская обращается к работницам, крестьянкам, батрачкам, домашним хозяйкам, учительницам, библиотекарям, школьницам. Для каждой аудитории, социальной группы ставились, кроме общих, еще и особенные задачи. Знание их жизни позволяло Крупской для всех найти первоочередные и важные цели, дать личный совет. Она умела просто говорить о больших и важных проблемах, связывать высокие цели с конкретными, практическими шагами, которые можно сделать сегодня.

Вот что вспоминает Мария Арестова, женщина легендарной судьбы: «С двадцать девятого года работала я помощником машиниста. В то время женщины-машиниста не было нигде в Советском Союзе. Начальник паровозного депо был удивлен: «Ой, девчонка, обязательно ей нужна мужская профессия». А я хотела стать машинистом, и только машинистом. В тридцать первом году я стала первая в стране женщина-машинист. В то время Крупская много писала о равноправии, чтобы женщины овладевали мужскими профессиями. Когда я ехала на паровозе, на станциях собирались люди: «Девочка ведет паровоз!»[83].

Упоминание о Крупской и ее заветах встречается в воспоминаниях первых женщин-трактористок, знаменитых летчиц довоенной и военной поры. А ведь Крупская никогда не призывала женщин овладевать именно «мужскими» профессиями! Она писала о том, что женщинам надо учиться, становиться профессионалами, что именно труд делает женщину полноправным членом общества, уравнивает в правах, обязанностях и возможностях с мужчиной. Это утверждение актуально и сегодня, спустя почти век.

Пропагандистскую работу Крупская считала своим партийным долгом, хотя не находила у себя литературных способностей и публицистом себя не считала. Идейное наследие Крупской значительное, в ее публицистике содержание всегда гораздо интереснее и важнее, чем форма. Из публицистов Женотдела (И. Ф. Арманд, А. М. Коллонтай, Л. Н. Сталь и др.) именно Крупская была наиболее активна в пропаганде своих взглядов.

Н. К. Крупская, А. Н. Коллонтай, С. Н. Смидович, К. И. Николаева, А. В. Артюхина и другие деятельницы женотдела – убежденные большевички с дореволюционным опытом партийной работы, ссылок, после 1917 г. – работницы женотделов и отделов агитации и пропаганды. Биографии определяли взгляды редакторов партийных женских журналов, которые полностью соответствовали содержанию журнала, идеям и ценностям, которые им транслировались. Но как самостоятельных публицистов их вряд ли можно рассматривать. В многочисленных передовых статьях этих авторов нет ни индивидуальности, ни оригинальности, это выступления партийных функционеров, каковыми они и были.

1.3. Аудитория женских журналов и специфические приемы работы с ней в довоенный период

Нужно сказать, что целевая аудитория «Крестьянки» и «Работницы», имеющая выраженный классовый характер, не охватывала всю массовую женскую аудиторию. Эти журналы не были рассчитаны на образованную женщину-служащую, на партийного работника, на домохозяйку, домашнюю прислугу и т. д. Какие журналы могли конкурировать за женскую аудиторию с партийными изданиями, и насколько серьезна была эта конкуренция?

В таблице 1 представлены основные массовые журналы для женщин и их тиражи в 1922–1941 гг.

* Нигде специально не оговаривается целевая аудитория, но содержание и рубрики соответствуют традиционным представлениям о женском журнале: моды, косметика, «женский рассказ» и т. д.

** Хасбулатова О. А. Движение женщин-общественниц в 1930-е годы как технология государственной политики по вовлечению домашних хозяек в общественное производство // Женщина в российском обществе. Российский научный журнал. – 2004. – № 1-2. – С. 43.

Судя по редакционному обращению, «Женский журнал», выпускаемый Акционерным обществом «Огонек», не мог внятно охарактеризовать свою целевую аудиторию. Вот что в нем сказано: «В нашей стране, законы которой утверждают полнейшее женское равноправие и создают условия для проведения в жизнь действительного равенства женщин с мужчинами, казалось бы, не могут существовать специально «женские» интересы и никому не нужны специфические «женские» журналы. На самом деле это не так… пока не так»[84]. Освобождение женщины – процесс очень сложный и длительный, нужно открыть перед ней двери учебных заведений и «всех видов труда», «освободить от рабства кастрюль и пеленок», «нужно переустройство всей нашей жизни». Пока этот длительный процесс не закончится, будут сохраняться «специально женские» интересы и будут нужны специфические «женские» журналы, – заявляет редакция «Женского журнала». Причем женщине нужен «не теоретический журнал, но прежде всего практический, журнал повседневной жизни», который бы «обслуживал практические запросы женщин». Все, что входит в кругозор современной женщины, входит в программу журнала: «правовое, служебное, семейное и имущественное положение женщины, семья и брак, воспитание и образование детей, здоровье и гигиена, общественное и домашнее хозяйство, питание и одежда, жилище и обстановка, ремесла и рукоделие, культура и искусство в повседневной жизни, мелочи быта».

Целевая аудитория журнала указана весьма неопределенно: «наша ближайшая цель – сгруппировать вокруг журнала как одиноких «холостых» женщин «самостоятельного труда, так и семейных – жен, матерей и домашних хозяек – под лозунгом лучшего устроения женской жизни, выработки лучших, наиболее совершенных форм женского быта»[85].

В 1927 г. редакция журнала называет своей целевой аудиторией уже только «домашних хозяек, потому что… (они) глубже всех замкнуты в четырех стенах, …больше всех отрезаны от общественной жизни, … больше всех имеют потребность в специально-женском журнале» и являются «основным ядром читательниц». Кроме того, в редакционном обращении подчеркивается, что по результатам анкеты «облик современной женщины остается неясным»[86], поэтому журналу приходится «нащупывать свои пути». Такая расплывчатая характеристика аудитории означала, что «Женский журнал» ориентировался на любую женскую аудиторию, предлагая рубрики, привычные в женском издании.

В таблице 2 представлены данные о тиражах[87] женских журналов в 1920 гг.

Таблица 2

«Женский журнал», выпускаемый «Огоньком», был серьезным конкурентом партийным женским изданиям. Тираж его был больше, чем у «Крестьянки», и уступал только тиражам «Работницы». Наверняка «Женский журнал» привлекал аудиторию и своим «внеклассовым» подходом. В трактовке вопросов реализации женского равноправия журнал занимал не такую радикальную позицию, как «Работница». Кроме того, содержание «Женского журнала» не настолько политизировано, в нем больше научно-популярных и развлекательных публикаций. Очевидно, что этот журнал не выполнял агитационно-пропагандистские задачи, возможно, именно поэтому он был закрыт в 1930 г.

Частный «Журнал для хозяек» представлял собой также типичный женский журнал, не претендующий на работу с определенной частью аудитории. Целевая аудитория не определена, анализ содержания журнала не дает возможности выделить какую-то группу женщин особо. Косвенно содержание кулинарных рубрик и рисунки модной одежды указывают на женщин с достатком, но вряд ли в годы нэпа такие женщины могли составлять явно выраженный, значительный по количеству социальный слой.

Можно сделать вывод, что частный «Журнал для хозяек» не мог быть серьезным конкурентом журналам Женотдела ЦК партии: тираж его искусственно ограничивался, подписчицы вынуждены были «стоять в очереди», так как бумаги на увеличение тиража журнал не получал. Никаких сведений о том, кто его читательницы, журнал не публиковал, однако огромный выбор рисунков модной одежды (половина и более полос) делал его привлекательным для женщин всех социальных групп.

С 1931 г. конкурентов у партийных женских журналов не осталось, однако они были ориентированы не на всю женскую аудиторию, а только на работниц и крестьянок.

