Жнец душ: 40 дней - читать онлайн

эпизод 1

Встречаются явные болезни, симптомы которых человеку неочевидны либо непонятны, а бывают явные признаки, принадлежащие мнимым болезням. Во всех случаях органы чувств дают информацию мозгу о материальном мире. А мир внутренний – это иллюзия, созданная им, скрывающим все бессознательные заключения, к которым мозг приходит самостоятельно. Материальный мир отличается от мира, генерируемого моей психикой, потому что мой мозг располагает огромным багажом информации, который никогда не достигнет моего сознания. Кажущиеся мне невероятные и невозможные представления, скорее всего, будут приняты. Мне проще признать новые представления о шатком мире, чем отказаться в своей реальности от своих же ощущений.

Никогда бы не подумал, что чувства и эмоции будут диктовать мне правила жизни и ставить меня перед фактом о времени смерти. Уныние и отчаянье парализовало мою волю и свободу выбора. Не могу перестать думать о лучшей жизни, не познав худшую смерть. Отсутствие сна и аппетита вызвало у меня сильнейшее внутреннее возбуждение и одновременно полное подавление действий, сжимая часы в минуты, а минуты превращая в бесконечность дней и ночей, проведённых в психиатрической больнице. В состоянии стресса я сблизился с людьми, которые находятся в такой же ситуации и в той же психушке, что сформировала во мне убийственное душевное состояние. Что будет со мною в случае нарушения распределения эмоциональной нагрузки? Смогу ли соскочить с роли марионетки своих же эмоций? В чём я уверен точно, так это в том, что счастливым не стану, имея большее, но могу обрести душевное спокойствие, нуждаясь в меньшем.

С этого момента, я начну рассказывать подробнее об участи, которую приготовило мне моё же подсознание.

Мое имя – Кай, и оно довольно непростое и нетипичное для того места, куда волею судьбы я попал ну совсем не по своему желанию, а как минимум по воле моей матери. Нахожусь в больнице, а точнее в обычном дурдоме, выстроенном из красного кирпича более ста лет назад. Сразу скажу, что не надо выдумывать мне всякие диагнозы, типа шизофрении, либо ещё какое расстройство личности. Мне 42 года, не женат и не хочу, т.к. не считаю, что способен нести ответственность за кого-то ещё кроме себя. Да и за себя, со слов окружающих, не парюсь. Печально, конечно, осознавать, особенно когда в редкие трезвые часы это похоже на правду. Не так давно мы с не просыхающими от алкоголя товарищами отдыхали на даче у одной «мамзели», которая благородно приютила меня на несколько дней после мимолётного знакомства на просторах социальной сети. Естественно, я пока при правах, как на машину, так и на бренное тело Светланы, которая утром собралась на работу и, не намереваясь совместно встретить следующее прекрасное майское утро, благополучно свалила от меня. От безысходности допил какую-то жидкость в бутылке, докурил пару «бычков» из пепельницы в виде трёхлитровой банки и разочарованно направился к своему, да-да, к своему автомобилю отечественного производства черного цвета. Конечно, не годовалый и не пяти, но вполне гоночный, очень даже способный домчать до любого выбранного мною места, где всегда мне рады, но не домчал…. Получилось, что точкой на карте, где меня ждали, оказалась психиатрическая больница. Печально, но после того, как проехал мимо мамкиного дома, я, не разуваясь, залетел на своей тачке прямо в соседский палисадник Сергея Ивановича. В прошлом уважаемого председателя СНТ «Ударник» и просто отличного крикливого дядьки. По пути, точнее в конце пути, пришлось на всех парусах въехать и обнять фонарный столб. Сам-то я вроде как не пострадал, ну, может, слегка руль зацепил, но мамка моя, с целью избежать различных неприятностей, вызвала специфическую помощь, которая меня очень даже скоро привезла в дурдом. Так я оказался в данном заведении на несколько дней, чтобы подлечиться от зеленого змия и, как говорится, «не отсвечивать». Что касается больницы, где меня разместили и даже предложили мне сходить по-маленькому, то хоромы те ещё. Помещение представляло собой огромный коридор в длину метров пятьдесят, в ширину – около пятнадцати, а в высоту – четыре метра. Видно, что ремонта там не было со времён СССР. Но признаки какой-то деятельности по латанию дыр в стенах и на потолке, со следами весеннего протекания талых вод, слегка заметны.

Повсюду свежие толстенные слои нанесённой штукатурки, но из-за отсутствия денежных средств на краску и тому подобное, думаю, что натяжные и подвесные потолки радовать мой взгляд в ближайшее время на третьей кушетке в первом ряду не будут. Кровати расставлены по казарменному принципу, в три ряда, и благодаря такому расположению я могу наблюдать за всеми больными, которые здесь проходят лечение, да и просто проходят мимо. Свой первый день нахождения в дурдоме я провёл на своём спальном месте, по той причине, что такого большого количества различных эмоций я не испытывал давно, а может, даже никогда, особенно на фоне отрезвления и болезненных ощущений в голове. Были гнев и любовь, вызванные малознакомой Светкой с дачи. Страх за то, что могу провести здесь на кровати ни один день. Грусть, что попал в огромное помещение с толпой людей – пациентов, не считая медицинский персонал, где чувствую себя одиноко и потерянно. Одновременно удивляюсь и радуюсь тому, что не разбился на смерть на глазах у матери и крикливого соседа Сергея Ивановича. Не остался прикованным к кровати, как овощ, а имею возможность свободно рассматривать дырявый потолок и людей, шастающих мимо. Тут же испытываю к ним отвращение, т.к. многие не считают нужным дойти до туалета и шарахаются по коридору вдоль спальных мест, мимо меня, чтобы освободить свои «задние фильтры» и скинуть балласт через отверстия штанин. Потихоньку наступил вечер, и боль в голове усилилась, видимо, из-за «алкашки». Прошел обед и ужин, на которые желания идти не было. Жажда давала о себе знать, и полторашка воды, предоставленная мне любезно санитарочкой Любой, помогла скоротать время и дожить до того, как по распорядку дня всех больных проводили до их коек. С пожеланиями спокойной ночи в 22:00 дежурная медицинская сестра Ира выключила свет.

