Глава 2

Мне было страшно, и страшно хотелось есть. Кажется, мой спутник решил, что сделал для меня все возможное и теперь может спокойно меня бросить. Этого я никак не мог изменить, зато попробовать съесть что-нибудь у меня вполне могло получиться. Как здорово, что я не выбросил золотой самородок.

На глаза попалась забегаловка в которой хозяйничал человек, отдаленно напоминающий ортодоксального еврея, в кипе и с косичками. Морда, правда, лицом это было тяжело назвать, слишком выдавалась вперед, как у барана. Но ему это шло.

– Таки здравствуйте. – Не удержался я от одесского акцента.

– И вам не хворать, любезный. Что желаете скушать?

– Знаете ли, я тут впервые, остался один, без средств к существованию. Не могли бы вы монетизировать в местную валюту мое единственное состояние? – Я выложил на витрину самородок. – Золотишко. Грамм двести точно есть.

– Золото? – Удивился хозяин забегаловки.

Он почему-то засуетился, несколько раз нырнул под прилавок, бубня что-то неразборчивое под нос.

– Извините, но если у вас нет таких денег, я готов подвинуться. Для начала, просто накормите меня, а то я скоро упаду в голодный обморок.

– Конечно, конечно, пару мин обождите, я как раз приготовлю.

– Спасибо. – Суета хозяина меня удивила, но я не посчитал ее поводом для беспокойства. Пошел и занял столик. Вдруг, вспомнил, что я не назвал ему, что я хочу съесть, глянул на вывеску, предполагая, что это забегаловка в которой подают единственное блюдо. Нет, там были изображены разные сдобнушки, куски мяса и напитки. – Мне чего-нибудь мясного, жареного.

– Непременно. – Уверил меня хозяин, не показываясь на глаза.

Я решил, что он занят готовкой. В ожидании обеда, огляделся. Справа от меня, за столиком, сидела парочка. На первый взгляд, свои, земляне, но нет, кошачьи зрачки выдали в них иномирцев. Парочка была увлечена друг другом, не замечая моего пристально рассматривания. С соседями с другой стороны от меня такой трюк не прошел. Там сидел толстокожий «бегемот», весь в выпуклых наростах, похожих на бородавки. Он поглощал что-то растительное из большого блюда, не пользуясь приборами.

– Что? – Спросил он грубо, в ответ на мой пристальный взгляд.

– Извините. – Я отвернулся и уставился в небо.

Над головой парило судно на трех красных шарах. Я увидел, как с него выпрыгнула точка, пролетела немного камнем, а потом взмахнула широкими крыльями и закружила над крышами. Почему-то про птиц я не думал до сего момента. Наверняка и разумных пернатых в Транзабаре было предостаточно.

Две минуты закончились давно, а заказанного мяса все не было. Может быть это место было создано для того, чтобы обманывать. Я поднялся, чтобы поинтересоваться состоянием моего заказа, как стальные хваты зажали мои руки. Два гигантских австралопитека волосатыми лапищами удерживали меня.

– Вы кто такие? Гопота местная? У меня нет денег, вон тому еврею за обед отдал.

Ископаемые человекообразные подняли меня, как пушинку и поставили у прилавка.

– Ну, наконец-то. – Хозяин забегаловки показался над прилавком. – Долго вас ждать пришлось.

– В чем дело? Вы кто? Я еще ничего не успел совершить, меня только что привезли сюда.

– Где золото? – Утробным голосом спросил один из австралопитеков.

Хозяин положил его на деревянную поверхность.

– Ваше? – Спросил реликтовый гоминид.

– Наше. Подобрал по дороге, не украл. Если бы умел, показал место, где взял. Меня Вольдемар привел в этот город и его друг, кентавр Ставр. Нет, не так, Ставррррр. Не слышали про таких?

– Вы задержаны до предъявления приговора. Приговор завтра, на рассвете, как и исполнение его.

– Штраф? Работы? Будьте снисходительны к новеньким. Я есть хочу, я устал с дороги, у меня столько приключилось за последний день.

– Вас накормят, чем пожелаете.

– Да? Меня уже обещали сегодня покормить.

– С этим проблем не будет, еда, игра, совокупление, все, что пожелаете.

