– Значит, Витек, ментов вообще не видел? – Чалый недоверчиво щурился на напарника, только что вернувшегося из Февральска.
– Ни одного, – Малинин честно округлил глаза. – И вообще людей очень мало. Половина домов вообще с заколоченными окнами. И почти все вагончики пустые. Я в один заглянул – даже мебель осталась и занавески на окнах. Такое ощущение, что тут эпидемия чумы или холеры прошла!
Астафьев прищурился, прикидывая, можно ли верить Малине. Витька не было три с половиной – четыре часа. За это время менты вполне могли зажопить этого трусливого чмошника, сперва закошмарив его обещанием пыток, а затем, туманно посулив прощение, предложили выманить в Февральск напарника. Однако по размышлении этот вариант был Астафьевым отброшен: ведь Малина боялся его, Чалого, куда больше, чем всех дальневосточных ментов, вместе взятых. Да и выглядел Витек не таким испуганным, как того можно было ожидать после встречи с ментами.
– А что там еще есть?
– Ну что… Ничего интересного. Снег, сугробы, помойки…
– Да ты, козлина, можешь со мной по делу базарить? – в голосе Чалого послышались явные нотки раздражения. – Или я тебе биксота голимая и ты мне тут пургу будешь гнать да по ушам ездить? Магазины там еще какие-нибудь остались? Сберкассы, аптеки, столовые… Парикмахерская хотя бы какая-нибудь сраная. Еще что-нибудь интересное? Ну!
Малинин испуганно заморгал. От растерянности он даже отошел назад, неловко свалившись в сугроб под лиственницей.
– «Культтовары» на окраине.
– Помню, помню. Еще тот гадючник. Заходил?
– Нет. Магазин только в полдень откроется. Там на двери табличка висит.
– Сигнализация есть?
– Не знаю…
– В окна заглядывал?
– Нет…
– А рядом что? Ну, ментура, жилые дома… Машины какие-нибудь или вездеходы…
– Да не видел я вездеходов!
– Людей на улицах много? – со следовательскими интонациями продолжал допытываться Чалый. – Ну, бомжи, может быть, или случайные прохожие…
– Как-то не заметил…
– Ну ты прям как целка: «не знаю», «не видел», «не замечал»… – окрысился рецидивист с неожиданной агрессией. – Ладно. Пошли, покажешь. А то я тут уже почти все подзабыл.
Путь до Февральска занял всего полчаса по обледеневшей трассе. Задувал холодный ветер, по ногам стегала холодная колкая поземка. Глаза постоянно резало от белоснежных ландшафтов. Ни единой машины на шоссе не наблюдалось, на заметенном снегом асфальте не было видно даже следов протекторов. Вот Чалый и решил, что прятаться не стоит, тем более что обоих беглецов вполне можно было принять за обычных бомжей – неизменную составляющую дальневосточного ландшафта.
Окраина поселка представляла собой хаотичное нагромождение бревенчатых бараков, дровяных сараев, снятых с колес железнодорожных вагонов да кирпичных двухэтажек с облезлой штукатуркой. Едва ли не перед каждым домом возвышалась огромная замерзшая помойка, присыпанная снегом – ведь посельчане на протяжении долгой зимы сбрасывали мусор просто в сугробы. Смешение архитектурных стилей подтверждало тезис о полном слиянии города и деревни. Магазин, о котором говорил Малина, располагался в длинном неказистом строении, немного напоминавшем коровник, с красными заплатами кирпичей и пупырчатым муаром промерзшей плесени на стенах. На дверях висела фанерная табличка «Учет товара до 12.00». Ни единого человека рядом не было, даже похмельных бомжей.
Чалый, переложив заточку из кармана в сапог, осторожно взялся за ручку двери. Удивительно, но дверь оказалась незапертой. Он подошел к зарешеченному окну, осторожно заглядывая вовнутрь. В свете тусклой лампочки он сумел различить лишь два женских силуэта да товарные полки, отблескивавшие бутылочным стеклом.
– Так, Малина. – Астафьев цвыркнул на снег длинной желтой слюной. – Слушай внимательно. Сейчас заходим. Улыбаемся. Аккуратно так осматриваемся, что там есть. Делаем вид, что типа выбираем покупки. Потом я резко кошмарю баб, которые за прилавками и на кассе. Ты по-быстрохе сметаешь все, что там есть. Заменжуешься или заочкуешь – порешу тебя на месте, мне терять уже нечего. Просек тему, мудила?
