Глава 1. Неравенство и несправедливость: грядёт ли мировая революция?
С 1990 года людей на планете стало на два миллиарда больше. Но нищих при этом убавилось – на целый миллиард! По данным Мирового Банка (5), в 2015 году 736 миллионов человек жили за чертой бедности (это когда у тебя меньше 1,90 долларов в день), а в 90 году таких было аж 1,85 миллиарда. Бедность снизилась по всему земному шару, хотя и неравномерно. За 25 лет количество нищих в Китае уменьшилось в 100 раз!
(5)
Большинство экстремально бедных осталось в Чёрной Африке (той, что к югу от Сахары) – там их количество даже выросло; и не потому, что кто-то обеднел. Кто эти люди? Они молоды, живут в деревне, не имеют никакого образования и выращивают какую-нибудь картошку или кукурузу.
При этом очевидно, что в целом общество стало богаче, чем когда-либо. У обычных людей появились невиданные доселе вещи: холодильники, телевизоры, стиральные машины, а за последние годы добавились ещё и автоматические посудомойки и роботы-пылесосы из будущего.
Стоит ли говорить о личных автомобилях, которые теперь даже не надо покупать – их можно брать в аренду поминутно. А с появлением Убера такси стало таким дешёвым, что каждый теперь может позволить себе машину с водителем! Да и они вот-вот начнут ездить без участия человека – а значит, станут ещё дешевле и доступнее простому люду. Не жизнь, а сказка!
Что тут самое главное? А то, что появилось всё это не за счёт эксплуатации рабов, колоний или пролетариев, а из-за мощнейшего индустриального роста, обеспеченного правильной бизнес-моделью.
Бизнес-модель эта называется «капитализм».
1.1. Попинаем Маркса
Примерно двести лет назад, 5 мая 1818 года, родился Карл (да!) наш родной Маркс. История повернулась так странно, что любому советскому человеку он стал роднее, чем немцу.
И несколько десятков лет современные, образованные люди искренне считали марксизм вершиной экономической мысли. Хотя почти четверть этих самых людей до сих пор не имеют доступа к интернету. Да что там к интернету! К нормальному толчку у людей нету доступа (6), в выгребные ямы срут 23 % россиян!
(6)
Дело в том, что мы плохо осознаём современные тенденции в экономике и политике, – точно как рыбы, которые не замечают окружающую их воду. Нам трудно отдалиться и взглянуть на ситуацию в исторической перспективе.
С марксизмом всё получилось довольно интересно. Ведь первые 100–150 лет своего существования он считался совершенно гениальной идеей, которая раз и навсегда перевернёт мир.
Но за последние полвека всем постепенно стало понятно, что нет, не навсегда. Получилось наоборот: унылая левота оказалась никому не нужной (радикальную оставим в покое, она вполне себе жива и здравствует), а пророчества уважаемого Карла уткнулись в бездну непонимания миллениалов. О закате марксизма отлично написал Владислав Иноземцев в журнале Forbes (7), я приведу основные мысли.
(7)
Экономику простых ремесленников («товаропроизводителей»), которую Маркс считал невозможной абстракцией, мы видим каждый день. Да что там видим – полноценно в ней участвуем! Самые адекватные и полезные для государства люди – это как раз самозанятые «ремесленники», содержащие собственным трудом свои семьи.
Парикмахеры, косметологи, фитнес-тренеры, татуировщики, строители, сборщики мебели, музыканты, художники, портные, консультанты, краснодеревщики, риелторы (будь они прокляты), репетиторы, няни и домработницы. Даже, страшно сказать, коучи. Экономическое положение таких людей доказывает всем окружающим, что неравенство, основанное на личном труде и таланте, не просто допустимо, а абсолютно справедливо. Если ты туп, ленив и нихера не умеешь – будешь на дне. Если ты настоящий профи, имеешь репутацию, развиваешь свой талант и умеешь себя продать – живи в пентхаусе, пей арманьяк, жри фуа-гра; никто и слова не скажет.