эпизод 2

Утро началось с того, что я увидел на противоположной стене, на высоте чуть выше человека среднего роста, круглые кварцевые часы с нарисованным корабликом внутри. Время, которое они накрутили своими стрелками, совпадало с подъёмом согласно распорядку дня, а именно 06:00. К этому выводу я пришёл очень просто. Отделение стало напоминать большой муравейник, где больные, не успев раскрыть глаза, рванули к туалету. Даже не для того чтобы справить нужду, а чтобы успеть стрельнуть хоть какой-нибудь зажеванный бычок сигареты. Мое спальное место территориально находилось очень выгодно, поскольку происходящее передо мной как на ладони, и я мог легко, не вступая ни с кем в контакт, быть в курсе всего и в среде пациентов, и в среде медицинского персонала. Подождав час-полтора, когда дым развеялся, а медперсонал провел влажную уборку, я сгонял по-быстрому в туалет и, выходя из него, обратил внимание на одного из больных, закурившего сигарету и вставшего на секунду у открытого окна, зарешёченного снаружи. Почему на секунду, да потому, что стоять на одном месте он в принципе не умел. Его движения напоминали жизнь марионетки, которой управлял мальчик лет восьми. Окружающие называли его Костя Кент, по той причине, что курил он исключительно одноименные сигареты, которые ему раз в неделю по субботам приносила мать. Навскидку рост у него метр шестьдесят. Настолько худой, что прослеживающаяся явная сутулость, заставляла его грудную клетку прилипать к позвоночнику. Стрижка – короткая, одет в спортивный костюм. Топчась с ноги на ногу, Костя втягивал дым, как волк в мультфильме «Ну погоди», смотрел в окно и приговаривал: «Вооо, вооо… суббота, дааа, мать ща придёт, сигареты принесёт, дааа, сигареты, погода шепчет, займи, но выпей, на реке бы искупаться, дааа, мать придёт, как, интересно, «Сокол» в футбол сыграл? Какой счёт? Пивка бы стакан, дааа… домой бы… твой взгляд, твой смех… займи, но выпей». Мои попытки заговорить с ним потерпели неудачу. Вставить своё слово в его разнообразный монолог не может никто, даже медперсонал, который всеми правдами и неправдами, в лице санитарки Любы, пытался утянуть Костю на спальное место. Люба мне показалось сразу очень привлекательной женщиной лет тридцати, с приятным голосом без намёка на курение всякой гадости. На фоне различных неприятных запахов, курсирующих по всему отделению, её аромат тела, способный излечить любой насморк, глубоко проник в мой мозг и сразу создал для меня образ идеальной спутницы. Ух, какая женщина! Мне бы такую! Светлые локоны до самой красивой в мире попы, огромные и голубые до безобразия глаза, а также бюст, способный открыть любую дверь и спасти жизнь при лобовом столкновении. И всё это прикрыто светлой униформой, которая, в лучах солнца, создаёт призрачный эффект полного присутствия, а при полёте фантазии – и полного погружения. Не женщина, а просто фея… Костя же в свою очередь очень настойчиво ждал маму, что привела его сюда и обязательно должна скоро его забрать. У него же есть дом, мать, интерес к жизни. Есть потребность ею наслаждаться вне стен больницы. Веселиться, отдыхать не на санном матрасе, а на своем диване перед телевизором. Ощущать заботу мамы не только в субботу, а каждый день, с понедельника по воскресенье. Все эти мысли вынуждали Костю Кента быть отстраненным от окружающих, жить в своём мире, быть потерянным и озадаченным, чувствовать беспокойство и постепенно терять надежду вернуться когда-либо домой, не понимая саму причину нахождения здесь. Он просто покинутый теми, кого так сильно любит с детства. Я по-прежнему нахожусь на третьей кушетке в первом ряду, смотрю в потолок, иногда по сторонам, чтобы ещё раз разглядеть Костю и понять цель его пребывания в этом месте. Таким образом, может быть, избавиться от тяжёлого психологического состояния, которым я себя нагрузил. Часы по-прежнему висели передо мной на стене, и стрелки постепенно подошли к 14:00, а именно к тихому часу. Медперсонал зашевелился по коридору, и санитары стали разгонять больных по своим спальным местам. Особенно активно себя проявляла медсестра Ирина, которая не стеснялась в выражениях и могла сходу нацепить на себя облик лидера группировки «Ленинград». Ира являлась полной противоположностью Любочки и в отличие от неё, легко может разом втянуть в себя пару сигарет, а также зазевавшегося мужичка, так как складки по всему телу, образованные весом в центнер, к этому располагают. Прикрыв глаза, я провалился в сон, который перенёс меня домой, к телеку с приставкой, к холодильнику с холодным пивом, к пюрешке с котлетой маминого производства…, к КРИКАМ, ШУМУ, БЕГОТНЕ! И здесь я проснулся, раскрыв ошалелые глаза и, вместе с одеялом, попытавшись вскочить до самого потолка. Но удержал себя в руках и задался вопросом: «Что произошло?» Часы показывали 16:20. Осмотрелся по сторонам и от окружающих получил страшную информацию о Косте, который ждал и ждал свою мать, но что-то там за забором пошло не так у его родных, и мама в эту субботу не появилась. Когда все находились на своих спальных местах, Костя проскочил к окну рядом с туалетом, запрыгнул на подоконник и, используя свою худобу, постепенно просочился между прутьями решётки. А это на третьем этаже, довольно высоко, учитывая старину здания и высоту потолков. В результате он осмелился спрыгнуть вниз на участок земли, покрытый различной весенней травой, и, миновав ветви березы, перевернулся несколько раз вокруг себя, оказался лежащим на животе. В таком положении Костя отчётливо увидел в дали родной город, в котором он жил до больницы. Увидел тропинку, замусоренную «бычками», которые он и такие, как он, выбрасывали из окна, ведущую к основной дороге на территории больницы. Там дом. Костя оперся на поцарапанные руки. Привстал на ноги, попытавшись сделать шаг в сторону свободы от надоевших ему стен, и рухнул на землю с резкой болью в ногах, а именно – в правой лодыжке. Это не позволило Косте придерживаться и дальше своего дерзкого плана и вынудило ползком, оставляя кровавый след на свежей майской траве, двигаться обратно в больницу. Помощи он не ожидал, так как был уверен в своём побеге и сделал шаг к свободе с полной убеждённостью в том, что его никто не видел. Ситуация осложнялась тем, что его рана проявлялась в виде открытого перелома. Порвав футболку с тремя полосками на рукаве, он, как мог, обмотал ногу. Прошло достаточно времени, прежде чем Костя добрался до подъезда, ведущего в больницу. По лестнице поднялся к двери, над которой находился звонок, означающий полную капитуляцию и признание самого себя неудачником целиком и полностью. В отделении никто не заметил его отсутствия, и медичка Ирина сразу подняла панику после того, как беглец осмелился позвонить. Его ногу обработали, перевязали, а самого Костю обматерили, уложив на кровать и зафиксировав на ней руки вязками, представляющими тканевые пояса шириной пять-семь сантиметров и длиной два метра.

