Жрецы и жертвы холокоста - читать онлайн

II Клиника имени Матвиенко

В январе 2000 года, в день освобождения Освенцима советскими войсками, в Стокгольме состоялась международная конференция по Холокосту, в которой участвовали главы многих правительств, эксперты, оставшиеся в живых жертвы Холокоста. Делегацию России возглавляла тогдашняя заместительница Председателя Правительства Российской Федерации В. И. Матвиенко; по итогам конференции шведы издали книгу «Передайте об этом детям Вашим. История Холокоста в Европе, 1933–1945»[1], написанную шведскими евреями С. Брухфельдом и П. Левиным. Первый из них, как сказано в аннотации, «член Шведского Комитета противодействия антисемитизму», второй – «эксперт правительственной комиссии по вопросам имущества евреев». Серьезные люди. Профессионалы своего дела.

В предисловии к книге, подписанном шведским премьер-министром Йорганом Персоном, сообщается, что «тираж книги в Швеции уже превысил миллион экземпляров» (видимо, по одной книге в каждую семью) и что «основными заказчиками книги стали родители школьников, а также школы, библиотеки и другие гуманитарные организации». В том же году книга была срочно переведена на русский язык и отпечатана тиражом 20 тыс. экземпляров. Под предисловием к русскому изданию стоит подпись В. И. Матвиенко. Послесловие сочинил бывший замминистра образования, один из крупных чиновников ельцинской эпохи Александр Асмолов.

В сущности, эта книга есть предъявление счета к европейским народам, которые, соблазнившись фашизмом, объединились (кто вольно, кто невольно) в фашистскую Европу и совершили множество преступлений против человечества, одно из которых было названо «Холокостом».

«Сразу же после поражения в июне 1940 г. режим Виши сам, без давления со стороны немцев, принял ряд антиеврейских законов. Французская полиция с июля 1942-го принимала активное участие в массовых арестах местных евреев». «Депортировали более 80 тысяч» (шведская книга, стр. 34).

Да что говорить, мы и без этой статистики знали, что в нашем плену после 1945 года остались на несколько лет около 50 тысяч французских фашистов, воевавших в войсках вермахта, и молчали об этом, вспоминая лишь про эскадрилью «Нормандия – Неман», про французское Сопротивление, потерявшее в борьбе с оккупантами за 6 лет оккупации не более 20 тысяч человек. Много это или мало? Для сравнения скажу, что народы Югославии из 16 миллионов населения потеряли в партизанской борьбе 300 тысяч человек и даже албанцы из одномиллионного населения – пожертвовали в борьбе за свободу 29 тысячами своих сыновей!

Понимая, что его родина была послушной коллаборационистской соратницей Германии, де Голль был вынужден после победы союзников объявить амнистию всем гражданам «прекрасной Франции», служившим немцам, амнистировал сотни тысяч публичных француженок, обслуживавших гестаповцев и оккупационные части вермахта. Одним словом, то, что Франция была объявлена одной из стран-победительниц, – является политическим спектаклем, который поставили Сталин, Черчилль и Рузвельт, чтобы показать всему миру монолитность и величие антигитлеровской коалиции и кое-как замазать грехопадение объединенной коричневой Европы.

Из книги «Протоколы Эйхмана»:

«Только после того, как во Франции утвердило свое влияние СС, уполномоченный по еврейскому вопросу Даннекер и его руководитель Эйхман смогли послать французских полицейских на «охоту за евреями», а когда гестаповские полицейские команды привлекли к этому еще французских антисемитов и фашистов, число депортируемых стало расти. В 1940 г. ушли на восток только три состава с евреями, в 1941 г. их было девятнадцать, в 1942 г. – сто четыре и в 1943 г. – двести пятьдесят эшелонов» (с. 120).

Из допроса Эйхмана: «Эта телеграмма в отдел IV В4, мне в Берлин. Гауптштурмфюрер Даннекер сообщает, что переговоры, ведущиеся с французским правительством в Виши, дали следующие результаты: «Выдать для выдворения из Франции всех евреев без гражданства, проживающих в оккупированной зоне. Премьер-министр Лаваль предложил, чтобы при выдворении еврейских семей из неоккупированной зоны брали и детей моложе 16 лет. Вопрос об остающихся в оккупированной зоне детях его не интересует. Поэтому я прошу о срочном решении – можно ли, начиная примерно с 15-го эшелона с евреями из Франции, отправлять и детей моложе 16 лет?» (с. 126).

Так что, если положить на весы истории деяния французских фашистов и подвиги эскадрильи «Нормандия – Неман» вместе с сопротивлением «маки», то антифашистская чаша легко взлетит вверх.

В 1944 году «в течение 42 дней, начиная с середины мая, более чем четыреста тридцать семь тысяч венгерских евреев были отправлены в Освенцим – Биркенау… в конце 1944-го еще около тридцати тысяч евреев погибли во время так называемых «маршей смерти» к австрийской границе или от рук венгерских нацистов»… (шведская книга, стр. 35).

Да, вклад Венгрии в Холокост был, пожалуй, самым впечатляющим из всех стран фашистской Европы – почти полмиллиона евреев!

Правда, в Польше их погибло гораздо больше, в том числе благодаря польскому «классическому антисемитизму», но Польши как государства во время работы Освенцима и Треблинки не существовало, она была оккупирована, и потому венгерский вклад в Холокост, сделанный, что ни говори, во время существования Венгрии как государства, куда более отвратителен и подсуден. Хотя, если разматывать весь клубок польской и венгерской распри с евреями, то очень не просто понять, чей антисемитизм круче – и почему.

Разбирая недавно свой архив, я нашел газетную вырезку из «Советской России» за ноябрь 1991 года, 35 лет со дня Будапештского восстания 1956 года. В статье свидетеля венгерских событий журналиста Евгения Попова «По Будапешту на танке» были подчеркнуты моей рукой строки: «Демонстрация молодежи устремилась к венгерскому радио… при попытке демонстрантов захватить здание пролилась первая кровь. На стенах домов появились антисемитские и антикоммунистические надписи. События приняли неуправляемый характер. Были осквернены памятники советским воинам».

«Антисемитские надписи» – редкая проговорка для подцензурной советской прессы.

Венгерское восстание 1956 года – самое темное пятно в советской историографии. Что случилось той осенью в Будапеште? Какие силы (помимо американо-советских) столкнулись в этой короткой, но отчаянной и кровопролитной схватке? Историки советской эпохи, как черти от ладана, отворачивались от этого выброса почти инфернальной ненависти.

А на деле в Венгрии произошла необыкновенно жестокая вспышка гражданской войны венгерских националистов с еврейской и проеврейской коммунистической и чекистской властью.

Националистическая венгерская прослойка попыталась повторить то, что уже происходило в Венгрии в 1919 году, когда было потоплено в крови правительство Бела Куна – еврейский спецназ, представлявший элиту европейского и мирового интернационала, когда сам вождь вместе со своими соратниками-соплеменниками Матиасом Ракоши, Эдвардом Гере, Тибором Самуэли – были вышвырнуты озверевшим народом в центр мировой революции – в Москву, в Советскую Россию.