Миша Каратаев возвращался из тайги в отличном расположении духа, и причиной тому была завидная добыча: довольно большая куница, соболь, лисица и несколько белок…
Правда, на душе все-таки было неспокойно. Следы тигра, которые он видел в тайге, никак не шли из головы. Да и фотографии, которые показал ему Прелясковский, свидетельствовали о многом. Каратаев решил пока что не выслеживать кошку-убийцу: ведь за убийство амурского тигра, занесенного в Красную книгу, действительно можно схлопотать срок.
Потомственный охотник-промысловик слышал еще от отца: тигры-людоеды появляются тут, на Дальнем Востоке, в среднем раз в тридцать лет. Последнего вроде бы пристрелили в восемьдесят седьмом году, когда сам Миша был еще пацаненком. Но тогда полосатым людоедом было кому заниматься: ведь кроме охотников-промысловиков, в районе Февральска дислоцировалась и крупная воинская часть, и пограничники, да и серьезных промысловиков еще было немало… Тогдашние менты тоже были не в пример нынешним. Так что главмент поселка по-своему был прав: уж если каннибал обнаглеет до того, что начнет убивать людей среди бела дня прямо в Февральске, заниматься им, кроме Каратаева, больше некому…
К тому же амурские тигры отличаются редкой сообразительностью. Миша хорошо помнил рассказ деда, которому довелось столкнуться с царем тайги еще в пятидесятые годы. Пока охотник шел по его следу, тигр умудрился сделать огромный крюк и идти по следу преследовавшего его промысловика, так что какое-то время они ходили по тайге друг за другом по кругу. А когда внимание таежника притупилось, тигр неожиданно напал на него сзади. Деда-охотника спасли только отменная реакция да недрогнувшая рука: он успел обернуться и выстрелить на мгновение раньше, чем рыже-полосатая кошка бросилась на него.
Размышляя таким образом, Михаил и сам не заметил, как подошел к родной избушке. Стряхнул с унт налипший снег, повесил на стену карабин, аккуратно разложил на скамье добычу, быстро затопил печь. Разгорающиеся сухие поленья наполнили зимовье здоровым смолистым духом, освещая нехитрое убранство единственной комнаты: массивный дубовый стол посередине, длинную скамью, книжные полочки с разноцветными корешками над ней, пару низких табуреток, небольшую холостяцкую кровать у стены и темный ореховый шкаф в углу.
Сдвинув на край стола скромную деревянную посуду, Каратаев с профессиональной быстротой освежевал тушки, тщательно обскоблил и натянул шкурки на специальные рамки. Неторопливо, со вкусом поужинал, покормил лайку, взял с полки первую попавшуюся книжку, улегся на койку…
Читать не хотелось. Спать – тоже. Вот Миша и принялся за работу; он никогда не мог сидеть без дела. Достал из шкафа заготовленные куски оленьей шкуры, шило, большую иглу и принялся дошивать унты. Унты были уже почти готовы – осталось лишь несколько ответственных штрихов. Этому простому на первый взгляд, но на самом деле – очень хитрому и ответственному ремеслу еще в ранней юности его обучил отец; ведь шить унты всегда считалось в тайге сугубо мужским занятием. Охотник даже предполагал украсить их немудреной вышивкой; должны ведь отличаться женские унты от мужских!
Унты, небольшие и изящные, предназначались для Тани Дробязко: близилось Восьмое марта, и такой подарок наверняка обрадовал бы возлюбленную. Работа спорилась, и спустя полтора часа все было готово. Отложив унты, Каратаев взглянул на настенный календарь с датами, густо обведенными чернильными кружками.
– Восьмого же она на дежурстве… – вспомнил он. – А сегодня – седьмое, у них в гарнизоне как раз праздник… И меня пригласила. Как это я мог забыть?
Добраться до военной части на окраине Февральска можно было на старом праворульном джипе. Этот внедорожник, купленный на компенсацию за несправедливо проведенный на зоне срок, да еще хорошо пристрелянный карабин были едва ли не единственными ценными вещами потомственного охотника.