– Да у вас, по ходу, круче, чем в норвежских тюрьмах.

– Вы уже сидели за проступки?

– Нет! – Ответил я резко. – Эта информация из открытых источников.

Австралопитеки вывели меня на большую улицу и посадили в бричку, управляемую мускульной силой одного из охранников. Под стук колес булыжной мостовой меня повезли в тюрьму. Голод не давал задуматься о том, что это может быть опасно. Он перевешивал страх, интуицию и прочие мои функции, отвечающие за самосохранение.

Экипаж въехал под высокий арочный проход в еще более высокой кирпичной стене. За спиной с шумом опустилась железная переборка, отделив внутренний двор тюрьмы от внешнего мира. Бричка остановилась. Меня грубо вытащили из нее и повели в сторону каменного здания с маленькими окнами, по тюремной практике прикрытые решетками.

– Из огня да в полымя. – Произнес я упавшим голосом. – Бесплатный адвокат от государства у вас положен.

– Не слышали про такого. – Ответил австралопитек, идущий слева.

– А мне говорили, что вы ушли от нас далеко вперед, в плане прогресса. А вы даже про презумпцию невиновности не слышали. Вину надо доказать.

– На суде докажут.

Через могучую деревянную дверь, усиленную кованными петлями, меня завели в прохладную и темную комнату. После уличного света пришлось долго вглядываться, чтобы увидеть ее обстановку. Когда глаза привыкли, я увидел пернатого, скребущего пером по бумаге, видимо, перо было его собственное. Меня подтолкнули к разумной птице.

– Полное имя. – Птица поднял на меня длинный клюв и моргнул третьим веком.

– Жорж. – Хотел добавить Милославский, но передумал. – Землянский. – Так было правильнее.

Птица-секретарь внесла мое имя скрипучим пером.

– Обстоятельства, при которых вы оказались в Транзабаре? – Голос у нее был скрипучий, как у несмазанной дверной петли.

Я рассказал все, начиная с момента, когда моя машина выхватила светом фар голого Вольдемара, или кто он там был на самом деле. Пернатый слушал меня ничего не записывая.

– Значит, контрабандным. – Резюмировал он и внес всего одно слово в описание моего появления в этом городе.

– Постойте, я не вещь, которую можно пронести. Налицо мошеннические действия, которые легко доказать. У вас есть записи с камер наблюдения? Хотя, какие камеры в вашем музее.

– Оставьте свой тон для суда, мне нужны только сухие данные. Подтверждаете, что золотой самородок принадлежит вам?

– Не подтверждаю. Мне подкинули.

Птица-секретарь что-то вписала в бумагу. Поставила под текстом печать и присыпала черным порошком влажный текст. Затем помахала над бумагой крыльями, подсушивая его и сдувая остатки порошка.

– В общую камеру, для контрабандистов. – Произнес пернатый.

Откуда-то из сумрака вышли двое. Я не видел их до сего момента и готов был поклясться, что их в комнате не было. Эти были больше похожи на человека, но только с детства сидящего на стероидах. Мышцы были перекачаны до такой степени, что скрывали шею, а ноги терлись друг о друга, заставляя идти враскорячку. Парочка забрала меня из рук австралопитеков и вывела из комнаты.

По винтовой каменной лестнице меня вывели на второй этаж. Подвели к решетчатой двери, за которой стояли, сидели и лежали прямо на полу не меньше двадцати существ. Синтольный культурист открыл грохочущий замок, а второй толкнул мень в камеру. Я чуть не налетел на благообразного старичка, с длинной белой бородой до пола.

– Мир в хату, господа сидельцы. – Иномирцы иномирцами, но феня в тюрьме первое дело.

– Драсьте. – Ответил кто-то.

Я застыл на входе, не зная, можно ли мне пройти дальше, чтобы расположиться основательнее.

– Я в первый раз здесь, не местный, обычаев не знаю, поэтому прошу быть снисходительнее, если нечаянно нарушу какую-нибудь тюремную заповедь. Ладно?

– Так, здесь все в первый раз.

– Здесь только те, кто не умеет сам ходить через миры. Они нас всех считают контрабандистами.

– Вам тоже об этом не сказали? – Спросил я.

– Нет, я вообще бухой был, не помню, как здесь оказался.

