Не секрет, что некоторые мужчины постоянно испытывают стойкий дефицит острых ощущений. В детстве они занимаются спортом, хулиганят, а повзрослев, «выходят в люди» или спиваются, если не повезло. Взяв очередной «эверест», такие на лаврах не почивают. Адреналин падает, депрессуха растет, пока новое приключение не овладеет ими. Финал авантюры угадать сложно: все хотят в прикупе козырного туза, а могут получить обыкновенную шестерку.
В отличие от карт, в реальности ставки несравнимо выше. Когда на кону здоровье, а часто и жизнь, «банковать» намного интереснее и гораздо страшнее. Знаю это не понаслышке: хит «Не стоит прогибаться под изменчивый мир» стал надолго моим гимном.
Впервые погибнуть я мог в девять лет. Смерть в этом возрасте не воспринимается, однако жуткий страх ее неотвратимости запомнил надолго. Жили мы тогда на Суворовской, рядом с Преображенкой. Окончив школу, я без присмотра слонялся по улице. У нас верховодил некто Самолдин, местный Квакин. Мне строго-настрого запрещалось подходить к «плохому мальчику», но став безнадзорным, я сразу попал в его компанию. Мы весело носились по району и от души хулиганили. Однажды Самолдин предложил залезть на крышу нашего дома. Интуитивно я понимал, что делать это не стоит, однако струсить при пацанах не мог и пошел за ребятами.
Чердак встретил нас жаром раскаленного железа, грязью и кислой вонью голубиного помета. Вожак подвел нас к небольшому слуховому оконцу. Сверху двор завораживал и пугал.
– Пошли! – скомандовал он.
Несмотря на смрад и полумрак, покидать помещение не хотелось, но, преодолев страх, я вылез наружу. Крыша оказалась крутой, как ледянка, и я присел на корточки. От свежего воздуха и ветра кружилась голова, и мир, такой интересный из окна, вмиг оказался чужим и враждебным.
– Что прилип? – смеясь, спросил Самолдин, сидя верхом на коньке крыши. – Давай сюда!
Я на четвереньках пополз к нему.
– Иди, не бойся! – подначивал тот. – Смотри.
Он встал и уверенно зашагал.
Осторожно, боясь потерять равновесие, я выпрямился и сделал пару робких шагов. Осмелев, пошел быстрее, споткнулся, упал и начал скользить вниз. Край крыши, за которым бездна, неумолимо приближался. Я уже видел остатки ржавого ограждения и лихорадочно искал опору. Мне повезло. Стыки листов затормозили мое сползание, и, цепляясь за них, я полез вверх. Мальчишки смеялись на до мной. Не обращая на них внимание, я добрался до спасительного окна и перевел дух. Стеб сверстников не смог затмить пережитой ужас. Этот случай навсегда предостерег меня от коллективного безумия, но не от собственных ошибок.
Прошло тридцать лет. Я уже год жил в Анапе и, совмещая финансовые аферы с серфингом, уверенно гонял на доске, получая удовольствие от скорости.
13 сентября 2003 года запомнится мне навсегда. Дул норд-ост, море напоминало спокойное озеро, обещавшее неофитам комфортное катание. Я взял небольшой серф и, без труда разогнав его, вышел на глиссер. Скорость нарастала, парус, как нож, резал воздух и гнал серфинг вперед. Один, на хрупком куске пластика, я несся по огромному морю, «держа ветер в руках»! Свист ветра убаюкивал, время растянулось. Опомнился, когда полоска суши еле виднелась за спиной. Пытаясь понять, куда приплыл, я сел на доску. У берега, вдалеке, виднелись паруса детской регаты, с другой стороны маячил силуэт корабля.
Я развернулся. Ветер «подкис», и сразу разогнаться не получилось. Новые попытки успеха не имели. Тащиться «на руках» не хотелось, и я ждал сильный порыв. Наконец впереди зарябило. Это шло спасение. Ветер тараном ударил в парус, и серф, придя в движение, запрыгал блинчиком на небольших волнах. Встав в петли, я успокоился, но ненадолго. Ветер то стихал, то вновь «включался», и, чтобы сохранять скорость, пришилось лавировать.
Берег неумолимо приближался. Соревнования обрели четкие очертания: помимо парусов различались лодки и спортсмены в них. «Вырос» и пароход. Доска ровно держала курс. Корабль стремительно приближался. Стали четко видны его надстройки.
«Пропущу! – подумал я. – А если ветер совсем «скиснет», как вернусь? Течение унесет в море!»
Прикинув, что все-таки проскочу, я двинулся наперерез судну. Мы быстро сближались. «Не ебануться бы перед ним!» – пронеслось в голове и порыв, гнавший серф вперед, неожиданно стих. Я оцепенел. Еще можно, выскочив из петель, проплыть по инерции спасительные метры, но оставшись на корме, я тут же оказался в воде. Вынырнув, посмотрел на корабль. Белый нос с черными якорями огромным айсбергом двигался на меня. «Может, мимо?» – поверить в происходящее я не мог, однако форштевень с пятиконечной звездой уже нависал надо мной. Оттолкнув серф, я рванул в сторону и еле увернулся от парохода. Плавая у борта, прочел название: «Дмитрий Калинин». Отдыхающие с палубы помахали мне.