Вот что сообщает американо-еврейская газета «Форум» (от 3 августа 2007 г.) о режиме Бела Куна:

«Среди 48 народных комиссаров (министров) его правительства 30 были евреями, а среди 202 высших должностных лиц евреев было 161».

Честно говоря, даже при тотальном засилье евреев в ленинскую и раннюю сталинскую эпоху в Советском Союзе их пропорциональное представительство в высших эшелонах власти было все-таки поскромнее. Может быть, именно потому венгерское восстание 1919 года против Бела Куна и его клики было столь яростным и кровопролитным. И не по этой ли причине дальнейшее «холокостное» отмщение венгров-националистов в эпоху фашистского союзничества Венгрии и Германии в 1944 году по отношению к венгерским евреям было столь ужасающим. Венгры – народ куда более страстный и вспыльчивый, нежели славяне.

В 1956 году произошло нечто похожее: для еврейской властной структуры, возглавляемой уже не Бела Куном, расстрелянным в 1937 году, а его постаревшим сподвижником Матиасом Ракоши, и воцарившейся в послевоенной Венгрии с помощью наших штыков еврейской партийно-чекистской бюрократии наступил своеобразный 1937 (или 1919-й?) год. Историк Г. Костырченко в книге «Тайная политика Сталина: власть и антисемитизм» так характеризует венгерскую послевоенную высшую элиту:

«М. Ракоши, будучи сам евреем (как М. Фаркаш, Й. Реван, Э. Гере, Г. Петер и другие его ближайшие соратники)… еще в мае 1945 года проинформировал Москву о массовом вступлении евреев в ряды компартии Венгрии, назвав это серьезной угрозой для ее будущего. Свои опасения Ракоши мотивировал пропагандой враждебных буржуазных сил, которые распространяли слухи о том, что венгерская компартия – это «еврейская фашистская партия» и что повторяется 1919 год. Когда руководство состояло исключительно из евреев во главе с Б. Куном»…

После окончания войны прошло всего лишь одиннадцать лет. Прослойка бывших венгерских фашистов, в числе которых было почти полмиллиона возвратившихся из советского плена 35—40-летних крепких мужчин, обученных воевать, поддерживаемая националистической молодежью – венгерским «гитлерюгендом», – в течение нескольких дней смела венгеро-советскую власть. Восставшие понимали, что в разгаре холодная война, Америка во имя высшей цели – борьбы с СССР – поддержит их, закроет глаза на вспышку венгерского антисемитизма, – и это развязало им руки. Трупы сотен евреев из госбезопасности и ЦК венгерской компартии валялись на улицах и площадях Будапешта, висели вниз головами, подвешенные за ноги на венгерских липах… Из воспоминаний генерал-лейтенанта А. Малашенко «Особый корпус в огне Будапешта»:

«В толпе раздавались свист и выкрики: «Нам не нужны гимнастерки», «Долой Красную звезду!», «Долой коммунистов!», «Долой евреев!» (Военно-исторический журнал, № 10, 1993 г.).

Из статьи венгерского историка Йожефа Форижа, написанной в 1989 г., но поскольку в переходящей на демократические рельсы Венгрии она не могла быть напечатана, то автор опубликовал ее в «ВИЖе» № 8 за 1990 г.:

«Проявлением этого национализма был немедленно всплывший антисемитизм… старшего лейтенанта Яноша Бачи, попавшего в плен при осаде здания радио, повесили во дворе, потому что его посчитали евреем».

«Не мешало бы репортерам и сотрудникам еврейского происхождения телевидения и радио, регулярно натравливающим на существующую народную власть, питающим надежду на какое-то буржуазное преобразование, вспомнить о вышесказанном. Их судьба была бы очень сомнительна после преобразования такого рода»

Из книги В. А. Крючкова «Личное дело» (М., Эксмо, 2003, с. 45):

«Лозунги произносились самые разные – от социалистических до откровенно фашистских <…> тотчас же после ухода наших войск начался дикий разгул грабежей и насилия. Самосуды вершились один за другим. В Будапеште на фонарных столбах вешали коммунистов, «агентов Москвы»; «О контрреволюционном характере событий свидетельствуют идеи, провозглашенные участниками: антикоммунизм, национализм, антисоветизм, антисемитизм» (с. 51).

Поэтому, видимо, весьма недвусмысленно и твердо прозвучали слова из приказа Главнокомандующего объединенными вооруженными силами Варшавского пакта маршала И. С. Конева, повелевающие раздавить венгерских мятежников:

«События показали, что активное участие в этой авантюре бывших хортистов ведет к возрождению в Венгрии фашизма и создает прямую угрозу нашему Отечеству… нельзя забывать, что в минувшей войне хортистская Венгрия выступала против нашей Родины вместе с гитлеровской Германией» (ВИЖ, № 12, 1993 г.).

А мы забыли об этом на 12 лет, и лишь ноябрь 1956 года в Будапеште вернул нам память…

В августе 2008 года я получил письмо из белорусской Орши от Сергея Лысковского, служившего в нашей армии осенью 1956 г. в Венгрии и видевшего путч своими глазами.

Вот несколько отрывков из его письма:

«С 26 по 30.Х в пригороде Дебрецена банды уничтожали семьи наших офицеров и тех, кто их приютил <…> Утром вижу у казармы – листовок полно! На фото – наши солдатики без голов, за ноги привязаны на вагонах-телятниках <…> на дорогах оставляли младенцев. Вылезет сердобольный наш танкист убрать с пути – и гибнет <…> Один танк, сбив перила моста, слетел в реку – и все погибли: не мог водитель задавить дитя».

На такого рода садистскую жестокость едва ли были способны венгерские студенты – по официальной версии, якобы главная сила венгерского путча. Это дела и опыт бывших оккупантов – солдат рейха. И еще из письма Лысковского: «ЕБН (Ельцин. – Ст. К.) покаялся перед хортистской Венгрией».

Вчерашние венгерские военнопленные подтвердили в эти дни свою репутацию жесточайших карателей, которую они заработали на оккупированной советской земле… И у Москвы, конечно, независимо от решения «еврейского вопроса» в Венгрии, независимо от того, какой национальности был посол Советского Союза в Будапеште Андропов (у русских образовались свои счеты с венграми), был единственный выход: раздавить эту попытку фашистского реванша танками и посадить во власть вместо ненавидимых венграми евреев коренных, но умеренных венгров, вроде Яноша Кадара, у которого, кстати, в тайных застенках при Матиасе Ракоши на руках были вырваны ногти.

Конечно же, в дни лихорадочной политической чехарды, неудавшейся попытки опереться на Имре Надя Москве было выгодно объявить все происходящее происками американского империализма (что отчасти соответствовало истине) и ни в коем случае не выявлять «антисемитскую составляющую» бунта. Не забудем, что на дворе стоял 1956 год с недавним XX съездом КПСС, с осуждением сталинского «антисемитского» 1937-го, да и 1949 года. А тут, как на грех, – венгерский «антисемитский реванш»…

Писатель Сергей Небольсин, жена которого является венгеркой и в доме которого постоянно гостят венгерские историки и филологи, недавно рассказал мне следующую историю:

– Приехал к нам профессор литературовед Кроль, разговорились, и он поделился с нами воспоминаниями о 1956 годе.