В редакционном обращении к читательницам журнал «Крестьянка» заявляет, что «рабочая власть сказала: нет разницы между трудящимися, мужчина он или женщина. Рабоче-крестьянская власть дала полные права работнице и крестьянке. Медленно привыкает рабочий и в особенности крестьянин к тому, что женщина, «баба» ему равна, что она не рабочая скотина, строительница жизни наравне с ним….Крестьянка, без тебя хозяйство не восстановить! Везде ты нужна: и в кооперации, и в совете… везде ты своим словом можешь и должна сказать и про нужды хозяйства, и про свои «бабьи» нужды, и про нужды ребят твоих»[88]. Журнал в 1920-е гг. обращается ко всем крестьянкам, не делит их на «кулачек», «середнячек» и «беднячек». Подобное деление аудитории возникнет в 1930 г.:

В обращении редакции «Работницы» к читательницам говорится, что это журнал, в который каждая труженица фабрики, завода, жена рабочего, его мать, сестра будет писать о тех вопросах, которые являются злободневными для работниц»[90]. Задачей журнала названо участие работниц в общественном строительстве. Итак, обе редакции сформулировали пути реализации раскрепощения женщин и определили целевую аудиторию.

Что собой представляла эта аудитория? В довоенный период особенностью аудитории «Крестьянки» и «Работницы» была поголовная неграмотность или малограмотность. Современному человеку, образованному и живущему в информационном обществе, сложно представить себе уровень представлений крестьянки, мир которой ограничивается околицей. В 1920-е гг. неграмотность была основной проблемой. «Грамотеек у нас в деревне всего-навсего три»[91], – пишет А. Зорский из Гомельской губернии. «Грамотных крестьянок из пожилых совсем нету. А девок несколько есть, они и читают»[92], «очень мало таких, которые немного поразвитее»[93], – пишут читательницы.

Под рубрикой «Почтовый ящик» журналы публиковали многочисленные подтверждения этого. Типичным представляется такое письмо: «Не посудите меня, простую деревенскую женщину. Только складно-то не сумею я, слова-то мои к этому не приучены… Мне вот 32 года, экзамен я кончила в земской школе, ну а писать ничего не писала»[94].

Свидетельства неграмотности читательниц в изобилии представлены и в «Работнице»:

«– Ты уж позаботься, дорогая, выпиши нам «Работницу»… Просим.

Тов. Прохорова, распространяющая в своем цеху[95] литературу, не без удивления взглянула на пожилых ткачих: – Да ведь вы читать-то не умеете… – Мало горя, – отозвалась старуха. – Внучки вслух почитают, а без «Работницы» нам никак нельзя»[96].

Похожий пример «семейной» подписки приводится и в другой заметке. «Я тоже подписчица, да какая, с меня и спросить нечего, неграмотная. Как сяду чулки штопать, так я Варюшку мою посажу, – читай, чем по улице-то шляться. Читает, а я слушаю…»,[97] – рассказывает старая работница-ткачиха. Важно отметить, что журнал становился привычным для нескольких поколений женщин. Поколение «внучек» уже не нужно было переубеждать, оно воспитывалось на публикациях «Работницы», воспринимая идеи и образы, которые им транслировались.

Крестьянки бедны – еще одна важная характеристика аудитории. Они не могут собрать деньги на подписку даже вскладчину: «у нас нет средств, чтобы сложиться и выписывать»[98]. «Беда в том, что наши делегатки почти все батрачки и жены погибших мужей, и ни одна не имеет за душой копейки, а в особенности в летний сезон, когда заработать не представляется возможности»[99], – пишут крестьянки в редакцию и просят высылать журнал бесплатно «в связи с нашей бедностью». Редакция отвечает: «Пишите нам о своей жизни и работе… и за это будете получать журнал»[100], иногда сообщается о посылке 1-2 номеров. За опубликованные заметки читательниц журналы платили гонорары, это тоже привлекало аудиторию, особенно крестьянскую.

В «Крестьянке» приводятся примеры того, как читательницы достали деньги: «нажали на крестком» (крестьянский комитет – О.М.) чтобы выписал один номер, «собрали по два яйца с дома и продали их», сдавали муку в кооператив и придумали «отчисления муки» делать – небольшими суммами собирать деньги на подписку[101]. Иногда сбор средств начинается после собрания, на котором читали «Крестьянку»: «кто чем может несут на журнал: кто пасьму ниток льняных, своими руками сделанных, кто крынку пшеницы…»[102]. Многодетная мать из Костромской губернии несколько недель продавала по 3-4 яйца и насобирала денег на подписку[103].

Удивляет то, что журнал, выпускаемый Женотделом ЦК ВКП (б), постоянно борется за увеличение подписки, ведет пропаганду коммунистической идеологии, несет знания в деревню – и не распространяется бесплатно.

Более того, даже работники местных партийных комитетов подписку на партийную прессу (как руководящую, так и массовую) должны были оплачивать: в объявлении сказано о том, что «журналы «Работница», «Коммунистка» и «Крестьянка» Губженотделы[104] могут выписать со скидкой 20 %, если оплатят более 50 экз., а тем, кто платит наличными, скидка 25 %»[105].

Продвижение «Крестьянки» давалось трудно, крестьяне не привыкли читать, да и не видели в этом необходимости. В письмах активисток в редакцию встречаются жалобы, что «крестьянки говорят денег нет, да и читать некогда»[106]. Еще одно свидетельство находим в письме «делегатки» Чесноковой: активистки желали бы выписать журнал, но у них нет средств, «а с крестьянками не сговоришься»[107]. В результате в 1925 г. на уезд с 200-ми тысяч населения выписан только один номер журнала[108].

Интересно, что аудитория у «Крестьянки» была не только женская. «Кто хоть раз видел и читал (журнал – О.М.), непременно постараются его достать. Даже мужики интересуются. – А ну ка, ты прочти бабскую евангель! С такими просьбами ко мне не раз обращались крестьяне….Сначала «бабьей книгой» звали, иной раз и посмеивались, кто «декретом» ее зовет. Потому всякие законы там прописаны. И мужики уважение к нему почувствовали»[109]. А.Зорский зафиксировал важный момент: аудитория у журнала гораздо шире заявленной! Еще похожее свидетельство: «Мужики, хоть и зовут его (журнал – О.М.) «бабьей библией», а сами от крышки до крышки прочитывают»[110]. Вот что пишет учительница М. Волкова из Череповецкой губернии: журнал «читают дети и взрослые, как крестьянки, так и крестьяне-мужчины»[111]. Еще одно свидетельство из Царицынской губернии от Г. Кутыркина: «не одни женщины интересуются журналом, даже и большая часть мужчин нашей республики.

…я сам хоть не получаю журнал, но я его часто читаю».[112] Это интересный пример того, как реальная аудитория не совпадает с целевой. А ведь мужчины упоминаются в «Крестьянке» и «Работнице» чаще всего в негативном контексте, да и для детей советы грозить мужу сельсоветом, скалкой и разводом вряд ли были полезны. Содержание партийных женских журналов не было ориентировано на семейное чтение.

Аудитория журналов была гораздо шире, чем количество подписчиков. «Крестьянку» подписывали обычно на одну-две деревни. «Работницу» чаще выписывали на семью, а иногда и на комнату (или этаж) в общежитии.