– А я летел на самолете, который сломался и пошел к земле. Там был один мужик, который меня вытащил из него в этот Транзабар.

– На самолете? – Обрадовался я. – Откуда вы, с Земли?

– Нет, у нас нет такой страны.

– Жаль. Хотелось бы земляка встретить. Никого с Земли нету?

В ответ было молчание. Я вздохнул и прошел к нарам, которые, как мне показалось, были свободными. Присел на уголок, готовый прыснуть с них, если окажется, что они заняты каким-нибудь авторитетом. Никто ничего не сказал и даже не подал вид, что я поступил как-то не так. Я осмелел.

– А что, кормить когда будут?

– С утра тут сижу, самый первый, еще ничего не приносили. – Ответил иномирец, похожий на енота или барсука черными полосками на лице и белой плотной шерстью.

– А мне обещали? – Я расстроился.

– Всем обещали, но есть мнение, что обещание исполнят перед вынесением приговора.

– Приговора? – Меня кольнули неприятные предчувствия. – Звучит, как исполнение последней воли перед смертной казнью.

– Есть такое мнение.

– И ведь знак был такой отчетливый, начинается жопа. – Я вспомнил бледную задницу Вольдемара. – Надо было тормозить раньше.

– Что теперь говорить об этом? – Сидящий напротив меня пухлый человек с добрыми синими глазами, покачал головой. – Принятие неизбежного лучший способ завершения земного пути.

– Нет уж, пока дышу – надеюсь. – Ответил я.

Мысль о смерти казалась мне совершенно невозможной. Не верилось, даже в том театре абсурда, который со мной приключился, что это последнее представление в моей жизни. Нет, обязательно должно было случиться какое-то событие, которое не даст этому произойти. Моя твердая убежденность в этом подействовала на меня успокаивающе.

Желудок сразу отреагировал на изменение настроения громким урчанием.

– А что, никто не пронес с собой ничего съедобного? Выкладывайте на общак, поделимся по-братски. – Я упер руки в колени «по-авторитетному».

Мой вопрос остался без ответа.

– Может, съедим кого-нибудь? – Подал голос из противоположного конца камеры человек с явными чертами хищника. – Есть тут травоядные?

Толпа сокамерников с тихой возней расступилась, оставив в центре пустого места человека с белой козлиной бородкой и небольшими рожками. «Веган» испуганно забегал глазами по лицам людей.

– Ну-ка прекратите вести себя, как животные! – Благообразный старичок имел сильный голос. – Может быть, вас на то и проверяют, как вы сможете такие разные найти между собой общий язык. Мы же все новички. Начнем жрать друг друга, нас точно отправят под топор палачу.

– Старик дело говорит. Это проверка.

– Сидим и не ропщем. Кто оголодал сильно, пусть подошву от ботинок жует.

Последнее предложение я принял на свой счет. Обиделся и отвернулся ото всех. В камере стало тихо, и только грохот замков в соседних камерах давал понять о том, что в тюрьме что-то происходит. Вскоре и в нашей камере открылся замок. Все ждали увидеть нового человека, но им оказался перемыкающийся гад. Сокамерники одновременно опустили взгляд к ногам мускулистых охранников. Чешуйчатая змея выползла из-под их ног и замерла на входе. Она приподняла голову и оглядела немигающим взглядом всех присутствующих.

Те, кто был к ней поближе, попятились назад, кто сидели на нарах испуганно подняли ноги.

– Добрый день. – Произнесла змея шепотом, леденящим душу.

– До вашего появления он был гораздо добрее.

– Что не ползалось по родной земле? – Спросил кто-то, я не успел заметить кто.

Змея резко выстрелила раздвоенным языком в сторону спросившего. Этот жест можно было понять, как предупреждение.

– Не по своей воле. – Прошипела змея и скрутилась в кольца. – Я мерзну, может меня взять кто-нибудь на руки?

Никто не пошевелился. Белый старичок снял с себя холщовую рубаху и набросил на тело змеи.

– Это не поможет, мне нужно в тепло.

Из всего тепла, имеющегося в камере, имелись только тела теплокровных, да пятна солнце, бьющие через узкие окна. Мне стало жалко гада, я встал, поднял его с пола.

– Почто ужика тираните?