Заурчал прогреваемый двигатель. Джип, подобно речному катеру, медленно отчалил от избушки-зимовья и неторопливо поплыл по узкому руслу-дороге меж величественными деревьями, покрытыми снеговыми шапками.
Единственный на весь Февральск магазин «Культтовары» предоставлял ассортимент, связанный не столько с культурой, сколько с каждодневными потребностями жителей поселка. Первым пунктом среди этих потребностей стояло, конечно же, спиртное. Каковое и было представлено на полках в самой широкой гамме: от «Ханшины», мутной китайской водки ценой чуть дороже ацетона, до весьма недешевого венгерского «Токая», неизвестно как оказавшегося в этом забытом богом магазине. От обилия и разноцветья этикеток на полках рябило в глазах. Вторым пунктом, как и следовало ожидать, стояла закуска. Ее было куда меньше, чем спиртного: китайская лапша быстрого приготовления, китайский рис, китайская гречка, китайские маринованные грибы и китайская же тушенка. Собственно же культурный ассортимент был представлен школьными тетрадями, одноразовыми авторучками, огромным количеством стаканов и рюмок всех мыслимых и немыслимых калибров, а также небольшой полкой с запыленными книгами, примостившейся за алко-товаром.
Над винно-водочным прилавком языческим идолом возвышалась огромная тетка – эдакая гора неряшливо слепленных окороков, прикрытых потертым армейским тулупом. Громадная как всплывший утопленник, она раздраженно щелкала настольным калькулятором, записывала в растрепанную тетрадь поступивший товар.
Напарнице – молоденькой и вертлявой девке-чернявке в промтоварном отделе – считать было нечего. Ни тетрадей, ни авторучек, ни тем более книг в Февральске почти не покупали. Исключение составляли разве что стаканы и рюмки, однако новую партию посуды в этот раз не завезли.
– Ты бы мне помогла, что ли, – продавщица винно-водочного недобро зыркнула на молодицу. – Стоишь тут с самого утра, мечтаешь…. О мужике небось?
– Да разве в нашем Февральске мужики-то толковые остались? – трагично вздохнула чернявка.
– Ну а Миша Каратаев? – закончив с подсчетами, огромная тетка отложила калькулятор. – Чем не мужик?
– Тоже мне, нашла о ком вспоминать. Ты бы еще о Ди Каприо размечталась… Миша – классный дядька, конечно же! Красивый-богатый-неженатый. Но ведь он с медсестрой Танькой ходит. Тоже мне, нашел на кого глаз положить! Ни кожи ни рожи…
– А ты сделай так, чтобы он на тебя глаз положил… Ты ведь баба, должна уметь мужчин соблазнять!
– Так ведь Миша на всех наших поселковых девок давно уже забил! – с еще большим трагизмом воскликнула молодица. – И вообще странный какой-то. Живет как ненормальный в тайге, а в Февральске раз в неделю появляется. Нет чтобы в клуб пойти или в гости к кому, нажраться по-человечески, так нет. Поставит свой джип – и сразу к Таньке. А Дробязка, та, наверное, пока его рядом нет, на стороне амуры крутит в своем гарнизоне.
– А ты видела?
– А чего тут смотреть? Знаю я тех медсестер! Все на передок слабы! А как им спирта нальют – и подавно…
– Тяжело нам, одиноким бабам… – бесформенная туша в тулупе с драматичным вздохом отложила тетрадь. – И сходить в нашем сраном поселке уже некуда. Клуб был, и тот закрыли. И мужиков нормальных не осталось. Или бомжи, или пенсионеры, или китайцы…
– …или вертолетчики, – напомнила молодая продавщица.
– Да ты про тех козлов лучше и не вспоминай! Одни алкаши и хамы. Ни обхождения, ни понятия. Кроме мата и армейских команд, других слов и не знают. Сюда же, в нашу часть, самый что ни на есть сброд отправляют со всего Дальнего Востока. Ну, кто на прежней службе пил сильно, или проворовался, или солдат избивал, или как-нибудь по-другому проштрафился. Какой у них с нами, женщинами, разговор? Нажраться, проблеваться – и сразу в койку.
– А в койке их уже ни на что не хватает! – с надрывными интонациями подхватила молодая. – Наврет перед этим тебе три короба про свои мужские таланты, а потом к стене отвернется – и дрыхнуть!