В шоке я ждал, что будет дальше. Сейчас корабль остановится, и меня «выловят». Вопреки этому, накрыв волной, судно ушло. Корма парохода быстро удалялась. Подплыв к месту, где бросил доску, я не увидел ни серфа, ни обломков и, покружив немного, взял курс на сушу. Свидетель происшествия, паренек из регаты, подвез на яле к берегу. На станции мне не поверили, и, сев на джеты, мы проутюжили море, но также ничего не нашли. Я замерз и, вернувшись, пошел греться в баню.
– Выходи! – сказал кто-то, открыв дверь сауны. – Снарягу привезли!
На берегу лежал мой серф. Мачта, парус, гик – все на месте! «Цел!» ‒ обрадовался я, однако, подойдя ближе, увидел в проломе доски ее развороченные внутренности.
В дальнейшее верилось с трудом. Оказывается, парни поехали в порт и застали у пришвартованного судна немую сцену: серф на причале и команду вокруг него.
‒ Ваш? – спросил капитан.
‒ Наш, – ответил Андрей. ‒ А человек где?
Матросы молчали.
‒ Доска откуда? – не отставал он.
‒ Пассажиры заметили. Говорят, у вас на бульбе что-то цветное висит. Подняли – парус. Еще кто-то в море у борта человека видел.
‒ Теперь ждите, когда тело выбросит! ‒ Андрей нагнал страху и, насладившись зрелищем, успокоил: ‒ Не ссыте! Жив он. Это забираем, а вы должны нам!
«Дмитрий Калинин», нанизав серф на нос, притащил доску в порт!
Когда эйфория от происшествия улеглась, ко мне подошел Андрей:
‒ Леха! Доска на выброс. Что делать будем?
‒ Как что делать? Они виноваты, пусть платят!
‒ Если честно, не прав ты – сам под них влез! Но это не мое дело, а с тебя «штука» у. е.!
Я затужил.
Кто-то успокоил:
– Правильно исковое напишешь – заплатят, никуда не денутся. Что на самом деле произошло, знаешь один ты. Все видели только итог – серф на носу корабля. Лучше, конечно, договориться. Им скандал самим не нужен.
Поблагодарив за совет, я описал ЧП в выгодном для себя свете и общий язык с капитаном нашел без проблем. Неоказание помощи на воде тянуло на пару лет, а тут еще сами наехали…
Распив на станции бочонок «Каберне», мы отметили получение компенсации и благополучное завершение приключения. Вопреки прогнозам, моя доска обрела вторую жизнь. Местный умелец, заделав пробоину, умудрился втюхать ее какому-то лоху.
В Интернете история обросла жуткими небылицами. В египетском Дахабе, на станции я услышал:
‒ В Анапе пьяный чел корабль таранил! – говорил один, цедя виски.
– Он не пил, а «дунул»! – возразил другой, забивая шмаль в папиросу.
Пережив сорокалетие, я вошел в опасный период, когда в преддверии неизбежной зрелости торопишься жить, и результат не заставил долго ждать.
Зиму я проводил в Приэльбрусье, катая на лыжах фрирайд. Езда вне трасс по опасным склонам, помимо адреналина и растущей самооценки, имела и теневую сторону. Это не только сломанные кости, порванные связки и разбитые мениски. Травматологи, время и деньги возвращали меня в строй. Повальное увлечение экстримом влекло за собой неизбежные жертвы. Лыжники гибли в лавинах и разбивались. Трагедии охлаждали пыл, но ненадолго. Казалось, что не везет кому-то другому, а с тобой, опытным перцем, это не случится. Хотя в первый раз я «попал» не как герой.
Февраль 2007 года радовал обилием снега и хорошим катанием. Вечером я и Саша Герасюк отправились в бассейн, а потом мы зашли в гости к местному художнику. Засиделись до ночи.
Провожая, хозяин вручил фонарик:
– Снега полно, тропинка петляет. Не заметите ее – по сугробам полезете!
Я нацепил фонарик на шапку. Дорожка и вправду еле различимо крутилась среди деревьев. Дойдя почти до цели, я увидел «идущий» навстречу свет. Кто-то возвращался в поселок. Ослепленный мощным лучом, я остановился и тут же получил удар в лицо. Очнувшись, увидел бородатую харю и почувствовал нож у горла.
‒ Зарежу! ‒ хрипел бандит и, удовлетворенный эффектом, продолжил: – Деньги давай, телефон!
‒ Ничего нет! – в шоке просипел я.
‒ Куртку снимай!