Стрелки на часах незаметно дошли до 22:00. В течение дня я не обзавёлся ни друзьями, ни товарищами. По-прежнему нахожусь на третьей кушетке в первом ряду, смотрю в потолок и искренне сочувствую тому пареньку, который, несмотря ни на что, смог хотя бы попытаться усмирить свою тревогу и грусть, пусть ценой боли и неудачи.

Эпизод 3

Ночь прошла спокойно, по крайней мере, в моём восприятии окружающей меня реальности. Часы на стене никуда не делись и показывали ровно 06:00. Странно как-то, что моё подсознание само решает, когда необходимо заснуть и когда проснуться. Странно, что мой организм пытается выйти из ночного режима и перейти в дневной. Чувствую себя не выспавшимся, разбитым и скованным. Попробовал закрыть глаза и снова погрузиться в ночную дрему. Может, получится посмотреть какой-нибудь красочный сон, ну или просто сон, только бы избавиться от негативных ощущений. Мысли подобного плана пробуждали меня недолго. Я невольно повернул голову вправо и обратил внимание на пожилого человека, лежавшего через три кровати от меня, что-то бормотавшего себе под нос, с устремлённым взглядом светлых глаз в сторону огромного зарешеченного окна. Выглядел он лет на семьдесят пять, худой, седовласый, аккуратно подстриженный. С кровати, судя по всему, вставать не собирался, да и делает это довольно редко. Ноги от отсутствия кокой-либо физической активности начали постепенно атрофироваться. На нем была надета задом наперед полосатая майка, типа тельняшка, с дыркой на боку и семейные трусы с красными цветочками, которые со временем отцвели и поблекли на том месте, на котором он лежал и взглядом встречал восходящее солнце. Санитарка Люба окликнула его:

– Василич, вставай! Что раскидался по койке, как на двери после кораблекрушения?! Иди в туалет, а то опять надудонишь и снова тонуть начнешь без весел!

Василич медленно повернул в её сторону свою невозмутимую пожилую голову. Оценочным взглядом осмотрел с ног до головы и чётко произнес слова, которые, в виду отсутствия зубов в его рту, не должны были вообще сгенерироваться.

– Дашь мне? – прошепелявил дед, раскрывшись в улыбке и подтвердив полное отсутствие зубов, кроме одного, как у бабы Яги.

Люба опешила от сказанного Василичем секунды на три, после чего полным набором зубов так сформулировала тесно поставленные рядом друг с другом слова, что образовался сквозняк между нею и окном, который заставил единственный цветок на подоконнике поверить в приход осени. Видно, что Василич – «спец» по подкату к женщинам, учитывая, что всю жизнь он провёл в дурдоме, а семьёй так и не обзавёлся. В ответ на Любин негативный отзыв, старик в семейках спокойно прокомментировал: «Я про вёсла…», – и его лицо снова растянулось в улыбке. Минут через тридцать за ним пришли санитар и помощник из числа больных, которые приподняли его, взяли под руки и повели в процедурный кабинет для взятия крови из вены. Сам Василич ходить немного может, но недалеко и в основном под себя. Он так соскучился по алкоголю, что, когда после взятия у него крови, медсестра положила на место укола спиртовую салфетку, которую беззубый деда сразу вкинул в рот для последующего рассасывания. На приём пищи в столовую, которая располагается на этом этаже, он не ходил.

Первое и второе с компотом санитарка Люба приносила ему на спальное место, где его кормили с ложечки. Приём таблеток Василич посещает очень редко, ему так же приносят всё в кровать. В последующие дни ситуация вокруг него стала только ухудшаться, и его эмоции окончательно окрасились в тёмные краски, превратившись в уныние и отсутствие интереса к жизни. Даже приносящая чай Люба уже никак не могла повлиять на его отношение к своей беспомощности. Из-за того, что Василич часто стал мёрзнуть, озноб стал его постоянным спутником, который заставлял старика кутаться во все одеяла, приносимые Любой. Ноги, изредка выгуливающие своего хозяина максимум до туалета, стали ледяными и бледными с синюшным оттенком. Когда-то светлые глаза Василича отражают уже не лучи восходящего солнца, а онемение и долголетнюю усталость, постепенно ведущую его за руку в пропасть безнадёжности и отчаяния.

Я посмотрел на часы, стрелки которых подошли к отметке 21:54. У меня осталось немного времени до того, как уйти в сон, и в этом почти не сомневаюсь. За сегодняшний день, как и другие, я не обзавелся ничем полезным, кроме возмущения тем, что человеку отводится очень много времени на то, чтобы прожить активно и радостно с родителями, а потом с детьми и внуками. Но на деле получается, что, однажды родившись, остаёшься ребёнком на всю свою бесполезную жизнь, обречённый ждать родного тебе человека снова и снова. И от этих мыслей, жалость, рождённая в моей голове по отношению к Василичу, только усиливается. В 22:00 я уснул.

Эпизод 4

Наступило очередное, совсем не ожидаемое мною утро, которое ежедневно приходит раньше, по той причине, что май стремится к июню и лучи солнца поднимаются по старым стенам нашей психиатрической больницы с каждым днём всё выше. Находясь на кровати и не имея никакого желания куда-то идти, кинул взгляд на часы только для того, чтобы в очередной раз удостовериться в положении стрелок на отметке 06:00. Началась ежедневная суета, в которой медперсонал пытается отмыть пол от накопившегося ночного мусора и различных биологических выбросов и сбросов, количество которых заставит любого прокатиться на тапках от стены до стены. Пациенты, не веря в скользкий пол, но веря в удачу стрельнуть не обгоревший фильтр от сигареты, несутся, не обращая внимания на крики санитарки Любы, к туалету. В этот момент мимо меня на своё спальное место проскочил какой-то мужчина, на вид лет пятидесяти, у которого в правой руке прятался гвоздик длиною в несколько сантиметров. Занимал этот пациент место в третьем ряду, с краю у стены, которая не то, что не покрашена, а даже штукатурку держать не хотела. Интерес к этому человеку и особенно к его гвоздю заставил меня повернуться и осмотреть его, особенно после того как за ним со стороны туалета прибежал санитар Антон с явными претензиями:

– Олег! Какого хера ты опять всю стену расцарапал, да и ещё снизу подписался Олежеком!» Сколько грёбаных лет нам теперь на это всё смотреть до следующего ремонта! Сообщу всё твоему лечащему врачу, пускай уколы назначает, соответствующие твоему воображению!