Он оказался тяжелым, килограмм на пятьдесят и холодным, как покойник. Змей смотрел мне в глаза, будто пытался контролировать мои действия. Я поднес его к круглой дужке спинки нар, на которую падал свет.

– Накрутись спиралькой и грейся.

– Спасиииибо. – Поблагодарил меня змей.

Он вяло накрутился на дужку и закрыл глаза.

– Не за что. Спи спокойно.

В камере снова стало тихо. Каждый пытался предугадать, что его ждет завтра. Кому-то, как и мне, раз за разом приходила бесполезная мысль, а что если бы я не поехал той ночью никуда? Она была бесполезной, ввиду невозможности что-то изменить, но самой настойчивой. Ее обдумывание лишило меня душевных сил, и я уснул.

Спал я, судя по тому, как затекли мои члены, долго. В камеру свободно проникала через незастекленные окна утренняя прохлада. Несмотря на то, что народу в ней было много, душно не было. Меня бил легкий озноб. Было такое ощущение, что я истратил все калории и теперь, как змей стал хладнокровным, приобретая температуру окружающего воздуха.

С улицы доносился шум. Тюремщикам отчего-то не спалось в столь ранний час. Мысль, про то, что там готовят эшафот, добавила трясучки. Подумалось о том, что если меня лишат жизни, то и некому будет поплакать. Закопают обезглавленное тело где-нибудь в общей яме, или скормят свиньям-людоедам, и некому будет уронить слезу. Получалось, что я прожил жизнь так, что и не оставил ничего, словно меня и не было в ней. Никакой, человек-невидимка, человек-тень. «Нет никто и звать никак», как любила говаривать моя мать. Прямо про меня.

Вдруг по всему этажу загрохотали замки, раздался топот ног и крики охранников.

– Выходим строиться!

Черт, это мне так напомнило первый день в армии. Та же неизвестность впереди и не самые оптимистические ожидания. Открылась дверь нашей камеры.

– Выходим строиться!

– А зачем? – Спросил козлобородый.

– Судить вас будут.

Да уж, суд без провинности заранее отдавал предвзятостью и темными временами средневековья. Не зря мне Транзабар с высоты показался именно средневековым городом. Я направился к выходу вместе со всеми, но вспомнив про змея, бросил взгляд назад. Пресмыкающийся лениво сползал с нар. Ему явно не хватало скорости. Бедняга совсем окоченел. Я вернулся и положил себе на плечо.

– Идем скорее, а то на казнь не успеешь?

– Спасииибо! А кого казнить будут?

– Нас.

На этаже собралось полно народу. Я заметил, что народ в камеры собирали по гендерному признаку. За нами собиралась в кучу женская ватага. Мужики пялились на них с любопытством. Посмотреть было на что. Все эти разумные травоядные имели огромное вымя на животе, что для меня выглядело совсем не эстетично. Но большинство женщин были человекообразными. Какого черта им не сиделось дома?

– Вперед, на выход! – Скомандовал перекачанный голем.

Толпа заключенных, под монотонный гул голосов, направилась к лестнице. Змей, кажется, пригревшись на моем плече, снова задремал. Хлопал меня безвольно повисшим хвостом по спине.

– Парень, ты со своей удавкой? – Спросил меня разумный хищник.

– Нет, я решил умереть от змеиного яда.

– Я не ядовитый. – Прошипел змей.

– У нас змеи не разговаривают? – Произнес хищник.

– У нас тоже. – Признался я.

– Да и обезьяны, не разговаривают, орут, только, как полоумные.

Я было хотел согласиться с ним, что у нас тоже нет говорящих обезьян, но тут до меня дошло, что это был намек на мою эволюционную ветвь.

– А у нас собаки, только брешут почем зря, да блох по шерсти гоняют. У меня две собаки дом стерегут. Сдохнут, из шкуры себе накидку на сиденье сделаю.

Хищник отстал, поняв, что его раскусили. Конечно, кто мог произойти от хищников, только высокомерные существа. Эта мысль даже как-то оправдывала местную власть, не желающую конфликтов на почве непримиримой нетерпимости между представителями разных разумных видов. Только казнить все равно было негуманно. Я бы предпочел депортацию в любой мир, где жили человекообразные существа, или не жили разумные вообще. Смерть – это крайний вариант решения проблемы.

