Ранее
Глава 1
Ревущая толпа за канатами ринга ее не заводила. Она не волновалась, не нервничала, не переминалась с ноги на ногу. Нет, Селина Кайл просто поводила плечами, разминаясь – раз, еще раз.
И ждала.
Дикий рев несся по грязному коридору, но, достигнув раздевалки, превращался в отдаленные раскаты грома. В грозу наподобие той, что накрыла Ист-Энд, когда Селина вышла из дома. Она успела промокнуть насквозь, пока добиралась до тайного входа в метро, где переплетались ходы подпольного игорного мира, принадлежавшего Кармайну Фальконе. Действующий глава подпольных банд Фальконе замыкал бесконечную вереницу своих предшественников.
Но, как и любая гроза, этот бой пройдет.
Селина проверила, надежно ли она закрутила в тугой пучок еще мокрые длинные темные волосы. Однажды она допустила ошибку, собрав волосы в хвост на затылке – это был ее второй уличный бой. Соперница тогда схватила ее прямо за хвост, и те несколько секунд, пока ее шея была абсолютно уязвима, показались Селине самыми долгими в жизни.
Но она победила, хоть и с трудом. И усвоила урок. С тех пор каждый бой был для нее уроком, где бы она ни дралась – на улицах или под Готэмом, на ринге, втиснутом между канализационными трубами.
Неважно, кто сегодня станет ее соперником. Разброс между кандидатами был небольшим – все это были отчаявшиеся должники, которые не могли расплатиться с Фальконе. Глупцы, готовые встретиться с одной из Пантер на ринге и рискнуть жизнью, чтобы покончить с долгами.
Награда – никогда больше не нужно будет оглядываться, опасаясь увидеть у себя за спиной молчаливую тень. Цена поражения – пересчитанные ребра и прежние долги. Обычно в комплекте с перспективой билета в один конец на дно реки Спрэнг. Шансы на победу – один на тысячу.
Вне зависимости от того, с каким унылым увальнем ей сегодня предстоит драться, Селина молилась, чтобы в этот раз Фальконе кивнул быстрее, чем в прошлый.
Тогда… Он вынудил ее затянуть тот особенно ожесточенный бой – толпа слишком разгорячилась, слишком охотно скупала дешевый алкоголь и все, что можно было достать под землей.
Она принесла домой больше синяков, чем обычно, а ее соперник, которого она избила так, что он потерял сознание…
«Меня это не касается», – говорила она себе снова и снова. Даже когда ей являлись залитые кровью лица противников. Видения приходили к ней и ночью, и днем, но то, что с ними после боя делал Фальконе, ее не касалось. Когда она уходила, ее соперники еще дышали. Хотя бы так.
У нее по крайней мере хватало ума не протестовать в открытую, в отличие от других Пантер – слишком гордых, слишком глупых или слишком неопытных, чтобы усвоить, по каким правилам тут играют. Нет, ее тихий протест против Кармайна Фальконе был куда хитрее. Он хотел, чтобы ее противники были мертвы. У нее они просто теряли сознание, но Селина вырубала их так ловко, что никто из зрителей не возражал.
Опасную она затеяла игру, особенно если учесть, что жизнь ее сестры висит на волоске. Заиграешься, и у Фальконе появятся вопросы. Он задумается, кто ей дороже всех, станет метить, куда ударить побольнее. Но она никогда до такого не доводила. Никогда не ставила под угрозу безопасность Мэгги. Пусть даже эти бои были для нее всем. Каждый из них.
Селина вступила в ряды Пантер три года назад, и уже через шесть месяцев доказала, на что способна, в схватке с другой бандой девочек. Она была так хороша, что Мика, ее Альфа, познакомила ее с Фальконе. Селина не посмела пропустить эту встречу.
Девочки в банде подчинялись нехитрой иерархии: всем заправляли Альфы, они же всех защищали, наказывали и награждали. Слово Альфы – закон. За тем, как эти законы соблюдаются, следили Двойки и Тройки. Последующие ступени иерархии в стае становились более запутанными и разветвленными. Если дерешься, можешь подняться вверх или, наоборот, упасть, в зависимости от того, как прошла схватка. Даже Альфу можно было вызвать на поединок, если только хватит глупости или наглости.
Но Селина не думала о повышении в звании, когда Мика пригласила Фальконе посмотреть на ее драку с Двойкой из Волчьей Стаи. Ее соперница тогда так и осталась в той подворотне среди ручейков крови, бегущих рядом по бетону.
Тогда на бледной коже ее левого плеча были набиты всего четыре пятна пантеры – по одному за каждый выигранный бой.
Селина поправила лямку белой майки. В семнадцать лет на двух ее руках красовались уже двадцать семь пятен.
Непобежденная.
Так на том конце коридора ее объявлял ведущий. До Селины долетали только обрывки слов: «Непобежденная чемпионка, злейшая из Пантер…»
Селина положила руку на единственное орудие, которое ей позволялось пронести на ринг: кнут.
Другие Пантеры предпочитали фирменный макияж или одежду, чтобы выделяться на ринге. Селина на такое тратиться не могла – блеск для губ стоил столько же, сколько небольшой обед. Но Мика не впечатлилась, когда Селина пришла на свой первый серьезный бой в старом гимнастическом купальнике и леггинсах.
Ты что, на аэробику собралась? – спросила тогда Альфа. – Давай тебе хоть коготочки намутим.
На ринг разрешалось проносить любое легкое оружие, кроме огнестрельного и ножей. Но в ту ночь под рукой ничего не оказалось. Только кнут, зарытый в куче реквизита, оставшегося с тех времен, когда тут выступал какой-то необычный цирк.
У тебя есть десять минут, чтобы понять, как с ним обращаться, – бросила Мика перед тем, как уйти.
Едва Селина успела разобраться, что с ним делать, как ее вытолкали на ринг. Тогда кнут больше мешал, чем помогал, но толпа его сразу полюбила. В глубине души она тоже полюбила этот щелчок, раскалывающий мир надвое.
И она тренировалась, пока он не стал продолжением ее руки, пока он не открыл преимущества, которые раньше были ей недоступны из-за хрупкого телосложения. Театральный эффект, который кнут обеспечивал на ринге, тоже не вредил.
По металлической двери постучали – знак, что ей пора.
Селина убедилась, что все в порядке – кнут на бедре, черные штаны из спандекса и зеленые кроссовки, которые подходили к цвету ее глаз, хоть никто этого никогда не замечал. Сжала пальцы в обмотке в кулак. Все в норме.
Если это можно назвать нормой.
Селина встала. Мышцы расслаблены, а тело послушно гнулось, спасибо привычной гимнастической разминке, которую она теперь делала, чтобы размяться перед боем. Помимо физической силы, кнута и чистой акробатики, к которой она прибегала, чтобы сбить с ног более тяжелых соперников, подготовить тело к бою означало выиграть полбитвы.
Ржавая дверь заскрежетала, когда Селина ее открыла. Дальше по коридору, склонившись над новенькой, стояла Мика. Мигающие лампы дневного света обесцвечивали золотую кожу девушки, лишая ее привычного блеска.
Мика обернулась, взмахнув черной косой, и взглянула на Селину через узкое плечо, оценивая ее. Новенькая стояла перед ней, шмыгала носом и осторожно вытирала кровь, струившуюся из опухшего носа. У этой кошечки один глаз покраснел и начал заплывать, а второй наполнился слезами.
Ясно теперь, почему толпа завелась. Если Пантеру так уделали, там, наверное, была настоящая бойня. Настолько жесткая, что Мика придерживала бледную девочку за ослабевшую руку, чтобы та не шаталась.