Негодяй оказался не один. Второй бросился к Саше, тот среагировал и хуком в челюсть остановил его. Мерзавец также достал нож. Я бросился обратно в лес. Саша побежал в гостиницу. Поплутав, я добрался до отеля. Там уже ждали менты, вызванные товарищем. Описав нападавших, мы поднялись в номер и выпили коньяку.
Грабителей, конечно, не нашли, а нас попросили забрать дискредитирующее курорт заявление.
Откатав зиму, я прилетел в Москву, однако в горах пообещали сильные осадки, и на майские я вернулся обратно. Прогноз не обманул: снег метровым слоем засыпал склоны. Чегет встретил зимним холодом и солнцем. Каталка штырила – заваленные снегом кулуары позволяли спускаться до самого низа.
Кулуары – это узкие проходы в «теле» Чегета, крутыми змейками петляющие к реке. Летом по ним несутся талые воды, а зимой – экстремалы на лыжах и досках. В местной топонимике кулуары имеют характерные названия. Один из них – «Погремушка». Вертикальный, страшный спуск. По нему весь год, грохоча, летят лавины и камни. За «Погремушкой» «Мечта сноубордиста». Грустная ирония! Крутой и леденистый, он доставляет бордерам одни мучения.
В некоторых названиях я не видел логики. Перед «Лавинным конусом», в лесу, притаилась «Слеза комсомолки» – чрезвычайно «тесный», отвесный кулуар. Почему «слеза» и какой «комсомолки», история умалчивает, но факт есть факт. Трудноразличимый сверху, он не заметен для новичков и позволяет аборигенам спускаться там по целине.
Наступило 5 мая. Я отлично катался и в конце дня собрался в «Слезу». Смущали только досочники, ехавшие туда же. Если они опередят, то делать там будет нечего: паудер сдерут, а скребстись по льду удовольствия нет. Я ускорился и, обогнав сноубордистов, влетел в кулуар. Вопреки ожиданиям, снег оказался жесткий и быстрый. Гася скорость, я остановился и, посмотрев вверх, обомлел: из-за поворота за мной выскочил белый вал! Меня сбило и понесло вниз головой. Щелкнув креплением, отскочила лыжа, и, почувствовав невесомость, я взлетел: это меня кинуло со скалы и перевернуло. Теперь я падал в темноте ногами вперед. Где-то сорвало вторую лыжу.
Принято считать, что в такие секунды в голове проносится вся жизнь. Вранье! Не думая ни о чем, я ждал последний удар, от которого сознание навсегда погаснет. Однако какая-то сила вытолкнула наружу, блеснул свет, и все остановилось. «Жив!»
Сидя на лавине, я посмотрел, откуда «приехал». Сзади торосами громоздился лед, куски помельче улетели вперед на сотни метров. Из оцепенения меня вывел Костян, бордист группы, которую я опередил. В руках он держал мою лыжу.
– Цел? Одевай пока одну. Вторая летом оттает.
С трудом держа равновесие, я спустился вниз.
В баре он признался:
– Это я подрезал, не видел тебя! Извини!
Костя сам попадал в лавины, и не раз.
На фото кулуара я точно определил место падения. Пролетев в скалах больше ста метров, я чудом остался жив! Ангел-хранитель пока снисходительно смотрел на мои выходки! Под впечатлением от случившегося я решил завязать с экстримом, однако летом снова встал на серф и вновь оказался на гребне волны.
Майское происшествие не прошло даром. Я купил шлем, титановые брейсы и защиту, а когда выпал снег, вернулся в Приэльбрусье. Катался так же лихо, но, заметив бордистов, ощущал неприятный холодок.
Зимы сменяли друг друга. В погоне за адреналином я носился по Чегету, испытывая терпение высших сил, и вновь чуть не погиб.
В марте 2012 года Кавказ накрыл мощный циклон, снег валил всю ночь, обещая утром восхитительный powder day. Ожидания не обманули, и, замечательно откатав день, я успел на последнее кресло канатки. Компанию мне составлял Дима, местный художник. Мы поднимались все выше, заряды снега безжалостно хлестали по очкам, пустые кресла качались на ветру. На горе царили сумерки и безмолвие.
‒ Мы одни! – сказал я, оглянувшись.
‒ Может, в кафе кто…
‒ Вряд ли, снаружи лыж не видно.
Прекратив диалог, я устремился вниз. Пролетев поле, не снижая скорости, мы попали на узкую просеку, спуск по которой щекотал нервы. Удачно проехав и ее, я выскочил на трассу «Доллар» и подождал товарища. Пытаясь что-то разглядеть в снежных зарядах, я увидел, как лес накрыло белой завесой. Из пелены, как «ежик в тумане», выбрался Дима.
‒ Лавина?! – крикнул я.
‒ Краем задела. Основная часть ниже ушла…
Проехав немного, мы остановились: трассу перегораживал свежий бруствер из снега, льда и палок. Окажись здесь мы чуть раньше…
‒ Валим! – прокричал я. – Повтор прилетит!
‒ Давай осмотримся. Может, спустил кто…