Журнал «Юность» №11/2023 - читать онлайн

О своем небинарном внегендерном феминизме

расскажи, давай, старой шпалоукладчице бабе Мане.

Высокие груди ее, как знамена Победы, выцвели и обвисли,

и креозотом пахнут, сколько ни отмывай их.

У нее под ногтями земля братских могил Поволжья.

Под красным покровом косынки тощая почва с приметами пепла и тлена.

Она ворочает шпалы. Ты ходишь в свои ривгоши. Мажешь себя герленом.

Баба Маня баюкает шпалы, напевает им колыбельные песни,

чтоб лежали в земельке тихо, неспешно гнили

до ее второго пришествия. Свято место

очень быстро пустеет, если все о тебе забыли.

Но, куда ни глянь, – повсюду ее работа,

из победного мая в ласковый сокращающая расстоянье.

И одни на всех, как Победа, ее ворота.

Грязные руки.

Остывающее дыханье.

Воздушные замки имеют ноги,

стоять надоест – и они уходят,

на песке выдавливая узоры —

формочки пряников печатных

– это все, что от них остается…

Воздушный замок, пугливый страус,

перья твои постоянно в моде.

Пустыни желтого одеяла

тебе не хватит, чтобы укрыться…

Просто зажмурься… Идет сафари.

Воздушные замки верят в преданье:

последний романтик умрет в пустыне.

Но перед тем, как его не станет,

в песок успеет голову спрятать…

Гладкий яйцеобразный череп.

В краю полуночных стрекоз,

среди прекрасных суеверий,

брести неведомо куда,

покуда посох не расцвел.

Пока не кончился песок,

что был судьбой тебе отмерен.

Пока Серебряный Стрелок

через ручей не перешел.

В краю разрушенных преград,

поросших музыкой древесной,

птенец реликтовых кровей

покинет лунное гнездо.

И, устремившись за тобой,

неважно – пулей или песней,

в твоей доверчивой руке

найдет сомнительный постой.

Нести живое серебро

сквозь толщу вызревшего мрака,

чтоб тихо торкалось в ладонь,

сжигая пальцы до костей.

Чтоб нежность с болью пополам,

до восклицательного знака,

до многоточия следов

в квадрате канувших вестей.

Косноязыкий треск ветвей

за космоликим полубогом.

Лишь окна высохших стрекоз

на вдавленном речном песке.

Смотри – Серебряный Стрелок,

сутулясь, вышел на дорогу.

Покойно лунному птенцу

в твоей разжавшейся руке.

Рассохшейся дверью, вином в погребах – я вернусь.

Как волны и звезды. Как ветер, по-южному буйный.

Как вопль петушиный, ударивший в спину. Как грусть,

когда загремят жестяные листья июля…

Написанный начерно. Собранный из лоскутков.

Когда-то поверивший в то, что живой, чародею.

Сметен по окрестным амбарам. Продолживший род Колобков.

Пытающий взглядом: «Ну, кто меня съест поскорее?..»

Да только не взяли ни волк, ни медведь, ни лиса.

Ни прочая банда млекопитающих тварей.

Катись, Колобок… Сколько влезет, меняй адреса.

Ты накрепко влип в похмельную хронь Краснодара.

Ты стал элементом фольклора реки Кара-Су,

смиренной и брошенной в трубы, другим для примера.

Бегут Колобки. Колобокие мысли несут.

И от наряда полиции тошнит не одних модельеров.

Прокуренный Город, блюющий от бульдозеров.

От черных риелторов, белых и красных бандитов.

Где на трамвайных колесах всегда выпадает зеро,

и даже медкарта твоя неминуемо бита.

Уходишь от дедки, от бабки, налогов и проч. —

сферический воин из древнего рода героев —

в наследную, круглую, колобродящую ночь.

И только амбары горят за твоею спиною.

На листьях проступающие лица

невыразимо тихи и грустны,

как пассажиры затонувших пароходов.

Они узнали, как текут года…

Качается застывшая вода —

прозрачный маятник

утраченной природы.

А там, где нас выносят из окна,

босых, накрытых мокрыми афишами, —

трамвайным звоном улица полна,

и давится случайная Луна

еще горяченькими пряничными крышами.

И вздрагивают руки фонарей,

и мы качаемся на них, как настоящие.

И лезет свет из-подо всех дверей,

и пишет то, как звали во дворе,

и даты наши на почтовых ящиках…

А мы летим. И вырастает сад.

Мы исчезаем за его оградою.

Как будто пчелы дикие летят,

и падает тяжелый аромат,

как занавес. И с нас афиши падают.

И падают, задетые плечом,

янтарные, испуганные яблоки.

На месте пуповины кругл зрачок,

и сонным соком из него течет

река. И медом тянутся галактики.