В конце темного коридора, который вел к рингу, маячил один из вышибал Фальконе. Он поманил ее, и Селина захлопнула за собой дверь. Ничего ценного за ней не осталось. Да у нее и не было ничего, что стоило бы воровать.
– Поаккуратнее там, – сказала Мика, когда Селина прошла мимо нее. Голос у азиатки был низкий и мягкий.
– У него сегодня такой набор – хуже, чем обычно.
Кошечка зашипела, одергивая голову, когда Мика приложила к ее разбитой губе спиртовую салфетку. Мика на нее рявкнула, и та предусмотрительно замерла, незаметно вздрагивая, пока Альфа обрабатывала порез.
– Он лучшего тебе оставил. Извини, – добавила Мика, не оборачиваясь.
– Он всегда так делает, – равнодушно ответила Селина, хотя у нее засосало под ложечкой, – я справлюсь.
У нее просто не было выбора. Если она проиграет, некому будет позаботиться о Мэгги. Отказаться от боя? Не вариант.
Селина знала Мику три года, и ни разу за это время Альфа не предложила разорвать их договоренность с Кармайном Фальконе. Об этом не могло быть и речи: пока Фальконе за Пантер, другие банды Ист-Энда дважды подумают, прежде чем сунутся на их территорию. Так что Пантеры дрались и забавляли толпу.
Фальконе превратил бои в еженедельное представление – настоящий древнеримский цирк, – чтобы сброд готэмского подполья любил его и боялся. Ему помогало то, что довольно многие из видных бандитов оказались за решеткой – спасибо некоторым рыцарям без страха и упрека, рыскающим по городу в плащах.
Мика отпустила кошечку в раздевалку и мотнула головой в сторону ринга, приказывая Селине выходить.
Но Селина медлила: осматривала коридор, выходы. Даже здесь, в сердце царства Фальконе, можно было запросто расстаться с жизнью, в открытую показавшись без защиты. Альфе, у которой было так же много врагов, как у Мики, это было проще простого.
На том конце коридора замаячили трое. Селина немного расслабилась, увидев латиноамериканку. Это была Ани, Двойка Мики, а по бокам от нее еще двое Пантер, ниже по статусу. Хорошо. Они будут сторожить выход, а Альфа позаботится о них.
Вой толпы прокатился по бетонному полу, заставив дребезжать хлипкую керамическую плитку на стенах и вибрируя в легких и мышцах Селины, пока та приближалась к продавленной металлической двери, ведущей на ринг. Вышибала жестом приказал ей, черт возьми, поторапливаться, но она шла не спеша. Подкрадывалась.
Пантеры, бои… Это ее работа. И за нее неплохо платили. Мать их бросила, сестра болеет – легально так быстро и так много ей не заработать.
Три года назад Пантеры ничего у нее не спросили. Не задумались, намеренно ли она выбрала тот бой с Бритвой во дворе многоэтажки, а потом еще один и еще один, пока Мика не разнюхала, кто же в здании С такой заводной.
Она тогда сказала, что в Ист-Энде за такое дерьмо убивают довольно быстро и что Пантерам такой боец пригодится. Альфа не спросила, кто учил ее драться. Или как держать удар.
Вышибала открыл дверь, и ничем не сдерживаемый рев вырвался в коридор, как стая бешеных волков. Селина Кайл глубоко вздохнула, слегка запрокинула голову назад и вступила на территорию света, звука и гнева.
Да прольется кровь.
Ее руки так опухли, что с ключами она управлялась с большим трудом. Они звенели на весь коридор многоквартирного дома, как чертов школьный звонок.
Она по кусочкам собрала остатки сил, чтобы сосредоточиться, унять дрожь в руках и вставить ключ в верхний замок. На три нижних замка Селина старалась не смотреть – каждый из них был неприступен, как горная вершина.
Слишком долго. Фальконе слишком долго оттягивал концовку боя.
Мика не соврала о ее сопернике. Бывший боец – в плохой форме, но тяжелый. В два раза тяжелее ее. Отчаянно хотел вернуть долг. Бил он больно. Мягко говоря.
Но она выиграла. Взяла не грубой силой, а умом. Когда на ней почти живого места не осталось, когда он выхватил у нее из руки кнут, когда она на какое-то время ослепла на один глаз из-за струившейся крови… Она применила против него простейшие законы физики. Ее учитель естествознания мог бы ею гордиться.
Если она завтра пойдет в школу. Или на следующей неделе.
Верхний замок с щелчком открылся.
Против больших, тяжелых соперников на чистой физической силе далеко не уедешь. Нет, она брала другим: скоростью, проворством, гибкостью – за это спасибо гимнастике. И кнутом. Всем, что может вывести противника из равновесия – обуздать скорость стокилограммового мужика, который мчится на тебя, и обратить ее против него самого. Парой приемов можно превратить рьяную атаку нападающего в плачевный для соперника результат. В его падение на спину. Или удар лицом о столб. Или обвитие кнута вокруг ноги противника, способное выдернуть его из равновесия, чтобы параллельно нанести удар локтем ему в живот.
Всегда целься в мягкие части тела. Это она освоила еще до того, как впервые вышла на ринг.
В левом глазу до сих пор все расплывалось. Селина осмотрела серо-голубой подъезд: скользнула взглядом по граффити, по луже жидкости, которая мало походила на воду, – все безопасно.
Темные уголки подъезда… Именно поэтому у них на двери четыре замка. Мэгги не должна была открывать дверь ни при каких обстоятельствах. Особенно их матери. И тем, кто может быть с ней.
После последнего такого посещения полгода назад на двери осталась вмятина.
Большая, круглая вмятина рядом с глазком – ровно там, куда приземлился кулак того потного мужика, который стоял рядом с их вмазанной матерью, когда Селина отказалась открывать им дверь. Они ушли только после того, как сосед пригрозил вызвать копов.
В этом доме жили милые люди. Добрые. Но если вызвать копов, можно сделать только хуже. Копы станут задавать вопросы. Вопросы об их «семейных обстоятельствах».
Селина повернулась спиной к двери и удостоверилась, что в темном углу никто не прячется. Она сейчас в такой форме, что… Ей удалось открыть второй замок. И третий.
Когда она приступила к четвертому, в подъезде заворчал лифт. Измятые двери наконец открылись, выпуская миссис Салливан: в одной руке – сумки с продуктами, из пальцев другой торчат ключи, как металлические когти.
Их глаза встретились, когда старая американка проходила мимо по коридору. Селина кивнула ей, надеясь, что капюшон толстовки, надетой под куртку, прикрывает ее лицо.
По крайней мере кнут был надежно спрятан за ее спиной. Миссис Салливан нахмурилась, цокнула языком и заторопилась к своей двери с пятью замками.
Селина, осознавая, что соседка следит за каждым ее движением, не торопилась и спокойно открывала четвертый замок. Она задумалась, стоит ли объяснять миссис Салливан, что она медлит не потому, что хочет ограбить ее. Задумалась и решила промолчать, увидев, какой ухмылкой ее одарила старуха.
Отбросы – это слово плясало в глазах у миссис Салливан перед тем, как девушка захлопнула дверь к себе в квартиру и замки щелкнули, закрывшись. Селине было слишком больно, чтобы беситься из-за такого. Она слышала и похуже.
Открыв последний замок, она вошла в квартиру, тут же захлопнула дверь и начала запирать ее. Один замок, второй, третий… и цепочка на самом верху.