– Мне было всего шесть лет. Однажды, в разгар восстания, я вышел на улицу и увидел, что на дверях нашего дома появилась надпись: «На этот раз мы не довезем вас до Освенцима»…

Я вернулся в дом и спросил отца: что значит эта надпись?

Отец смутился, но потом, понизив голос, сказал мне:

– Сынок, тебе надо знать, что мы не венгры. Мы – евреи.

Но одно меня озадачивает до сих пор: почему наши еврейские либералы всю последующую историю восхваляли венгерский 1956 год как восстание против советского тоталитаризма, как борьбу под лозунгом «За нашу и вашу свободу»? Или их ненависть к социализму настолько мутила разум, что они в упор не видели антисемитской закваски венгерского взрыва и, проклиная сталинский 1937 год, одновременно оплакивали поражение венгерского термидора?

Полвека прошло с тех пор, и все равно у нашей либеральной образованщины в душе еще чадит это антисоветское пламя (с антисемитским отблеском!). Свидетельство тому – шабаш на радиостанции «Свобода», где в ноябре 2006 года собравшиеся на этот кровавый юбилей восстания кадили ему славу и читали стихи своих кумиров, прославлявших в 1956 году антисоветский и антисемитский путч. Конечно, вспомнили стихи Манделя-Коржавина:

(Цитирую, как запомнилось со слов кого-то из выступавших, кажется, Натальи Ивановой.)

Своим хрипловатым тенорком делился воспоминаниями о пятьдесят шестом годе Юз Алешковский: «Свет промелькнул! Мы ненавидели советский режим и с радостью сообщали друг другу, что Венгрия восстала». Хорошо бы спросить Юза Алешковского вместе с Наумом Коржавиным, а от кого, по-ихнему, бежало в ноябре 1956 года во Францию семейство Саркози – от советских танков или от венгерских антисемитов?

Прозвучали на «Свободе» и песенные строки Владимира Высоцкого, проклинающего наше усмирение Будапешта, а заодно и Праги:

Как же надо было страстно и слепо ненавидеть свою родину, свой народ, свою трагическую историю, чтобы забыть о том, сколько горя принесли нам венгерские оккупанты во время войны, чтобы не понимать антисемитскую подкладку будапештского бунта, чтобы забыть, как чешские легионеры дважды прошли с огнем и мечом по нашим землям – в 1919 году в составе чехословацкого корпуса и в 1941—45 годах в составе коричневого рейха (их, этих добродушных швейков, в нашем плену было, конечно, меньше, чем венгров, но все-таки около 50 тысяч человек!). В основном это были водители немецких «тигров» и «фердинандов».

В сентябре 1938 года Англия и Франция, трепетавшие перед германской мощью, отдали на растерзание немцам Судетскую область Чехословакии. Но, как говорится, аппетит приходит во время еды, и через несколько месяцев, в марте 1939-го Гитлер, убедившись, что Лондон и Париж прогнулись перед Берлином, оккупировал Чехословакию целиком. Марина Цветаева, к тому времени переехавшая во Францию, но много лет прожившая в Чехословакии, пришла в отчаяние и посвятила этой трагедии цикл из пятнадцати стихотворений. Ее экзальтированное воображение пыталось нарисовать картину благородного и отчаянного сопротивления чешского и словацкого народов германским гуннам: «В клятве руку подняли все твои сыны – умереть за родину всех, кто без страны», Отважные славяне в ее воображении отстаивали Чехословакию, как вторую родину всех изгнанников, в числе коих она видела и себя… В отчаянье она хваталась за любые подтверждения того, что Чехословакия сопротивляется, что если не свобода, то честь ее любимой Богемии спасена. К своему стихотворению «Один офицер» она даже поставила эпиграф:

«В Судетах, на лесной чешской границе офицер с двадцатью солдатами, оставив солдат в лесу, вышел на дорогу и стал стрелять в подходящих немцев. Конец его неизвестен (из сентябрьских газет 1938 г.)»

Ее не смутило, что солдаты не пошли за своим офицером, выстрелы которого в сторону немцев привели ее в неописуемый восторг:

А когда немцы стали хозяевами всей Чехословакии, она опять же выискала в европейской прессе сообщение о том, что «чехи подходили к немцам и плевали» (см. мартовские газеты 1939 г.)». И воспела это свидетельство «мужественного» сопротивления в стихотворении «Взяли»:

Но куда делись «сталь», и «уголь», и «свинец», и «пули», и «ружья» – что случилось? – От всей вооруженной мощи остались одна «слюна»?!

Экзальтация Марины Цветаевой никогда не имела пределов. Она влюблялась в молодости сначала в мужчин, а потом в женщин, она могла в одно время отдать свое сердце Германии («Германия! Мое безумье! Германия – моя любовь!»), а в другое – проклясть немецких гуннов. Могла до небес воспеть Белую гвардию (в «Лебедином стане»), а потом с тем же вдохновением прославить Советский Союз в стихах к сыну – и подвиг челюскинцев… И, убедившись, что в Чехословакии кроме одного офицера никто не защитил Родину и что кроме слюны у чехов не осталось другого оружия, поэтесса решила прославить не армию, а весь народ:

Из будущего коллаборационистского Парижа, готового через год сдаться немцам, как и Прага, к чешскому народу весной 1939 года чуть ли не каждый день летели рифмованные призывы Цветаевой к борьбе, к сопротивлению, к восстанию против европейских гуннов: «Богемия! Богемия! Не лежи, как пласт! Бог подавал обеими и опять подаст»; «С объятьями удавьими Расправится силач! «За здравие, Моравия! Словакия, словачь!»; «Не погибнет чех»…

Стихи пишутся каждый день! Вдохновение не иссякает! Заключительное стихотворенье чешского цикла поднимается до высот, где живут не просто стихи, но государственные гимны:

Видимо, из французского «далека» пошлые исторические подробности чехословацкой драмы были плохо различимы для ее близоруких глаз… На самом же деле оккупация Чехословакии была весьма странной, поскольку и власть и народ были не достойны ни восхищения Марины Цветаевой, ни романтических надежд, которые она на них возлагала.

Итак, 29 сентября 1938 г. в Мюнхене западные демократии сдали Чехословакию Гитлеру. Утром 30 сентября президент Бенеш получил из Берлина ультиматум о том, что в течение 10 суток Судетская область должна перейти под власть Германского рейха. Чехи не стали ждать десять дней, посовещались полтора часа, и премьер-министр республики Ян Суровы сообщил Берлину и гражданам своей страны, что ультиматум принят. Во время полуторачасового обсуждения германской ноты министр иностранных дел чешского правительства Камилл Крафта заявил своей политической и военной элите:

«Теоретически ультиматум можно отвергнуть. За этим последует война, в которой никто нас не спасет». Когда немецкие войска вошли в Чехословакию, многотысячные толпы народа приветствовали их во всех городах и весях, в том числе и в Праге, где дед и тезка будущего президента нашей эпохи крупный коммерсант Вацлав Гавел приветствовал гитлеровцев с балкона своего, как сказали бы сейчас, супермаркета… Если кто-то из чехов и плевал в сторону немцев, чем восторгалась Цветаева, то, видимо, немцы этого не заметили. Вот так Чехословакия стала протекторатом великой Германии, и в июле 1941 года президент протектората чех Эмиль Гаха обнародовал послание гражданам, в котором говорилось:

«Для того, чтобы чешский народ принял участие в великой борьбе немецкого народа и внес свой вклад в дело его победы, ему были определены задачи, особенно в области снабжения и вооружения… Военный взнос в 5 миллиардов крон был нами сделан ввиду того, что чешский народ непосредственно не участвует в войне».

