Москва, Глотов переулок; июль 1945 года
Старый корпус Таганского военкомата имел адрес: улица Марксистская, дом 28. Казалось бы, все просто. Однако в данном адресе имелась одна особенность: здание находилось не по шумной Марксистской, а в глубине квартала – ближе к скромному и тихому Глотову переулку.
Корпус был построен очень давно. Поговаривали, что заложен он был при царе Александре Павловиче, а окончательно заселен при Николае I. Метровой толщины стены из красного семеновского кирпича, высоченные потолки, узкие окна с надежными деревянными рамами, под ногами скрипучие дубовые половицы.
Когда-то в Москве все постройки были такими же основательными, крепкими. Зимой они отлично держали тепло, в летний зной сохраняли приятную прохладу. Казалось, что время над ними не властно – многие дома, возведенные в восемнадцатом-девятнадцатом веках, стояли как новенькие и практически не требовали ухода.
Почти не пострадал за прошедшее столетие и старый военкоматовский корпус: по стенам и фундаменту ни одной трещины, целехонькая крыша; ровные, без перекосов дверные и оконные проемы. Местами, правда, облупилась до красного кирпича штукатурка; немного поизносились ступени каменного крыльца. В остальном – шик и блеск.
Начальство Таганского военкомата шло в ногу с прогрессом: от ближайшего столба к зданию тянулись провода, во всех помещениях горели электрические лампочки, в здании имелось несколько телефонных линий, а в конце длинного коридора располагалась уборная с водопроводом и канализацией. Вряд ли офицеры и гражданские сотрудники захотели бы добровольно покидать уютные кабинеты. Да вот беда – штат военкомата увеличивался, и обустраивать новые рабочие места стало просто негде. Потому-то рядом и выросло новое, современное здание, записанное по адресу: улица Марксистская, дом 28/1.
Изредка поглядывая на часы, майор Васильков заканчивал сверку кодовых цифр, проставленных на «личных делах» и в длинном общем списке, состоящем из сотни листов единого размера. Работы оставалось минут на пятнадцать.
Старший лейтенант Баранец сидел рядом за тем же столом. Беря из высокой стопки очередное «личное дело», он называл фамилию и диктовал проставленный на лицевой стороне картонной папки трехзначный код. Васильков отыскивал в списке названную фамилию и, если цифры совпадали, ставил карандашом маленькую галку.
Подполковник Туманов готовил обработанные «дела» к отправке в Московское управление милиции.
Целую неделю шла нервная, напряженная работа. И вот она подошла к завершению. Напевая в пшеничные усы, подполковник складывал папки в ровные стопки по пятьдесят штук и связывал их суровым шпагатом. Затем относил ближе к двери и устанавливал рядком вдоль стены. Примерно через час из Управления за этим хозяйством должна была прибыть грузовая автомашина.
Донесшаяся из коридора возня поначалу никого не насторожила. Она не показалась странной и необычной хотя бы потому, что смолкала только на ночь. Днем из кабинета в кабинет шастали сотрудники, в коридоре топтались призывники и их родственники. Вечером, когда корпуса военкомата пустели, дежурный наряд приступал к уборке помещений и коридоров обоих корпусов. Солдатики гремели ведрами, топали по коридорам, набирали в уборной воду, возили по полу тряпками… При этом, не стесняясь оставшихся офицеров, перекрикивались и болтали о своем.
Посреди возни раздался странный приглушенный щелчок, похожий на стук упавшей швабры. Туманов с Баранцом даже не повели ухом – мало ли безруких растяп среди срочников!
Васильков поднял голову и замер. Уж больно щелчок этот походил на выстрел револьвера. Отложив карандаш, майор переключил внимание на происходящее в коридоре…
На несколько секунд там стало тихо. Затем недалеко от двери кабинета скрипнула половица.
Александр понял, что по коридору кто-то крадется, стараясь не производить шума. Местные солдаты так тихо не ходили – топот их тяжелых кирзовых сапог был слышен во всех кабинетах.
Ладонь Василькова нащупала рукоятку торчащего за поясом «ТТ».
– …Четыре, два, четыре. Александр Иванович, код Федора Балакирева – четыре, два, четыре, – несколько раз повторил Баранец.
– Тс-с, – Васильков прижал к губам указательный палец.