В квартире царил полумрак, источником света был только желтый уличный фонарь, стоящий во дворе, куда выходили окна их кухни-гостиной. Селина была уверена, что в Готэме найдутся люди, у которых ванная комната в квартире больше, чем все их жилье, но, по крайней мере, она, как могла, поддерживала тут чистоту.
В воздухе висел аромат томатного соуса и сладковатый запах хлеба. Заглянув в холодильник, Селина удостоверилась, что Мэгги действительно съела еду, которую сестра купила ей после школы. Почти всю.
Хорошо.
Захлопнув холодильник, Селина открыла морозилку и выудила оттуда пачку замороженного горошка, спрятанную за стопкой готовых обедов – их осталось всего три. Их еда до конца недели, когда закончится итальянская.
Прижав к лицу горошек и наслаждаясь тем, как кожу покалывает от холода, Селина спрятала кнут под раковиной, скинула кроссовки и побрела через коридор, покрытый грязным зеленым ковром, к ванной и единственной спальне. В крошечной ванной было пусто и темно, но слева от нее через приоткрытую дверь струился теплый свет.
Пачки наличных в ее заднем кармане все равно не хватит. Не хватит, чтобы заплатить и за квартиру, и за еду, и за анализы Мэгги, и за все, что не покрывает ее страховка.
С тяжелым сердцем она толкнула плечом дверь, просунув голову в спальню. Это была единственная цветная комната в квартире: желтые, как лютики, стены покрыты Бродвейскими афишами, которые Селине посчастливилось достать, когда еще одну школу в Ист-Энде закрыли и театральный кружок оказался на улице.
Сейчас афиши стерегли девочку, которая лежала на кровати, свернувшись под детским мультяшным стеганым одеялом, которое было в два раза меньше и на десять лет старше, чем следовало бы. Таким же было все в этой комнате, включая игрушечного светлячка – ночник, который Мэгги не давала выключать.
Селина ее не осуждала. К тринадцати годам Мэгги хлебнула достаточно дерьма, чтобы заслужить право поступать так, как хочет. Ее хриплое, тяжелое дыхание, наполнявшее комнату, это подтверждало. Селина бесшумно подняла один из ингаляторов, лежавших рядом с кроватью, и проверила, осталось ли там еще лекарство. Больше чем достаточно, если ночью Мэгги одолеет приступ. Но это совсем не значит, что Селина не кинется к сестре в спальню со своего дивана в гостиной, едва заслышав надрывный сухой кашель Мэгги.
Включив в розетку увлажнитель воздуха, Селина доковывляла до гостиной и рухнула на потрескавшийся стул из кожзама, стоявший у маленького стола в центре кухни.
Все болело. Все горело и пульсировало, словно умоляя ее прилечь. Селина посмотрела на часы. Два ночи. Им вставать в школу через… пять часов. Ну, Мэгги вставать школу. Селина никак не могла там показаться с таким лицом.
Она выудила наличные из кармана и положила купюры на пластиковый стол. Притянув к себе небольшую коробку, стоявшую в центре, Селина пересчитала добычу той рукой, которая болела чуточку меньше. Когда она соберется за покупками, придется пораскинуть мозгами: продуктовых карточек[1] на все не хватит. И их уж точно не хватит на жизнь двум сестрам, у одной из которых муковисцидоз. Селина читала про подход «еда как лекарство» с компьютера в библиотеке в ожидании, когда у Мэгги закончатся занятия в школьной театральной студии. Лечения нет, но правильное питание может помочь. Попробовать стоит все, что угодно. Если это подарит им время. Если это подарит Мэгги хоть каплю облегчения.
Муковисцидоз – Селина не помнила, чтобы было время, когда она не знала это слово. Что оно означает: неизлечимое генетическое заболевание, которое вызывает скопление слизи в различных органах, преимущественно в легких. Слизь забивает и блокирует дыхательные пути, и там копятся бактерии. В лучшем случае они вызывают инфекционные заболевания, в худшем – поражение легких и дыхательную недостаточность.
А потом слизь скапливается в поджелудочной железе, препятствуя проходу ферментов, которые помогают расщеплять пищу и всасывать питательные вещества.
Селина только один раз загуглила: продолжительность жизни при муковисцидозе.
Она тут же закрыла браузер и потом полчаса блевала в библиотечном туалете.
Селина пересчитала наличные и сглотнула. Здоровое питание, в котором нуждалась Мэгги, обходилось недешево. Готовые обеды из микроволновки – это еда для чрезвычайных ситуаций. Мусор. Свежий ужин из итальянского ресторана, который Мэгги съела сегодня, был большой редкостью.
Скорее, извинением за то, что Селине пришлось оставить сестру, чтобы выйти на ринг.
– Твое лицо.
Хриплый голос, произнесший эти слова, оборвал ее мысли.
– Ты сейчас должна спать.
Каштановые волосы Мэгги были растрепаны, на слишком худом и бледном лице остался отпечаток подушки. И только ее зеленые глаза – их общая с Селиной черта, несмотря на разных отцов – были ясными. Встревоженными.
– Не забудь приложить лед к рукам. Иначе завтра ничего не сможешь делать.
Селина растянула губы в полуулыбке, от чего стало только больнее, и послушно отняла замороженный горошек от пульсирующего лица, переместив его на разбитые, отекшие костяшки пальцев. По крайней мере, через час после боя отек начал спадать.
Мэгги медленно прошла через комнату. Селина старалась не морщиться, слыша, как тяжело сестра дышит и тихонько откашливается. Последняя легочная инфекция не прошла бесследно, и с розовых щек Мэгги исчез привычный румянец.
– Тебе в больницу надо, – выдохнула Мэгги. – Или давай я все обработаю.
Селина пропустила оба предложения мимо ушей и спросила:
– Как ты себя чувствуешь?
Мэгги придвинула к себе стопку наличных – ее глаза округлились, – и пересчитала мятые двадцатки.
– Нормально.
– Ты на сегодня домашку сделала?
Насмешливый, раздраженный взгляд.
– Да. И на завтра тоже.
– Умница.
Мэгги оглядела ее: зеленые глаза слишком настороженные, слишком знающие.
– У нас врач завтра после школы.
– Ну и что?
Мэгги досчитала деньги и аккуратно положила пачку купюр в маленькую коробку вместе с продуктовой карточкой.
– Мама не придет.
И отец Мэгги тоже – кем бы он ни был.
Отец Селины… Она знала только то, что ее мать сболтнула под наркотой в одном из бессвязных монологов. Ее с ним познакомил друг на вечеринке. Больше ничего. Даже имени не назвала.
Селина переместила пакет с замороженным горошком с правой руки на левую.
– Она нет. А я приду.
Мэгги поскребла невидимое пятно на столе.
– Скоро начнутся прослушивания на весеннюю постановку.
– Хочешь попробовать?
Мэгги едва заметно пожала плечами.
– Хочу у доктора спросить, можно ли.
Какая у нее ответственная сестра.
– Какой в этом году выбрали мюзикл?
– «Карусель».
– Мы его смотрели?
Мэгги помотала головой: кудри качнулись, засияла улыбка. Селина улыбнулась в ответ.
– Но, я полагаю, завтра вечером посмотрим?
Вечер пятницы – киновечер. Все благодаря ДВД-плееру, который они с Пантерами стащили с прицепа грузовика, и обширной библиотечной коллекции.
Мэгги кивнула. Бродвейские мюзиклы – не то чтобы очень секретная мечта Мэгги и ее непреходящая страсть. Селина не понимала, откуда она взялась: у них в жизни не было денег на билеты в театр, но школа Мэгги кучу раз ездила на экскурсии смотреть постановки в кино. Наверное, в одну из таких поездок она и запала ей в душу, эта неугасимая любовь, которая не потускнела даже тогда, когда муковисцидоз так отделал ее легкие, что ей стало очень трудно петь, играть на сцене и танцевать.