Откупились. И на эти 5 миллиардов крон началась работа «чешского народа» «в области снабжения и вооружения» гитлеровского вермахта. 122 чешских военных завода, 12 000 средних и мелких предприятий, два с половиной миллиона самых квалифицированных в Европе рабочих и технических специалистов, начиная с 1939 и по 1945 год, ковали победу вермахта, снабжая гитлеровскую армаду танками, грузовиками, пушками, автоматами, винтовками, револьверами и т. д.

Гитлеровские офицеры, получив отпуска с фронта, стремились именно в Чехословакию, которая предоставляла им все возможности для восстановления сил и здоровья, потраченных на Восточном фронте, о чем знаменитая киноактриса Ольга Чехова писала в своих воспоминаниях: «Злата Прага не утратила своего блеска; и в гастрономическом отношении она предлагает удовольствия, которых в рейхе для простых смертных уже давно не существует. Короче: Прага – отдых от войны». Даже в Париже, где для гитлеровской офицерни пели в ресторанах Ив Монтан и Эдит Пиаф, и которых обслуживали проститутки и многие честные женщины Парижа, не было столь комфортных условий для отдыха оккупантов. Все-таки во Франции какое-то, хотя и жалкое сопротивление, но было. А в Чехословакии не было ничего опасного – ни сопротивления, ни партизан – сплошной комфорт…

Бедная, наивная, экзальтированная, умевшая зомбировать самою себя Марина Цветаева! Хорошо, что она ничего не узнала о позорном лакействе ее любимой Чехии, ее прекрасной Богемии, ее сказочной Моравии! Хорошо, что она не знала о том, что в составе гитлеровского рейха, топтавшего ее родину Россию, было около ста тысяч коричневых Швейков, шестьдесят тысяч из которых после окончания войны работали как военнопленные, восстанавливая наши города, разбитые «тиграми», самоходными орудиями, бомбардировщиками, которыми управляли и командовали ее любимые чехи и словаки.

Слава Богу, она не узнала о том, что какие-то плевки разгневанных чехов и какие-то выстрелы одинокого чешского офицера по немецкой колонне скорее всего явились выдумкой желтой европейской прессы, о которой она сама писала с благородным негодованием:

Слава Богу, что она не узнала о том, что президенту протектората Эмилю Гахе, в свое время торжественно сообщившему о «военном взносе» чешского народа в военную промышленность Рейха в размере 5 миллиардов крон, в канун 50-летия победы над фашизмом была открыта в Праге мемориальная доска «за вклад в сохранение Чехословакии» в годы Второй мировой войны.

Слава Богу, что Марина Цветаева так и не узнала слов американского посла в послевоенной Чехословакии Штейнгарда, который сказал:

«Чешский народ всегда отдавал предпочтение жизни без напрасной борьбы, нежели борьбе за свою свободу»…

Остается только вспомнить ее искренние и предельно наивные строки:

Да, Пушкин прав: «Поэзия должна быть глуповата»… А Марина Цветаева не зря любила Пушкина!

Жаль, что в роковые ноябрьские дни 1956 года ни Коржавин-Мандель, ни Юз Алешковский, ни Владимир Высоцкий не были в Будапеште. Если остались бы живы и все повидали бы собственными глазами, то, думаю, никогда не писали бы таких глупых и подлых по отношению к своей родине стихов и песен. Да и как можно было забыть – разве что в припадке антисоветского вдохновения – этим двум евреям, Коржавину и Алешковскому (да и Высоцкий полукровка), о том, что рекордное количество евреев в 1944 году (около полумиллиона, и всего за 42 дня!) было собрано при помощи венгерского населения и отправлено благодаря чрезвычайным усилиям венгерской администрации, жандармерии и прочих силовых структур в Освенцим на возведение оборонительных рубежей перед наступающей Советской армией. Конечно, в Венгрии еврейским вопросом занимался Эйхман, но страна была в известной степени самостоятельной и управлялась диктаторами, сначала Хорти, а потом Салаши, – коренными венграми. Без помощи венгров на разных уровнях такую грандиозную акцию было провести невозможно. Из протоколов допроса Эйхмана:

«В непринужденной беседе за стаканом венгерского вина я сообщил им (Ласло Эндре и Ласло Бать – статс-секретари венгерского Министерства внутренних дел. – Ст. К.), что Гитлер отдал приказ немецкой полиции, что он будет рад, если венгерских евреев <…> отправят в Освенцим. Затем я объяснил им, что хочет рейхсфюрер: предельный возраст 60 лет, не надо нетрудоспособных мужчин, нетрудоспособных женщин и детей; питание на два дня, жесткого обращения по возможности избегать (значит, везли не в газовые камеры, не для «окончательного решения еврейского вопроса», а на принудительные работы. – Ст. К.). Венгерская полиция провела в Будапеште эти мероприятия с евреями… Доктору Эндре пришлось договариваться с венгерской жандармерией, потому что там возникли разногласия – они хотели брать всех подряд, без ограничений возраста» (с. 187).

А совсем недавно, в сентябре 2008 года, я участвовал в телевизионной передаче, посвященной «оттепели». И критик Наталья Иванова вспоминала стихи своего покойного мужа Александра Рыбакова. Я не запомнил их полностью, но строки «Ах, романтика, синий дым, в Будапеште советские танки» – остались в памяти, тем более что в конце с пафосом были причитания: «Сколько крови в подвалах Лубянки»… А сколько еврейской крови было на улицах Будапешта? Об этом, конечно, не желали думать ни Наталья Иванова, ни ее покойный муж, сын писателя Анатолия Рыбакова, автора известных в свое время романов «Дети Арбата» и «Тяжелый песок», романов о еврейских судьбах. Традиции венгерского антисемитизма неискоренимы. Не случайно во время нынешнего тотального кризиса, приведшего Венгрию на грань банкротства, они ожили в стране, которая совсем недавно бурно торжествовала свое вступление в Европейское сообщество. А в апреле 2009 года капитан мадьярской гвардии Андраш Драшкевич уже заявил в своей речи на Венгерском государственном телевидении: «Евреи управляют миром. Для их фокусов нужно лишь два миллиарда человек, а остальная часть человечества будет уничтожена» («Еврейская газета», № 5, 2009 г., статья Д. Спритца «Чем подогревают себя ультраправые»).