У него есть какой-то врач, а где мой? Олег, привыкший к подобной реакции на его творчество, резко спрятал гвоздь в рот и повернулся к стене, сгруппировавшись в позу эмбриона. Закрыл глаза и уши руками. В таком виде пролежал, пока всё не утихло и с его персоны не сняли пристальное внимание, которое ему не было нужно как со стороны персонала, так и со стороны больных. Присмотревшись, я обратил внимание на его плечи, которые были покрыты множественными кругленькими шрамами диаметром в сантиметр. Располагались они, как выяснилось потом, не хаотично, а прорисовывали, таким образом, геометрические фигуры в виде квадратиков с кружочком в центре. Шрамы получились от прикосновения зажженной сигаретой, а точнее после того, как он её докуривал до фильтра и тушил о себя. Через какое-то время Олежек заметил, что я его разглядываю. Он демонстративно, смотря мне в глаза, достал двумя пальцами изо рта гвоздь и прикоснулся им к стене, а сам накрылся с головой одеялом. Далее художник приступил к своему творчеству, которое меня очень заинтересовало, и я, не моргая, стал следить за движением железного карандаша. Схематично он выводил человечка, у которого не было лица, и находился среди кроватей. В его рисунке, как и в реальности, изображено три ряда, в том числе третья кушетка в первом ряду, где всё это время лежу я. Стена для Олежека представляла собой чистый лист бумаги, на котором его фантазия оживала и создавала понятные только ему объекты. Вокруг кроватей стали возникать другие фигуры людей, которые, вроде как, стоят и смотрят на одного из них, более крупного. Изображение относительно стены совсем небольшое. Олег пытался творить всё так, чтобы визуально не выходило за пределы места самого художника, и старался разместить всех человечков без лиц ближе к своей койке. Далее наступила минутная пауза, при которой рука с гвоздём зависла в воздухе – мужчина «в укрытии» явно принимал решение. Неожиданно для меня, Олег резко скинул с себя одеяло и через секунду уже сидел на коленях и быстро, рванными движениями зачеркивал всех маленьких человечков в районе шеи. После этого, так же резко, он спрятался обратно. Мой интерес к происходящему был на пике. Я снова и снова вглядывался в творчество на стене, рядом с моим новым знакомым, который протянул руку с гвоздём и твёрдо, уверенно нацарапал: «Олег Олег Олег Олег Олег Олег». Не спеша, жёстким нажатием гвоздя, провёл прямую и ровную черту, проходящую под неоднократно повторенным именем художника нашей психиатрической больницы. Далее, сколько я ни смотрел на человека под покрывалом, так и не увидел больше никакой активности. Кроме той, что к нему подошла Люба и аккуратно поставила подмышку градусник, который через две минуты показывал температуру около сорока. Про таких людей Люба говорит:

– Огнём горит, бедняга.

Прошло какое-то время. Лёжа на спине с закрытыми глазами, я пытался дать оценку увиденному сегодня, объяснить себе и оправдать Олежека за испорченную им стену. Видимо, через своё творчество он сделал какой-то вывод и пришёл к определённому решению. Связь между ним и его гвоздём очевидна, и цель, которую он себе поставил, может вылиться во что-то страшное и нести в себе вызов окружающим. Олежек, как и я, ни с кем не общается и не дружит. Постоянно находится на своём спальном месте с накрытой головой, целиком и полностью доверяет лишь одному себе и маленькому кусочку металла, который выражает волю и мысли своего хозяина. Я же, после увиденного, приобрёл некое недоумение, чередующееся с сомнениями и выливающееся в растерянность. Почему, скрывая свой рисунок от окружающих, мне, напротив, демонстративно дал понять, чтобы я наблюдал? Что значит схематичный человечек и множество таких же, маленьких без лиц, у кроватей? Почему они зачёркнуты, а многократная подпись «Олег», наоборот, подчёркнута? Где мой лечащий врач? Где мать? От большого количества вопросов в моей голове, я на минуту открыл глаза и кинул взгляд на часы, стрелки которых приближались к отметке 21:59.

Моё имя – Кай, и я никуда отсюда не делся. По-прежнему наблюдаю за окружающими меня людьми с третьей кушетки в первом ряду и пытаюсь найти ответы на огромное количество вопросов, которые генерируются в моей беспокойной голове. Далее – сон и новый цикл нового дня с новыми чувствами новых для меня людей.

Эпизод 5

Очередное утро, наступившее в 06:00 для меня и всех остальных пациентов в этих обшарпанных стенах, напоминавших атмосферу из фильма ужасов, обещало познакомить меня с очередным местным жителем. Основная масса больных не представляла никакого интереса, и поэтому, лёжа на кровати, я смотрел по сторонам в поисках любопытного субъекта. Время постепенно приближалось к завтраку, проходящему довольно поздно, в районе десяти часов, а индивида, который привлёк бы моё внимание, так на горизонте и не возникало. В той части больницы, где размещена столовая, начал кучковаться медперсонал и готовиться к раздаче какой-то каши и чая. Так как последний, вчерашний, прием пищи (а именно – ужин) был очень давно, и с тех пор прошло порядка шестнадцати часов, голодные пациенты толпились в ожидании еды, как зомби при жажде мозгов. Учитывая, что и внешне многие были с ними схожи. Пока в моем животе безудержно урчало, по полу мимо меня кто-то проползал в сторону огромного светлого окна, которое территориально находилось за моей головой и за третьим рядом кроватей. Этот некто совершал движения на карачках довольно медленно, аккуратно, видимо, желая остаться незамеченным. Передвигаясь, как хищный зверь, достиг окна, резким прыжком вскочил на подоконник и с размаху выкинул майку, потом, посмотрев на руки, выбросил тёмные штаны и вдогонку, без зазрения совести, швырнул чёрные семейные трусишки. Вся одежда наглядно повисла на ветвях берёзы и при взгляде в окно напоминала пиратский корабль с рваными парусами после шторма. Пациент, совершивший этот поступок, не торопился слезать с зарешёченного окна, а лишь, слегка наклонив голову, пустил бурно журчащую струю, которая, минуя решётку, с шумом Сочинского водопада оказалась внизу.