Возможно, это могла изменить трансплантация легких, но Мэгги была в самом конце длинного-длинного списка. И хотя каждый месяц отнимал у Мэгги здоровье, она оставалась под тем же номером. А препараты, которые доктора нахваливали как прорыв в медицине, способный подарить людям с МВ десятки лет жизни… В случае Мэгги они не сработали.
Но Селина не планировала что-то рассказывать своей сестре. Это бы заставило Мэгги думать, что у ее возможностей есть предел, а Селина этого не хотела.
Когда она услышала, что Мэгги хочет просто записаться на прослушивание, ей стало невыносимо трудно дышать.
– Тебе спать пора, – отрезала Селина, откладывая горошек в сторону.
– И тебе, – едко заметила Мэгги.
Селина тихо хохотнула, на что ее тело тут же отозвалось приступом адской боли.
– Пойдем вместе.
Встав, она поморщилась и швырнула горошек назад в морозилку.
Не успела она повернуться, как ее талию обвили хрупкие руки. Будто Мэгги знала, что сейчас у нее на ребрах расцветали синяки.
– Я тебя люблю, Селина, – сказала она тихо. Селина поцеловала сестру в макушку и погладила ее по спине, тут же едва не застонав от боли в пальцах.
«Стоит того». – Она терпела боль, обнимая сестру под ровное гудение холодильника.
Стоит того.
– Я не понимаю, почему тогда в прошлый раз страховка покрыла почти все расходы.
Она делала над собой усилие, чтобы не повышать голос и не сжимать ладони, лежавшие на больничной стойке отдела платных услуг, в кулаки.
Пожилая женщина в бледно-розовой униформе нехотя подняла глаза от монитора.
– Я вам только озвучила информацию, которую мне выдает компьютер.
Она провела длинным фиолетовым ногтем по экрану:
– И он утверждает, что в этот раз вы должны пятьсот долларов.
Селина до боли сжала челюсти, обернувшись через плечо, чтобы посмотреть на Мэгги, сидевшую на пластиковом стуле у белой стены. Она безуспешно делала вид, что читает книгу, даже не пытаясь водить глазами по странице.
Селина понизила голос, хоть и знала, что Мэгги просто наклонится вперед, чтобы подслушивать.
– В прошлом месяце мы доплатили всего сотню.
Фиолетовый ноготь постучал по экрану:
– Доктор Таскер сегодня взял анализы. В вашу страховку они не входят.
– Мне об этом ничего не сказали.
А даже если бы и сказали, Мэгги все равно нужно было пройти это обследование. Хотя полученные результаты… Селина отогнала эти мысли, как и то, что доктор сказал ей несколько минут назад.
Женщина наконец-то подняла взгляд от монитора и смогла оглядеть Селину. Отек у нее на лице спал, синяки она профессионально замаскировала косметикой и ловко уложила каскад темных волос.
– Вы родитель или законный представитель?
Селина просто ответила:
– Мы не можем заплатить.
– Тогда вам нужно разбираться со своей страховой компанией.
Да, но Мэгги нужно будет продолжать сдавать такие же анализы. В следующий раз – через две недели. В третий – через месяц. Селина все подсчитала и сглотнула комок в горле.
– И клиника ничего не может сделать?
Женщина начала печатать, стуча по клавишам.
– Этим должна заниматься ваша страховая компания.
– А наша страховая компания скажет, что этим должны заниматься вы.
Стук клавиш прекратился.
– Где ваша мать? – Женщина посмотрела по сторонам, будто ее мать могла стоять чуть поодаль.
Селину подмывало посоветовать ей пойти прогуляться по переулкам в Ист-Энде, потому что их мать, хоть мертвая, хоть живая, могла быть только там. Вместо этого она взяла со стойки медицинский полис и равнодушно ответила:
– Она на работе.
Женщина не слишком ей поверила, но смягчилась:
– Мы пришлем счет вам на дом.
Селина, решив не утруждать себя ответом, повернулась, подхватила тяжелый рюкзак Мэгги и, забросив его на плечо, махнула сестре, чтобы та шла за ней к лифтам.
– Нам неоткуда взять пятьсот долларов, – пробормотала Мэгги, когда Селина с излишней силой вдавила кнопку вызова лифта.
На еду, аренду и анализы денег, которые Селина получила за последний бой, не хватит.
– Не бери в голову, – отрезала Селина, наблюдая, как в окошке по очереди загораются номера этажей.
Мэгги скрестила руки на животе. Хуже некуда. Новости были хуже некуда.
У Селины темнело в глазах. Эти пятьсот долларов, эти тупые анализы, этот доктор с пресным лицом: Лечения от МВ нет, но давайте прежде попробуем еще пару вариантов.
Селина чуть было не спросила: Прежде чем что?
Мэгги так и шла, обхватив себя руками. Кончиками пальцев – толстыми и округлыми, болезнь и тут постаралась – она так сильно впилась в собственные предплечья, что Селина поморщилась.
Она высвободила одну ладошку Мэгги и взяла в свою, переплетая пальцы.
Крепко взявшись за руки, сестры не отпускали друг друга всю дорогу до дома.
Соседи прямо вцепились друг другу в глотки.
Селина включила кино, но не прошло и пяти минут, как у них за спиной через стену стали доноситься крики и вопли. Свернувшись на продавленном и засаленном диване, который по совместительству служил Селине кроватью, она расположила ноги Мэгги у себя на коленях, вполуха слушая пьяную ссору, которая разворачивалась по соседству, и мюзикл из старенького телевизора перед ними.
«Карусель». Музыка ничего, хоть все были какие-то слишком слащавые и нравственные, а парень – так просто авторитарный ушлепок, да еще и неудачник. Но Мэгги покачивала головой и кивала в такт музыке.
В комнате пахло макаронами с дешевым сыром. Селина предложила Мэгги купить настоящий ужин в каком-нибудь ресторанчике, но та захотела сразу пойти домой – очень устала, объяснила она сестре. С тех пор как они вышли из больницы, с ее лица не сходило угрюмое выражение. Воздух и так был довольно сильно наэлектризован, и Селина не стала пытаться ее переубедить.
Не то чтобы у них были деньги. Но после совсем не безоблачных прогнозов доктора тридцать баксов большой роли не играли.
Селина пожирала глазами свой телефон-раскладушку, лежавший на журнальном столике, куда она закинула ноги. Мика и остальные Пантеры знали, что ей не стоит звонить по пятницам. Знали, что именно пятничный вечер был единственным временем, когда на Селину было бесполезно рассчитывать, вне зависимости от того, нужно ли было работать или разбираться с угрозами.
Но если Мика все-таки позвонит и скажет, что Фальконе устраивает новый бой, что за него хорошо заплатят, она согласится. Она согласится на три боя подряд.
Но – ничего. Она должна быть умной. Если она получит серьезную травму, соцработники из больницы явятся к ним домой и станут разнюхивать. Станут спрашивать, где их мать, и скорее всего определят, что именно набито у нее на руках. Татуировки она круглый год прятала под одеждой с длинными рукавами. Даже наедине с Мэгги она всегда переодевалась в ванной и следила за тем, чтобы случайно не закатать рукава слишком высоко во время мытья рук.
Но на ринге… Она выставляла их напоказ, чтобы соперник все видел. Видел, сколько их пало – рисунки буквально рычали каждому, кто на них смотрел. Ты следующий.