Нассим Талеб в «Антихрупкости» дико котирует самозанятость. Важный и крайне неприятный для наёмных работников фактор – риск увольнения. Но как уволить татуировщика или маникюрщицу? «Доход частников, водителей такси, проституток (очень древняя профессия), плотников, портных, сантехников и дантистов колеблется, но маленький профессиональный Черный лебедь, который может полностью лишить человека дохода, этих людей не клюнет. Их риск очевиден. Другое дело – наемные работники: их доход не колеблется, но может внезапно стать равным нулю после звонка из отдела кадров. Риск наемных работников скрыт».
Богатым сейчас можно стать, вообще никого не эксплуатируя и не отнимая у угнетённого пролетариата кровью заработанный выеденный грош. Достаточно развить в себе правильные способности и не унывать. Можно в одиночку создать свой Фейсбук или Эфириум. Можно стать профессиональным геймером, жопастой фотомоделью из инстаграма, тупым рэпером, или топовым айронменом, или вообще каким-нибудь сраным видеоблогером. Перед нами открывается масса возможностей, товарищи!
Маркс составил, казалось бы, логичный исторический ряд: сначала «азиатский, античный, феодальный» способ производства, за ним – «современный, буржуазный». Дальше у него шёл загнивающий капитализм, затем катастрофа, после которой на всей планете настаёт счастливый коммунизм. Но сейчас присутствующее повсюду справедливое неравенство немедленно выбрасывает Маркса на помойку истории. Традиционное представление человечества о «должном» катится в ад; потому что, как в том анекдоте: «Твой дед боролся за то, чтоб не было богатых? Странно… мой – за то, чтоб не было бедных!»
Карл оказался прав лишь в том, что «накопленные капиталистическим обществом противоречия» неминуемо приведут к переменам. Но только не к таким, как думали интеллектуалы-социалисты. Ничего не рухнуло. Кроме, увы, Российской империи, развивавшейся в начале 20 века очень стремительно. К огромному сожалению интеллектуалов нынешних.
Сейчас люди не делятся на буржуа и пролетариев. Уже и на мужчин с женщинами скоро делиться перестанут. И верующих во всемогущего Творца, к счастью, становится всё меньше; по крайней мере, сейчас уже не принято делить людей по этому признаку. Самые продвинутые гуманисты начинают, наконец, задумываться о человеке, а не о человечестве. Экономика всё больше основывается на разнообразии талантов и потребностей, и это прекрасно. Чем меньше предрассудков, чем больше способностей, тем радостнее жить, товарищи.
У нас всё только начинается, но уже понятно, что процесс пошёл. Будем надеяться, что человек вскоре подчинит себе государство, а общество станет служить людям, а не наоборот. Поверить в это трудновато, но мы будем пытаться. Банальные районные МФЦ, например, очеловечили российскую бюрократическую машину за какие-то три-пять лет, а ведь это просто технология, как чеклист у пилота или регламент патрулирования улиц у наряда полиции. Тут не надо ничего изобретать, всё есть готовое.
Но мировая закулиса, надо сказать, не дремлет: рептилоиды постепенно овладевают планетой. А у нас раса сверхбогатых слишком уж сильна, хотя они большей частью и по лондонским адресам обитают. Но и там сейчас опасно: повсюду ядовитые газы и радиоактивные порошки.
Есть такой сильно правый немецкий философ Норберт Больц, последователь Ницше и его друзей, Аристотеля и Айн Рэнд. Он недавно написал книгу «Анти-Руссо» (не то, что вы подумали, тут на последний слог ударение). Идея в том, что мы понимаем, что такое несправедливость, но вот понять, что такое справедливость, дано не всем. Поэтому современные конституции, которые гарантируют всяческие права и свободы народонаселению, на самом деле ничего не гарантируют, потому что нельзя впихнуть невпихуемое и уравнять неуравнимое. Больц считает, что люди с рождения значительно отличаются способностями, как физическими, так и умственными, и поделать с этим ничего нельзя. Хотя очевидно, что кое-что сделать всё-таки можно и генетические различия не так уж велики. Но они есть.
«Битва за лучшие места – это игра с нулевой суммой. Каждый может стать исполнительным директором, считается, что формально социальное происхождение больше не играет никакой роли, но в то же время не каждый достигает таких вершин, так как число руководящих должностей ограничено. Это отличный пример того, как равенство создает неравенство. Не дано предугадать, кто и как заявит о себе в будущем». «Современное равенство постоянно производит специфическое системное неравноправие».
