I. ЖИЗНЬ ПАРАЦЕЛЬСА

Наступление XVI века вызвало к жизни новую эру мысли и положило начало наиболее крупному и важному событию того времени – реформации церкви. Мир очнулся после долгого сна – оцепенения разума средних веков – и, стряхнув тяжкое бремя папского гнета, вздохнул свободно. Как с приближением дня растворяются ночные тени, так и клерикальный фанатизм, суеверия и догматизм стали постепенно ослабевать, когда Лютер во имя Высшей Силы вселенной вновь произнес божественное повеление: «Да будет свет!» Солнце истины снова начало всходить на востоке, и, хотя его свет, возможно, и был позже замутнен туманом и испарениями от разлагающихся догм и предрассудков, тем не менее, он был достаточно силен, чтобы оказать свое благотворное воздействие на последующие часы этого дня. Его лучи, проникая сквозь мрачную атмосферу косности и догматизма, достигали сомневающихся умов. Свободная мысль и свободное исследование, стряхнув цепи, которыми их на протяжении веков сковывали противники духовной свободы, вырвались из своей темницы и вновь поднялись к небесам, дабы испить из источника истины. Слепое легковерие уступило место свободному исследованию; разум одержал победу в борьбе со слепой верой в авторитет церкви. Ум, привязанный к холодным и мертвым формам, получил свободу и мог развиваться и проявляться в своем естественном виде. Истины, веками монополизировавшиеся и порабощенные привилегированной кастой священников, стали общим достоянием всех, кто способен постичь их.

Столь ожесточенная борьба за свободу религиозной мысли не могла не вызвать потрясений в других областях духовной жизни. В науке также происходила борьба нового со старым, разума с софистикой, молодых истин с освященными временем заблуждениями. Логика сражалась с верой в отжившие идеалы. Стали подниматься новые созвездия, состоявшие из звезд первой величины и направлявшие свои лучи в глубочайшие тайники мысли. Лютер преодолел барьер церковной иерархии, Меланхтон и Эразм освободили речь, Кардано приподнял вуаль богини-природы, а Коперник, как некогда Иисус, приказал солнцу остановиться. Подчинившись его приказу, солнце остановило свой ход, и стало видно, как планеты движутся по своим орбитам, назначенным им мудростью Всевышнего.

Одним из величайших и наиболее просвещенных умов этой эпохи был Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст из Гогенгейма. Он родился в 1493 г. близ местечка Мария-Айнзидельн[2], в то время деревушки в двух часах ходьбы от швейцарского города Цюриха. Его отец, Вильгельм Бомбаст из Гогенгейма, был одним из потомков старинного и славного рода Бомбастов, чьей древней резиденцией служил замок Гогенгейм около деревни Плиннинген вблизи Штутгарта в Вюртемберге. Он был родственником гроссмейстера ордена рыцарей св. Иоанна, чье имя было Георг Бомбаст Гогенгеймский. В окрестностях Мария-Айнзидельна Вильгельм Бомбаст стал известен как врач; в 1492 г. он женился на сестре-хозяйке из лечебницы местного аббатства. В результате этого брака и появился на свет Теофраст, их единственный ребенок. Можно упомянуть, что Парацельс был прозван Helvetius Eremita[3] по месту своего рождения; кроме того, впоследствии его иногда называли Germanus (германец), Suevus (свев) и Arpinus (арпинец)[4].


Портрет Парацельса, подписанный Яном Ван Скорелем (1495–1562), в том виде, как он был напечатан в английском переводе книги Парацельса «Философия к афинянам». Лондон, 1657 г.


Был ли Парацельс оскоплен в детстве в результате несчастного случая или пьяным солдатом, как гласит предание, или не был – это доподлинно неизвестно. Известно, однако, что на его лице не росла борода, и его череп, сохранившийся до наших дней, по форме больше напоминает женский, чем мужской. Его всегда рисуют безбородым. Его портрет в полный рост до сих пор можно увидеть в Зальцбурге, на стене дома, где он жил (Линцер-штрассе, 365, напротив церкви св. Андрея). Другие портреты Парацельса имеются в издании Хузера (Huser) и в первом томе «Bibliotheka Magica» Гаубера (Hauber). Голова Парацельса, изображенная Кольбахом на его знаменитой картине «Век Реформации», находящейся в Берлинском музее, идеализирована и мало похожа на оригинал.

