Жёлтые конверты - читать онлайн

Глава 1

В прихожей зазвонил телефон, и Мария Максимовна вышла из комнаты. Алешка тут же нагнулся и вытащил из-под серванта самодельный конверт, на котором, как ему показалось, было его имя. Так и есть. От руки ровными буквами выведено: «Алексею». За стеной послышались шаги, и он поспешно сунул конверт за пазуху.

– Прости, пожалуйста. Так что там со сложными предложениями? Вспомнил, какие бывают виды?

– Признаюсь, это мое самое слабое место. – и хотя Алексей еще утром повторял тему, сейчас почему-то ничего не мог вспомнить.

– Ладно, не волнуйся. – Мария Максимовна развернула книгу на странице с таблицей-подсказкой. – у нас с тобой еще целый год впереди. К маю посреди ночи будешь рассказывать. Уж в тебе-то я нисколько не сомневаюсь.

Да и как можно было сомневаться? Алексей Воробьев еще с девятого класса знал, что поступать он будет непременно в МГИМО на «международные отношения», а потому уже целых два года усердно посещал репетиторов. Мало сказать – посещал, он все свободное время отдавал учебе. Не то чтобы совсем не виделся с друзьями, просто правильно расставлял приоритеты. Его родина – маленький провинциальный городок, который при желании можно было обойти за три часа вдоль и за час с небольшим поперек, каждый год снабжал студентами вузы краевого центра. О Москве мало кто мечтал, но если таковые и находились, да к тому же еще успешно сдавали экзамены… Тут уж разговоров было на несколько месяцев.

Отец Алешки считался человеком состоятельным. Он держал на городском рынке три торговых места, имел один небольшой магазин в центре и мечтал о покупке еще двух. Словом, деньги водились. При желании семья могла бы потянуть и платное обучение сына, но этот вопрос даже не поднимался. «Поступать – только на бюджет!» – твердил гордый за своего единственного сына отец, и тот, оправдывая надежды, стачивал эмаль о гранит науки.

Упорства Алешке было не занимать, да и от сидения за книжками он получал настоящее удовольствие. Увидишь такого на улице – высокий, подтянутый, русые волосы подстрижены по последней моде, даже татуировка на руке. Между прочим, далеко не у каждого после десятого класса. Словом, нормальный «крутой» пацан. Девчонки штабелями ложились. А он от серьезного отнекивался: мол, ищу одну-единственную. Не искал, конечно, но головы морочил всем.

В городе было три общеобразовательные школы. И только два учителя истории. Один из них – Сергей Валентинович – числился сразу в двух, поэтому на репетиторство у него времени не оставалось. Другая – Анастасия Сергеевна, или Настенька, как ее за глаза называли школьники, – только-только окончила университет и по большой любви переехала на «окраину мира». Легенды об этом передавались из уст в уста, обрастая все новыми неприличными подробностями, так что на уроках истории школьники больше говорили, чем слушали. Настенька не обижалась. В отличие от Сергея Валентиновича, она занималась репетиторством. Но Алешке такие занятия не подходили. Ему требовалось написать ЕГЭ по истории не меньше чем на девяносто, а для верности и все девяносто пять баллов. Знающие люди сказали отцу, что в соседнем селе живет не педагог, а кладезь знаний – бывший профессор, ныне садовод-любитель. К нему-то два последних года молодой Воробьев и ездил еженедельно, по понедельникам и пятницам и, к своей радости, чувствовал пользу от проведенных занятий и потраченных родительских денег.

С английским языком дела обстояли похуже. Языковой студии в городке, само собой, не было. Конечно, используя полученный на школьных занятиях словарный запас, Алешка мог рассказать, что «Лондон из зе кэпитал оф Грэйт Британ». Но одно дело – говорить о пустяках, не задумываясь над произношением и ошибками, и совсем другое – сдавать экзамен.