(8)
Телеграм-канал им. Гоббса (8) приметил, что это «примерно то же самое, как допустить на скачки арабских шейхов хромую лошадь, владелец которой не получит ничего, кроме негатива, разочарований и бессмысленных сопутствующих трат. Погоня за глянцевой жизнью, которой достигнут считанные единицы, обрекает основную массу на постоянную депрессию и разочарование, которые, в свою очередь, выльются в агрессию и разрушение правового государства».
Толерантная европейская цивилизация приглашает всех людей (даже гастарбайтеров) посоревноваться за кусок пирога всевластья. У всех как бы равные возможности, но на самом деле-то нет. Пусть это размышление на уровне 10 класса школы, но тут я с Больцем полностью согласен, как когда-то был согласен с абсолютной этичностью принципа «каждому по заслугам» вместо абсолютно безнравственного «каждому по потребностям». С тех пор я повзрослел; надеюсь, что и мои читатели тоже понимают, что абсолютных истин в мире не так уж много.
По мнению немецкого учёного, ключ к решению проблемы – дичайшее искоренение социального государства. Опять соглашусь, но лишь частично. Минимальный базовый доход нужен, а вот государственные функции хорошо бы передать в частные руки и всевозможный блокчейн. Безусловный доход не вызовет приобретённую беспомощность, а, наоборот, избавит людей от неё! Это вам не пособие по безработице, которое фактически вынуждает граждан с пониженной социальной ответственностью бездельничать, только бы им не перестали выдавать халявное баблишко.
Европа-то загнивает не сатирически и не по-соловьёвски (который, между делом, проводит там большую часть времени), а самым настоящим морально-идеологическим образом; особенно это заметно в столицах: Брюсселе, Париже, Берлине – стоит только отойти на пару километров от центра. Там давно уже правит бал новый тип тоталитаризма – не государственный, как фашизм или коммунизм, а мелкогрупповой. Феминистки, ЛГБТ-активисты, зелёные, безработные, беженцы и гастеры, религиозные фанатики (как ещё назвать тех, кто молится на проезжей части?), нацмены вроде косоваров или басков каким-то образом получили более равные права, чем нормальные люди. Скоро инстаграм-блогеры начнут требовать, чтобы им дали снять, как вы жопу вытираете, а не то ущемите их право на самовыражение.
От французских эгалитэ и фратернитэ явление толерантности сначала перешло в фазу «как бы их, бедненьких, не отдискриминировать, давайте лучше поможем», а потом на наших глазах превратилось в наглое, зачастую хамское иждивенчество и «позитивную» дискриминацию – только не индивидуальную, а групповую. Все видели ролики, как ущемлённые беженцы яростно требуют от немецких властей живых евриков вместо выдаваемой им бесплатной еды. А девушек в мини-юбках они уже считают своей собственностью, потому что срать они хотели на культурные ценности страны, которая их приютила.
Высокий сильный гетеросексуальный белый мужчина не может теперь открыть дверь или уступить место маленькой уродливой чёрной женщине-лесбиянке. Если он это сделает, его засудят: не считает её за полноценного человека, сволочь высокомерная. Но если не сделает, его тоже засудят: она же нуждается в помощи, а он её дискриминировал, белой-то красивой он наверняка б открыл! Мужчина, может быть, и не хотел бы с ней встречаться по дороге в офис, но у неё же есть право дышать чистым воздухом? Есть право мыться горячей водой? Есть право купить себе хлеба? Есть право убежать от войны? Найти работу?
А это он что ли у неё эти права отобрал? За каким хером он их должен ей предоставить? Самое интересное, что особо продвинутые европейцы культивируют в себе комплекс вины (он ещё называется «стокгольмский синдром»), навроде немецкого самобичевания от нацизма чуть ли не столетней уже давности. Мол, да, это мы, белые мужчины, во всём виноваты и теперь должны повиниться и отдать жертвам – точнее, тем, кто назовёт себя жертвами, – последнюю рубаху.