Если синедрион верховных жрецов выносит какие-то решения, то мелкие жрецы-шестерки должны проглотить язык, склонить головы и в упор не видеть, не вспоминать, как терзали венгерские фашисты венгерских евреев в 1956 году. Дуглас Рид в книге «Спор о Сионе» почти понимал сущность происходящего, когда писал, что «советская военная машина подавила народное восстание в Венгрии, восстановив в этой стране еврейско-коммунистический режим…». Но мелким жрецам было приказано закрыть глаза на еврейскую кровь 1956 года: на кону лежало нечто большее. Надо было осудить ввод советских танков в Будапешт и получить козырную карту для шельмования Советского Союза вплоть до окончательной победы над ним. «Ведущие еврейские организации Америки, – пишет Н. Финкельштейн в книге «Индустрия Холокоста», – даже вступление советских войск в Венгрию в 1956 году заклеймили как «лишь первую станцию на пути в русский Освенцим» (с. 15). Какая абсурдная логика! Наоборот, нечто подобное гитлеровской Хрустальной ночи, то есть еврейский погром бушевал на улицах Будапешта. И если не всех евреев в те дни истребило венгерское «народное восстание» (по словам Дугласа Рида), то лишь потому, что в город вошли советские танки. Точно так же в конце 80-х – начале 90-х годов прошлого века шестеркам Холокоста было приказано не вспоминать о вкладе в Холокост украинских палачей Романа Шухевича, оуновцев и бандеровцев, организовавших резню евреев на Львовщине, о латышских лагерях смерти, куда евреев сгоняли местные националисты, об украинских карателях, спаливших вместе с жителями белорусскую Хатынь… Им, этим шестеркам, был дан приказ поддерживать все «народные фронты», все «Саюдисы» и «Рухи», чтобы те завершили главное дело по развалу Союза. И лишь потом, когда «поезд ушел», когда бывшие республики благодаря своим националистам стали «незалежными государствами», Синедрион развернулся на 180 градусов и прикрикнул на своих лакеев, чтобы они утихомирили антисемитскую прыть.

(Документы из архивов Белоруссии, свидетельствующие, что Хатынь – дело рук 118-го полицейского батальона, состоявшего из украинских националистов, были переданы украинским властям еще в эпоху правления президента Ющенко.)

Когда у мировых владык есть высшие цели, более значительные, нежели лицемерная защита овец израилевых, то они с легким сердцем «сдают» свое послушное стадо. Точно так же, как сдавали его вожди сионизма во время торговли с гитлеровской элитой.

Вопреки расхожему мнению о том, что итальянцы были всего лишь навсего особыми апеннинскими фашистами и отнюдь не расистами и антисемитами, они все-таки внесли, как утверждает шведская книга, скромный вклад в общеевропейское дело «Холокоста»: «В июле 1943 года немецким войскам при поддержке итальянских нацистов удалось захватить восемь из тридцати пяти тысяч местных евреев и депортировать их в Освенцим» (шведская книга, с. 35).

Особую жестокость в геноциде и сербов, и евреев проявило небольшое, но кровожадное хорватское государство – вернейший союзник гитлеровской Германии, руководимое усташами Анте Павелича: «Хорватских евреев обязали носить «Звезду Давида», а их собственность была конфискована. Только в концлагере Ясенево были убиты десятки тысяч сербов и двадцать из тридцати тысяч хорватских евреев. К концу октября 1941 года почти все евреи Хорватии были уничтожены. Около семи тысяч уцелевших чуть позже отправили в Освенцим. Всего же за время войны лишились жизни более шестидесяти тысяч югославских евреев» (шведская книга, с. 35). Но как изменилось за полвека время! Как либеральный Запад в наши дни поддержал гитлеровскую антисемитскую союзницу Хорватию и сокрушал антифашистскую, непокорную Сербию!

…Ну и, конечно, румыны… Когда-то знаменитый немец фон Бисмарк произнес опрометчивую фразу, что «румыны – это не нация, это профессия». Может быть, поэтому, став верными сателлитами фашистской Германии, румыны сделали все, чтобы доказать немцам, что они – нация, и отправили несколько сот тысяч своих солдат на Восточный фронт, а с евреями, как утверждает шведская книга, поступили, как потомки римских легионеров: «К началу войны в Румынии проживали свыше семисот пятидесяти тысяч евреев. Около ста шестидесяти тысяч из них были доведены до голодной смерти или расстреляны румынскими и немецкими войсками в Бессарабии и Буковине, а еще сто пятьдесят тысяч отправили в Транснистрию, где в большинстве своем они были уничтожены вместе с местными евреями» (шведская книга, с. 35).

О голландцах и норвежцах сказать почти нечего, их вклад в общеевропейское дело ничтожен: при помощи соратников Квислинга всего лишь пятьсот тридцать два норвежских еврея были в 1942 году насильно посажены на немецкое судно «СС Донау» – и с тех пор их никто не видел в Норвегии. А голландцы за все годы войны собрали по всей стране один-единственный эшелон евреев – чуть больше трех тысяч – и отправили их в концлагерь Собибор, за что доселе они обязаны соблюдать культ новой святой Холокоста Анны Франк. Дело дошло до того, что недавно чиновники местного самоуправления в Амстердаме обнаружили, что старый, чуть ли не столетнего возраста каштан возле ее дома почти сгнил, вот-вот рухнет на соседний дом, и решили его спилить. Но еврейская община запротестовала (оказывается, Анна Франк, умершая в 1945 г., упоминала об этом каштане в своем дневнике, часть которого, кстати, записана шариковой ручкой послевоенного производства), подала на чиновников в суд, который принял решение сохранить каштан, и сейчас специалисты ломают головы, как омолодить сгнившее дерево. Об этой мелодраме пишет московский ежемесячник «Холокост» в № 1 за 2008 г.

Культ несчастной и ничем не примечательной еврейской девочки в послевоенные годы усилиями жрецов Холокоста приобрел невиданные и даже уродливые масштабы и формы. Как сообщает энциклопедия «Холокост» (изд. «Роспэн», М., 2005 г.), «улицы, школы, деревни и леса были названы в ее честь. Картины и статуи увековечили ее образ. В память о ней сочинялись стихи и песни… В 1957 году отец Ф. увековечил память о дочери тем, что помог основать фонд Анны Франк в Амстердаме» (с. 647).

Даже известная исследовательница истории Холокоста Ханна Арендт была настолько обескуражена этой коммерческой кампанией, что в 1962 году с горечью заметила: «Поклонение Анне Франк стало формой дешевой сентиментальности за счет великой катастрофы» (там же).

Более того, энциклопедия «Холокост» утверждает, что «выжившие узники лагерей и др. люди выражают негодование и сожаление по поводу того, что считают эксплуатацией культа Франк».

Сказано хотя и косноязычно, но по существу дела.

А вот еще любопытные сведения из шведской книги.