– Захар! Ты опять отвязался! Слезь живо с окна! – крикнул санитар, стоящий у кровати Захара и собирающий с неё вязки, на которые тот был прификсирован.

Голый человек не спеша развернулся и предстал моему взору. Захаром оказался мужчина лет тридцати, с довольно хорошо прорисованными мышцами и с ходу напоминающий древнейшего человека: грубое лицо с широким приплюснутым носом, тяжелая нижняя челюсть с приоткрытым ртом, низкий, покатый лоб, глубоко и близко посаженные глаза с нависающими бровями. В далёком прошлом он учился в обычной средней школе, как и все. Получал хорошие оценки и зубрил стихи на английском языке. Мать отдавала его в различные спортивные секции, такие как лёгкая атлетика, биатлон. Нагрузка, видимо, повлияла на его иммунитет, и организм хватанул какой-то вирус, оказавший воздействие на мозг. Начался упадок умственных и мыслительных возможностей. После этого школьник Захарка необратимо превратился в вечного пациента психиатрической больницы, которого за непредсказуемость и дефилирование голым по отделению фиксируют к кровати. Долгие годы пребывания в диспансере научили его аккуратно снимать с себя вязки и решать всякие жизненные проблемы, типа сходить на окно по-маленькому. Налицо явная деградация ума, но при этом разум не покинул его голову окончательно. Речь Захара больше похожа на отдельные и не связанные между собой слова, произносимые чуть громче шёпота и, в целом, воспринимаемые здоровыми людьми как бред. Беседы ведёт исключительно сам с собой и, скорее всего, видит что-то, чего нет на самом деле, то есть галлюцинации.

Захар сполз с окна и походкой обезьяны направился в толпу пациентов, дождавшихся завтрак и усаживающихся на лавочки за столы, на которые медперсонал уже расставил тарелки с какой-то пищей. Он подошёл к одному из таких, взял порцию пшённой каши без ложки, развернулся и сел на корточки на пол у стены, рядом с умывальником, которым никогда не пользовался. Мимо проходил больной старшего возраста. Бросив взгляд на Захара, и обойдя его, он направился к окошку раздачи пищи и сказал:

– Можно мне, пожалуйста, положить сардельку без каши и чай, а чуть позже передачу от родственников поем.

Повариха отвлеклась от своей работы, круглыми глазами посмотрела на пациента и недоумённо произнесла:

– У нас нет никаких сарделек!

– Как нет! Вон у него в тарелке! Что вы мне голову морочите! – возмутился больной, ткнув пальцем в сторону Захара, и сразу осёкся.

Сарделек в меню действительно не было, и зря он повысил голос на женщину. Просто мой новый знакомый сел на корточки, поставил тарелку на пол, а свой болт, слегка охлаждённый у окна, аккуратно расположил в тёплой каше.

Его отчуждённость и замкнутость, не позволяющие контактировать с другими людьми, заставили по-другому искать источники тепла и уюта. Полная незаинтересованность в происходящем вокруг него и безразличное отношение к жизни привели в психушку, в которую близкие, видимо, давно забыли дорогу. Может, им самим неловко за то, что их родственник перестал испытывать стыд и всё время раздевается догола, а вещи размещает на дереве. Быть в социуме в кругу себе подобных Захару скучно и неинтересно, и с каждым днем он становится всё более равнодушным и отстранённым. Болезнь сделала его холодным по отношению к самому себе и не позволяет получить тепло от окружающих его людей. Она познакомила его со своей сестрой по имени бессонница, которая никогда не позволит подвергнуть сомнению их совместно созданный мир, в котором есть место только для одного человека. Мои наблюдения за ним помогли сделать некоторые выводы, например, что одежду Захар с себя скидывает по причине явного неудобства в области груди, возле сердца. Как будто что-то или кто-то давит, либо мнёт, вызывает хрипоту. Его постоянные круговые движения руками в области груди ни к чему хорошему не приводят и облегчения не доставляют.

Наступил вечер, и я, не обращая внимания на часы, которые постоянно отсчитывают чьё-то время в нашем психиатрическом отделении, отвернулся к стене и предсказуемо уснул, потому что догадался и так… 22:00.

Эпизод 6

Ночь, как мне показалось, пролетела мигом, и, возможно, я даже видел какие-то сны, которые меня совсем не навещали за то время, что провожу в своей кровати в первом ряду. Чувство было такое, что с наступлением 06:00 я стал испытывать приятные ощущения, некою приподнятость духа и небольшое оживление на фоне того, что сон позволил мне выспаться и на время позабыть ту меланхолию, которая не выходила у меня из головы. Учитывая, что развлечений вокруг меня – малое количество и в скудном качестве, искренне надеюсь, что новый день принесёт мне более позитивные часы и возродит во мне неподдельный интерес к жизни. Мне казалось, что даже обстановка вокруг способствовала тому, чтобы мои ожидания чего-то позитивного – сейчас и, возможно, в будущем – оправдались и привели меня в восторг от предвкушения счастья. В окно пробивалось яркое майское утреннее солнце, освещая наши убогие стены и потолок, а также согревая мои ступни. Казалось, будто находишься на песчаном пляже, там люди никуда не спешат, а только вялятся и верят в бесконечность данного момента, приносящего наслаждение и принятие самого себя таким, каков есть. Больные, пребывающие в постоянном брожении, перестали меня раздражать и вызывать во мне чувства презрения и брезгливости, по крайней мере, в своём большинстве. Моё настроение, можно сказать, было приподнятым, и лицо, скорее всего, выражало слегка заметную улыбку. Блаженствуя в лучах нашего светила, не заметил, как на мою постель со стороны ног буквально свалился человек с круглыми очками на носу. Вёл он себя очень даже оживлённо и раскрепощённо, без каких-либо намёков на неудобства, которые, возможно, он мог мне создать. Речь его была немного торопливой, но весьма уверенной, располагавшей к дальнейшему общению.