Сколько нормальных с виду людей радовались терактам в «Шарли Эбдо»? Сколько нормальных с виду людей считает, что «им не следовало бы это публиковать»? Сколько людей считает прикольным, когда дагестанские поборники морали обстреливают женщин без паранджи из пейнтбольных ружей? Кому, в конце концов, кажется в порядке вещей тот факт, что его обыскивают в аэропорту (конечно, ради его же безопасности), а опаснейшую воду отбирают перед проходом в дьюти-фри?
Кто там у нас жертв геноцида и холокоста решил пересчитать? Не неонаци ли он, не отрицает ли чего лишнего? Кто не донёс на соседа, когда тот отшлёпал ребёнка[1]? Кто не спросил у общительной женщины из ночного клуба, оскорбляет ли её чёрный презерватив и не посчитает ли она себя изнасилованной без письменного согласия на беспорядочный половой секс? Кто посмел намекнуть на стильность новой юбки менеджера по маркетингу? А? Кто отменил уроки по языку предков, на котором говорят последние двести человек? Кто отказался сдавать деньги на корм блохастым бездомным кошкам? Почему это ему не нравится, что у него в подъезде ссаньём котячьим воняет? Пусть вступает в ассоциацию несчастных аллергиков, тогда и посмотрим, кто кого: сердоболы или астматики!
Как вышло, что демократия – власть народа – трансформировалась во власть некоторых – не особо приятных – группировок этого народа? Или даже не этого… Но как только какой-нибудь ошарашенный представитель большинства заявит, что хорошо бы ко всем относиться одинаково, его тут же закидают тухлыми альбацами, а то и чем похуже. Забавно, что одно из свежих американских исследований показало (9), что обучение толерантности ведёт не к увеличению эмпатии к дискриминируемым чёрным, а к ухудшению отношения к опустившимся и неудачливым белым. Учат-учат студентов добру и состраданию, а оно выворачивается наизнанку. Антирасисты превращаются в антибелых, и выясняется, что существуют персонажи куда более отвратительные, чем современные фашисты[2]: это современные антифашисты.
(9)
Прямо при нас создаётся новый миропорядок, когда всё вроде как можно, но вообще-то нельзя. Обиженные не дремлют, а сбиваются в кружки по интересам. И качают права похлеще иных бесправных.
За наш с вами счёт.
1.2. Поступь империалистов
За последние 40 лет страшнее всего расслоение выросло – сюрприз! – в России. Это из-за того, что в СССР даже каста номенклатурщиков не могла похвастаться заметно большим богатством, чем обычный советский люд, – хотя жила, конечно, совсем иначе, вопреки заявлениям нынешних коммунистов. Но материальное равенство в Союзе действительно было практически повсеместное. Да, некоторые республики были равнее других, но в целом расслоение было минимальное. Богачей не существовало.
А в 2016 году Москва оказалась на третьем месте в мире (10) по числу долларовых миллиардеров. Это после Нью-Йорка – там 79 миллиардеров – и Гонконга, где их 68. А что вы хотели? Кризис, санкции.
(10)
Вторая по темпам роста расслоения – Индия. Там из-за невероятного количества людей (никто и не знает точно, сколько их там сейчас – миллиард, полтора или уже два) богачей тоже стало много. Доходит до того, что особо одарённые брахманы строят себе личные небоскрёбы (11) и даже в них не живут.
В Китае тоже дело плохо, хотя и не настолько. Состояние четырёхсот богатейших китайцев (все они миллиардеры) в 2017 году превысило 1,2 триллиона долларов. Мао бы вздрогнул. Но китайские крестьяне уже с десяток лет не живут впроголодь, и вообще страна всему миру пример в вопросах борьбы с бедностью.
(11)
Недавно огромная американская инвесткомпания Bridgewater Associates провела исследование расслоения американского народа, и выяснилось, что неравенство в США достигло уровня Великой депрессии. Верхние 40 % населения в десять раз богаче нижних 60 %. Двадцать шесть богатейших людей планеты овладели половиной мирового богатства (12).
(12)
Сорок лет назад соотношение было 6 к 1 – тоже не очень хорошо, но не ужасно. Война хорошо выравнивает общество, а в мирное время всё наоборот. Предприимчивые облапошивают лохов – пусть не сразу, зато надёжно.