Стену за их спинами сотряс удар, и две рамки с вставленными в них фотографиями задребезжали. На той, что побольше – краденая рамка, дешевая печать школьного библиотечного принтера, – они с Мэгги сидят на скамейке в парке. Это было два года назад, ясным осенним днем, деревья вокруг разноцветные, как драгоценные камни. Мэгги попросила какую-то бизнесвумен сфотографировать их на ее телефон. Картинка была довольно плохого качества, но лицо Мэгги буквально светилось.
На второй, снятой пять лет назад, Селина зависла в воздухе над бревном в безупречном обратном сальто. Очередные соревнования по гимнастике, на которых она выступала. И выиграла. Она прозанималась в ИМКА[2] три первых года, и потом тренер убеждал ее продолжать занятия, говорил, что у нее явный талант. Но болезнь Мэгги прогрессировала, их мать только что освободили под залог, на тренировки и соревнования уходило много времени и денег… Не вариант. Селина перестала ходить на гимнастику, перестала отвечать на звонки тренера. Хотя на ринге она до сих пор пользовалась тем, чему научилась тогда.
Толпа это обожала. Наверное, даже больше, чем кнут. Больше всего они любили, когда она делала обратный кувырок из стойки на руках, переходящий в обратное сальто, и приземлялась прямо на плечи сопернику. Гравитация и захват горла противника ногами делали свое дело, и тот быстро оказывался на коленях.
Тут от соседей донеслась череда проклятий, и Мэгги потянулась, чтобы взять со столика пульт и прибавить звук.
– Это центральный номер, – сказала она, не отрываясь от экрана. – Самая известная песня в мюзикле.
Авторитарный ушлепок и правда пустился в рассуждения, которым, казалось, не будет конца.
– Он только что узнал, что его жена ждет ребенка, и у него совсем крыша съехала.
– Я смотрю вообще-то, – ответила Селина, подняв брови.
– Ты слушала соседей, – улыбнулась Мэгги, помотав головой.
Виновата. Селина примиряюще наморщила нос и снова сосредоточилась на мюзикле.
Мужик на экране размышлял, воображая и предвкушая, какой у него будет сын: чистый маскулинный бред.
– Вы правда собираетесь это в школе ставить?
Мэгги шикнула на нее, махнув рукой. Песня изменилась: теперь этот урод разглагольствовал, каково будет иметь дочь. Снова маскулинный бред и мизогинная чушь.
Селина переключила внимание на Мэгги, когда началась новая музыкальная тема. Красивые глаза младшей широко распахнулись и заблестели.
– Вот эта часть, – прошептала она.
Зазвучала музыка, и губы ее сестры зашевелились, бесшумно вторя каждому слову.
Бесшумно потому, что эти слабые легкие не могли вдохнуть достаточно воздуха, чтобы извлечь звук, и последняя инфекция навсегда лишила Мэгги возможности держать ноту.
Мэгги неслышно пела, не пропуская ни слова.
Селина посмотрела на экран: океан волнуется, а мужчина выводит каждую ноту, выпевает все свои надежды, в которых он сможет кормить и одевать своего ребенка, обеспечивать ему крышу над головой. Сумеет достать деньги любым способом, не важно, трудом или воровством. Иначе ему остается только умереть, рискуя.
На долю секунды ей показалось, что соседи тоже притихли, заслушавшись. Как и весь дом, как и весь Ист-Энд.
Когда Селина снова взглянула на Мэгги, та уже в молчании смотрела на сестру глазами, полными слез.
В ее взгляде, скользнувшем по синякам Селины, было столько понимания…
Селина заставила себя оставаться на месте еще минуту. Две. Пять. Десять.
Мэгги снова принялась смотреть кино. Соседи продолжили кричать и ругаться.
Тогда как ни в чем не бывало Селина встала, аккуратно переложив со своих колен обернутые в плед ноги Мэгги на диван, и направилась в ванную. Она надеялась, что сестра не видела, как она украдкой взяла со столика свой телефон.
Селина заперлась в ванной и открыла кран на полную мощность.
По крайней мере, она успела опустить крышку унитаза, прежде чем рухнуть на него, закрыв лицо двумя руками и тяжело дыша сквозь пальцы. Комната надвигалась на нее, и Селина не могла вдохнуть, вдохнуть достаточно быстро, достаточно глубоко.
Она положила руку на грудь, будто можно было приказать легким раскрыться – ее легким и легким Мэгги, больным, обреченным.
Донорские легкие ждут многие пациенты, у которых нет другой надежды, – сказал ей сегодня доктор. – Я бы на это не рассчитывал.
По крайней мере, до тех пор, пока у тебя не будет достаточно денег, чтобы купить себе место повыше в списке. Или прикупить парочку на черном рынке.
Силена жадно глотала воздух, и руки у нее тряслись так, что она положила их на крепко стиснутые колени. Они боролись за двадцать лет. В лучшем случае. В худшем…
Скорость, с которой прогрессирует болезнь, и устойчивость Мэгги к препаратам вызывают опасения, – продолжал доктор, обращаясь скорее к стайке интернов, нежели к ним.
Мэгги даже не спросила, можно ли ей участвовать в мюзикле. Ее сестра и так все знала. Знала, что это могло придать ей жизни и обрадовать, подарить ей крохотную крупицу надежды. Не важно, сколько боев Селина для нее выиграет. Сколько магазинов разграбит вместе с Пантерами. Кровью, синяками, сломанными ребрами нельзя было заплатить за новые легкие для Мэгги, за лекарство от болезни или за возможность выйти на школьную сцену и спеть от всего сердца.
Рыдания рвались наружу, сотрясая каждый вдох.
Селина снова закрыла лицо руками, будто могла спрятаться – и скрыть слезы, поднимавшиеся в ней, как прилив, который она гнала назад, назад, назад.
Трясущимися руками она схватила телефон с узкой раковины, пальцы так дрожали, что она едва смогла написать Мике: «Мне нужен новый бой. Быстро».
Мика ответила через несколько секунд: «Если тебе нужны деньги, я достану».
Соблазнительно, но слишком сложно. Она не сможет расплатиться с Микой. И хотя она доверяла своей Альфе, в Ист-Энде всем нужны деньги, и Мика скорее всего не станет жалеть того, кто ей должен.
«Бои вполне ок. – У нее заколотилось сердце, и она добавила: – Но спасибо».
Мика ответила мгновенно: «Мне стоит начать волноваться?»
Не то чтобы ей было не все равно, но если это ставило Пантер под угрозу, ей нужно было знать.
«Проблемы в личной жизни».
Она не была уверена, знают ли Пантеры, что у нее больная сестра. Она им никогда не говорила, а Мика не тот человек, который стал бы спрашивать.
«Ты норм восстановилась после прошлого раза, чтобы выйти?»
Нет. «Да».
Селина выдохнула, слезы попали ей в рот. Выключив кран, она прислушалась. Мюзикл продолжался – как и соседская ссора.
Она могла бы украсть деньги. Они с Пантерами раньше уже так делали. Ей даже нравились задачи, которые приходилось решать: как пробраться внутрь, как проскользнуть мимо охранников, не попасть на сигнализацию, не оставить улик… Но в одиночку? Она так никогда не делала. И не сделает – не станет рисковать свободой, пока бои оставались еще относительно безопасным вариантом.
Мика только написала: «Я спрошу у Фальконе».
Селина захлопнула телефон, нажала на слив. Слава богу, руки уже перестали трястись, когда она вошла в гостиную, где ее сестра все еще лежала, свернувшись, на диване.