Мария Максимовна нашлась сама собой. Она словно Мери Попинс свалилась с неба в середине учебного года и стала вести рисование в их школе, так как должность учителя английского была уже занята. Но все знали: Мария Максимовна много лет прожила за границей, зачем вернулась – непонятно, но то, что английским владеет в совершенстве, – неоспоримый факт. Она была далеко не старая, но жила почему-то одна, да к тому же в лесу.

Одноэтажный, крытый черепичной крышей дом с мезонином, который она купила, располагался таким образом, что попасть к нему можно было либо через огород одной бабушки, которая торговала семечками у себя во дворе, либо в обход по лесной дороге. У семьи, строившей этот дом, была кочующая пасека. Дети выросли и разъехались, так что их родители уезжали со своими ульями вместе и приезжали тоже вместе на машине. А у Марии Максимовны машины не было. Непонятно, как она попадала домой, особенно после вечерних занятий. Лес был не очень глухой, местность безопасная. После революции эти земли раздали крестьянам. Тогда здесь цвели тутовые деревья и виноградники. Здесь добывали известняк-ракушечник, которого в округе было в избытке. Были и волки, и косули. А потом все пропало… пришло в запустение.

Когда шел дождь, глинисто-песчаную дорогу размывало настолько, что ноги по самую щиколотку утопали в вязкой жиже. Но Мария Максимовна всегда приходила в школу чистенькая и без резиновых сапог в авоське. Это интриговало. Наверное, она прятала их где-то в лесу.

Обычно Алешку на занятия возил отец. Но бывало, что ему и самому приходилось добираться. На историю – маршруткой с автостанции, а на английский – пешком, всего-то минут сорок ходу. Особенно приятной прогулка была летом. Как здорово идти по цветущему лесу, скрываясь в прохладе его широких ветвей от палящего солнца.

В тот самый день, когда молодой человек обнаружил первый желтый конверт, он вышел из дома намного раньше положенного и, отмеряя шаги в такт звучащей в его ушах популярной мелодии, неслышно пошел в сторону учительского дома.

Самая большая неприятность заключалась в том, что идти ему все время приходилось в гору. Так уж расположился этот городок – вроде бы в низине, вдоль русла давно пересохшей степной речки, а в какую сторону ни пойди – везде холмы да пригорки. Алексей обливался по́том, а в голове у него крутились самые разные мысли. «В МГИМО самое главное – не упустить повышенную стипендию. В основном все в первый год решается. Можно еще и подработку найти. Отец говорит – машину надо, но, по-моему, машина в Москве не очень нужна. Там все больше на метро. Ленка завтра в „клетку“ пойдет. Надо будет там тоже вроде как случайно оказаться. Только бы этот ее качок Колючий не пришел. С ним сложнее будет…»

Несмотря на то что Алексея не слишком интересовали девчонки, он был человеком целеустремленным во всех отношениях. Ленка считалась самой красивой девочкой в школе, и он, оттачивая свои навыки в достижении целей, рассчитывал с ней «замутить». Не обязательно с серьезными намерениями, а так, чтобы все видели: он своего добился. Коля по кличке Колючий учился в местном училище механизации, называемом в простонародье «Маханкой», на повара, ездил на старом мотоцикле и цели имел более приземленные, чем Алешка. Ленке он подходил как нельзя лучше – училась она так, что учителя говорили: «по тебе „Маханка“ плачет». А чего ей плакать, когда там Колючий? Ему еще два года учиться. А если в армию заберут – и того больше. А Ленке заканчивать школу через год, так что все сложится у нее, как надо.

Говоря откровенно, Алешке не слишком нравились такие девчонки. Нет, внешне все в Ленке выглядело безупречно, даже слишком. Роскошные длинные волосы, завитые в кудри или игривый высокий хвост, отличная фигура (спасибо единственному в городе тренажерному залу), ровные белые зубы, и все это в придачу к модным вещичкам, которые присылала ей сестра из Европы. Если бы ее внутреннее содержание могло хоть чем-то заинтересовать, он непременно остановил бы свой выбор на ней. По крайней мере, до окончания одиннадцатого класса. Но стоило Ленке открыть рот, как вся «магия», витавшая вокруг нее, моментально рассеивалась, оставляя только аромат модных духов.