Рэй Далио – миллиардер и владелец «Бриджуотер Асоушиэйтс» – пишет, что в Омерике сейчас фактически сосуществуют две разных и плохо связанных экономики. У бедняка капитал сосредоточен в недвиге (54 %), машине (8 %) и доле в собственном малом бизнесе – всё это неликвиды. А если тачка составляет целых 8 % от ваших активов, у меня для вас плохие новости. Это как в девяностые продать единственную квартиру в Твери и купить себе Land Cruiser – первые пару месяцев круто: тёлочек катаешь, на рыбалку гоняешь… а потом ты бомж.
У американских богачей 41 % капитала очень ликвиден: это акции (27 %), облигации (8 %) и налик (6 %). С пассивами тоже всё интересно: у бедной части населения задолженность сосредоточилась в студенческих займах, машинах и кредитных картах – а это всё дорогие пассивы. У богатых же самая большая часть долгов спрятана в недвиге (72 %) – а это наиболее дешёвый кредит из всех возможных. То есть даже структура долгов усиливает расслоение! И небольшой вывод на будущее: богатство можно быстро поменять на что-то другое. А всякую чепуху на другое поменять будет гораздо труднее.
Причём супербогатые становятся супербогаче. За 2017-й состояние миллиардеров увеличилось на четверть (13) – почти до 10 триллионов долларов. Количество их тоже растёт: больше трёхсот человек вступили в клуб трёх запятых. А у женщин рост богатства случился даже мощнее, чем у мужиков, – впервые в истории! Самая богатая на начало 2018-го – Франсуаза Бетанкур Майерс (ну вы по фамилии всё поняли) – владелица трети L’Oreal с почти 50 миллиардами долларов за душой.
(13)
1.3. Моя борьба
Мама наша Омерика пытается дико забороть неравенство и задаёт вопросы разным нобелевским лауреатам. Способствует ли расслоение экономическому росту или мешает ему? Необходимое ли это зло или оно вообще не зло, а просто так сложилось? Ангус Дитон, получивший нобелевку в 2015 году, пишет (14), что это всё тупые, бесполезные и бессмысленные вопросы. Я с ним склонен согласиться (ведь это так круто – соглашаться с нобелевским лауреатом).
(14)
Левацкая мысль о том, что неравенство порождает какие-то процессы, – абсолютный бред, всё ровным счётом наоборот. Неравенство – это симптом. И хороших явлений, и плохих, которые тем не менее двигают глобальную экономику. Это просто-напросто признак постиндустриальной эпохи, а мы в ней и живём. Хотя разве ж это жизнь?
Расслоение бывает разное. Некоторая его часть справедлива (о да, мои маленькие коммунисты!), а некоторая – нет (о нет, мои маленькие либералы!). Неравенство не означает несправедливость, а борцуны не любят именно её, хотя заявляют о другом. Я тоже её не люблю, но надо отличать, знаете, жопу от котлет.
В Америке истории изобретателей и предпринимателей, которые прыгнули из грязи в князи, – незыблемая (если не сказать основополагающая!) часть культуры. Но резкое обогащение небольшого числа людей, очевидно, ведёт к росту расслоения всего общества.
Некоторые аспекты современного мироустройства – аутсорсинг, роботы, ИИ – снижают зарплаты простых американских пареньков. Но, что также очевидно, они же повышают зарплаты в других местах – типа Тайваня, Сингапура, да что там – Шанхая и Бангалора! Но есть одно но: медианные (не средние) зарплаты американцев стоят примерно на одном уровне уже лет эдак пятьдесят, тогда как доходы верхушки растут как на дрожжах. А это тревожит. Ну, не меня, конечно. Я вообще человек беспечный.
В различных рейтингах социального и экономического развития Гонконг часто признают лидирующим городом в Азии и одним из лучших на планете: высшее образование, медицина, инфраструктура, свобода предпринимательства, удобство ведения бизнеса и всё такое. Однако существует одна проблема, с которой город не может справиться десятилетиями: имущественное неравенство.
