Заявление товарища Сухова «Восток – дело тонкое» является верным, но не достаточным. Восток – дело не только тонкое, но и путанное.
Если честно экранизировать историю Гражданской войны на территории Средней Азии, в это просто никто не поверит, и получится какая-то абсурдистская кинолента.
Господи, как же здесь перепуталось всё и все – и белые, и красные, и пролетарии-железнодорожники, и ретрограды-казаки, крестьяне переселенцы, да не забудьте еще мешанину местных народностей, под шумок принявшуюся сводить счеты как с «урусами», так и друг с другом.
Вот вам только несколько сюжетов. В Семиречье (Киргизия и Юго-Восточный Казахстан) как-то власть взял красный авиатор Шавров.
Просто прилетел из Ташкента, вылез из аэроплана, создал здесь Реввоенсовет фронта, и начал военную реформу – попытался создать из отрядов местной вольницы регулярные полки. Почти получилось, но тут летчик на беду арестовал местного партизанского вожака Калашникова. Соратники арестованного тут же явились мстить, освободили батьку и убили самого Шаврова. Вскоре, правда, Калашникова тоже убили – уже совсем какие-то неизвестные искатели приключений.
В Ташкенте шла грызня – две образовавшиеся власти, русский ТурЦИК с Совнаркомом и узбекское Мусульманское бюро РКП(б) всячески подсиживали друг друга и вредили по мелочам. Вражду прекратил бывший прапорщик, а ныне военный министр Туркестанской республики Константин Осипов, который поднял восстание. Он захватил почти весь город, расстрелял председателя ТурЦИКа, председателя Совнаркома, еще 12 руководящих деятелей, но при попытке захватить Ташкентскую крепость потерпел поражение от засевших там красноармейцев во главе с комендантом Беловым.
В мятеже, кстати, принимал участие и младший сын Великого князя Николая Константиновича – Александр. Спасаясь, Осипов с товарищами бежал в Фергану.
А там и без него было не протолкнуться. После разгрома «Кокандской автономии» ее лидер Ходжи Магомед Ибрагим Ходжиев, больше известный как "курбаши Иргаш" или просто "маленький Иргаш"стянул на себя силы местных националистов и мусульман, став зачинателем басмаческого движения.
Потом его потеснил курбаши Курширмат, звавший себя «верховным предводителем мусульманского воинства», и резавший всех неверных, и красных, и белых.
Затем поднял восстание начальник уездной милиции в Маргелане (ныне Фергане) Мадамин-бек, который со своими милиционерами сначала басмачил вместе с Иргашом, но потом отпочковался и учредил «Мусульманскую народную армию». Бывший милиционер оказался самым, пожалуй, талантливым и дальновидным басмачом. В частности, в отличие от других «воинов Аллаха» он не чурался иноверцев, брал себе в штаб бывших русских офицеров и вскоре стал самым крутым в округе. О его успехах прослышал даже Колчак и, желая возбудить в нем симпатии к белому делу, присвоил ему звание полковника.
А тут еще в районе Джелалабада русские крестьяне, замученные набегами Мадамин-бека, при помощи Красной армии создали отряды самообороны, которые возглавил бывший конторский письмоводитель, по нынешнему – "секретарша". Конторский служащий обладал простым именем Константин Иванович, но пугающей фамилией Монстров.
В дальнейшем судьба сделала очередной зигзаг – озлобленные введенной продразверсткой крестьяне рассорились с большевиками, и неожиданно предложили союз… Мадамин-беку. На удивление бывший милиционер и бывшая "конторская крыса" крепко сдружились, «Крестьянская армия» вступила в союз с «Мусульманской народной армией» и этот невероятный альянс еще долго гулял по округе, брал города и вообще всячески веселился.
Не отставала и Закаспийская область, нынешняя Туркмения, где, как вы помните, и происходили события «Белого солнца пустыни».
Здесь всегдашний бардак и действия отряда «интернационалистов» из венгерских пленных достали не крестьян, а рабочих. Восстал Ашхабад, рабочие отряды возглавил паровозный машинист с опереточной фамилией Фунтиков, избранный в итоге главой правительства. Восстание покатилось по всей Туркмении, к рабочим стали присоединяться воинственные туркменские племена, и Федор Фунтиков стал силой, с которой приходилось считаться всем.
Тем более, что нрав у него оказался вовсе не опереточный. Безо всяких разговоров он «кончил» посланного для наведения порядка комиссара Туркестанского СНК Полторацкого, вслед за ним отправил «в штаб Духонина» 9 комиссаров Закаспийской области.
Встревоженный этой лихостью, Ташкент начал собирать против Закаспия войска, Фунтиков быстренько обратился за помощью к сидящим в Персии англичанам. Те перебросили в Туркмению знаменитых сипаев – 19-й Пенджабский батальон, подразделения Хэмпширского полка и 44-ю полевую батарею, окончательно придав этому интернациональному воинству сюрреалистичный вид. А когда бежавшие из Баку комиссары приплыли по Каспию в Красноводск, Фунтиков «уговорил» и их, положив начало легенде про «26 бакинских комиссаров».
Во всем этом перманентном бардаке встречались и островки стабильности. В богом забытой Кушке, к примеру, сидел пожилой генерал с не менее «говорящей» фамилией Востросаблин. Говорят, именно этот деятель обогатил офицерский фольклор поговоркой «Меньше взвода не дадут, дальше Кушки не пошлют». Сидел он там давно, с 1910 года, просидел в крепости и Первую Мировую войну, и крушение царизма, в Временное правительство, и Октябрьскую революцию, и последовавший всеобщий бардак. Занимался Александр Павлович Востросаблин там тем, для чего и был поставлен – охранял рубежи России.