В 1944 году видные деятели международного еврейства обратились к англичанам, чья авиация уже владела воздушным пространством над всей Европой, с просьбой подвергнуть бомбардировкам железные дороги, ведущие из Венгрии к Освенциму, чтобы прекратить депортацию евреев через Словакию в лагерь смерти. «Шел последний год войны, союзные войска контролировали воздушное пространство Европы. Американские бомбардировщики почти ежедневно пролетали над лагерем, однако в силу ряда причин американское и британское командование отказывалось отдать приказ о бомбардировке… Некоторые официальные объяснения, сделанные во время войны, звучат цинично. Вот какой ответ дал член британского кабинета Ричард Лоу известному еврейскому общественному деятелю Хаиму Вейцману: «Довожу до Вашего сведения, что после детального изучения данного вопроса командование наших ВВС вынуждено отклонить ваше предложение в связи с большими техническими сложностями…» Одни историки видели причину отказа от бомбардировок в антисемитизме <…>, но как бы то ни было, факт остается фактом: реальная возможность спасти тысячи людей от газовых камер так и не была использована…» (шведская книга, с. 80).

Правда, на Тегеранской «ахмадинежадовской» конференции по Холокосту была высказана еще одна точка зрения – почему западные союзники не бомбили подъездные пути к Освенциму: сохранилось множество фотоснимков лагеря с самолетов, на которых не видно было ни действующих газовых печей, ни дымящих труб, ни исполинских костров, на которых якобы постоянно сжигались десятки тысяч трупов. Если это так, то отказ британцев бомбить железнодорожные пути, ведущие к газовым печам, – вполне логичен. Если тегеранские историки не правы и англичане виноваты, то Алле Гербер необходимо удвоить свои усилия, чтобы английские школьники узнали о подлом поведении английской элиты по отношению к несчастному европейскому еврейству.

Конечно, у Англии с Америкой рыльца в пушку!

«13 мая 1939 г. около тысячи еврейских беженцев, спасаясь от нацистов, покинули Гамбург на борту немецкого парохода «Сент-Луис» и отправились на Кубу. Однако Куба отказалась их принять. Попытки получить убежище в США тоже ни к чему не привели. 17 июня после месяца странствий пассажирам пришлось сойти на берег в Антверпене. Большинство, в конце концов, оказались в руках нацистов и погибли в лагерях уничтожения» (шведская книга, с. 79).

Бедные евреи! Ну то, что их не любили венгры за белакуновскую революцию 1919 года, – это хоть можно понять и объяснить. Были причины нелюбви и у поляков к евреям – за века жестокого взаимного конкурентного существования, когда они накопили друг против друга немало взаимных обид; даже французов понять можно, если вспомнить то унижение, которое испытала Франция в эпоху «дела Дрейфуса»…

Но за что кубинцы и американцы отказались помочь евреям? Разве что только из расчетливого эгоизма, замешенного на протестантской этике и католическом антисемитизме…

Жаль, что евреи до сих пор не решились выставить денежный счет высокомерным янки за тысячу своих мучеников Холокоста, попавших в Освенцим по их вине. Ведь сумели же они слупить хорошие деньги со швейцарцев, которые во время войны подобно американцам не впускали евреев, искавших спасения, в нейтральную Швейцарию! А если те и проникали нелегально, то бдительные швейцарцы сразу же выдавали их обратно немцам на расправу.

К слову говоря, после 17 сентября 1939 года, когда под напором вермахта рухнуло Польское государство и еще не установилась окончательно граница между Германией и СССР, рассекшая Польшу «по линии Керзона», и когда волна Польских евреев, не желавших оставаться под властью Гитлера, хлынула на советскую сторону, мы, в отличие от американцев, приняли их всех и тем самым спасли от неизбежной гибели в Освенциме или в Треблинке. Они автоматически стали советскими гражданами, поскольку проживали в местечках Западной Украины и Западной Белоруссии. А их было около 2 миллионов. Так что «мировая общественность» (в том числе, конечно, и еврейская) должна быть благодарна Советскому Союзу за то, что пакт Молотова – Риббентропа значительно уменьшил цифру реальных потерь еврейства во время Холокоста. И Сталина следовало бы поблагодарить за присоединение прибалтийских государств и Бессарабии с Буковиной к Советскому Союзу. Все-таки евреям из этих земель было куда бежать в начале войны – на Восток, чем многие из них и воспользовались. А если бы война застала их в Польском государстве, в независимых прибалтийских странах, то их ждало бы «окончательное и стопроцентное решение вопроса». Немало я встречал в своей жизни евреев, ставших в 1939–1940 годах гражданами СССР, убежавших в 1941 году в тыл страны, что их и спасло. Так почему же нынешнее еврейство проклинает пакт Молотова – Риббентропа, аннексию Западной Украины и Западной Белоруссии, «оккупацию Прибалтики»? Не понимаю… Хотя эта психологическая ситуация, в общем, та же, что и с оценкой «прогрессивной общественностью» венгерского 1956 года…

Из шведской книги:

«К началу 1942 г. айнзацгруппы с помощью войск СС, полиции, вермахта и местных коллаборационистов уничтожили на советской территории более миллиона человек» (с. 85). Это тех евреев, которые, к сожалению, не успели убежать на Восток. «При проведении карательных операций в Прибалтике айнзацгруппы получали значительную помощь от местной полиции». «Айнзацгруппы, действовавшие в Восточной Европе и на территории бывшего СССР, при поддержке полицейских батальонов и других подразделений уничтожили около двух миллионов человек» (с. 53).

В каждом из «лагерей смерти» – Бельжец, Собибор, Треблинка – «работали примерно тридцать немецких солдат и около сотни наемников из Украины и стран Прибалтики» (с. 56).

Вот куда надо отправляться «миссионерствовать» и внедрять новую мировую религию Холокоста нашей Алле Гербер с ее верными помощниками. А заодно посетить Польшу, селение Едвабне, где поляки-антисемиты сожгли в закрытых конюшнях около 2 тысяч своих едвабненских евреев, где несколько еврейских погромов было в 1946 году, уже «после Освенцима», что случилось, впрочем, и в Венгрии, где произошли еврейские погромы в Кунмодарше (май 1945 г.) и в Мишкольце (июнь 1945 г.!). Сведения взяты из энциклопедии «Холокост», стр. 138.

Из шведской книги о поляках:

«Многие доносили немецким властям о побегах евреев из гетто или, взяв у беглецов деньги за предоставление им убежища, затем выдавали их нацистам» (с. 77).

А что происходило в Польше после войны, в 1946 году, «после Освенцима»?

«Когда около трехсот тысяч уцелевших евреев – из трех миллионов, живших в Польше до войны, – вернулись домой, они были встречены в лучшем случае холодно, а в худшем – откровенно враждебно. Случались погромы, из-за которых многим евреям пришлось эмигрировать» (с. 77).

Так что памятники убитым евреям во время погромов 1946 года надо ставить в польских городах – в Кельцах, в Парчеве, в Люблине. Это последние настоящие погромы в Европе, ставшие добавлением к уже прошедшему Холокосту… И о двух венгерских погромах надо вспомнить.

В общем, шведская книга о Холокосте составлена не без пропагандистского красноречия – но с цифрами, с фактами, с фамилиями. Главная ее ценность заключается в том, что она убедительно доказывает: родина Холокоста не только Германия, но вся коричневая Европа, которую надо до сих пор перевоспитывать.

А что же наша страна? Боролась она с «катастрофой» или способствовала ей? В этой книге много чего сказано о Советском Союзе, но в основном, к сожалению, глупого, лживого и даже смешного.