В ранней юности Парацельса обучал наукам отец, преподавший ему основы алхимии, хирургии и терапии. Парацельс всегда чтил память своего отца и отзывался о нем очень тепло – не только как об отце, но и как о друге и наставнике. Продолжил учебу он у монахов монастыря св. Андрея, расположенного в долине Савоны, под руководством ученых епископов Эберхарда Баумгартнера, Матиаса Шейдта из Роттгаха и Матиаса Шахта из Фрайзинга. По достижении шестнадцати лет его отправили на учебу в университет Базеля. После этого его обучал знаменитый Иоганн Тритемий из Шпангейма (1461–1516), настоятель монастыря св. Иакова в Вюрцбурге, один из величайших адептов магии, алхимии и астрологии, и именно под руководством этого учителя особенное развитие и практическое применение получили склонности Парацельса к оккультным наукам. Тяга к оккультизму привела его в лабораторию богача Сигизмунда Фуггера в Шватце (Тироль), который, как и аббат Тритемий, был известным алхимиком, способным передать ученику многие ценные секреты.

Позднее Парацельс много путешествовал. Он побывал в Германии, Италии, Франции, Нидерландах, Дании, Швеции и России; считают, что он даже посетил Индию, когда был пленен татарами и доставлен к хану, сына которого впоследствии сопровождал в Константинополь. Любой читатель трудов Парацельса, знакомый с недавними откровениями восточных адептов, не может не заметить сходства этих систем, которые во многих отношениях почти идентичны. Поэтому вполне возможно, что во время пребывания Парацельса в татарском плену восточные учителя оккультизма открыли ему свое тайное учение. То, что говорил Парацельс о семеричном строении человека, о свойствах астрального тела, о привязанных к земле элементариях и т. д., на Западе в те времена было совершенно неизвестно. Но практически та же информация содержится в «Разоблаченной Изиде», «Эзотерическом буддизме» и других недавно опубликованных книгах и, как считается, исходит от некоторых восточных адептов. Более того: Парацельс много писал об элементалах, или духах природы, но, описывая их, он заменял восточные термины соответствующими названиями из германской мифологии, чтобы облегчить понимание этих вопросов своим соотечественникам, привыкшим к западной манере мышления. Вероятно, Парацельс оставался у татар с 1513 по 1521 г., так как, по свидетельству Ван Гельмонта,[5] он прибыл в Константинополь именно в 1521 г. и получил там Философский камень.

Адептом, от которого Парацельс получил этот камень, был, как упоминается в некоей книге «Aureum vellus»[6] (напечатанной в Роршахе в 1598 г.), некий Соломон Трисмозин, или Пфайфер, соотечественник Парацельса. Говорится, что этот Трисмозин обладал также универсальной панацеей; утверждают, что в конце XVII века он был еще жив: его видел какой-то французский путешественник.

Парацельс путешествовал по придунайским странам и посетил Италию, где служил военным хирургом в имперской армии и принял участие во множестве военных экспедиций того времени. В своих странствиях он собрал много полезных сведений, причем не только от врачей, хирургов и алхимиков, но и общаясь с палачами, цирюльниками, пастухами, евреями, цыганами, повитухами и предсказателями. Он черпал знания и от великих, и от малых, у ученых и среди простонародья; его можно было встретить в компании погонщиков скота или бродяг, на проезжих дорогах и в трактирах, что послужило поводом для жестоких упреков и поношений, которыми в своей ограниченности осыпали его враги. Проведя в скитаниях десять лет, то применяя на практике свое искусство врача, то преподавая или изучая, по обычаю тех времен, алхимию и магию,[7] в возрасте тридцати двух лет он возвратился обратно в Германию, где вскоре прославился после нескольких удивительных случаев исцеления больных.

В 1525 г. Парацельс отправился в Базель, а в 1527 г., по рекомендации Оксколампадия, городской совет назначил его профессором физики, медицины и хирургии, положив высокое жалование. Его лекции, в отличие от выступлений коллег, не были простым повторением мнений Галена, Гиппократа и Авиценны, изложение которых являлось единственным занятием профессоров медицины того времени. Его учение было действительно его собственным, и он преподавал его невзирая на чужие мнения, заслуживая этим аплодисменты студентов и ужасая своих ортодоксальных коллег тем, что нарушал установленный обычай учить только тому, что можно надежно подкрепить устоявшимися, общепринятыми свидетельствами, независимо от того, было ли это совместимо с разумом и истиной.