В каком-то смысле разрыв между богатыми и бедными – такая же часть культурного и исторического облика Гонконга, как и его известная всем идентичность глобального центра коммерции и финансов. Всё началось с британцев, в середине XIX века подчинивших короне почти необитаемый остров и основавших здесь торговые дома, названия которых и сегодня доминируют на фасадах местных небоскрёбов. Прибыльная опиумно-тканево-чайно-фарфоровая торговля потребовала создания обширной портовой, складской и логистической инфраструктуры, где требовались чернорабочие; всё это хозяйство необходимо было администрировать и охранять; торговцам, администраторам, солдатам и их семьям нужны были услуги и развлечения. Так поначалу и определилось место китайского населения (массово переселявшегося сюда из огромной аграрной провинции Гуандун) в системе разделения труда и, соответственно, в социальной структуре гонконгского общества.
Разделение было закреплено пространственной обособленностью. Европейцы жили в особняках и доходных домах в центральной части северного побережья острова и повыше, на холмах ближе к пику Виктория. Китайцы же расселялись к западу и востоку, а также на лежащем через бухту полуострове Коулун. К примеру, район Сай Йин Пун, где сегодня живёт ваш покорный слуга, когда-то был исключительно китайским; улица с незамысловатым названием High Street (пятая, если считать вверх по холму от набережной) служила «чертой оседлости». Выше Bonham Road можно было селиться исключительно иностранцам, спускавшимся вниз разве что ради визита в местные курильни и дома терпимости.
По прошествии десятилетий проблема неравенства не исчезла, но по большей части утратила свою расовую окраску. В Гонконге (как, к примеру, и в Нью-Йорке) по-прежнему есть преимущественно белые (китайские, индийские, непальские, филиппинские) районы, но ни о каких ограничениях речи не идёт. Вместо этого неравенство сегодня связано с доступом к самому ценному ресурсу в городе, со всех сторон окружённом водой, – жизненному пространству.
В декабре 2017 года гонконгская South China Morning Post отмечала, что с 2003 года цены на жильё в городе выросли на 430 % – что для всех, кто знаком с ситуацией в городе, звучит как… преуменьшение. Город с 2007 года неизменно получает сомнительное отличие как самый дорогой рынок недвижимости на планете.
Семья с медианным местным доходом в 300 000 HKD в год (~2,4 миллиона рублей) должна откладывать 100 % своего заработка на протяжении 18 лет, чтобы позволить себе квартиру размером менее 500 футов (46 кв. м) в окраинном районе Гонконга. Более 85 % населения города никогда не смогут позволить себе собственное жильё. Государство частично снимает остроту вопроса, субсидируя строительство социального жилья на северных окраинах. На сегодняшний день в подобных апартаментах уже живёт около 30 % населения автономии, однако спрос далеко превосходит предложение.
Причиной этого бума (помимо ограниченного естественными условиями предложения) стало безумное количество новых миллионеров из материкового Китая, для которых Гонконг 15 лет назад стал основной площадкой для инвестиций в недвижимость. Всё это привело к тому, что гонконгцы живут с родителями до 30–35 лет, будучи не в состоянии позволить себе даже аренду, которая на начальных позициях может съедать до 70 % месячного дохода. От ситуации выиграли, прежде всего, старые гонконгские деньги: китайские и европейские бизнес-конгломераты, не поддавшиеся панике накануне возвращения Гонконга под суверенитет Китая в 1998 году и сохранившие контроль над недвигой. Также выиграли строительные компании и REIT-ы.
Известные всем в городе «четыре великие семьи» (香港四大家族) – Ли, Хо, Хуэй и Ло – когда-то начинали как компрадоры западных торговых домов, впоследствии основав свои торговые империи. Когда пробил час, эти семьи оказались наилучшим образом позиционированы для скупки недвижимости и борьбы за права строительства.
Сегодня Гонконг занимает третью строчку по концентрации UHNW-индивидуумов (Ultra High Net Worth) после Нью-Йорка и Лондона, щеголяя 4300+ жителями со свободными активами более 30 миллионов американских долларов (не считая стоимости своего жилья и тачек). При этом 10 % самых богатых жителей зарабатывают в 44 раза больше, чем 10 % самых бедных, а индекс Джини в 2016 году дошел до самой высокой отметки за десятилетие – 53,9 (0 – абсолютное равенство доходов; Россия в 2015 году – 41,2).