Перед выходом на улицу в ноздри ударил запах еды. Народ прибавил шаг. Даже змей на моем плече сделал попытку поднять голову. Она у него была раза в три больше, чем у земных змей, так что ему было тяжело это сделать.

На тюремной площади стояли дымящие полевые кухни. От них рядами расположились столы. Я прибавил ходу, чтобы первым взять миску и ложку. Гад на моем плече помогал мне бороться с возмущением тех, с кем я обошелся достаточно грубо.

Над одними полевыми кухнями висел символический цветок, над другими куриная лодыжка. Потоки разделились на травоядный и хищный. Мне можно было направиться в оба, но душа больше желала мясного.

– А ты чего ешь? – Я подумал, что нам со змеем не по пути.

– Яйца. – Ответил он.

– Хорошо, идем к хищникам.

Как ни странно, но на полевой кухне имелись вареные куриные яйца. Из бочки накладывали хорошо пахнущую кашу из непонятной крупы, но понятных кусков мяса. Я взял и кашу, и яйца и какой-то напиток зеленого цвета. Вытащил из-под кошачьего зада стул, потому что стула нам не досталось. Тот попытался огрызнуться, но двойная агрессия быстро охладила его темперамент.

– Надо же, Мурзик шипеть вздумал. Это ему не в тапки срать. – Хмыкнул я. – У тебя нет аллергии на кошачью шерсть?

– Нет. Но я никогда не ем их с шерстью. – Признался гад.

– Фу, не порти нам аппетит.

Напиток оказался с градусами и хорошо достал до мозгов на фоне двухсуточного голода. Каша оказалась изумительной по той же причине. Мне не испортил аппетит даже вид пресмыкающегося товарища, заглатывающего яйцо прямо в скорлупе.

– А чё ты его так глотаешь, сказал бы, я тебе почистил?

– Не надо. Я так привык.

Змей напрягся. Изнутри его тела донесся звук лопнувшей скорлупы.

– Понятно, так еще и кальций в организм поступает. Послушай, а к старости у вас, наверное, проблемы с гибкостью бывают?

– Бывают. Колечком сложнее скрутиться, а потом развернуться.

– Все, как у нас.

Признаться, хмельной напиток и сытый желудок отодвинули страхи на задний план. Даже подумалось, что история с казнью просто выдумана от страха.

Тех, кто поел, ждали игры по желанию: азартные спортивные, интеллектуальные. Я немного побегал в эстафете. С кошачьими тягаться в этой дисциплине было бесполезно, они бегали намного быстрее. Мы со змеем оказались посмешищем на их фоне. Мне было плевать, я ждал третьего, как я помнил из обещаний, это был интим. Находясь в легком опьянении, я был не против контакта с какой-нибудь иномирской красавицей.

И вот, на площадь закатили какие-то будочки с ширмочками. Приятные развлечения ждали представителей обоих полов. Я понял, что мне полагаются будки с манерной нагой красоткой на ширмочке.

– Извини друг, тебя с собой я не возьму. В таких делах свидетели не нужны.

Я оставил змея и направился к будке. Сдвинул шторку в сторону, надеясь увидеть за ней жгучую красотку, ожидающую моих ласк. Вместо нее меня ждал деревянный станок, имитирующий женщину в собачьей позе. От женщины были только деревянные ягодицы и бедра до половины и в центре, довольно небрежно выполненное причинное место, проникать в которое совсем не хотелось. С интимом вышел облом. Хотя в соседней будке, судя по звукам, с этим было все в порядке.

– Животные, тьфу. – Я плюнул себе под ноги и направился к змею.

– Ты что так быстро мужик? – Спросил меня мелкий макакоподобный иномирец.

– Не в моем вкусе.

– У нас сношения происходят сезонно. – Произнес змей, когда я подошел к нему.

– А у нас как получится, то каждый день, то три года перерыв.

– Странно.

– У нас вообще бабы странные, напридумывают себе разного, а потом ждут, когда к ним придет принц и исполнит все их желания.

– У нас такие же.

– Ты же сказал сезонно?

– Не, если в сезон никого не нашел, то пропускаешь его. Не нашел в следующий, опять пропускаешь и так пока не найдешь.