Мэгги взяла пульт и поставила кино на паузу. Окинув Селину взглядом, от которого ничто не укрылось, даже зажатый в руке мобильник, Мэгги тихонько спросила:
– А ты не можешь просто попросить денег?
Селине было все равно, как Мэгги обо всем догадалась. Она засунула телефон в задний карман штанов.
– Нет.
Фальконе часто посылал Пантер к своим должникам: напомнить о долге или привести приговор в исполнение, когда последнее предупреждение было проигнорировано. Селина была там: грязно, мерзко, ей придется стоять над ее мертвым телом, а над ней будет висеть долг.
– Но…
– Нет.
Мэгги снова открыла рот, в ее глазах заплясал зеленый огонек, но тут в дверь постучали.
Они замерли. Ничего хорошего. Так поздно вечером.
Еще один удар в дверь.
– Откройте, полиция!
Глава 2
Дерьмо.
Селина лихорадочно перебирала все возможные способы выбраться из квартиры. Она посмотрела на окно на другой стороне комнаты. Сможет ли ее сестра достаточно быстро спуститься по пожарной лестнице, чтобы улизнуть?
Если понадобится, она понесет Мэгги на руках. Селина нахмурилась, вставая. Тело захлестнула протяжная боль.
Мэгги сбросила плед с ног, когда дверь снова сотряслась.
– Что будем делать? – выдохнула она.
Если это насчет Пантер…
– Нам нужна Мария Кайл, – крикнул полицейский.
Сестры вздохнули с облегчением. Слава богу. С этим они разберутся. Уже несколько раз так делали.
«Спрячься», – беззвучно сказала Мэгги. У копов точно появятся вопросы, если они увидят синяки старшей. Селина отрицательно покачала головой. Но Мэгги встала с дивана и в безмолвном приказе указала на спальню.
Еще один стук в дверь.
Селина доковыляла до двери и убедилась, что за ней и в самом деле стояли двое крепко сбитых полицейских из ГДГП.[3] Один темноволосый, другой лысеющий, с усами.
Селина забралась в крошечную гардеробную в спальне. Надежное укрытие – ниша достаточно глубокая, чтобы спрятать ее. Или спрятать Мэгги. Селина как раз пробиралась между плотными рядами одежды, когда Мэгги открыла входную дверь, щелкнув замками.
Селина прислушалась и разобрала, как ее сестра тихо разговаривает с полицейскими, само сонное недоумение:
– Мама не пришла сегодня вечером домой.
Один из копов спросил:
– Можно нам войти?
– Мне посторонних нельзя впускать. Даже полицейских.
Пауза. Потом женский голос уточнил:
– А соцработников, Мэгги?
Сердце Селины остановилось.
Когда она проверяла, женщины снаружи не было – как и никакого намека на социальные службы.
– Что с-случилось? М-мамы дома нет.
– Мы знаем, – ответила женщина спокойно, но жестко. – Она в отделении полиции.
Шумя вешалками, Селина выбралась из гардеробной, и по ее телу разлилась боль, когда она перешагивала через аккуратно сложенную стопку одежды. Комната превратилась в минное поле, отделявшее ее от коридора.
Она, прихрамывая, прошла в гостиную, где перед открытой дверью стояла Мэгги, а напротив нее возвышались двое полицейских и светловолосая женщина в дешевом костюме. Все они разом перевели взгляды на Селину: стоило им заметить синяки, как у копов сузились глаза, а женщина скорчила неодобрительную гримасу.
– Чудесно. Рада, что ты тоже здесь.
Мэгги отступила назад, встав рядом с сестрой. Полицейские и соцработник протиснулись в квартиру, прикрыв за собой дверь.
Селина знала, что соседи, скорее всего, подслушивают, а соцработник тем временем продолжала:
– Мы сегодня вечером подобрали вашу маму. Она в плохом состоянии. – Взгляд скользнул по квартире. – Но вы, скорее всего, это знаете.
– Да, знаем.
– И ты, я смотрю, тоже.
– Со мной все ок. Просто с лестницы вчера упала.
– Нормально так приложилась, – сказал один из полицейских, скрестив на груди руки. У него на массивном поясе висели пистолет, полицейская дубинка и электрошоковое ружье.
– Залог за нее мы внести не сможем.
Соцработнику хватило наглости тихонько засмеяться.
– Мы сюда пришли не за этим.
Взгляд снова скользнул по ним с Мэгги.
– Мы пришли за вами.
– Мэгги ничего не сделала, – сказал Селина, закрывая сестру спиной.
– А ты? – спросил второй коп с мясистым лицом, подняв вверх брови. Селина проигнорировала его, встретившись взглядом с соцработником. В коробке, приклеенной под кухонной раковиной, был припрятан косарь. Если они хотят денег…
– У нас нет претензий ни к одной из вас, Селина Кайл, – сказала соцработник.
Воплощение бюрократа, живущей строго по правилам пчелки-труженицы.
– Но вы обе несовершеннолетние и живете здесь одни. – Взгляд снова скользнул по квартире – соцработник прекрасно знала, что они годами жили одни. – Нам нужно решить ваш вопрос с проживанием. Мы уже нашли для вас два чудесных места. Вам эти дома понравятся.
Их отправят в детские дома.[4] Порознь.
Комната, голоса, ее тело… Все будто отдалилось от нее.
– Наш дом здесь, – мягко сказала Мэгги. – Нам тут хорошо.
– Власти так не думают, – вмешался второй коп, с песочными усами на бледной коже. – Две маленькие девочки живут одни в таком доме?
Он прошел на кухню и стал шарить по шкафам.
Открываемые дверцы скрипели и хлопали, и на каждый звук сердце Селины откликалось бешеным стуком. Когда он открыл дверцу под раковиной и заглянул внутрь, у нее затряслись руки.
Раздался звук отклеивающегося скотча, и полицейский выпрямился, кашлянув. В руках у него была коробка с деньгами. Сняв крышку, он улыбнулся, обнаружив стопку наличных. Вынув пачку купюр, он помахал ею. Его напарник одобрительно свистнул.
– Подрабатывала? – спросил он у Селины.
Он так впился в нее глазами, что Селина поняла, о какой подработке он говорит.
– Нет, – только и ответила она.
Он точно знал, где искать коробку. Наверное, ожидал найти наркотики. Ей следовало бы подумать лучше и найти для денег более неочевидное место.
– У тебя уже есть записи в личном деле, – сказала соцработник.
– Это было три года назад, – на удивление спокойно ответила Селина.
– У тебя на счету два привода, – продолжила она. – Тебя ни один судья тут не оставит. – Она махнула в сторону их спальни. – Собирайтесь. Возьмите вещей на пару недель.
Мэгги покачала головой:
– Я никуда не пойду.
Селина смотрела, как усатый коп улыбается ей, убирая деньги себе в карман. Внутри ее что-то оборвалось. Пульс выбивал каждый израненный сантиметр ее тела.
В их квартире двое продажных полицейских. И хладнокровный соцработник. Плохо. Опасно.
– Мэгги, – вполголоса сказала она сестре. – Иди собирайся.
Ее сестра не сдвинулась с места.
Селина повернулась к женщине, которая стояла, скрестив на груди тонкие руки.
– У моей сестры серьезные нарушения здоровья. Обшарпанный детский дом ей не подходит.
– Мы регулярно проверяем все учреждения нашей сети на соответствие стандартам чистоты и безопасности. В какой бы дом ни отправили твою сестру, жилье будет отвечать всем ее потребностям.
Чушь собачья. Ей девочки из Пантер рассказывали, что в таких домах, в лучшем случае, хорошо жилось только тараканам.