Долгосрочные последствия подобного разрыва не ограничиваются неудобством жизни с родителями. Как и везде, состоятельность означает принадлежность к классу, а та, в свою очередь, – знакомства и профессиональные возможности. Но в этом плане в Гонконге лучше быть иностранцем: так гораздо проще выделиться из толпы.
Как и 150 лет назад…
1.4. Где зарылась несправедливость?
Ангус Дитон пишет, что несправедливость сеют другие важные процессы, о которых американское народонаселение и не догадывается. Немудрено, что ему дали премию.
Каждый год Америка тратит на лечение на триллион долларов больше, чем другие богатые страны, а толку чуть. Работы там всё больше (население-то стареет), но простым медбратьям не до жиру: они то и дело объединяются в профсоюзы, требуя повышения зарплат. А оплата страховки работодателем – это те же самые недополученные доллары в семейный бюджет; ровным счётом то же, что и у нас, только чуть более завуалированно.
При этом надо понимать, что квалифицированные врачи (обучение там невероятно сложное, с нашим не сравнить) получают безумные зарплаты в полмиллиона – и даже больше! – долларов в год, да ещё и постоянно мухлюют со страховками. Случаев раскрытия подмахивателей фейковых рецептов просто дохера.
Слияния и поглощения – тема отдельной главы (и даже книги), и забывать о них нельзя. Куча отраслей промышленности – технологии, масс-медиа, фарма – сейчас управляются несколькими конгломератами компаний. Но оказывается, слияния редко поднимают зарплаты рядовым сотрудникам. Потребительские цены растут, а вот доходы работничков – хер там. Яркий пример – те же американские больницы. Они друг друга поглощают, цены для больных просто сумасшедшие, а нянечки так и перебиваются от зарплаты до зарплаты. Всё это покрывается заговором страховых компаний под управлением сами понимаете кого.
Большой корпорации проще манипулировать общественным мнением, чем заниматься изобретательством и инвестициями. Поэтому новые чудесные лекарства так безумно дороги, а корпоративные налоги не так уж велики.
По всему миру уменьшается влияние профсоюзов. Колхозное изобретение социалистов выходит из моды. Куча контор заставляет новых сотрудников подписывать контракты с разными хитроумными пунктами: неразглашение, запрет о работе на конкурентов (по нашему трудовому кодексу, кстати, такое запрещено) и тому подобные ограничения. К тому же чуть ли не половина американских рабочих при найме на работу подписывают обязательство о том, что не будут подавать в суд на работодателя при трудовом конфликте или увольнении.
Многие компании замещают сотрудников на временных индусов и прочих подрядчиков. Уборщики, официанты, обслуживающие технику инженеры, даже личные секретари сейчас работают не на фирму, где требуется их труд, а на большую аутсорсинговую корпорацию, которая ещё и соревнуется с другой такой же конторой, стараясь выставить цены на своих сотрудников пониже. Независимые фрилансеры, контракторы и аутсорсеры живут от платежа к платежу, без страховки, отпуска и без возможности карьерного роста.
Фондовый рынок вроде как вознаграждает инвестиции в развитие и обновление производства, но ещё сильнее он вознаграждает владельцев хедж-фондов за перемещение денег из зарплат зажиточного среднего класса в руки к портфельным управляющим. Пока доходы простых людей стоят на месте, американские корпоративные прибыли подросли с 20 до 25 % ВВП. Это ещё не учитывая бешеных премий топам: с ними-то средние зарплаты неплохо растут, но вот медианные стабильно проигрывают инфляции.
Начиная с выборов Трампа (хотя обвинялись-то как раз клинтоновские схемы финансирования) чудовище капитализма наконец-то забороло демократию. Теперь корпорации могут действовать как политические субъекты, высылая неограниченное количество денег кандидатам. Это ещё один шаг от «традиционного» зарегулированного лоббизма к прямому воздействию на законодательство. Поэтому налоговые льготы не заставили себя ждать.
Дитон считает, что в этих проблемах и надо копаться. Это не какая-то неостановимая сила глобализации или технологической сингулярности, которая отберёт у всех работу, а просто признаки не очень здоровой экономической системы. И правильная государственная политика это может отрегулировать. Голосуйте за учёных!
Только кто ж вам даст? Власть-то давно уже захвачена, и выбора у нас нет. Но не волнуйтесь: о вас позаботятся.