– Я очень сильно извиняюсь за свою неожиданную, как для вас, так и для меня, посадку, но двигаться ровно и без ДТП за последнее время разучился. Вот болтаюсь тут, ползаю, держась за стеночки, пыль местную обтираю. Меня, кстати, Сергей зовут, но эти ненормальные из отдела кадров на заводе по производству каких-то безделушек называют меня Аркадий, потому что фамилия Райкин, прииидууурки. Ничего, что я тут «зацепился якорем» и монологом занялся? – спросил мой новый знакомый, которому я одобрительно кивнул с намеком на то, что можно продолжать, только надо поднять пятую точку с моей ноги.

– Конечно, конечно… пардон.… После того, как влетел в сосновый бор и не объехал одну из сосен, приходится передвигаться без ветерка и даже без сквознячка, повредил себе ногу и голову встряхнул, но я не отчаиваюсь. Зато группу по инвалидности дали рабочую, а там и квоту. Государство – молодец, гарантирует нам содействие путем установления для всяких там организаций обязанности выделять таким гражданам, как я, места. Тружусь вот в отделе кадров пару месяцев, бумажки перебираю и в положенный день жду сообщуху из банка о пополнении баланса на карточке. А он мне ох уж как нужен. Есть у меня одна фаворитка. Светкой её зовут. Сидит за столом и глазки из-за компа мне строит, пока я своей начальнице правильную позицию по работе доказываю. Любит моя Светлана Леонидовна, когда мужик доминантный. Мы хоть и недавно знакомы, но моя карточка в сочетании с мужской харизмой делает своё дело. Догадался какое? До этого, правда, ещё не дошло, но всё очевидно, девка в меня влюблена и очень даже испытывает влечение. Не знаю, как она там без меня, бедняга. Стараюсь полностью удивить её как мужчина. Вот ты, например, что бы с получки своей девчуле купил кроме цветов и бухлишка?

Я уверенно дал понять, что именно это и купил бы.

– Вот, и я так поступил, но вдогонку козырь в секс-шопе приобрёл, а точнее, козыри: вакуумный стимулятор плюс вибратор с кучей скоростей и обалденной настройкой пульсации, бесконтактный стимулятор. Предположим, мы находимся в пути на работу или с работы, а виброяйца для моей зайки уже приобретены. Это ещё не всё! Слышал про пробку, декорированную цветным металлом? Тоже есть! А сколькими смазками для моей ненасытной я запасся. Короче, Елена Григорьевна, моя начальница, не выдержала и в ревность впала. Да так, что куда-то по трубке брякнула, и фараоны с санитарами прилетели, ну и… повязали… и вот я здесь. Хорошо, что свои покупки далеко не убираю и с собой в пакете ношу, а то приехал бы сюда без ничего, а тут – вон… санитарочки без любви и ласки. Заметил одну из них? Верно, Любочка. Классная? Попробую на ней свою харизму отточить, тем более, что она тоже уделяет мне знаки внимания. Раньше, до аварии, я был неуверенным в себе, робким, самооценка была не на высоте – не позволяла устанавливать отношения с цыпами. А недавно врачи смотрят на меня и говорят: «Цирроз у тебя, голубчик, а поэтому еще и желтуха. Живи, как хочешь, пока можешь». Вот тебе на! Но взял себя в руки и переломил в себе что-то. Ты, главное, не отчаивайся. Рано или поздно выпишут тебя отсюда, и загуляешь так, что все тёлочки ахнут. А если что, то набери меня, пока я живой, я тебе аксессуары свои подгоню. Ладно, засиделся я тут с тобой, поковыляю на обед и с Любашей позажигаю. Будь здоров!

Ушёл мой новый кореш, так же незаметно для меня, как и появился. Остальную часть дня я провёл в хорошем расположении духа с чувством, что наконец-то обзавёлся другом, который несмотря на место, которое нас объединило, не растерял доброту и дружелюбие. Сумел продемонстрировать свою искренность в любви, увлечённость жизнью, которые пробудили во мне гордость и восхищение этим человеком. Имя Аркадий стало для меня ближе, чем его настоящее имя Сергей, потому что наш Райкин вызывает только тёплые эмоции и симпатию, переходящие в мою благодарность к нему за поддержку. Его вера в свою безупречность и силу духа, которые открывают ему любые двери, возможно, даже те, которые ведут из дурдома. Это временное отвлечение от постоянно задаваемых мною вопросов, типа: почему меня не забирает родня, где лечащий врач и сколько мне здесь ещё находиться. Но моя надежда на ближайшее счастливое будущее, привитая Аркашей, постепенно приблизила меня к отбою, и стрелки, указавшие на часах 22:00, впервые ввергли меня в блаженство сна с явным чувством безопасности и нежности.

Эпизод 7

С приходом утра, меня уже не надо будить и гнать справлять нужду, потому что ставшие родными стрелки часов, по-прежнему расположенные на стене, стабильно и ежедневно указывают на 06:00. Однако, с пробуждением, почему-то ощущается явное присутствие страха, который пока мне не понятен. Но, как минимум, чувство напуганности я испытываю. Через пару-тройку минут меня стали посещать навязчивые мысли вперемешку с подозрительностью. О матери, которая взяла и сдала меня хрен знает на сколько в это очаровательное заведение. Где каждый второй, того и гляди, ушатает проходящего мимо тем, что попадёт под руку. Где мать ходит всё это время? Может, вообще не считает нужным меня навестить. Хоть какую-нибудь передачу подогнала бы из магазина. Ведь питаться ежедневно одной и той же овсяной кашей и захлёбываться разбавленным чаем без сахара уж очень надоело! Был бы жив отец, который всё моё детство находился рядом и никогда не покидал меня надолго… Он бы разрулил ситуацию и не оставил меня один на один с пациентами, которым самое место быть здесь пожизненно. После его смерти, когда мне было около одиннадцати лет, мамка нашла где-то ухажёра, который с годами прижился и за всё время, пока я взрослел, мало чего сделал полезного для меня. Помню, сломал какое-то соседское дерево у забора и оформил из ветки удочку, длиною метра полтора, с загибом в дугу, которая на следующие выходные превратилась в лук. Но после попадания стрелы в задницу козы, карьера Робина Гуда досрочно закончилась, так как тётя Надя была та ещё коза, которая не терпела неуважительного отношения к себе. Пусть даже случайное. Мои воспоминания, ненадолго вернувшие меня домой, резко оборвались, когда, неожиданно для себя, с соседней кровати я услышал голос, принадлежащий ребёнку:

– Приии-вееет.