Понять, какие представления складывались у крестьянок и работниц, впервые соприкоснувшихся с журналистикой, помогают их письма. Как о журнале говорят читательницы:

• называют журнал «книгой»: нет опыта чтения периодики, не видят разницы между книгой и журналом, газетой;

• гордятся, что «про их бабью долю книжка пишется»[113]: «со дня революции и до сего времени мы не знали, представления себе не имели, что женщина равноправна с мужчиной. Пуще всего нам нравится, что вы пишете про нас – женщин»[114];

• очень благодарны журналистам: «горячая», «великая» благодарность, «глубоко благодарны» и даже: «присоединяю свой голос к крику благодарности»[115]. «Когда мне попал в руки журнал – невольно слезы на глаза навернулись. Для нас журнал издается… Нас просят писать»[116]. Многие говорят о том, что впервые им оказывают такое внимание и уважение: просят ответить на анкету, написать о себе и т. д.;

• журнал – «лучший советчик и друг»[117], «хорошая толковая подруга»[118], «родной, близкий друг-журнал»[119], «Работница» стала моей помощницей в жизни»[120];

• «бабья библия», «бабская евангель»[121] (евангелие – О.М.) – этот образ встречается несколько раз, он важен и в связи с антирелигиозной пропагандой, и для характеристики содержания журнала: в нем крестьянка найдет ответ на любой вопрос;

• «ваш журнал как восход солнца, светлым лучом проникает в наши зачерствелые сердца»[122], «лейте больше света в деревню»[123], – просят читательницы. Многие считают, что раньше жили «в темноте»[124];

• «когда получаю журнал, радуюсь, как письму от родной матери»[125];

• «первая ласточка в деревне», которая «принята страшно ласково»[126];

• «содержание журнала такое родное, близкое»[127], «простой и понятный» журнал;

• «Крестьянка» – путешественница, пока два села обходит, «всю ее пальцами истыкают, еле живая домой придет»[128], – этот любопытный образ встретился в письме П. Поченцовой из Царицынской губернии;

• «Крестьянка» – дорога к новой жизни: «вы очищаете нам дорогу, по которой мы, темные крестьянки, можем идти твердо и смело[129];

• журнал «нужен женщине как воздух»[130];

• журнал – посредник между всеми крестьянками СССР[131];

• журнал «сумеет разбудить всю женскую массу в России, которая еще спит непробудным сном темноты и невежества»[132];

• особые личные отношения с журналом – особенность восприятия женской аудитории: «сообщаю родному журналу»[133], «Привыкнешь читать, – тянет к нему. А если долго нет, то словно чего не хватает. Со мной такой случай был, – рассказывает работница Шеленова, – послала я заметку, а ее не поместили, и в почтовом ящике (рубрика – О.М.) ответа нет. Я и бросила выписывать, рассердилась. Так два месяца не выписывала, а потом не выдержала и на год подписалась»[134].

Как строилась работа по формированию постоянной аудитории «Крестьянки и «Работницы» и увеличению тиражей? Можно перечислить несколько серьезных направлений.

В первую очередь, это борьба за то, чтобы всех читательниц сделать подписчиками. Типичный пример – фотография схода крестьянок, которые слушают чтение журнала (деревня Мамонтовка, Белоруссия), над ней надпись крупным шрифтом: «А ты подписалась на «Крестьянку?»[135]. Е. М. Данилина, активистка, пишет, что журнал читает всегда с удовольствием, ждет с нетерпением: «Много в нем полезного для нас, крестьянок. Часто читаю еще вслух на делегатских собраниях. Получив ваше воззвание и подписной лист, я стала вербовать подписчиц»[136].

Редакции журналов и женотделы местных партийных комитетов, как и депутатские собрания, занимались организацией в деревнях и на предприятиях «читок» с обсуждением интересных публикаций. Эта форма агитационно-пропагандистской работы была вызвана в первую очередь поголовной неграмотностью крестьянок и работниц. Была поставлена задача подробного объяснения политики партии в социальной сфере и в так называемом «женском вопросе». Поченцова, волорганизатор[137], пишет: «Журнал «Крестьянка» нам необходима как воздух для делегаток, …он для женщин необходим, они его хорошо понимают и его можно читать каждой грамотной крестьянке»[138].

Распространение партийной прессы рассматривалось как обязанность местных органов. Была должность уполномоченных по партпечати[139], которые собирали деньги за подписку и обязаны были «вербовать» подписчиков именно партийной печати. Неудачи с распространением журнала прямо связывались с плохой работой местных партийных отделов по работе среди женщин. Пример такой оценки находим в 1930 г. в заметке «Вызываем на соревнование по подписке на журнал «Работница». Анонимный автор пишет, что «делегатки Нижнего Новгорода решили провести социалистическое соревнование по подписке на журнал. На собрании отметили, что за последнее время число подписчиков по городу значительно снизилось. Объясняется это плохим руководством (выделено мной – О.М.) отдела работниц горрайкома и небрежной доставкой журнала почтой…»[140].

Типичным примером партийно-бюрократической показухи в деле распространения партийной женской прессы можно считать заметку в «Работнице» (1933 г.). В ней сказано, что «массово-тиражный руководитель по журналу «Работница» Уральской области (названа такая должность – О.М.) Каимова вызов тов. Кукушкиной на лучшее проведение массовой работы вокруг журнала «Работница» приняла. Обязалась: провести совещание женсекторов райкомов, коллективов и ячеек с целью довести тираж «Работницы» в Свердловске до 10 тысяч; провести 4 читательские конференции, организовать постоянные бригады по проверке доставки журнала; «совместно с газбюро[141]» провести совещание письмоносцев в 14 отделениях почты; добиться «охвата годовой подпиской на журнал поголовно всех работниц», завербовать не менее 5 рабкорок в каждой бригаде, наладить связь бригад с зарубежными работницами, добиться выполнения программы бригадами на 120 %…»[142]. В этой заметке привлекает внимание перечисление всего спектра мероприятий, призванных увеличить подписку на журнал. Это пример того, как именно распространялись партийные издания, как эта работа сочеталась с агитационно-пропагандистской работой местных партийных органов.

Задачей журналов было активное расширение круга «селькорок» (сельских корреспонденток), «рабкорок» (рабочих корреспонденток) и «женкорок» (женских корреспонденток), которые писали заметки в журналы. Редакции журналов устраивали съезды «рабселькорок», налаживали их учебу, проводили обсуждения публикаций, стремились превратить их в агитаторов, разъясняющих содержание журнала. Вот пример публикации из рубрики «Почтовый ящик»: «Златоустовскому женотделу. Ждем корреспонденций от новых рабкоров, выделенных после конференции. Устройте с ними читку и разбор журнала «Работница», обратив главное внимание на материалы с мест, в виде небольших рассказов»[143]. Интересно отметить, что редакция журнала дает поручение работникам женотдела местного комитета ВКП (б). В партийной иерархии журнал «Работница» может и должен давать руководящие указания местным парторганизациям, так как его выпускает Женотдел ЦК партии, который определяет содержание всей организационной и пропагандистской работы с женской аудиторией.

В заметке «Почему я стала рабкором» Н. Сирота пишет: «Читатель, подписчик и рабочий корреспондент… Эти три ступени должны пройти все рабочие и работницы… Я как сознательная работница решилась через печать исправлять наши недостатки и злоупотребления. …Вся моя мечта и желание направлены к тому, как бы больше вскрыть массу темных проделок посредством печати…»[144]. Читательница описывает именно тот механизм включения аудитории в поле действия партийной пропаганды и в общественную жизнь, на реализацию которого были направлены усилия партийной печати.

Деятельность женских журналов по формированию широкого круга рабселькорок заслуживает отдельного анализа, она напрямую связана с тем, что корреспондентки не просто присылали свои заметки в редакцию, но были активными проводниками политики партии. Постоянно публиковались призывы написать в журнал, рассказать о себе, своих проблемах и достижениях. «Не нужно смущаться тем, что будет плохо написано. Как бы ни написала каждая из вас, «Крестьянка» всякое письмо прочтет со вниманием, на всякое письмо даст ответ»[145], – говорится в обращении редакции в 1922 г. Не отставала с этими призывами и «Работница».