В это же время он занимал должность главного городского врача; пользуясь этим, он обратился в городской совет Базеля с предложением передать все аптеки города под его надзор и разрешить ему проверять, хорошо ли провизоры знают свое дело и имеются ли у них в достаточном количестве настоящие лекарства, – так он мог предотвратить неоправданное завышение цен.

Как и следовало ожидать, этим он навлек на себя ненависть всех аптекарей и провизоров, а другие врачи и профессора, завидовавшие его успехам в преподавании медицины и исцелении недугов, присоединились к преследованию под предлогом того, что его назначение профессором университета было произведено без их согласия и что Парацельс был чужестранцем – никто не знает, «откуда он взялся», и, более того, неизвестно, является ли он «настоящим врачом». Все эти придирки и нелепые обвинения, возможно, не имели бы серьезных последствий, если бы он не восстановил против себя членов городского совета, резко выступив против крайне несправедливого, по его мнению, решения, вынесенного в пользу некоего каноника Корнелия из Лихтенфельса, которого он ранее спас от смерти, когда от него уже отказались другие врачи, и который повел себя по отношению к Парацельсу очень неблагодарно. Вследствие своего неосторожного шага Парацельс был вынужден тайно и спешно покинуть Базель в июле 1528 г., чтобы избежать нежелательных осложнений.[8]

После этого события Парацельс вновь вернулся к бродячей жизни, странствуя по стране, как в юности, останавливаясь в деревенских харчевнях и ночуя на постоялых дворах. За ним следовали многочисленные ученики, привлекаемые или жаждой познания, или желанием овладеть его искусством и использовать последнее в своих целях. Самый известный из них – Иоганн Опорин, который в течение трех лет был его секретарем и ассистентом, а впоследствии стал профессором греческого языка и знаменитым издателем, книготорговцем и печатником Базеля. Парацельс более чем неохотно раскрывал свои секреты, и Опорин позже весьма неодобрительно отзывался о нем в связи с этим, чем сыграл на руку его врагам. Но после смерти Парацельса он жалел о своем неблагоразумии и выражал преклонение перед учителем.

В 1528 г. Парацельс приехал в Кольмар, а в 1529 и 1530 гг. посетил Эсслинген и Нюрнберг. «Настоящие» врачи из Нюрнберга ославили его как мошенника, шарлатана и самозванца. Чтобы опровергнуть их обвинения, он попросил городской совет доверить ему лечение нескольких пациентов, чьи болезни считались неизлечимыми. К нему направили несколько больных слоновой болезнью, которых он излечил за короткое время, не прося никакой платы. Свидетельства этого можно найти в городском архиве Нюрнберга.

Но этот успех не изменил жизнь Парацельса, которому, казалось, была предначертана судьба скитальца. В 1530 г. мы видим его в Нердлингене, Мюнхене, Регенсбурге, Амберге и Мерано, в 1531 г. – в Халле, а в 1535 г. – в Цюрихе. После этого он побывал в Мерене, Каринтии, Крайне[9] и в Венгрии и в итоге осел в Зальцбурге, куда был приглашен герцогом Эрнстом, пфальцграфом Баварским, большим любителем тайных наук. Там Парацельс наконец смог увидеть плоды своих трудов и обрести славу.

Но ему не суждено было долго наслаждаться столь заслуженным покоем; 24 сентября 1541 г. после непродолжительной болезни он умер (в возрасте 48 лет и трех дней) в маленьком номере гостиницы «Белая лошадь», что на набережной, а его тело было похоронено на кладбище св. Себастьяна. Обстоятельства его смерти до сих пор не ясны, но самые последние исследования подтверждают версию его современников, согласно которой Парацельс во время званого обеда подвергся вероломному нападению бандитов, нанятых кем-то из лекарей, его врагов, и в результате падения на камень проломил череп, что спустя несколько дней и привело к смерти. Немецкий врач С. Т. фон Земмеринг обследовал череп Парацельса, который благодаря его необычному строению невозможно спутать ни с каким другим, и заметил трещину, проходящую через височную кость (череп часто трогали, и с течением времени она увеличилась и стала хорошо заметна). Он уверен, что такая трещина могла возникнуть только при жизни Парацельса, поскольку кости твердого, но старого и высохшего черепа нельзя было бы разделить подобным образом.

Загрузка...