– Раз уж разговор зашел о нарушениях здоровья Мэгги, – женщина заговорила отрывисто, у нее явно заканчивалось терпение. – Вряд ли она в безопасности в одной квартире с сестрой, у которой есть проблемы с законом.
– Вы ничего не понимаете, – огрызнулась Мэгги.
Селина примиряюще на нее посмотрела:
– Пойди собери вещи.
Мэгги помотала головой, взмахнув кудрями:
– Я никуда не пойду.
– Сейчас почти час ночи, – попыталась убедить ее соцработник. – Давайте мы просто отвезем вас куда-нибудь, где вы будете в безопасности.
– Я в безопасности здесь, – сказала Мэгги срывающимся голосом.
Услышав это, услышав, что голос Мэгги дрожит от страха, Селина почувствовала, как у нее закипает кровь.
Успокойся. Сосредоточься. Селина попыталась еще раз:
– Если сейчас так поздно, почему нам нельзя здесь переночевать? А вы завтра за нами заедете.
– И обнаружим, что вы улизнули из города? – спросил темноволосый коп, который не трогал ее деньги. – Без вариантов. Собирайтесь. Немедленно.
Вариантов нет. Выбора нет. Способа что-то изменить нет.
Селина положила ладонь на слишком худую руку сестры. Лекарства. Она должна взять с собой все свои лекарства.
Ее прикосновение словно оборвало ремешок, который сдерживал Мэгги.
Она сорвалась с места.
Но понеслась не к спальне, а к выходу из квартиры.
На мгновение все вокруг замедлилось и исказилось.
Селина видела только, как ее сестра, такая маленькая и хрупкая, бежит мимо копов, а каштановые волосы развеваются у нее за спиной. Она видела только, как усатый коп с ее деньгами в кармане кинулся к Мэгги, а его огромная ладонь потянулась к ее нежной руке.
И когда эти пальцы сомкнулись вокруг ее руки и ее надрывный от боли вдох заполнил квартиру, заполнил весь мир…
Селина взорвалась.
Первым лег темноволосый коп. Сначала удар снизу кулаком в челюсть, чтобы голова задралась. Затем локтем в нос, чтобы окночательно уложить противника. Он потерял сознание еще до того, как приземлился на ковер.
Соцработник закричала, но Селина уже занялась усатым, который несся на нее, все еще сжимая Мэгги своей мясистой рукой.
Селина влетела в него. Он тут же отпустил Мэгги, вытянув руки, чтобы схватить Селину и оттолкнуть ее. Вместе они врезались в стену. От удара потрескалась штукатурка.
«Маленькая…» – выплюнул он, умолкнув, когда Селина увернулась от его захвата, уклонилась от другого неуклюжего броска и ее кулак соединился с его лицом.
Ее тело заливалось от боли, раны раскрывались, синяки ныли.
– Беги, – только и смогла она сказать Мэгги.
Но ее сестра застыла, не двигаясь, широко раскрыв глаза. Ужас стер краску с ее лица.
Тонкие белые руки снова схватили Мэгги. Соцработник.
– Она никуда не пойдет.
Эти руки, эти руки и это холодное и злобное лицо…
Селина оттолкнула женщину. Сильно.
Настолько сильно, что она влетела в стол, раскидав стулья.
Мэгги закричала, и Селина обернулась в полуприседе, выставив вперед кулаки.
Слишком медленно. Усатый коп уже встал. У нее не осталось времени, чтобы увернуться, прежде чем ее тело прошил разряд боли. Прежде чем его мерзкое, залитое кровью лицо растянулось в улыбке и он вставил электрошоковое ружье ей прямо в шею.
Тело зашлось в агонии – все накренилось…
И ничего.
Она очнулась из-за гудения лампы дневного света.
Язык лежит во рту, как сухая, плотная тяжесть, вместо головы – пульсирующее месиво, а тело…
Сидит в стуле. Приковано наручниками к металлическому столу перед ней.
Отделение полиции.
Селина тихо простонала, осмотревшись. Крохотная комната. Ни зеркал одностороннего видения. Ни динамиков, ни камер, ничего.
Она подергала наручники, чтобы проверить, застегнуты ли они. Застегнуты.
Мэгги…
Металлическая дверь с шипением открылась, и Селина взяла себя в руки.
Но к ней вошла не соцработник в дешевом костюме и не полицейский, который разглядывал Селину дольше, чем нужно. А высокая, стройная женщина, с волосами чернее ночи и медово-золотой кожей.
Селина повидала довольно бизнесменов, с которыми Фальконе любил корешиться, чтобы сразу определить, что белый брючный костюм был сшит по-настоящему хорошо. А опыт, полученный у Мики, ей подсказывал, что изящные золотые драгоценности на шее посетительницы были подлинными и очень дорогими. Хороший маникюр, шелковое полотно волос, уложенных модным каскадом, красная помада на полных губах – все это кричало о больших деньгах.
Это точно не социальный работник.
Женщина, не торопясь, прошла к столу и пустому стулу, ярко-красными ногтями постукивая по толстой папке, которую она держала в руках. Личное дело Селины Кайл.
Дела плохи.
– Где Мэгги?
Вместо слов – низкий хрип. Вода – ей нужна вода. И аспирин.
– Меня зовут Талия.
– Где. Моя. Мэгги?
У нее все силы уходили на то, чтобы держать голову прямо – там, куда ее ударили током, расцвел синяк, боль от которого расходилась по спине и шее.
– Тебя зовут Селина Кайл, и тебе семнадцать. А через три недели будет восемнадцать.
Щелчок языком – она опустилась на металлический стул напротив Селины, открыла толстую папку и принялась листать страницы. Стол был слишком длинный, и Селина не видела, что именно она читает.
– В таком возрасте у тебя уже внушительный список достижений.
Шелест, щелчок, шипение.
– Подпольные бои, кража, вооруженное нападение…
В ней боролись гордость и стыд. Стыд перед Мэгги, которая может узнать голую правду о ее преступлениях… Селина понимала, что если ее сестра услышит об этом, она не сможет вынести ее взгляда. И гордость от осознания, что все это сделала она сама, что она выживала так, как могла, и дала своей сестре все, на что была способна.
Но Селине удалось включить спокойный и скучающий тон.
– Меня никогда не судили за кражи и нападения.
– Нет, но обвинения уже предъявлены. – Красный ноготь постучал по бумаге. – Через несколько дней тебе вынесут приговор, и недавняя драка с двумя полицейскими и госслужащим только отягощает дело.
Селина, нахмурившись, уставилась на женщину.
Из комнаты – из отделения – ей не улизнуть. А даже если она и выберется, еще ведь нужно найти Мэгги. Туда за ней копы и явятся в первую очередь. Талия напряженно улыбнулась, обнажив слишком белые зубы.
– Тебя полицейские украсили синяками?
Селина не ответила.
Талия снова пролистала бумаги, пытаясь что-то найти.
– Или разбитые кулаки и синяки ты получила в подпольных боях для Кармайна Фальконе?
Молчание. Пантера не расколется. Селина молчала оба раза, когда ее приводили в отделение. И она не собиралась говорить в этот раз.
– Ты знаешь, что означают три недели до восемнадцатилетия в Готэме?
Талия наклонилась к ней, положив руки на стол. В ее речи слышался легкий акцент, раскатистое урчание.
– Лотерейные билеты можно покупать?
Снова призрак улыбки.
– Это значит, что тебе очень повезет, если судья поступит с тобой, как с несовершеннолетней. Это твой третий привод. Ты в любом случае окажешься за решеткой. Вопрос только в том, будет ли это тюрьма для малышей или клуб для взрослых девочек.