– Как грится, кто с водкой дружен – тому хер не нужен! – вынесла вердикт огромная тетка.
Неожиданно наружная дверь с треском отворилась, и в магазин, в густом морозном пару, ввалились двое мужчин, по виду – типичных бомжей.
– Пошли на хрен, бичи позорные, – сразу окрысилась молодая торговка. – Что – табличку на двери не видели?
– Обожди, обожди! – продавщица в винно-водочном отделе мгновенно продемонстрировала в хищном оскале дюжину металлических коронок. – Так, вы за бухлом? Фунфырик – пятьдесят рэ. Стакан – двадцать пять и карамелька на закусь. Что будете?
Визитеры неторопливой развалочкой подошли к прилавку.
Первый, что был понаглей, с фиолетовыми зоновскими татуировками на руках, боднул строгим взглядом толстую продавщицу. Потом глаза его обнаружили молодую и быстро-быстро поискали, нет ли еще тут кого?
– Так, биксота, ты мне сперва покажи, что у тебя за фунфырики, – с типично зэковскими интонациями процедил он. – А я в натуре отвечу, надо мне такое или нет.
Второй, помоложе и поскромней, приблизился к прилавку с «культтоварами», застенчиво улыбнулся молодой торговке и почему-то произнес:
– Здрасьте…
Толстая продавщица взглянула на гостей недоуменно; здороваться в Февральске было почти не принято.
– Вы че – залетные?
– А это не твое дело… – пробежав глазами по разноцветным этикеткам со спиртным, татуированный потянулся к сапогу, извлек заточку и красноречиво направил ее на торговку. – Считай, укатала ты нас на фунфыри. Забираем все, что есть в этом шалмане. С закуской. Слышь, а выручку ты еще не сдавала?
Продавщица винно-водочного отдела сориентировалась мгновенно. Схватив массивный калькулятор, она швырнула его в голову татуированного. Однако тот успел ловко увернуться – счетный прибор ударился о дверной косяк и тут же разлетелся на мелкие осколки. Налетчик с острой железякой наперевес тут же бросился на обидчицу.
Та даже не успела прикрыться рукой… Выверенный удар заточкой в шею – и тетка, заливаясь кровью, свалилась на пол. На губах ее запузырилась розоватая пена. Несколько раз она дернулась, что-то прохрипела и тут же затихла…
– А-а-а! – истошно завизжала молодая и тут же извлекла мобильник, силясь нащелкать номер.
– Тихо, лярва! – татуированный с окровавленной заточкой резко обернулся к прилавку с «культтоварами». – Будешь визжать – зарежу как свинью и освежую. А будешь доброй и ласковой – не пожалеешь. А ну мобильник на стол… Кому сказано?!
– Мальчики… не надо, не убивайте меня, я не хочу… – девушка гипнотически смотрела на заостренный металлический штырь, с которого стекала кровь.
– Тебя как зовут, красавица? – татуированный ощерил в недобром оскале блестящие металлические фиксы, и на его лице появилась похотливая улыбка.
– Л-л-ленка… – зубы девушки выбивали мелкую дробь.
– Ленка, Ленка, задери коленко, – подойдя к молодой торговке вплотную, уголовник правой рукой приставил заточку ей к шее. – Ну, сделаешь мне хорошо – жить останешься, слово пацана! Давай, давай, раздевайся…
Едва взглянув в лицо татуированного, продавщица поняла: просить его о пощаде бессмысленно. С тем же успехом доски могли просить плотника, чтобы он их не строгал, не пилил, не рубил, не вбивал гвоздей и не швырял оземь. Дрожащие пальцы расстегнули верхнюю пуговицу халата. Невольно замедлившись в движениях, девушка неотрывно смотрела, как татуированная рука издевательски неторопливо опускает замок-молнию зиппера.
– Раком! – рецидивист резким движением завалил девушку на прилавок, задирая ей халат.
И тут продавщица Лена пронзительно застонала.
– Зачем? Не надо, прошу тебя! Я не хочу, это противно! – голос постепенно, но неотвратимо срывался в плач.
Не обращая внимания на вопли и мольбы, насильник уже спускал с себя брюки. Вцепившись нетерпеливыми грабками в колготки жертвы, он с силой стянул их вместе с теплыми панталонами:
– Ты от чего хочешь сдохнуть – от заточки или от оргазма?