– Тогда вам хуже, у нас хоть в межсезонье почпокаться можно.

Змей шумно выпустил из ноздрей воздух и закрыл глаза.

– Согрелся?

Змей едва шевельнул головой.

– Меня тоже отпустило. Когда этот балаган закончится?

Через полчаса над тюрьмой раздался протяжный рев нескольких труб. Будки, столы и кухни мигом исчезли с площади. На их место конями-тяжеловозами были доставлены деревянные конструкции непонятного предназначения. Пока их приводили в рабочий вид, над зданием тюрьмы поднялся воздушный шар с большой корзиной. С него, через громкоговорители началось вещание:

– Жители Транзабара и гости-иномирцы, каждый день мы славим наш город, средоточие счастья, любви и процветания. Мы любим наш город и желаем ему оставаться таким на протяжении многих веков. Мы помним, чем обязаны нашему городу, чтобы он всегда оставался таким. А мы обязаны избавляться от тех, кто оказался в нем нелегально. От тех, кто обманом и коварством проник сюда, чтобы сеять смуту в наших сердцах. От тех, кто поклоняется вещам, а не чувствам, кто пытается нас вернуть на этот скользкий путь. От тех, кто несет с собой оружие, единственное предназначение которого – убивать. Мы все помним участь Срагаса, который попытался защищать права нелегалов. И где теперь Срагас, спрашиваю я вас? – За стенами послышался гул. – Правильно. Срагас погиб, пустив в себя неизлечимую заразу. Высшие силы не дают тем, кто не научился любить разных людей, способности ходить из мира в мир. Но они, как чума, как ветряная оспа, все равно находят способ попасть в здоровое тело Транзабара. Но мы бдим, вы бдите, люди! И сейчас, вы увидите, замечательное представление избавления города от ненужной заразы. Мы вышвырнем их навсегда! Во славу нашего города!

Я понял, что за стеной тюрьмы собралась толпа людей и предстоящее событие, судя по шумной реакции, очень заводило их.

– Что значит, вышшшвырнем? – Спросил змей.

– Значит, депортируют. – Решил я. – Не пойму только, что в этом зрелищного?

Спустя минуту мне стало понятно значение термина «вышвырнуть». На тюремной площади устанавливали катапульты. Старые, деревянные, в точности, как в исторических фильмах или стратегиях. Мне все еще хотелось верить в символичность их использования. Не собирались же они стрелять заключенными. Вольдемар меня так убеждал, что здесь все умные, не в пример мне. Я бы никогда не опустился до такой извращенной казни.

Тем временем, обслуга катапульт со скрипом натягивала их. По внутреннему периметру тюремного двора рассредоточились крупнотелые охранники. Хмель вышел из головы. Трясучка началась с новой силой. Неужели меня убьют таким извращенным способом, под дикий восторг толпы? А я переживал, что поплакать обо мне будет некому. Так моя смерть станет еще и развлечением для искушенной в этих вопросах публике.

– Холодно. – Произнес змей и попытался уползти вглубь толпы.

Он получил по лицу ботинком от крупного быкообразного млекопитающего и отказался от своей идеи. Вернулся ко мне. Чешуя у него под глазом набухла и оттопырилась.

– Там еще холоднее. – Соврал змей. – Тень от людей.

– Вот и сиди рядом, погибать, так вместе.

Мои слова услышал сосед и его сразу же вырвало. Это запустило цепную реакцию. Блевать начали все, у кого нервы были послабее. Тюремный двор сразу же превратился в тошнотворную западню. У меня самого еда поднялась к пищеводу, где держалась последними усилиями воли.

Снова загудели трубы. Их рев слился с гулом толпы. Часть охраны направилась к заключенным. Она схватила тех, кто был с краю и потащила к катапультам. Люди кричали и сопротивлялись. Трех человек бросили в ковш первой катапульты. Я заметил, что они точно были из разных миров, что подтвердило мои страшные предположения о том, что депортация происходит на тот свет.