Перед редакциями ставилась задача подготовки из рабселькоров «читчиков». «Читчик» читает вслух свежий номер газеты или журнала, отвечает на вопросы, «вербует» новых рабкоров, сам пишет и малограмотным помогает написать заметку[146]. Задачи редакций по работе с рабселькорами были определены в Постановлении Оргбюро ЦК РКП(б) «О формах связи газет с рабочими и крестьянскими читателями» от 1 декабря 1924 г.

Редакции обязаны были всячески расширять круг «рабселькорок», устраивали их съезды, проводили обсуждения публикаций и стремились превратить их в агитаторов, разъясняющих содержание публикаций. «Крестьянка» посылала своих селькорок на учебу в ГИЖ[147] – это тоже специфическая форма работы с аудиторией. В журналах часто публиковались подобные обращения: «Товарищи СЕЛЬКОРКИ, приближается день печати (5 мая)! К этому дню нам нужно подсчитать наши успехи в деле печати. Нужно выяснить, какое участие принимают крестьянки в стенгазетах, в кружках друзей газеты. …Разъясняйте, какое большое значение имеет газета, журнал, как они помогают перестраивать жизнь, исправлять недостатки. Написать есть о чем. Кому статейка в газете или журнале помогла улучшить свое хозяйство, кого они научили быть общественницей… был устранен недостаток в сельсовете, …кто начал учиться грамоте»[148]. В 1924 г. в заметке о съезде рабкоров, организованном «Рабочей газетой», говорится, что женщин было всего 5 % среди делегатов. А между тем «‹…›женщина-рабкорша начинает сознавать, что ее участие в печати так же необходимо, как и в других областях общественной жизни, и она должна подавать свой голос, говорить о недостатках и несправедливостях, которые у нее встречаются на фабриках и заводах. ‹…› Товарищи докладчики в каждом докладе отмечают о необходимости втягивания женщин-работниц стать рабкоршами своего журнала и «Рабочей газеты». Женщины-работницы, участницы съезда, сговариваются иметь связь между собой, когда разъедутся по местам. Дают друг другу слово втянуть в работу для журнала «Работница» как можно больше работниц…»[149].

Рост рядов рабселькорок напрямую связывался в партийных документах с ростом тиража, эта зависимость не подтверждается данными таблицы, приведенной ниже: в 1926 г. селькорок больше, чем рабкорок, а тираж у «Крестьянки» сильно отстает от тиражей «Работницы». Точнее будет сказать, что рабселькорки заменяли журналам корреспондентскую сеть по стране.

Таблица 3. Показатели тиражей журналов и роста рядов рабселькорок

* Крестьянка. – 1924. – № 11. – С. 9; 1927. – № 9. – С. 3.

** Сведения автора.

*** Сведения автора, берется минимальный и максимальный тираж.

Отмечая пятилетие регулярного выхода журнала, редакция «Работницы» несколько раз публиковала сведения о росте своего тиража. «В 1925 году тираж «Работницы» достигал 63500 экз., а рабкорок было 558; в конце 1927 г. тираж дошел до 165.000 экз., рабкорок же стало свыше 1.350 человек»[150] – отмечается в № 1 за 1928 г.

Задача всемерно расширять количество рабочих и сельских корреспондентов ставилась перед всеми советскими периодическими изданиями. В учебнике для студентов Всесоюзного Коммунистического института журналистики (1934 г.) работе с рабкорами и селькорами посвящена целая глава, поскольку это «форма связи редакции с читателями». В качестве примера описан опыт газеты «Правда» по подбору рабселькоров. Как выглядит эта работа: «Редакция газеты «Правды, например, тщательно следит за социальным составом ее ударников, идет на нужные в данный момент предприятия-колхозы, совхозы и МТС – и там вербует ударников, сохраняя полностью принцип добровольности. Редакция заводит на своих ударников анкеты или карточки, учитывая… и [их] роль на производстве, и в общественной жизни. Она стремится иметь не просто количество рабселькоров, а их на каких-то конкретных участках народного хозяйства. Это называется дифференцированным подходом»[151]. Из этой цитаты ясно, что рабочими корреспондентами стремились сделать ударников, т. е. хорошо работавших людей. Такой подход уменьшал возможность получить клеветническую заметку от рабселькора, хотя их письма, конечно, проверялись. Подбор рабселькоров происходил также и по их письмам, во время проведения рейдов и выездных редакций, на слетах рабочих-ударников, на конференциях, совещаниях, съездах, на собраниях и читательских конференциях. Таким образом, в редакции формировался и штат рабселькоров, и «архив» ударников. С рабкорами велась активная работа: съезды и совещания (от уездных до центральных изданий), литературная учеба и кружки, «день рабкора» в редакции, «коллективное рабкорство низовых газет» и т. д.

В Постановлении ЦК ВКП (б) (1927 г.) было отмечено, что «вокруг женских журналов созданы значительные кадры рабселькорок», но количественный и качественный рост оценен как «чрезвычайно слабый»[152].

В рубрике «Почтовый ящик» в 1923 г. опубликована заметка о том, как работницы обойного цеха завода «Красное Сормово», «познакомившись с журналом», решили подписаться на «Работницу»: «пока 24 человека». Автор заметки, работница Фрейберг, пишет: «Меня журнал очень интересует… У нас работниц сейчас три злобы дня. Первая – безработица, вторая – самогон, и третья – мужья бросают жен с малыми ребятами. Посоветуйте нам, товарищи, как быть»[153]. Это типичный пример письма из рубрики «Почтовый ящик». В нем есть передовой опыт, который нужно распространить: подписка на журнал на предприятиях после коллективной читки, перечисление вопросов, которые волнуют работниц, позитивная оценка содержания журнала.

Но главное – рабселькорки сами демонстрировали новый образ жизни женщины, а журналы формировали партийно-советский актив, слой людей, разделяющих и помогающих проводить политику власти. «Я делегатка и подписчица журнала «Крестьянка». Я была совсем малограмотной… Много хорошего и дельного узнала я через журнал. Теперь я научилась говорить по собраниям, научилась шить и кроить. И даже могу сама проводить собрание»,[154] – вот свидетельство того, как пресса помогала формировать слой активистов.

Примером того, насколько важным было это направление работы журналов, стало дело селькорки Дарьи Смирновой – колхозницы из Татарской автономной области. Она «подмечала все, что делалось в колхозе и сельсовете, и о всех творимых там возмутительных безобразиях, преступлениях и кулацком засилье сообщала в журнал «Крестьянка»[155]. Она писала про пьянство председателей колхоза и сельсовета, о том, что они еще и скрыли хлеб своих родственников-единоличников, секретарь сельсовета украл 20 пудов колхозного хлеба, председатель колхоза отдал колхозную корову кулаку, а другому кулаку – справку, что тот середняк и т. д. Райком партии и местная парторганизация Смирновой не помогали и на жалобы «Крестьянки» не реагировали, а обращения селькорки поручали рассматривать тем, на кого она жаловалась. Дарью Смирнову исключили из колхоза и всячески третировали. Журнал обратился в обком ВКП(Б) Татарии, они провели проверку и установили, что все факты, о которых сообщала Смирнова, верны. В результате были приняты такие решения: председателей сельсовета и колхоза за травлю селькорки и остальные проступки исключили из партии, сняли с работы и отдали под суд. Работникам райкома объявили строгие выговоры и понизили в должности. Все эти факты были опубликованы в журнале «Крестьянка» и стали еще одним примером того, что деятельность рабселькорок имела большое воспитательное значение.