– Не на-адо! Не хочу-у-у! – заверещала девушка, безуспешно пытаясь освободиться.
Сопротивление несчастной лишь придало Астафьеву сил. Безусловно – в этот момент его остановила бы лишь мгновенная кастрация. Короткий удар в затылок продавщицы – и она тут же захрипела и безвольно обмякла.
– Мали-ина! – по-вурдалачьи прохрипел Чалый. – Че вылупился? Никогда, что ли, не видел, как бабу прут? Дверь изнутри закрой, а то сейчас советчики со всего поселка набегут!
Малинин сомнамбулическими шагами отправился из торгового зала в темный предбанник. Протяжно скрипнули петли, щелкнул внутренний засов.
И тут произошло непредвиденное. Толстая торговка тяжело поднялась с окровавленного пола и, покачиваясь, схватила с полки огромную жестяную банку с томатным соусом. Тяжело вознеся ее над головой обеими руками, она швырнула сосуд в голову Чалого.
Астафьеву тут же показалось, что на него свалился бетонный потолок. Перед глазами поплыли огромные фиолетовые круги, в голове зазвучал нарастающий потусторонний гул. Чалый попытался отреагировать, обернуться, но приспущенные брюки заметно лишали его свободы маневра. Однако зоновский опыт быстро подсказал, что следует предпринять. Резко присев на корточки, он ухватил страшную бабу за опорную ногу и резко потянул на себя. Та, не удержав равновесия, рухнула на пол. Тетка истекала кровью, к тому же сильный удар головой о жесткие половицы окончательно лишил ее сил. Резкий удар сапогом в висок – и толстая продавщица стихла. А Чалый как ни в чем не бывало обернулся к прилавку, где лежала девушка, задрал сползшую было полу халата и приспустил свои брюки еще ниже…
…Спустя полчаса недавние арестанты, сгибаясь под тяжестью объемных мешков и тяжелых коробок, крадучись отходили от «Культтоваров». Из неплотно прикрытой двери с табличкой «Прием товара» сочился едкий серый дымок. По мнению Чалого, пожар должен был скрыть не только следы грабежа, но и списать оба трупа.
Огромная рыже-полосатая кошка, понюхав воздух, настороженно остановилась. По вечерней тайге разносился явно нездешний запах – резкий, смрадный, неприятно щекочущий обоняние. Тигр повел массивной головой, пытаясь определить источник запаха. Однако сделать это не удалось: ветер изменил направление, и теперь дул не слева от хищника, как всего минуту назад, а сзади него.
Хищник замер. Он знал, что ночной ветер в тайге переменчив и следует, оставаясь на прежнем месте, просто терпеливо ждать. Так оно и случилось. Через минут десять обоняние амурского тигра различило тот же самый запах. Только теперь он стал еще более насыщенным, резким и противным. Вскоре слух различил и странные, явно не таежные звуки: жалобное поскуливание, пронзительный визг и злобный рык сливались в отвратительную какофонию.
Осторожно пробираясь по сугробу, тигр двинулся в сторону, откуда доносились эти звуки. На полянке, за субтильными зарослями кедрового стланика, дрались с дюжину псов. В приамурских поселках почти все собаки, не считая охотничьих, – одичавшие; у хозяев не всегда есть возможность самим прокормиться, какие еще тут псы! Вот псы и сбиваются в стаи, прочесывают окрестную тайгу в поисках пропитания.
Псы на поляне дрались из-за туши лося. Те, что посильней и побольше, с хищным урчанием рвали мясо и в то же время умудрялись отгонять сородичей послабей.
Обоняние таежного убийцы подсказывало: лось погиб меньше часа назад. Туша еще не была мерзлой. Запах сырой крови щекотал ноздри тигра и подталкивал к дальнейшим действиям. Полудикие псы были не в счет: ведь амурский тигр уже неоднократно резал их в ночном Февральске. Выйдя из-за заснеженных зарослей стланика, хищник, уже не таясь, подошел поближе. Теперь движения его стали плавными и расчетливыми. Подгоняемый голодом зверь был готов сожрать не только остатки лося, но и всех бывших на поляне конкурентов…
Однако на этот раз полосатая кошка ошиблась. Это одна собака не имеет никаких шансов в противостоянии тигру. А большая, хорошо организованная стая, ведомая опытным и смелым вожаком, вполне может отогнать жуткого хищника подальше. В тайге, как и повсюду в животном мире, существует только один закон: выживает сильнейший. А свора голодных псов зачастую бывает сильней даже опытного тигра-убийцы. Несомненно, собачий прайд наверняка считал этот участок тайги своим и никогда бы не потерпел на этих угодьях полосатого чужака. Ну а уж чтобы делиться с какой-то кошкой тушей лося, не могло быть и речи.