…Старые домишки по бокам широкой улицы кончились. На смену им пришли заросли бузины и диких абрикосов. Прошагав еще несколько минут, Алешка услышал рычание мотора, и через мгновение, прорывая заросли, прямо из лесу на дорогу выехал мотоцикл. За рулем сидел Колючий. На нем была старая тельняшка и закатанные до колен джинсы. Развернув свою технику таким образом, чтобы полностью преградить дорогу Алешке, он не спешил слезать с мотоцикла и нагло таращился на него.

Алешка не боялся Колючего. Во-первых, потому что все детство занимался карате, и тот однажды уже имел счастье испробовать его кулаки, а во-вторых, один, без компании своих пустоголовых дружков-«маханщиков», он вряд ли бы отважился предпринять активные действия.

– Так что, Воробей (это прозвище еще с пятого класса закрепилось за Алешкой благодаря фамилии), говорят, ты сегодня в «Клетку» решил заглянуть? Что, все экзамены переучил?

– Да нет. Не все. Хотя тебе этого не понять. Решил просто развеяться. – Алешка чувствовал, что их взаимное препирательство может затянуться, а опаздывать не хотелось. – Езжай давай, а то носик попудрить к вечеру не успеешь. Порядочные девушки с обеда на дискотеку собираются.

Колючий заклокотал, перегоняя в носу привычную субстанцию, а затем звучно сплюнул.

– Слышь, ты, умник, на твоем месте я бы не шел сегодня вечером домой один. Мало ли что. На твоей улице фонари не горят. Может кто переехать случайно.

– Не смеши меня, – проговорил Алешка, и на лице его появилась искусственная улыбка. – если под этим кем-то ты имеешь в виду себя и свой драндулет, так не обольщайся: он от первого камня пополам разлетится. Вон, уже и колесо разболталось.

Воспользовавшись мгновением, пока Колючий оглянулся с опаской на заднее колесо, Алешка прошел мимо него. Не боязливо, а, напротив, уверенно, не ускоряя привычного темпа. Очень уж ему не хотелось тратить время на это «позвоночное». Он чувствовал, как Колючий сверлит его спину своими большими глазами с красными от вечного недосыпа прожилками. Сейчас этот «недоморяк», скорее всего, и не рискнул бы лезть в драку. Зачем, если никто не смотрит? А вот вечером… Вечером соберется «приличная» публика. Там будет перед кем покрасоваться.

Как ни старался Алешка прийти вовремя, он все равно опоздал. И виной тому был не только Колючий. Мария Максимовна с укоризной встретила его на пороге:

– Лешенька, ты же знаешь, у меня после тебя еще один ученик. Сам у себя крадешь время.

Алешка виновато опустил голову и сквозь широкий коридор прошагал в комнату к столу, за которым они обычно занимались. В качестве домашнего задания на сегодня, помимо уже упоминаемых сложных предложений, Алешка должен был поработать и с большим текстом, посвященным экономике Китая. Что делать, если одно из заданий ЕГЭ непременно заключало в себе трудный, неинтересный и полный научных терминов текст? Невозможно было выучить специальные слова по всем возможным разделам научного знания. Но выработать методику, научиться анализировать такие тексты, даже при условии, что многое оставалось непереводимым, – вот этой-то науке и пыталась научить его Мария Максимовна.

Рассказывая о прибрежных производствах Китая, Алешка как всегда скользил глазами по комнате, стараясь не смотреть в серьезное лицо учительницы. Вдруг взгляд его привлек желтый листок, выглядывающий наполовину из-под массивного серванта, занимавшего половину стены. Здесь стояли и книги, и посуда, и разные статуэтки. За стеклянными дверцами прослеживалась целая история жизни хозяев. Почти такой же сервант стоял в доме у Алешкиной бабушки. Его родители считали пережитком советских времен, когда все самое ценное выставляли напоказ гостям.