«Обратная связь» – сообщения рабселькорок – использовалась редакциями и для коррекции методов пропаганды, и для понимания запросов аудитории. По письмам читательниц публиковались многочисленные обзоры, демонстрирующие реализацию политических лозунгов и призывов. Однако анализ интересов аудитории в современном его понимании не проводился, партийные журналы стремились изменить ценностные установки читательниц, «перевоспитать», а не изучать их предпочтения.

Борьба за рост тиражей как «Крестьянки», так и «Работницы» велась очень упорно, целенаправленно и разнообразными методами.

• В 1920-е гг. активно работали книгоноши-общественницы – была такая форма распространения периодики и агитационной литературы. Книгоноши «во время перерывов прямо в цехе агитируют, рассказывают о новых книгах, показывают плакаты и витринки с книжками. Заставляют работниц писать отзывы о прочитанных книгах, сами рассказывают о том, что прочитали. Благодаря такой работе книгонош большинство работниц выписывает журналы: «Работница», «Делегатка», «Гигиена» и т. д.»[156]. Книгоноши активно уговаривали работниц, находили индивидуальный подход к ним, знали их интересы, такому агитатору было сложно отказать. В «Почтовом ящике» опубликовано письмо работницы текстильной фабрики из города Бийска Алтайской губернии Раи Недышевой. В ее очень подробном рассказе о том, что они живут на «окраине глухой Сибири, как медвежата в берлогах, плохо согреваемые революционным солнцем», есть сведения и о том, как «Работница» попадала к своим читательницам. Рая пишет: «меня работницы затрепали вопросами… С ними живу – в казармах[157]. Ко мне приходят работницы, я им читаю книжки, газеты. Женщины не ходят в библиотеку… Я так делаю: наберу книжек, журналов женских, «Коммунистку», «Крестьянку», «Красную сибирячку» и раздаю работницам на фабрике, теперь стали интересоваться чтением»[158].

• Устраивались читательские конференции, публиковались обзоры писем, обсуждение наиболее важных тем (брачное законодательство, борьба с алиментщиками) или показательные суды над героями публикаций и т. д. Конечно, такие формы работы больше характерны для «Работницы». Все же ее аудитория была пусть и неграмотная, но более активная и развитая.

• Читки журналов происходили на собраниях, на праздниках, на посиделках, вечером, когда окончена работа: «вышла Фекла с журналом, бабы слушают, ребятишки тут же играют»[159]. «Вечер прялки» – собрались женщины из ближних деревень на посиделки, принесли прялки и шерсть. «Веретена быстро вертятся, а товарищи комсомолки читали нам журнал «Крестьянка». Велась беседа… Нам надо чаще собираться вместе – работать веселей, да и главное – можно послушать газеты и журналы[160].

• Редакции неоднократно прибегали к прямому обращению к читательницам с призывами написать, о чем хотелось бы прочитать, высказаться по темам публикаций и т. д.

• Формой работы с аудиторией было анкетирование. В рубрике «Сперва подумай, а потом отвечай» крестьянкам задавали вопросы по содержанию номера, чтобы заставить внимательно читать и запоминать содержание журнала. В качестве награды обещали публиковать фамилии тех, кто правильно ответил и прислал ответы в редакцию. Вопросы были такие: кто имеет право избирать и быть избранным в Советы, кого называли отцом китайской революции, какие вопросы рассмотрел конгресс Коминтерна[161], когда родился Ленин, что такое ВЦИК, какая польза от сушеной малины, когда надо косить траву, чтобы получить питательное сено[162]. В рубрике «Почтовый ящик» публиковались анкеты «Работницы». В 1920-е гг. анкеты появлялись на страницах журнала несколько раз, они были написаны довольно сложным языком, темы для ответов задавались глобальные, например: семейные вопросы должны обсуждаться внутри семьи или «общественно, т. е. всем рабочим классом»[163]. Одна такая анкета в 1923 г. была посвящена продвижению журнала. В ней были заданы вопросы о содержании: какие отделы в журнале больше всего интересуют и о чем еще надо написать, понятно ли написаны заметки, нравятся ли рисунки и обложка, дает ли журнал читательнице что-то новое и почему она не пишет в него. Часть вопросов касалась только распространения журнала: откуда достали журнал, подписались ли на него (если нет, то почему), сколько номеров журнала читала (если мало, то почему), читаете ли журнал малограмотным и неграмотным знакомым и подругам, нравится ли журнал им, имеется ли «Работница» в клубе, в читальне[164].

• Журналы проводили конкурсы. В 1924 г. «Работница» объявила конкурс на лучшую заведующую яслями. Реклама этого мероприятия, как и заметки о героинях конкурса, публиковались весь год. Журнал определил 5 премий, каждая – для двух женщин: для заведующей яслями, которые признаны лучшими, и для корреспондентки, которая о ней написала. В качестве корреспонденток призывали выступить делегаток (они обследуют ясли), работниц (они отдают туда своих детей), шефов (они помогают яслям материально) и всех сознательных рабочих и работниц, заинтересованных «в раскрепощении женщины-матери». Корреспонденток просили сделать фотографии яслей. Премии победительницам, занявшим с первого по четвертое места, были обещаны очень привлекательные: часы-браслет, подписка на «Работницу» на полгода и от 50 до 20 рублей золотом каждой победительнице! Такого рода конкурсы решали сразу несколько задач: привлекали внимание аудитории, «вербовали» новых рабочих корреспонденток для журнала, позволяли собрать и опубликовать интересный материал по актуальной теме. Ясли еще были редкостью, журнал постоянно призывал женщин их организовывать, да и в деле раскрепощения женщин задача воспитания детей вне семьи была наиважнейшей.

• Объявление о конкурсе по продвижению «Крестьянской газеты» в деревню гласило: «Распространители печати, которые работают «на процентах», к участию не допускаются. Участники конкурса должны оформить подписку за наличный расчет не менее, чем на 3 месяца по любому изданию из списка издательства: это «Крестьянская газета», «Крестьянка», «Лапоть», «Крестьянский журнал», «Журнал крестьянской молодежи», «Изба-читальня»[165]. Чтобы получить премию, нужно собрать не менее 300 подписчиков, что было очень сложно. Обещанные премии для 1925 г. – это предметы роскоши:

Первая – зимнее пальто, шапка, суконный костюм, ботинки и пол дюжины белья; вторая – лошадь; третья – кожаное обмундирование, сапоги, галоши и головной убор; четвертая – корова; пятая – часы карманные «Мозер»; шестая – библиотека за 25 рублей по выбору призера. Это вполне современный прием работы с аудиторией, только сейчас журналы награждают читательниц наборами косметики или кухонным комбайном – доступными для большинства товарами.

• Подписка на журнал в 1933 г. велась одновременно со сбором денег на самолет «Работница»: распространители и подписчиц «вербовали», и деньги на самолет собирали.

• В годы первых пятилеток в ряду всевозможных соревнований и «перекличек» было в отчетности фабрично-заводских структур и соревнование по подписке на партийную прессу. Вот типичный пример такого отчета: «Работницы фабрики в ответ на вызов магнитогорских энтузиасток включились во всесоюзную перекличку ударниц», взяли обязательства: к 8 марта организовать женскую бригаду, лучших ударниц «передать в ряды партии», «провести подписку на «Работницу» и писать в журнал о своей работе»[166].

• Есть упоминание о том, что на заводе в городе Троицке в 1924 г. было организовано «Общество друзей журнала «Работница»[167]. Жаль, что больше упоминаний о таких обществах не встречалось, трудно сказать, насколько они были распространены.