Но откуда он взялся в нашем отделении, которое рассчитано на содержание только взрослых больных? Резко повернул голову и увидел позади себя на кровати пацанёнка. Он кутался в простыню и одновременно пытался натянуть на себя тёплое клетчатое одеяло.

– Как тебя зовут? – спросил он и замер в ожидании ответа.

– Кай, а тебя? – недоумённо поинтересовался я.

– Ииирли, называй меня Ирли! Мне нравится, когда меня называют Ирли! Не надо, как они. Эти санитары шууутят надо мной! Смеются и говорят, что я – Лллир! – чуть заикаясь от волнения, негодует мальчик. – Как король Лир, я – не король, я – мммальчик! Мне одиннадцать лет! Не хочу быть кккоролём! Он – взззрослый!

– Тише, тише. А почему ты здесь, а не в детском отделении? – спокойным голосом пытаюсь усмирить Ирли.

Он немного призадумался, опустив взгляд, стал перебирать в руках бежевого игрушечного медведя с надорванным ухом и медленно сполз спиною по подушке. Я заметил, что его недоверчивость ко мне не разрешала вести беседу на эту тему, и резко поменявшееся в лучшую сторону настроение мальчика заставило меня улыбнуться в ответ.

– У тебя есть мммишка или зайка? У меня есть мммишка, мммашинка, платочек есть… кккарточки, телефончик детский с бббуквами, смешной, книиижечка. Есть у тебя? Есть? Есть? Салфеееточки?

– Нет, Ирли, но, когда появятся, я обязательно с тобой поиграю и подарю тебе.

– Ооо, хорошооо, – полностью успокоился мальчишка. – Поиграешь? Да? Да? Подаришь? Ладно…

После нашего небольшого разговора, он отвлёкся на свою подушку, точнее на сокровища, которые были ему очень дороги и спрятаны под нею за семью матрасами, в виде различных вещей и детских игрушек. В это время, пока он был занят, я обратил внимание на его миниатюрность в росте и на узкие плечи, указывающие на его беззащитность и хрупкость. Видно невооружённым взглядом, что Ирли из-за беспомощности нуждается в постоянном уходе и внимании. Его легко ранить и обещание что-то ему подарить, в любом случае, надо исполнять. Он похож на маленького мышонка, который, копошась у себя в сокровенном, реагирует на всякие посторонние звуки и мимикой выражает опасение и беспокойство. Его недоверчивый взгляд способен любого просверлить насквозь и записать в недруги без права на обжалование.

– В субботу, – резко отвлёкся Ирли и по костяшкам рук стал считать дни. – Зззавтра мама придёт! Да…? Придёт?! Да?

– Конечно, придёт, – ответил я, не зная, что ещё ему сказать.

Оказывается, отсутствие календаря и возможности отслеживать дни, в которые маленький Ирли ждёт маму, заставило его приспособиться ориентироваться по костяшкам правой руки. В этом деле он так приноровился, что сможет сказать, какой день недели будет через несколько месяцев, предположим, 22 августа. Только в момент подсчёта его внимание становится наиболее устойчивым, и поспешные суждения с высказываниями на время затихают в ноль. Смотря на этого паренька, я завидовал его беззаботному и легкомысленному поведению. Оно заставляло весь мир крутиться вокруг него, поскольку у Ирли затруднено понимание правил, как себя вести, и общепринятых норм, установленных в больнице. Для него нет таких строгих понятий, как «надо» либо «нельзя», и все ситуации он превращает в игру. Со стороны санитарок, он очень любит получать похвалу и восхищение, поэтому не упускает возможности посчитать той же Любочке какую-нибудь дату. Ирли (почему его так называют, мне не ясно) очень дорожит общением с ней и большую часть игрового времени посвящает именно Любе, которую ласково называет феей. Она приходит и присаживается к нему на краешек кровати, как правило, тогда, когда Ирли ещё спит, но пора вставать. И по-настоящему с материнской ноткой в голосе пробуждает тёплым прикосновением к его рукам, в которых всегда находится его мишка. Пусть он слегка потрёпанный и где-то немного испачкан, но это пока единственный друг и защитник, которому Ирли доверяет всего себя.

– Боюсь… – чуть слышно прошептал паренёк.

– Кого, Ирли? Здесь нет никакой опасности, посмотри вокруг, – спокойно отвечаю и взглядом показываю по сторонам.

– Она приходит и пугает меня… я мммаленький, маленький, ребёнок! Почему она этого не видит?

– Кто она, Ирли, я не понимаю?

Мальчик крепко прижал к своей груди мишку, глазами, не поворачивая головы, провёл по потолку в сторону окна и произнёс:

– Бббабайка… живввотик болит и тошнит чччасто… Скажи, чтобы она так не делала!!! Позови фею! Позови фею!

– Кого позвать?

После своих слов хрупкий пацанёнок резко накрылся одеялом с головой, тем самым спрятав себя и своего медведя от какой-то опасности, то ли мнимой, то ли настоящей – мне не известно. Последующие мои попытки окликнуть малыша ни к чему не привели. Он просто ушёл и спрятался в том месте, куда тропинка не приведёт ни одного взрослого. Там у каждого ребёнка есть свой защитник из мира игрушек, который не позволит обидеть своего друга, до тех пор, пока малыш в нем нуждается. Это вселенная, построенная в атмосфере доброжелательности и любви родителей, готовых оказать помощь и поддержку в любом деле. А ребенок, в свою очередь, посвятит радость своего достижения именно им, маме и папе. Ирли спрятался там, где статус «почемучки» только умиляет и формирует огромный спектр чувств и эмоций. И место это называется детством.