«Советский Союз вел борьбу за выживание и хотя почти ничего не сделал, чтобы помочь евреям, нельзя не признать, что во время войны это государство евреев не дискриминировало» (с. 74).

Ну, спасибо, признали, похвалили… Неужели госпожа Матвиенко, написавшая предисловие к этой книге и благословившая ее издание в России, не знает, что именно советские войска, неся громадные потери, освободили оставшихся в живых евреев из главных лагерей смерти: из Освенцима, из Треблинки, из Майданека, из Собибора, из Бельжеца, из Хелмно, из Равенсбрюка, из Саласпилса, из Вильнюсского, Минского, Каунасского, Винницкого и прочих многочисленных гетто… Зная, что Советский Союз, освобождая Европу от коричневой чумы, пожертвовал более чем двадцатью миллионами своих сыновей и дочерей, зная, что только прямые военные потери составляют девять миллионов самых сильных и самых молодых мужчин нашего народа, зная, что только в ленинградской блокаде погибло около миллиона ее земляков, – тогдашний вице-премьер правительства России, нынешний губернатор Санкт-Петербурга Валентина Ивановна Матвиенко благословляет унизительную клевету на державу-победительницу и ее героический народ:

«В западных исследованиях Холокоста до недавних пор в категорию «наблюдателей» попадали, прежде всего, нейтральные страны, например Швеция и Швейцария, а также страны, участвовавшие в войне на стороне союзников (Советский Союз, США, Великобритания). Можно сказать, что все они стояли в стороне, пока гитлеровская Германия уничтожала миллионы людей» (шведская книга, стр. 94). Да вы, Валентина Ивановна, рекомендуя эту книгу к изданию, просто вытерли ноги нашим Знаменем Победы.

Вы, госпожа Матвиенко, вместе с составителями и авторами шведской книги, чтобы оболгать итоги Великой Отечественной войны и нашей Победы, чтобы изобразить Советский Союз антисемитским государством, умолчали о знаменитой книге Василия Гроссмана «Треблинский ад», в которой будущий кумир либеральной еврейской интеллигенции писал в 1944 году после посещения Треблинки честную правду о том, что спасение евреев, томящихся в гитлеровских концлагерях, зависело только от Советской армии:

«Весь мир молчит, подавленный, порабощенный шайкой захвативших власть бандитов. Молчит Лондон, молчит Нью-Йорк. И только где-то за много тысяч километров ревет советская артиллерия на далеком волжском берегу, упрямо возвещая великую волю русского народа к смертной борьбе за свободу, будоража, сзывая на борьбу народы мира».

Если вам, госпожа Матвиенко, этого гроссмановского свидетельства мало – приведем еще одно: «Видно, ужасна была сила русского удара на Волге, если сам Гиммлер прилетел самолетом в Треблинку и приказал срочно замести следы преступления, совершенного в 60 километрах от Варшавы. Такое эхо вызвал могучий удар русских, нанесенный немцам на Волге <…> и разве не удивительный символ, что в Треблинку под Варшаву пришла одна из победоносных сталинградских армий».

А вот еще одно свидетельство честного летописца войны Василия Гроссмана о «Треблинском аде» и еврейском мальчике: «Рассказывали о мальчике, кричавшем у входа в «газовню»: «Русские отомстят, мама, не плачь».

Обратите внимание, Валентина Ивановна, на одну особенность гроссмановского повествования: «воля русского народа», «сила русского удара», «русские отомстят»…

В 2008 г. в одной из передач на радиостанции «Свобода» Алла Гербер заявила, что фашизм и сталинизм это одно и то же, что это ей стало ясно после того, как она прочитала книги Василия Гроссмана. Я не знаю, из каких книг председательница фонда «Холокост» это вычитала, но очень советую ей перечитать «Треблинский ад» и выучить наизусть хотя бы такие нетленные скрижали гроссмановского текста: «Невольно еще раз хочется преклониться перед теми, кто осенью 1942 года при молчании всего ныне столь шумного и победоносного мира вел бой в Сталинграде против немецкой армии, за спиной которой дымились и клокотали реки невинной крови. Красная Армия – вот кто помешал Гитлеру сохранить тайну Треблинки».

Алле Гербер и Валентине Матвиенко по их статусу должно знать, что писал выдающийся антифашист Василий Гроссман об уничтожении узников Треблинки 23 июля 1944 года: «Удалось спастись варшавскому столяру Максу Левиту <…> он рассказал, как, лежа в яме, слушал пение тридцати мальчиков, перед расстрелом затянувших песнь «Широка страна моя родная», и слышал, как один из мальчиков крикнул: «Сталин отомстит».

Так что вы, Валентина Ивановна и Алла Ефремовна, вольно или невольно глумитесь над убеждениями Василия Гроссмана, который своим честным пером свидетеля, очевидца и участника Священной Войны написал на скрижалях истории, что все свои надежды на спасение оставшиеся в живых евреи возлагали на Красную Армию, на русский народ и на Иосифа Сталина…

Помимо размышлений В. Гроссмана о Треблинке я рекомендую Алле Гербер, поставившей на одну доску фашизм и сталинизм, прочитать толстый роман ее кумира «За правое дело», посвященный Отечественной войне и Сталинградской эпопее. В художественном отношении это весьма посредственная книга, но тем не менее ясно выразившая мировоззрение и убеждения автора. Не могу не привести несколько отрывков из нее.

О советской истории 20—30-х годов:

«Рабочий и крестьянин стали управителями жизни <…> родилось невиданное в России народное просвещение, которое можно сравнить лишь со взрывом солнечного света астрономической силы <…> Простые люди, «четвертое сословие», рабочие и крестьяне внесли свой простой, сильный и своеобразный характер в мир высших государственных отношений – стали маршалами, генералами, областными и районными руководителями, отцами гигантских городов, управителями рудников, заводов и земельных угодий» (с. 43).

О Сталинградской битве: «В роковые часы гибели огромного города свершалось нечто поистине великое – в крови и в раскаленном каменном тумане рождалось не рабство России, не гибель ее; среди горячего пепла и дыма неистребимо жила и упрямо пробивалась сила советского человека, его любви, верности свободе, и эта неистребимая сила торжествовала над ужасным, но тщетным насилием поработителей» (с. 393).

О легендарном параде 7 ноября 1941 г.: «Красная площадь казалась Крымову широкой дышащей грудью России – выпуклая, живая грудь, над которой поднимался теплый пар дыхания. И то широкое небо, что видел он в осенних брянских лесах, русское небо, впитавшее в себя холод военного ненастья, низко опустилось над Кремлем.

В шинелях, в мятых шапках-ушанках, в больших кирзовых сапогах стояли в строю красноармейцы <…> То стояло войско народной войны. Красноармейцы украдкой утирали лица от тающего снега, кто брезентовой потемневшей от влаги варежкой, кто платочком, кто ладонью <…> Сталин приблизился к микрофону, заговорил. Крымов не мог разглядеть его лицо – туман и утренняя мгла мешали смотреть. Но слова Сталина отлично доходили до Крымова.

– Смерть немецким оккупантам! – сказал он и поднял руку. – Вперед к победе!» (с. 193). Естественно, что за это сочинение Гроссман получил звание лауреата Сталинской премии.