– Где. Моя. Мэгги.
Вопрос был не просто криком, при котором закипала ее кровь. Он был отчаянной потребностью.
Талия откинулась назад на стуле и подвинула Селине папку с канцелярской скрепкой.
– Твоя сестра в ист-эндском приюте в Бауэри.
Господи. Если их дом был помойкой, то район Бауэри по праву считался настоящей свалкой. В этом районе были такие банды… Даже Фальконе с ними не связывался.
Селина положила руки на папку, которую придвинула Талия: на самом верху – фотография мрачной, тесной спальни. Новая спальня Мэгги.
Селина перевернула фото, скрючив пальцы.
– Бог знает, кто там всем заправляет, – размышляла вслух Талия, просматривая оставшуюся часть личного дела Селины.
– Ты меня специально доводишь, чтобы они могли мне в папку подшить «нападение на первоклассную суку»?
Эти слова с глухим рычанием вырвались у Селины раньше, чем она она успела подумать.
Зазвенел легкий, серебряный смех:
– Ты думаешь, у тебя получится? В наручниках?
В ответ раздался легкий щелчок.
Вращая освободившейся кистью, Селина бросила на металлический стол прямую скрепку. Ловкость рук: она перевернула то фото приюта Мэгги для отвода глаз, чтобы незаметно накрыть скрепку ладонью. Затем, с помощью скрепки, направленной под определенным углом, она разомкнула наручники. Еще несколько лет назад она специально купила себе наручники, чтобы практиковаться и выяснить, как работает запирающий механизм. Специально для таких случаев.
Талия снова улыбнулась во весь рот и удовлетворенно хмыкнула.
– Умница.
Она кивнула в сторону руки, на которой не было наручников.
– Думаю, тебе лучше надеть их назад. Ты сама знаешь, что полицейские с таким шутить не любят.
Она это знала. Знала, что если она откроет второй наручник, и разобьет этой женщине лицо, ей все равно не выбраться ни из этой комнаты, ни из отделения.
Селина защелкнула наручник вокруг запястья. Но удостоверилась, что он повис на кисти достаточно свободно, чтобы она снова могла освободиться, если появится необходимость.
Талия сидела, слегка наклонив голову, ее темные глаза следили за каждым движением Селины.
– Я пришла, чтобы предложить тебе сделку, Селина Кайл.
Селина ждала.
Талия закрыла ее личное дело.
– Я управляю специализированным интернатом для таких девушек, как ты. Физически развитых, безусловно. – Кивок в сторону наручников, синяков на ее лице. – Но прежде всего – умных.
Она положила руку на ее папку.
– Я просмотрела твои оценки, таблицу за таблицей. Твои баллы на экзаменах. Твои кошечки-подружки знают, что ты учишься лучше всех в классе, что у тебя высший балл по всем экзаменам на уровне штата?
– Не понимаю, о чем вы говорите.
Она позаботилась, чтобы Пантеры никогда об этом не узнали. Для них ее таланты ограничивались мастерским владением кнутом и гимнастическими приемами на ринге. Селина чуть подалась вперед:
– Высшим баллом на экзамене бой не выиграешь.
Еще один смешок, на этот раз низкий и чувственный:
– Знаешь, если бы частые прогулы не помешали тебе в этом году сдавать выпускные экзамены, то тебе бы даже предложили на выбор несколько стипендий.
Колледж ей не светил. Она не смогла бы учиться и заботиться о Мэгги.
– Хотя у нас в школе… – Длинный красный ноготь, скорее даже коготь, Талии протанцевал по папке. – Ты все сможешь начать сначала. Тебе там будет лучше, чем в тюрьме для несовершеннолетних. Или для взрослых.
Пока она тут с ней разговаривает, Мэгги сидит в этом мерзком приюте, вдыхая грязь и нечистоты.
– Прежде чем ты спросишь, я скажу, что подвох заключается в том, что школа находится в Доломитовых Альпах в Италии. И сестра с тобой поехать не сможет.
Силена моргнула, осознавая, что она только что услышала. Школа в Италии. Без Мэгги.
– Если ты поедешь со мной, – продолжала Талия, – я сделаю так, что твое личное дело, – рука похлопала по папке на столе, – исчезнет. Навсегда.
Селина внимательно посмотрела сначала на папку, потом на красивое лицо Талии. В подобных предложениях всегда кроется подвох.
– Да мне насрать на эту папку, – сказала Селина. – Я хочу, чтобы Мэгги в этом доме не было.
Талия моргнула от удивления.
– Я хочу, чтобы ей нашли хороших приемных родителей. Тех, кто захочет ее удочерить. Где-нибудь в хорошем районе: никаких банд, насилия, наркоты.
Молчание.
Селина мягко добавила:
– И я хочу, чтобы вы удостоверились, что моя мать никогда больше не получит Мэгги.
Лампы гудели. Талия царапнула ногтем шероховатую обложку папки и опустила руки на колени.
– Ты не в том положении, чтобы требовать.
Селина откинулась на спинку стула, глядя Талии прямо в ее черные глаза, не отводя взгляда:
– Если ваш клуб по торговле людьми так меня хочет, вы все сделаете.
Талия рассмеялась. Но совсем не весело.
Селина пожала плечами и стала ждать.
Талия тихонько хмыкнула, отбросив волосы на спину.
– Я позабочусь об этом.
Селине удалось скрыть удивление.
– Есть еще одно условие, – сказала Талия, встав из-за стола.
Кто бы сомневался. Селина внимательно следила за каждым ее вдохом.
– Мы уезжаем сегодня, – сказала Талия. – И вы не сможете попрощаться.
Несколько секунд Селина ничего не слышала – ни голоса Талии, ни гудения лампы, ни приближающегося к двери стука каблуков. Она слышала только эту чертову песню из мюзикла.
Песня все еще звучала у нее в ушах, когда она хрипло подытожила:
– Снимите наручники.
Взлетно-посадочная полоса частного аэропорта была пуста.
Пуста, за исключением сияющего белого самолета, с которого уже приветственно опустили трап, приоткрыв салон, обшитый сияющим деревом.
Идеально сочетается с автомобилем «астон мартин», из которого только что вышла Селина. Талия уже шагала к самолету. Потирая запястья, Селина последовала за ней, взглянув на светящийся слева силуэт города. На востоке небо уже посветлело. Рассвет.
Ее тело болело. Все болело. Не только мышцы и кости. Селина отгоняла от себя эти мысли, продолжая смотреть на Готэм. Свет и тени.
Ей в лицо ударил порыв холодного ветра, взметнув пряди темных волос. Селина поймала взгляд Талии – та уже подошла к трапу и собиралась подниматься. Наверху ее ждала стюардесса, держа в руках поднос, на котором стояли два бокала с пузярящимся шампанским.
– Это ваш самолет? – спросила Селина, когда Талия положила руку на перила и поставила ногу в дорогой туфле на первую ступеньку
– Да, мой.
Значит, эта школа… Селина снова взглянула на силуэт города. Туда, где, она надеялась, Мэгги уже едет на автобусе по улицам в сторону зелени, чистого воздуха и тишины пригорода.
Она сглотнула, поднимаясь вслед за Талией по узким ступеням самолета.
Частного самолета.
– Вы типа Уэйнов?
Уэйны много занимались разной благотворительностью, и модная итальянская школа для трудных девушек вполне вписывалась в их сферу интересов.
Талия тихонько рассмеялась и, не удостоив Селину взглядом, преодолела последнюю ступеньку и приняла у стюардессы бокал с шампанским.
– Нет. Моя фамилия аль Гул.