– Что случилось? – прошептал Ефим.
Вместо ответа майор поднял пистолет и бесшумно взвел курок.
Глаза Ефима округлились. За полтора месяца совместной работы с Александром Ивановичем он привык к тому, что тот по пустякам не волновался и других не беспокоил. И уж если он достал оружие, значит, происходит что-то серьезное.
Ефим хотел задать очередной вопрос, но за дверью что-то грохнуло, и она шумно распахнулась.
Дальнейшее происходило настолько быстро, что сознание молодого старлея успевало фиксировать только отдельные яркие моменты. Сидевший рядом Васильков трижды пальнул в ворвавшихся молодчиков и резко толкнул его в плечо. После толчка Ефим полетел со стула и больно ударился головой о ножку соседнего стула.
Майор опрокинул тяжелый стол и, оказавшись рядом на полу, помог Баранцу вытащить пистолет.
– Очнись! – обдал его щеку горячим шепотом Васильков. – Держи под прицелом дверь, я – к окнам!..
Рядом бахали выстрелы; между стенами металось эхо. По мебели и штукатурке щелкали пули. На улице и в коридоре слышались топот и отрывистые команды.
Возле двери, не подавая признаков жизни, лежал подполковник Туманов. Когда дверь распахнулась, он стоял неподалеку и выравнивал стопки «дел» у стены. Ему и достались первые пули.
Налетчики раз за разом появлялись в дверном проеме и по очереди палили из пистолетов и револьверов. В руках одного (в темном картузе) мелькнул обрез винтовки. Винтовочные пули могли с легкостью прошить деревянные баррикады сыщиков, и Александр сосредоточил огонь на этом типе. Вскоре пробитый пулей картуз слетел с головы бандита, пропал и сам бандит.
Изредка огрызался выстрелами и Баранец. Если бы Васильков не напомнил ему об экономии боеприпасов, старлей с перепугу расстрелял бы оба магазина за минуту.
Да, у Ефима было с собой всего два магазина. Один в рукоятке пистолета, другой в правом кармане широких брюк. Шестнадцать патронов! Знал бы, что приключится такая беда, не пенял бы на лишнюю тяжесть – таскал бы с собой полсотни патронов, как это делал прошедший войну Васильков.
Обустроив Ефиму удобную позицию для обороны входа, майор юркнул между столами к дальней стене. Оттуда неплохо простреливались все четыре окна, выходящих в Глотов переулок.
– Восемь, – выстрелив, прошептал Васильков. И, поменяв в пистолете магазин, принялся снаряжать пустой патронами…
«А ведь что-то похожее в моей жизни уже происходило! – пульсировала в его голове назойливая мысль. – Верно! Было дело. Держали вот так же с мужиками оборону на старой водяной мельнице…»
Дивизионная разведка дальше двадцати километров за линию фронта не ходила. Не было такой нужды. Глубже «ныряли» ребята из фронтовой разведки, в немецкой форме и в совершенстве владеющие немецким языком. Васильков со своими орлами много раз сопровождал их на задание и много раз встречал.
Однажды, проводив такую группу километров на тридцать, возвращались к своим. У всех за спинами немецкие MP, только у Ярцева наш «папаша»[31], а у старшины Петренко – немецкий карабин Mauser 98k. Любили они эти тяжелые и неудобные стволы, вот и таскали, не расставаясь.
Разведчики вымотались, двое суток не спали, устали как черти. Слегка потеряли бдительность и, как водится в таких случаях, нарвались на немцев. Да не на какой-нибудь обоз, не на трофейщиков или санитаров, а на свеженький взвод пехотинцев, двигавшихся лесной тропой в колонну по одному.
Схорониться не удалось – немцы заметили и сразу же пошли в атаку. Забросав первую толпу фашистов гранатами, разведчики решили оторваться.
Надолго их не хватило – через пятьсот метров стали задыхаться и перешли на быстрый шаг. Немцы догоняли. Благо дело происходило в густом лесу при минимальной видимости, не то постреляли бы всех в спину.
Из последних сил прошли еще с километр, покуда не наткнулись на заброшенный домик у быстрого ручья. «Старая водяная мельница!» – сообразил Васильков и приказал изготовиться к бою.