Вожак псиного прайда – огромный ублюдок овчарки и ротвейлера, с надорванным ухом и шрамоватой головой – при виде тигра поднял голову, нехотя отошел от туши и тихо, но угрожающе зарычал. Желтые клыки агрессивно обнажились, шерсть на холке поднялась дыбом, глаза неожиданно блеснули злобным огнем. Остальные псы, включая даже мелких и слабых, тут же последовали примеру вожака. Они встали плотным полукольцом, показательно щеря зубы.
Тигр на секунду замер, оценивая ситуацию. Он явно не ожидал организованного отпора каких-то беспризорных шавок. Оскалив огромную клыкастую пасть, зверь грозно заревел и принялся бить себя хвостом по бокам: мол, отойдите по-хорошему, хозяин тайги тут я, а не вы! Однако псы и не думали сдаваться, а наоборот – сразу же перешли к более активным действиям. Вожак-ублюдок так и остался стоять напротив незваного гостя, скаля клыки, а остальные собаки медленно, не сводя с чужака глаз, принялись обходить его справа и слева, явно намереваясь одновременно напасть с разных сторон.
Тигр оказался в полукольце, которое медленно, но неотвратимо сжималось. Отступать было невозможно: это означало бы признать поражение перед какими-то презренными псами. Опытный таежный убийца понимал: промедление смерти подобно. Надо было как можно быстрей нейтрализовать вожака. Ведь собачья свора сильна своим единством, и единство это как раз и цементирует авторитетный лидер…
Стремительный прыжок – и страшные клыки тигра вонзились в шею собачьего вожака. Тот, так и не среагировав на прыжок, завалился на бок и, яростно огрызаясь, попытался было вырваться из жуткой пасти. Но рыже-полосатый убийца безжалостно вдавливал пса лапой в снег. Пес вертелся юлой, разбрасывая вокруг себя снежную пыль, взрыхлял сугробы, однако с каждым движением головы тигра заметно слабел. Снег под псом густо набухал кровью, и ее пьянящий аромат словно бы придавал сил голодному и обозленному убийце.
Все произошло слишком быстро – псиная свора так и не успела среагировать на агрессивный маневр таежного хищника. А когда бросилась спасать вожака, было уже слишком поздно: предводитель стаи корчился в окровавленном сугробе, среди собственных кишок…
Однако и тигр, занятый вожаком, не успел своевременно отреагировать на атаку своры. Небольшой, но на удивление злобный пес впился мощной челюстью в мягкий тигровый живот. Еще один с визгом повис на шее, двое умудрились впиться зубами в левую заднюю лапу. Пока хозяин тайги возился с собакой, повисшей на животе, остальные успели выдрать по куску шкуры…
Впрочем, рыже-полосатая кошка и теперь вышла безусловным победителем. Сбросив собаку, висевшую у него на шее, тигр принялся яростно кататься по окровавленному снегу, давя своей тяжестью остальных. Лай, визг, скулеж и злобный тигровый рык слились в один леденящий душу звук.
Спустя минут десять все было кончено. В сугробах лежало девять собачьих трупов – раздавленных, изуродованных, разорванных на части. Остальная стая, униженно заскулив, спряталась в зарослях стланика. Амурский тигр приблизился к туше лося и, припав к ней мордой, принялся сосредоточенно грызть мясо.
Однако спустя какую-то минуту огромная кошка зарычала растерянно; в пылу борьбы с псиной сворой тигр умудрился сломать один из двух своих убийственных клыков. Это, в свою очередь, означало, что хозяин тайги теперь не мог полноценно охотиться на лесную дичь; ведь верхние передние клыки как раз и предназначены для убийства жертв!
Впрочем, в Февральске было немало другой добычи, и в отличие от дичи четвероногой она выглядела куда более привлекательной…