Все, что потом через несколько десятилетий сочинил Гроссман в повести «Все течет» о «русском рабстве» и «советском антисемитизме», выглядит убогой конъюнктурой или в лучшем случае побуждает вспомнить строки Заболоцкого: «Нет на свете печальней измены, чем измена себе самому».

И поэтому вполне закономерно, что на кремлевском торжестве в июне 1945 года генералиссимус произнес знаменитую здравицу в честь русского народа. В это историческое мгновенье слово вождя совпало с чувствами и мыслями еврея Василия Семеновича Гроссмана. Мой отец, Юрий Аркадьевич Куняев, преподаватель института имени Ф. Лесгафта, невоеннообязанный по здоровью, умер в окруженном Ленинграде 11 января 1942 г. в стенах своего родного института, куда он переехал, как и многие другие одинокие сотрудники, чтобы рядом друг с другом пережить самые тяжелые дни блокады. Но не пережил.

Подробности того, как он умирал, мы узнали лишь в 1943 году, когда моя мать получила в эвакуации от его выжившей сослуживицы М. Лейкиной письмо с рассказом о последних днях жизни отца:

«Ваш муж умер в институте. Вы, вероятно, слышали, какую тяжелую зиму мы пережили. Мы все голодали так, как никто не может себе представить. Многие – даже преподаватели нашего института – проявляли себя, как голодные люди. Юрий Аркадьевич относился к той немногочисленной группе людей, которая выдержанно переносила ужас голода, холода, невзгоды блокады. Он так же, как и другие, бывал ежедневно в столовой института и ждал тарелку супа без суеты и нетерпения, совсем не так, как многие другие. Его молчаливая скромность осталась с ним до конца его дней.

Он много работал, как все мы. Женщины-преподавательницы и студентки шли в госпитали, сверх учебной работы в институте, а мужской состав был брошен для обучения рукопашному бою резервов Красной Армии. Юрий Аркадьевич проводил по нескольку часов на морозном воздухе, вся работа на голосе (команды). Сколько людей им обучено, не знаю. Вероятно, много. Достаточно сказать, что в списке представленных к награде медалью «За оборону Ленинграда» есть его имя и указано: «…Был ответственным за подготовку свыше 300 человек Октябрьского района»[2].

В главном здании института (ныне университета) имени Ф. Лесгафта над старинной парадной лестницей висит мемориальная доска со скорбным списком преподавателей и сотрудников университета, погибших во время блокады. Список этот открывается словами: «Юрий Аркадьевич Куняев». Похоронен он в общей могиле на Пискаревском кладбище. Письмо моей матушке написала еврейка М. Лейкина.

Она, как и многие другие ленинградские евреи, осталась жива только потому, что советские солдаты на Пулковских высотах, на Невском пятачке, на Карельском перешейке, по всему периметру ленинградской обороны, два с лишним года держали оборону против миллионной армии европейских фашистов, возглавляемой генерал-фельдмаршалом Леебом… И как только у Матвиенко язык повернулся одобрить книгу, где сказано, что мы «стояли в стороне, пока гитлеровская Германия уничтожала миллионы людей». Да бывшая известная комсомолка Ленинграда – нынешняя мэрша невской столицы, совершив это деяние, просто плюнула в сторону Пискаревского мемориала, где вместе с сотнями тысяч ленинградцев лежит мой отец…

Подумать только, если бы немцы захватили Ленинград, у нас не было бы ни Даниила Гранина, ни Иосифа Бродского, ни Александра Кушнера!

Вот ведь как получается: с каждым километром пространства, отвоеванного у немцев и обагренного кровью наших солдат во время движения на Запад, мы спасали какую-то долю восточноевропейского еврейства… А теперь, по истечении более шестидесяти лет, потомки этих спасенных евреев глумливо пишут, что мы «стояли в стороне», что «уничтожение советских евреев проходило открыто, на глазах у местного населения, которое в большинстве своем пассивно наблюдало за событиями» (с. 95), что «Кремль не делал попыток спасать евреев».

По логике жрецов Холокоста, коль уж мы виноваты, что «стояли в стороне, пока гитлеровская Германия уничтожала миллионы людей», то нас (не французов, не венгров, не прибалтов, не поляков, а русских!) в первую очередь нужно учить урокам Холокоста. Тут Матвиенко и Асмолов стараются вовсю, почему-то излагая свои мысли одинаковыми словами.

Из В. Матвиенко: «Многолетняя стена умолчания Холокоста в России разрушена…» Из А. Асмолова: «Особая стена молчания возведена вокруг Холокоста в России…» (с. 94).

А теперь обратим внимание еще на два отрывка. Из предисловия Матвиенко: «Политический и исторический смысл запоздалого признания со стороны России места Холокоста в истории цивилизации означает, что отныне Россия входит в общий ряд цивилизованных стран, для которых эта катастрофа воспринимается как общечеловеческая, а не только национальная трагедия» (с. 5).

Читаю и глазам своим не верю: да я же где-то все это читал! Ну конечно, в послесловии Асмолова: «Политический и исторический смысл запоздалого признания Россией места Холокоста в истории цивилизации будет означать, что наша страна после многолетнего молчания сделала свой выбор и входит в общий ряд цивилизованных стран, для которых катастрофа Холокоста воспринимается как общечеловеческая, а не только национальная трагедия» (с. 102). Все выделенные слова из текста Матвиенко одновременно являются словами Асмолова. Слово в слово. Кто у кого «сочинение списал»?

Неужели господин Асмолов, бывший в свое время замминистра образования России и находившийся в подчинении у Матвиенко, сочинял за нее это предисловие и по рассеянности или по слабоумию вставил в предисловие Валентины Ивановны целый абзац из своего послесловия?

Я не могу заподозрить саму Валентину Ивановну в примитивном плагиате, такого быть не может. Но так подставить свою начальницу, благодетельницу, вице-премьершу! А может, кто-то третий сочиняет эти «слоганы» и потом снабжает ими и Асмолова, и Матвиенко? А может быть, они оба, как два попугая, вызубрили один и тот же текст?

Но, возможно, есть и особая точка зрения на все происходящее. Если явление Холокоста народу непознаваемо, иррационально и не принадлежит ни истории, ни науке, а вере и стоит в ряду чудес, то все, что связано с Холокостом, объяснить невозможно. А потому не надо и пытаться понять, как и зачем появились у Матвиенко и Асмолова одинаковые тексты о Холокосте. Ведь есть же почти одинаковые тексты у всех четырех евангелистов. А Матвиенко и Асмолов – тоже своеобразные «евангелисты» новой религии, и разобраться, почему они излагают одни и те же мысли одними и теми же словами, – эта попытка похожа на кощунство, на ревизию Священного Писания. А если они оба, подобно апостолу Павлу, были удостоены откровения свыше и Высшая Сила продиктовала им одни и те же заповеди?.. Все, что исходит из области чуда, неподвластно никакой критике, и никакому людскому суду, и никакому разбирательству насчет того, кому из них принадлежит интеллектуальная собственность – то есть вышеприведенные «священные», словно вырезанные на Синайских скрижалях, заповеди. Они принадлежат Холокосту.