Всего было шесть катапульт и в каждую бросили по три человека. Над тюремным двором и за его стенами повисла тишина. Её нарушила усиливающаяся барабанная дробь. Ее шаманский ритм видимо приводил в экстаз публику. Вдруг, дробь резко оборвалась и в ту же секунуду выстрелили с секундной задержкой все шесть катапульт. Тройки, истошно крича, улетели куда-то за стены. Народ визжал от счастья. Зато все заключенные превратились в кроликов, загипнотизированных удавом. Потеряли волю и даже не сопротивлялись тем, кто тащил их на казнь.

– Пусть нас не разделяют. – Змей обвился вокруг меня.

– Какой ты сентиментальный, удивительно для хладнокровного.

– У меня сердце горячее. – Пробубнил из-за спины змей.

Еще восемнадцать человек улетели в неизвестность. Я прислушался, чтобы понять, когда они шмякнутся, но гул толпы перекрывал любые звуки. Почему смерть так забавляла их? Ответ пришел сам собой. У них не было телевидения и интернета, чтобы выпустить пар. О такой пользе развлекательных передач я не задумывался до сего момента. Потребность в развлечениях видимо, присутствовала у любых видов иномирцев. Лучше бы они играли в «танки», чем любовались настоящей смертью.

Заключенные не пытались сопротивляться. Шли покорно на убой. У кого-то подводило ноги, и их волокли к катапультам. Я почувствовал, как мои ноги тоже сделались ватными. Приведись сейчас бежать, я не смог бы. Будь проклят Вольдемар и его сатир, устроившие мне такую судьбу.

Крупный охранник шел в мою сторону. Я видел, как его взгляд зафиксировался на мне. Попытался уйти вглубь толпы, но она сомкнулась. Крепкие руки схватили меня и змея, обвившегося вокруг моей поясницы, и потащили к катапульте. Я почти не наступал, не успевал это сделать. И не было особого желания облегчить палачам решение моей судьбы.

Меня затащили на эшафот, под которым находилась корзина катапульты и столкнули в нее. Стенки ее были гладкими и обработаны чем-то скользким, чтобы не было возможности выбраться. В ней пахло страхом и дерьмом, причем это был один и тот же запах.

– Как сказал мне мой дед, чтобы научить человека плавать, его надо бросить в воду, чтобы научить летать – в небо. – Палач, заведующий спуском катапульты, находился в приподнятом настроении. – Первый раз сегодня буду запускать воздушного змея. – Палач заржал.

– Я ползающщщий. – Пояснил змей. – Рожденный ползать, летать не может.

– Еще как может.

На эшафот завели женщину какого-то кошачьего происхождения и толкнули в нашу корзину. Я попытался помочь ей приземлиться, но она сама сделала это очень ловко.

– Это несправедливо. Моей вины никакой нет. – Слабым голосом произнесла она.

Палач только надул губы и отвернулся. Кошка попыталась взобраться вверх, но эволюция отобрала у нее когти. Она скатилась вниз и как-то жалобно завыла.

Били барабаны, ритм учащался и становился громче. Вдруг он оборвался. Бум! Меня вжало в пол корзины космическим ускорением. Еще удар и начался полет. Ветер бил в лицо. Я кувыркался, не успевая зафиксировать взглядом ничего, все смазалось. Ускорение стянуло змея с моей поясницы. Я подумал, что его скоро сорвет, но он смог удержаться за мою лодыжку. Кажется, змей выступил стабилизатором моего полета.

Вращение почти остановилось. Я увидел, что мы летим все так же, тройкой. «Кошка» находилась чуть впереди нас, и кажется, она была без сознания. Я глянул вниз, увидел город и тысячи любопытных горожан на крышах. Посмотрел вперед, чтобы увидеть примерное место приземления. Не увидел, впереди были одни крыши. Вряд ли кому-то понравится, если о его дом будут убивать людей. Неужели, нам предстояло лететь дальше. Никакая катапульта не смогла бы зашвырнуть нас так далеко.

Впереди висели конструкции, похожие на летающие корабли, под ними находились какие-то кольца. Так мне показалось. Но когда мы подлетели ближе, я понял, что это не кольца. Это были окна, за которыми открывался вид на другие пейзажи. Порталы в другие миры, решил я. Отличная идея, избавиться от трупов. Мы влетели в один из таких порталов. Последнее, что я запомнил, это удар о мягкую поверхность. Однако, дух из меня все равно вышибло.

Загрузка...