Почти все деревянные элементы полуразрушенного здания сгнили, зато стены, некогда возведенные из крупного булыжника, стояли как новенькие. Отлично сохранившиеся, они могли послужить неплохой защитой в бою.
Забежали внутрь, осмотрелись, распределились по дверям и оконным проемам. А тут и немцы подоспели.
Первых выкосили дружным огнем, но после пришлось туго. Стоит высунуться, как с десяток пуль тут же впиваются в булыжник, обдавая лицо и руки мелкой крошкой.
Вскоре из-за плотности вражеского огня подойти к проемам стало совсем невозможно. Васильков приказал занять позиции в глубине строения. В центре помещения имелся мощный фундамент, над которым высилось нагромождение из остатков колесной оси и механизма с каменными жерновами. Сам Александр с парой бойцов остался под окнами присматривать, чтобы гитлеровцы не подошли вплотную и не забросали разведчиков гранатами.
Но те не спешили использовать гранаты. Похоже, немецкий взводный приказал своим солдатам брать русских живыми. И вместо, казалось бы, простого решения те ринулись штурмовать древнее каменное строение…
– Кто они, товарищ майор? Чего хотят? – начал приходить в себя молодой старлей.
– Потом разберемся! Позже… – Васильков выстрелил в мелькнувшую в оконном проеме тень. – Сейчас нужно удержать этот кабинет до приезда милиции.
– А приедут, Александр Иванович? – Парень посмотрел на бывшего разведчика. Взгляд его был наполнен такой бесконечной тоской, что Сашке стало его жаль.
– Ну как же не приедут, Ефим?! – подбодрил он уверенным голосом. – Вокруг столько людей! Кто-нибудь наверняка позвонил и сообщил о перестрелке. Что с патронами?
– Вроде есть. – Баранец неуверенно поглядел на свой пистолет.
– Вроде на огороде, товарищ старший лейтенант! – с шутливой строгостью отчитал Васильков подчиненного. – Считать надо выстрелы! Кинь пустой магазин…
Снаряжая патронами магазин товарища, майор успевал бросать взгляды на окна и дверь. При необходимости вскидывал пистолет и производил выстрел. За семь-восемь минут перестрелки ему удалось уложить того коридорного черта в картузе и задеть парочку нападавших – он отчетливо слышал их стоны и сдавленные матюги.
Однако радости от этого было мало. Сашка догадывался, что охрана нового корпуса Таганского военкомата ликвидирована так же, как и охрана старого. Милиция почему-то задерживалась. На помощь жильцов из соседних домов рассчитывать не приходилось – никто из них добровольно под бандитские пули не полезет. А боеприпасов с каждой минутой становилось все меньше.
Обстоятельства складывались не лучшим образом, но Васильков виду не подавал. Не хотел он, чтобы его напарник запаниковал и наделал ошибок.
Накрепко обосновавшись в мельнице, разведчики держались.
Немчура наседала. В группе появились потери: одного бойца убило – винтовочная пуля снесла часть лобовой кости. Другой был ранен в бок, но пока держался и стоял на ногах.
Через небольшой проем в стене старшина садил из карабина, удерживая ручей и не пропуская через него атакующих. Двое разведчиков контролировали высокий дверной проем, к которому через лес петляла заросшая травой и кустами грунтовка. Васильков отвечал за оконные проемы, один из которых был разломан до фундамента и фактически превратился во вторую дверь.
В разгар боя он заметил трех фрицев, бегущих снаружи вдоль оконной стены по обломкам разбитого булыжника. Он хладнокровно прицелился и выстрелил в первого. Тот упал. Второго он ранил. А в третьего выстрелить не получилось – у немецкого «MP-40», верой и правдой служившего два года, вдруг заело затвор.
Дело плевое, но для решения требует нескольких секунд. А их не было. Третий – высоченный рыжеволосый фашист с белесыми ресницами и красными как у быка глазами, с закатанными по локоть рукавами – ворвался сквозь разломанное окно внутрь мельницы. Первым он заметил Сашку и побежал к нему, держа в руках винтовку с примкнутым ножевым штыком.
В рукопашной схватке это было страшное оружие, и немец предвкушал легкую победу. Надежды на товарищей у Сашки было мало, в том смысле, что все они палили по своим секторам и в суматохе могли не заметить появившегося внутри мельницы фрица.