В арсенале крепости к началу Первой мировой было 100 орудий, 200 пулеметов, пять тысяч винтовок, несколько миллионов патронов, десятки тысяч артиллерийских снарядов. В 1915 году крепость Кушка имела самую мощную в Средней Азии радиостанцию, способную принимать сообщения не только из Ташкента и Петрограда, но и из Константинополя, Калькутты и Вены. Кстати, начштаба крепости был Константин Сливицкий, один из известнейших наших радиоразведчиков.
Такое богатство не могло остаться без внимания, и однажды у стен крепости появилось войско в несколько тысяч человек. Те самые вооруженные силы Закаспийского временного правительства Фунтикова, где кого только не было: и туркменские националисты, и белые офицеры, и английские инструктора. Востросаблин же располагал всего парой сотен бойцов, однако сдаться отказался наотрез и полтора месяца отбивал атаки. Потом из Ташкента ему прислали помощь красные, и это решило судьбу генерала – он перешел на сторону большевиков.
По предложению штаба Туркфронта, А. П. Востросаблин выехал из Кушки в Ташкент, где за боевые заслуги был награжден орденом Красного Знамени. Позже руководил курсами красных командиров в Ташкенте, а после подавления вышеупомянутого восстания Осипова стал членом Реввоенсовета Туркестанской республики.
В 1920 году Востросаблин был избран делегатом на краевой съезд в Баку, но по дороге его выбросили из поезда не то белогвардейские агенты, не то залетные мазурики, и от полученных травм генерал-лейтенант Востросаблин скончался.
Ирония судьбы – что тут еще скажешь.
Впрочем, наша абсурдистская лента и не могла закончиться по-другому. Судьбу других героев этого фильма тривиальной тоже не назовешь.
Конец правлению Фунтикова положили те самые ашхабадские рабочие, что и вознесли машиниста на вершину власти. В Ашхабаде начались крупные волнения, и правительство ушло в отставку. После этого вскрылись крупные злоупотребления, Фунтикова арестовали, однако он вскоре бежал и в дальнейшей суматохе следы его потерялись.
Нашелся Фунтиков только через много лет после Гражданской войны, в 1925 году, когда Советское правительство усиленно творило легенду о бакинских комиссарах. Как выяснилось, бывший гроза Туркестана, устав от зигзагов судьбы, вернулся в Россию, и мирно крестьянствовал на хуторе Ляпичево Нижневолжского края. Здесь он спокойно, под своей фамилией, жил с 1922 года, вел небольшое, хорошо поставленное хозяйство и среди окрестных крестьян выделялся разве только тем, что неплохо разбирался в машинах.
27 апреля 1926 года Военная коллегия Верховного Суда СССР приговорила Фунтикова Ф. А. к высшей мере наказания – расстрелу.
Бывший прапорщик Осипов, бежав из Ташкента, прихватил с собой золотой запас Туркестана, хранившийся в городском банке в виде наличной валюты в бумажных деньгах, золотых слитках и золотых червонцах.
Как вы догадываетесь, по этой причине за ним гнались все, кто только мог передвигаться. Но Осипов почти без снаряжения в жуткий мороз перевалил через Пскемский и Чаткальский хребты (каждый 4000 м над уровнем моря). Преследователи сочли его мертвым и повернули назад – до сих пор никому такое не удавалось. Однако Осипов остался жив, и передохнув в кишлаках по ту сторону гор, в сопровождении небольшой группы сподвижников, уцелевших в ледовом походе, спустился в Ферганскую долину.
К тому самому бывшему милиционеру Мадамин-беку.
Некоторое время Константин Осипов был у курбаши главным военным советником, но затем, устав от толкотни в Ферганской долине, перебрался в Бухару, где быстро пришелся по душе последнему бухарскому эмиру Сеид Алим-хану.
По крайне мере, в отличие от многих его соратников, самого Осипова эмир так и не выдал, несмотря на все требования ташкентского правительства Туркреспублики. А когда Фрунзе навсегда сокрушил Бухарский эмират, вместе с эмиром в Афганистан бежал и Осипов. Дальнейшая судьба этого красноярского землемера неизвестна – исчез в Кабуле, и ни о нем, ни о прихваченном золоте никто и никогда не слышал.
Иргаш был разгромлен красными и убит. Письмоводитель Монстров сдался Советской власти и был расстрелян. Мадамин-бек басмачил до 1920 года, потом бывший милиционер тоже сдался красным частям, но не просто сдался, а начал воевать их стороне. Воевал честно, был неоднократно награжден.
Однажды Мадамин отправился на переговоры с возглавившим после него басмаческое движение Курширматом, надеясь склонить его к сдаче оружия. Однако тот, нарушив договоренность, вероломно напал на отряд Мадамин-бека, и, захватив его живым, отдал в руки заклятого врага, вожака киргизских басмачей Хал-ходжи, который и отрубил бывшему милиционеру, бывшему басмачу, бывшему главе «временного Ферганского правительства», бывшему полковнику колчаковской армии, а ныне красному командиру голову.
Ирония судьбы – сказали бы в России. Кысмет – говорят на Востоке.