В рубрике «По следам заметок» в 1935 г. рассказывается, что работница Израилева из Воронежской области подписалась на «Работницу», но журнал не получила и пожаловалась в редакцию, которая и помогла навести порядок. В результате был снят с работы уполномоченный по печати Акатов. Он собирал деньги, а подписчикам газеты и журналы не отдавал, говорил, что они потерялись на почте. «А жена его спекулирует газетами и журналами на базаре и на станции», – пишет журналист[168].

1.4. «Крестьянка» – первый партийный журнал для жительниц деревни (1922–1941)

В 1922 г. начала выходить «Крестьянка» – первый журнал для женщин Женотдела ЦК РКП(б)[169].

В редакционном обращении[170] «Крестьянки» говорится, что Российская коммунистическая партия приходит на помощь крестьянке в том, чтобы воспользоваться своими новыми правами, наладить новую жизнь. Редакция призывает крестьянок писать о том, что им интересно и нужно знать. В рекламных объявлениях четко сформулирована цель журнала – «агитация среди крестьянок, пропаганда коммунистических идей, внедрение в сознание крестьянок знаний, необходимых в их повседневной жизни и работе, …руководство по всем отраслям своей жизни»[171]. Ставится задача – сделать журнал необходимым и «через него сдвинуть сознание крестьянок с тупика безграмотности и предрассудков».

Таблица 4. Сведения о журнале «Крестьянка» в 1922-1941 гг.

* № 20 был посвящен 12-летию Октябрьской революции и выпущен тиражом 150.000 экз.

** Спецномер (№ 21 за 1030 г.) к годовщине Октябрьской революции вышел тиражом 400.000 экз.

*** В 1940 г. были выпущены (без нумерации): спецномер, посвященный трудящимся женщинам Западных областей БССР (тираж 15.000 экз, двуязычный, из 26 полос – 10 полос и подписи ко всем фотографиям – на белорусском языке) и спецномер для женщин западных областей УССР (тиражом 10.000 экз., двуязычный – из 26 полос 12 на украинском языке).

Редакция не сразу определилась с периодичностью: были попытки выпускать журнал и один, и три раза (в 1937–1938 гг.) в месяц. Эксперименты с периодичностью вел и журнал «Работница», хотя нужно отметить, что в городе другой ритм жизни, легче доставить журнал, лучше работает почта и т. д. Для деревни и два раза в месяц – достаточно часто. В 1922 г. журнал сначала выпускали один раз в месяц и только в конце года перешли на двухнедельник, журналисты объясняли это недостатком средств. В 1920-е гг. выпускалось приложение к журналу «Долой неграмотность», в 1925–1936 гг. к журналу прилагались выкройки одежды и рукодельные листы. С 1937 г. к выкройкам были добавлены 24 цветные репродукции картин в год.

Объем «Крестьянки» также изменялся: от 14 до 58 полос. В годы нэпа значительное место занимала реклама. В 1922 г. рекламные полосы составляли до половины журнала: 8–10 полос из 22 рекламные. А в № 5 за 1923 г. было напечатано 25 полос рекламных объявлений: ГУМа, Нефтесиндиката, Торгугля, Резинотреста, объединения шелковых фабрик, треста «Обновленное волокно» и др. В 1924–1926 гг. рекламных объявлений стало гораздо меньше, от 1 до 6 полос в номере, в последующие годы публиковались только рекламные объявления о подписке.

Как аудитория реагировала на рекламу? Конечно, отрицательно. «Что страшно неприятно поразило меня в последнем 5-м номере – так это отдел объявлений… Отцы родные, да для чего и для кого исписали ими 10 листов, кому они нужны. Ведь нэпман и в руки не возьмет «Крестьянку», а павловские, примерно, крестьяне в Москву не поедут за товарами, – для чего портить журнал таким ненужным материалом»[172], – пишет библиотекарь Лукашевич из Воронежской губернии. Редакция отвечает: «объявления дают нам возможность ежемесячно увеличивать тираж… Начали мы с 5.000 экз., а теперь достигли уже 18.000… Конечно, объявления в нашем журнале – необходимое зло. Бороться с ним можно только увеличением числа платных подписчиков»[173].

В январе 1922 г. партийно-советская печать была переведена на хозрасчет[174], этим решением ознаменован переход к нэпу. Уже через три месяца, в апреле 1922 г., в резолюции XI съезда РКП (б) «О печати»[175] констатируется состояние «тягчайшего кризиса» печати, резкое сокращение количества изданий, уменьшение тиражей. Именно в этот период начинает выходить «Крестьянка», поэтому на ее тиражи влияли все сложности этого периода: от недостатка финансирования до отсутствия системы распространения.

Сложно оценить, как дорого обходился крестьянкам журнал в годы нэпа. В 1923-1924 гг. «Крестьянка» стоила дороже «Работницы», затем, в 1925-1935 гг. дешевле почти в два раза, а с 1936 г. цены журналов сравнялись. Только условиями нэпа можно объяснить тот факт, что пропагандистскую партийную прессу пытались продавать очень бедной аудитории.

В первом номере «Крестьянки» в 1922 г. рубрик нет, затем они появились, но не были постоянными. В таблице представлены наиболее часто появлявшиеся рубрики. Содержание рубрик могло меняться; заметно, как они дублируют друг друга. Чаще всего рубрика придумывалась под конкретную публикацию. Характеристика содержания рубрик, приведенная ниже, показывает основные темы журнала.

Таблица 5. Основные рубрики «Крестьянки»

В конце 1923 г. редакция «Крестьянки» подсчитала количество публикаций по разным темам за год (в 16 номерах):

Общественно-политические темы – 68;

Сельское хозяйство и домоводство – 47;

О кооперации – 20;

По вопросам здоровья, материнства и ухода за ребенком – 36;

Рассказы, стихи в литературно-художественном отделе, в «Веселой страничке» и для детей – 143;

Заметки из жизни крестьянок по России и за границей – больше 100;

В последних 4 номерах научных статей – 4»[176].

В рекламном объявлении о подписке в 1930 г. о содержании «Крестьянки» рассказано в стихотворной форме: «журнал всю правду расскажет» – «о новом, победно идущем», «о нашем грядущем», «судит сурово и грозно чужую, ненужную нам старину», борется «с плесенью старой – с пивной, с попом, суеверьем и пьянкой», а главное – это «журнал наш родной», который поможет забить «осиновый кол в могилу старого быта» и выучит, как «сделать страну колхозной»[177].

В стихотворении А. Зорского соединяются сразу несколько образов, связанных с «Крестьянкой»:

Редакция «Крестьянки» дорожила такими оценками аудитории, как «журнал вполне понятный и простой», «это все правда! Все про нас», «содержание такое родное, близкое»[179]. Однако с этим сложно согласиться. Да, журналисты старались имитировать крестьянскую речь в рассказах и стихотворениях. Но все же журнал перегружен сложными темами, новыми понятиями, научной лексикой. Особенно это заметно по научно-популярным и образовательным публикациям. Вот типичный пример – заметка о том, что сифилис вызывается бактериями. «Бактерии бывают вредные и полезные, они очень малы, их рассмотреть можно только в микроскоп. Бактерии сифилиса попадают в кровь человека и заражают»,[180] – пишет журналистка и советует лечиться у доктора. Неграмотной деревне предназначены незнакомые слова «сифилис», «бактерии», «микроскоп» и т. д.