Мои размышления об этом ребёнке и о том, как недоверчивость и беспомощность могут загнать человека в глубочайшее одиночество, о том, что так пугает Ирли и заставляет его прятаться под одеялом, резко были нарушены громким и противным голосом, принадлежащим медсестре Ирине: «Быстро все по койкам! Кому сказано, отбой! Кого увижу бродящим по отделению, того сразу примотаю к кровати без суда и следствия. Ясно вам?!» Последние слова, судя по всему, были адресованы мне и пацанёнку. Её широко раскрытые тёмные глаза были вытаращены в нашу сторону и вполне убедительно настаивали на необходимости срочно засыпать. К тому же время подошло к отбою, и мой сон не заставил себя долго ждать. Как обычно…

Эпизод 8

В этот раз мне не посчастливилось проснуться, как положено, по подъему. Я был вынужден отреагировать на громкие звуки и крики, доносящиеся со стороны коридора в районе входной двери. Из-за того, что все помещения изначально были возведены очень объемными и высота потолков составляла четыре метра, шум казался настолько сильным, что в одной точке этого старого здания махом собрался весь медперсонал, который находился на дежурстве в эту ночь. На часах – 23:59, и такое чувство, что время остановилось, потому что, приглядевшись к секундной стрелке в темноте при свете луны, я не увидел её движения. Скорее всего, батарейки сели. Далее я переключил своё внимание на место «кипиша».

Слабое освещение древних ламп на потолке дали моему мозгу представление о происходящем: два сотрудника, не старше двадцати пяти лет, из какого-то отделения полиции, скрипя суставами и зубами, пытаются всеми силами удержать под руки мужчину лет шестидесяти, гораздо выше них и, видимо, сильнее. Выглядит он довольно внушительно: рост под два метра, отсутствие пивного живота, небольшая седоватая борода, на вспотевшей голове – полный нечёсаный ужас из грязных волос.

– Откуда ты такой на нашу голову свалился? – спросила медсестра Ирина и взглядом указала санитарам всечь ему без синяков. – За руки, за ноги тащите его на первый ряд на койку!

– Отпустите! Не трогайте меня, пи…асы! – брыкаясь, что есть мочи, вопил новый пациент. – Отпустите! Мне надо обратно в храм! Поставьте на ноги, суки! Только дайте до вас дотянуться – и вам звезда на всё тело!

– Из храма поступил вызов, – начал рассказывать один из парней в прапорских погонах, пока санитары мотали буйного по рукам и ногам, – и на место прибыла наша группа. Заходим вовнутрь, а там этот буянит, лавками бросается, иконы швыряет. Говорит, что знает, как на самом деле выглядят святые, совсем иначе. Видимо, дурак, поэтому к вам привезли.

– Да, дурааак… – тихо произнесла Ирина, пристально вглядываясь в пациента. – Как его называть? Я имею в виду фамилию?

– Казаков, – ответил прапорщик, – но, пока мы сюда ехали, он требовал называть его Атаманом. Ну, вроде всё, мы поедем. Дальше – сами, и иконы уберите. Он на них кидается как умалишённый…. Ну да, конечно…. Всего хорошего!

– До свидания, – едва слышно промолвила Ирина.

– Я дам ему воды, – сказала только что подошедшая от Атамана санитарочка Люба.

– Нет! – как отрезала, отреагировала Ирина, – ни в коем случае, а то вдруг стакан в тебя метнет. Пусть валяется на привязи, как дворняга.

– Но, Ирина, так же нельзя! Он заболел, и ему нужна наша помощь. У него кровь размазана по всему лицу, и его надо хотя бы умыть. Посмотри на его отёчность. Похоже, он где-то сильно ударился.

– Я сказала, не прикасайся к нему! Утром видно будет, что с ним делать. Пусть спит.

Разговор закончился, и они разошлись каждая по своим делам. Чуть позже Люба всё-таки умыла моего нового соседа, и его агрессия сошла на минималочку. Что заставило его войти в такой психоз, мне не известно. Лёжа на кровати, он не мог внятно объяснить, что с ним произошло. Заметно, что его сознание нарушено и это не всё. Большого желания общаться со мной у него не было, но зато он очень даже хотел разговаривать с кем-то ещё… С кем-то третьим, кого я не видел и не слышал. Его глаза были открыты и смотрели вперед. Тот третий, вероятно, пришёл с ним, потому что речь, произносимая устами мужика, указывала на окончание разговора между двоими:

– Я докажу, что могу держать слово…. И что?.... Сделаю!.... Мы договорились?! Чувствую, что договорились. Пусть она решает мои проблемы. Ливер не к чёрту. Я жить хочу! Будет ей, что она хочет.

Тут мужчина с бородой рассердился и резко дёрнул правую, а затем левую руку, но вязки крепко фиксировали тело к постели, и на лице проявилось смятение и недовольство. Неудачная попытка молниеностным движением ноги сорвать привязи только усилила раздражение и не ослабила хватку тряпок, а, наоборот, стянула ещё сильнее и причинила заметную боль.

– Эй, дефектная, ты где? Помоги отвязаться, – просил он. – Где опять зашкерилась? Слышишь, ущербная, помоги!

Но ответ от его собеседницы не последовал, и наступила очередь разочарования: ночная утомлённость и укол галоперидолом пресекли все попытки высвободиться из вонючих тисков.

Лёжа на кровати с закрытыми глазами, я ощущал движение тёмной ночи всем своим телом, а желание окунуться в объятия снов о доме только подталкивало меня к засыпанию, которое, как мне кажется, затянулось. Провалявшись какое-то время без признаков на дрёму, приоткрыл глаза. Странно, но стрелки не поменяли своё расположение и по-прежнему стояли на отметке 23:59. Точно, батарейки сели! Намёка на рассвет, в окне за моей головой, так же не наблюдаю, но прекрасно вижу своего нового соседа. Слышу и чувствую каждый его всхлип и всхрап, указывающие на то, что, в отличие от меня, отдохнуть у него получилось. Не скажу, что сон крепкий и с красочными сновидениями, скорее, наоборот, он спит поверхностно. Судя по внешнему беспокойству головы и мимике, могу сделать вывод, что кошмары его мучают точно. В этот момент Атаман резко открыл глаза. Они по-прежнему были погружены в транс и больше походили на мутную воду, в которой по центру располагались маленькие, ни на что не реагирующие зрачки. Медленно, и довольно осознанно, его волосатая голова стала поворачиваться в ту сторону, где моя душа уже мечется в поисках укромного и безопасного места в районе пяток. Завершив поворот на девяносто градусов, голова замерла на подушке, и холодный пот, проявившийся в виде обильных капель на его лбу, стал стекать по лицу маленькими ручейками, попадая, в том числе, и в глаз, который ну никак не реагировал на внешний раздражитель.