В оформлении журнала использовался стиль лубочной картинки, в которую привносились новые элементы. В 1922 г. цветной рисунок на обложке[181] изображал женщин, сидящих под стогом сена и читающих «Крестьянку». На другой обложке рисунок художника Н. Попова показывает, как четыре крестьянки и мужик в буденовке слушают чтение журнала[182]. Еще на одном примечательном рисунке Н. Попова[183] огромная крестьянка в лаптях идет и разбрасывает на маленькие избы книги о делегатских собраниях, кооперации, о том, что дала крестьянке советская власть. Конечно, чтобы понять идею обложки, нужно уметь читать и понимать условность изображения. Рассказы и некоторые рубрики обязательно сопровождались иллюстрациями, рисунками. В 1920-е гг. фотографии в «Крестьянке» были редкостью.

Любопытные детали восприятия публикаций журнала описаны в письме крестьянки Марии Князевой. Она пишет, что дети прочитали ей журнал «Крестьянка»: «Все там хорошо, все складно так написано, да вот одно мне пришлось не по нраву. Показали мне ребята картинку, сами-то заливаются, смеются, а нам не понравилось… Была это там написана Арина-делегатка, да такой уродиной представлена – страсть глянуть. Ноги-то кривые, а лапти – какие-то просто плетни. …Не след вам конфузить нас крестьянок… Хорошо это вы делаете, что пишете про нас про баб, всякую нужду нашу знаете, да только уж коли хотите показывать крестьянку, то показывайте такую, какая она есть, а не косолапьте и не уродуйте нашу сестру»[184].

Редакция ответила крестьянкам, что в рубрике «Веселая страничка» нарочно помещаются «смешные рисунки, чтоб было весело, смешно… Такие рисунки называются «карикатура», если ребята смеялись, значит действительно весело нарисовано. Вот какие объяснения приходилось давать журналистам, хотя вряд ли они устроили читательницу. Рисунков в журнале было очень много, они создавали настроение и иллюстрировали содержание публикаций для неграмотной аудитории. В рубрике «Почтовый ящик» напечатано письмо крестьянки Зориной из Калужской губ.: «Получила журнал. Много сошлось крестьянок послушать о дорогом вожде Ленине В. И. Неоднократно слышала спасибо, что ознакомила их… На первой зачитке смеялись, а теперь лезут заглянуть на картинки в журнале. Побольше бы таких журналов, мы бы немного бы осветились»[185].

По мнению библиотекаря Лукашевич из Воронежской губернии, журнал «прямо хорош»: «интересная обложка, крупный шрифт, занимательные картинки»[186]. Хвалит она интересное содержание, а главное – что публикации не длинные: «малограмотный читатель не любит длинных чтений».

С большим трудом в 1920-е гг. редакции «Крестьянки» удавалось распространять журнал, тираж рос очень медленно. Попытки скачкообразно, резко увеличивать тираж не имели успеха – он неминуемо опускался к прежнему уровню или еще ниже.

«Крестьянка» – первый и единственный центральный партийный пропагандистский журнал для деревенских жительниц в 1920-е гг. В отличие от «Работницы» ей не приходилось конкурировать с непартийными женскими изданиями.

1.5. «Работница» (1923–1941 гг.) – журнал для пролетарской аудитории

«Работница» – один из немногих советских журналов для женщин, издававшийся в течение длительного срока. Первые номера журнала вышли в 1914 г., об этом вспоминала А. И. Ульянова-Елизарова в статье «О первом журнале для работниц»[187]. В состав редакции журнала тогда, кроме нее, входили: Н. К. Крупская, И. Ф. Арманд, Л. Н. Сталь, К. Н. Самойлова, Е. Ф. Розмирович, З. И. Лилина. Ульянова писала, что «отсталые массы женского пролетариата в 1913 г. впервые отпраздновали Международный день работниц. …«Правда» не могла поместить на своих страницах массы корреспонденций работниц»[188]. Поэтому 23 февраля 1914 г., в Международный день работниц, вышел первый номер журнала для них. За пять дней до этого была арестована вся редакция за исключением самой Ульяновой-Елизаровой.

Не удивительно, что журнал сразу оказался под пристальным наблюдением цензоров, которые строго следили, чтобы в журнале не было никаких призывов к борьбе, никаких «натравливаний класса на класс». Ульянова-Елизарова вспоминала, что «корреспонденции от представительниц различного рода труда, – с крупной фабрики и от прислуги, с южной сельскохозяйственной экономии и от девочки из модной мастерской по соседству с редакцией – потекли широкой волной. Самые теплые приветствия, поток грошей, – как из столиц, так и из провинции»[189].

В 1914 г. журнал легально выходил в Петрограде, из семи выпущенных номеров три были конфискованы цензурой[190]. «Редакции приходилось тщательно взвешивать каждую фразу, выбирать то или иное слово, чтобы и высказать то, что надо, и обойти цензуру. И все же… журнал не мог обходить боевых задач дня …»[191], – писала А. И. Ульянова-Елизарова. Затем началась Первая мировая война, легальные периодические издания социал-демократической ориентации были закрыты.

В 1917 г. журнал «Работница» был возобновлен, вышли в свет 9 номеров; в 1918 г. вышел 1 номер. Издатель журнала – ЦК РСДРП(б). В период Гражданской войны было не до женских изданий, но пропаганда идей женского равноправия считалась важной задачей. Поэтому в «Правде» с 1919 г. по четвергам публиковались «Странички работницы». Такая рубрика в этот период выходила и во многих губернских газетах. После окончания Гражданской войны Женотдел ЦК партии возобновил издание журнала для работниц.

В 1924 г. в обращении редакции «Работницы» к читательницам говорится, что задача журнала – освещать вопросы нового быта и тех мероприятий советской власти и Коммунистической партии, которые непосредственно ведут «к желанной цели каждой работницы – окончательно освободиться от пут домашнего хозяйства и дать возможность заняться общественным строительством»[192]. Так редакция сформулировала пути реализации раскрепощения женщин.

Таблица 6 показывает, как менялись тираж, периодичность, объем, стоимость одного номера и годовой подписки «Работницы».

Таблица 6.

¹ Если тираж менялся значительно, приводятся цифры самого маленького и самого большого тиража года.

² Как правило, из трех номеров в месяц два были объемом 16 полос, один – 32 полосы.

³ Тиражом 600.000 экз. выпущены номера 6 и 30 (спецномера: к 8 марта и 15-летию Октябрьской революции).

⁴ Тиражом 500.000 экз. выпущен номер 30 (спецномер к годовщине Октябрьской революции).

⁵ Номер, в котором было 20 полос, стоил 30 коп; номер из 36 полос стоил 60 коп.

⁶ Тираж номеров 1-19, затем тираж снижается в связи с началом Великой Отечественной войны.

⁷ Тираж номеров 29-31, объем номеров 8 полос. Это октябрь 1941 г., период обороны Москвы. Номера 32-36 за 1941 г. вышли тиражом 75.000 экз.

Периодичность выхода журнала менялась: с 12 номеров в год в 1923 г. до 24 номеров – в 1924–1926 гг., 40 номеров – в 1927 г., 48–49 номеров – в 1928-1930 гг. Эксперименты с периодичностью продолжались и далее: в 1931 г. журнал выходит 5 раз в месяц (60 номеров в год), затем 3 раза в месяц в 1936–1941 гг.

Менялся также объем одного номера: чем чаще выходил журнал, тем меньше был его объем: от 34–42 полос в 1923 г. (выходит 1 раз в месяц) до 16–20 полос в 1927–1941 гг. (выпускается 4, 5, затем 3 номера в месяц). Как правило, с 1930 г. (когда журнал начал выходить 3 раза в месяц) обычный объем 16–20 полос, а каждый третий номер – 32 и более полос. Объем одного номера журнала мог увеличиться, если это был, например, выпуск к 8 марта[193] или юбилейный выпуск (15-летие Октябрьской революции[194]).

В целом, объем журнала за первое десятилетие значительно увеличился: если в 1923 г. за год выпускалось в 12 номерах всего 480 полос (при тираже одного номера в среднем 10.000 экз.), то в 1930 г. – в 49 номерах в среднем 1200 полос (при тираже одного номера 250.000– 270.000 экз.). С 1927 г. к журналу прилагались выкройки одежды, с 1929 г., кроме выкроек, в качестве приложения выходит вкладка «Малышам», с 1930 г. добавляется вкладка «В помощь работнице». Формат «Работницы» менялся незначительно, он постепенно увеличивался и к началу 1930-х гг. примерно соответствовал привычному в 1960-1980-х гг. формату.

За период с 1923 по 1931 г. у «Работницы» сменилось несколько типографий. Журнал издавало издательство «Красная новь», затем «Рабочая газета», затем – издательство «Правда». На мой взгляд, это не отразилось на качестве журнала – оно невысокое по современным меркам. Скорее можно предположить, что типографии менялись в связи с ростом тиража, периодичности и количества полос в одном номере журнала.

Казалось бы, при таком росте тиражей и объема журнала должна была существенно повышаться и цена, однако это не так. В 1924 г. в обращении редакции «Работницы» к читателям подчеркивается, что целью является удешевление издания, чтобы «продвинуть журнал в более широкие женские массы и дать возможность каждой рабочей семье, по доступной для нее цене, иметь журнал»[195]. В самом журнале не удалось найти свидетельств, насколько он был по средствам работницам. В 1928 г. читательница из Перми пишет, что журнал «доступен каждой работнице благодаря дешевизне», но не говорит о том, что журнал недорогой для нее самой[196].

Стоимость журнала в 1923–1930 гг. составлялась от 15 до 20 копеек за номер, в 1931 г. один номер стоил 10 копеек. Нужно еще учесть, что это годы экономической нестабильности, а между тем цена за номер уменьшается. С 1933 г. цена одного номера растет, но увеличивается и зарплата рабочих. Стоимость подписки на год выросла с 2 руб. в 1923 г. до 12 руб. 60 коп. в 1941 г., однако зарплата рабочих также значительно выросла за эти годы[197].

В качестве примера – заметка о том, как вырос бюджет рабочих семей в годы первой пятилетки. Герой заметки рассказывает: «В 1929 г. я работал один. Жена была домохозяйка. Зарабатывал 90 р. И было трудно. В 1933 г. я имею высокую квалификацию: я работаю мастером, мой заработок 350 р., жена работает в магазине, получает 150 р. Итого наш бюджет 500 р.»[198]. В заметке отмечается, что обследованы 40 семей и «общий бюджет семьи повысился в 2 раза». Если исходить из этого примера, в 1929 г. годовая подписка на 48 номеров стоила 5 р., т. е. 5,5 % месячного дохода рабочей семьи, в которой работал только муж. В 1933 подписка на 36 номеров стоила 7 р. 20 коп. – 4,8 % месячной зарплаты жены или 1,44 % месячного дохода семьи, в которой работают оба супруга. Цена подписки стала доступнее, хотя нельзя это безоговорочно утверждать, не зная полного списка расходов семьи.

Борьба за увеличение тиража «Работницы» велась неуклонно и упорно на протяжении всего довоенного периода. В 1923 г. тираж составлял, как правило, 10.000 экземпляров[199]. В 1924 г. тираж «Работницы» был резко увеличен: до 45.000 (№№ 1–4) и далее до 100.000 (№№ 19-24). В 1925–1926 гг. тираж оставался стабильным – 100.000 экз. В 1927 г. тираж повысился до 200.000 экз., количество номеров в год – до 40. В 1928–1930 гг. периодичность журнала увеличивается до 48–49 номеров в год (журнал выходит еженедельно), а тираж колеблется от 150.000 до 330.000 экз. В 1931 г. журнал выпускался каждые пять дней – 60 номеров в год. После этого опыта редакция перешла на декадный ритм – 36 номеров в год.

В 1931 г. (в № 8 и других) публикуются призывы к читательницам довести тираж до 600.000 экз., выполнить «план подписки на 100 %», из чего можно сделать вывод о разнарядке на подписку для предприятий. В журнале публикуются письма работниц о том, что почта плохо доставляет журнал, а главное – воруются выкройки, которые прилагались к номерам 12 раз в год. Весь 1931 г. тираж колеблется от 265.000 до 460.000 экз., выше его поднять не удавалось. Тиражом 600.000 экз. в 1932 г. были выпущены спецномера (№№ 6 и 30) – к 8 марта и 15-летию Октябрьской революции.

Подробности распространения изложены в № 9 за 1932 г. под лозунгом «Сделаем подписчиков спецномера постоянными читателями журнала». «Компания по продвижению спецномера журнала «Работница», посвященному Международному женскому дню, проведена в Москве с большим эффектом. Аппарат Союзпечати распределил за 5 дней 130 тыс. экз. в Москве – первое место в Союзе», – говорится в заметке[200]. Были задействованы письмоносцы, «заводская общественность», сборщики подписки и делегатские собрания. Распределением спецномера «Работницы» занимались и комиссии по проведению празднования 8 марта, с их инструкторами провели специальное совещание. Также устроили соревнование между крупнейшими заводами, «сбор подписки был организован в бараках, общежитиях и цехах», даже в подшефных колхозах. «Чтобы закрепить достигнутые успехи, на основе директивы Женсектора МОК ВКП(б) по Москве проводится двухдекадник продвижения «Работницы» в массы», редакцию похвалили «за образцовую постановку вокруг журнала массовой работы»[201]. И все же постоянный тираж «Работницы» довести до 600.000 экз. не удалось.

В 1933 г. тираж 500.000 экз. был у спецномера (№ 30) к годовщине Октябрьской революции. В 1936 г. самый большой тираж – 375.000 экз. В 1937–1941 гг. тираж оставался неизменным – 400.000 экз. По-видимому, это был максимальный для распространения тираж, больше читателей привлечь не удавалось.

Была ли зависимость между тиражом и изменениями в содержании журнала, появлением новых рубрик, введением приложений и т. д.? В 1928 г. в Иваново-Вознесенске проводились читательские конференции журнала «Работница» – это одна из популярных форм работы с аудиторией. Журналистка Н. Алексеева пересказывала наиболее интересные оценки работниц.

«Интерес к журналу поднялся, а вместе с ним стала быстро расти и подписка»[202], – это основной вывод. Фактором, который повлиял на рост подписки, некоторые работницы считали публикацию выкроек. Но в заметке говорится, что «конференция (читательниц – О.М.) отметила другое. Выкройки только отчасти повлияли на подписку»[203]. Нужно сказать, что в «Работнице», как и в других партийных изданиях, всячески подчеркивали, что интерес к одежде, модам и хозяйству «тянет работниц назад», для советской женщины он неприемлем. Читательница в 1923 г. попросила: «нельзя ли в журнале отвести уголок «дом и хозяйство». Теперь все так дорого, что работница принуждена сама шить для себя и своих детей одежду – средств не хватает отдавать портнихе, вот и хорошо бы было давать в журнале рисунки». Редакция отвечает на это письмо, что вопрос об уголке «дом и хозяйство» пусть обсудят работницы других фабрик и районов, а они не вводили эту рубрику потому, что «задачи журнала помогать в строительстве нового быта, ее раскрепощающего и освобождающего от ведения домашнего хозяйства»[204]