У них дома все шкафы были встроены в стены таким образом, что со стороны казалось, будто в помещении и вовсе нет шкафов.

Алешка рассказывал и при этом сверлил листок глазами. Теперь, при более внимательном рассмотрении, ему показалось, что это самодельный конверт и даже отдавая дань фантазии и некоторой погрешности зрения человека, привыкшего сидеть за книжками ночи напролет, на этом конверте ему явственно виделось собственное имя. Как такое вообще могло быть?!

После того как Мария Максимовна ненадолго вышла из комнаты, Алешка, убедившись в том, что конверт с его содержимым действительно предназначался ему, спрятал его за пазуху. Он всматривался в лицо учительницы, чтобы понять, не затеяла ли она с ним какую-то игру в рамках образовательного процесса. Для таких размышлений у Алешки имелись основания. Однажды зимой, сговорившись с его родителями, Мария Максимовна устроила у него дома настоящий квест: подготовила карту, несколько заданий на английском языке, подсказки. Это было перед каникулами. Алешка позвал друзей, папа накупил призов, и все дружной компанией бродили по двухэтажному дому (который в детстве Лешка считал настоящим замком) в поисках сокровищ.

Вот поэтому и теперь у него не осталось ни малейших сомнений в том, что это Мария Максимовна снова решила повысить его интерес к своему предмету. Эх, были бы все учителя такими, как она!

До конца занятия Алешка старался определить, заметила ли она, что он «проглотил наживку». Распрощавшись с учительницей и оказавшись за калиткой, он еще немного прошел по дороге и, убедившись, что Мария Максимовна не следит за ним (хотя зачем ей, собственно, это нужно?), открыл конверт. Внутри лежал сложенный вдвое листок белой бумаги. Алешка развернул его. К своему удивлению, подсказки, где искать клад, он там не нашел. Это было самое обыкновенное письмо (на русском языке!), адресованное ему. Вот что в нем говорилось:

Дочитав письмо, Алешка растерянно покрутился, словно решая, стоит ли ему вернуться к Марии Максимовне и спросить прямо об этом письме или продолжить путь домой. Учительница жила одна, в этом сомнений не было. К тому же в письме ясно указывались инициалы «М», что означает Мария, а «О»… Ничего не означает, потому что ее фамилия Красных. Да и потом, зачем ей писать ему письма? Глупо как-то. Кто еще занимается английским в этот день до него? Девчонки из школы? Его одноклассницы? Он начал перебирать в уме всех, кто собирался сдавать ЕГЭ по английскому. Кроме Виталика и Дениса из 10 «А», никто не вспоминался. Наверняка это кто-то из другой школы. Необычный способ завязать дружбу. Остановившись на этой мысли, Алешка сунул письмо в карман, решив на следующем же занятии разузнать у Марии Максимовны подробно, с кем из девочек она занимается.

«Клеткой» называлась единственная и потому всегда многолюдная городская дискотека. Располагалась она в Центральном парке. По высокому бетонному фундаменту, обтянутому вместо стен сеткой, похожей на ту, из которой делают заборы, вдоль края перемещалась толпа разодетых молодых людей. В центре этого дефилирующего потока танцевали. Когда танцующим надоедало, они ныряли в толпу и вместе с остальными ходили кругами. Откуда пошла такая традиция – никто не знал. Но еще в те времена, когда бабушка Алексея впервые приехала сюда по распределению после ветеринарного училища, по периметру «Клетки» уже ходили. Это было даже удобно: если человек приходил на дискотеку один, после первого же круга он непременно встречал знакомых. Город ведь маленький.

Ученики одиннадцатых классов чувствовали себя здесь почти «элитой». Выше них стояли только «маханские», они были самыми старшими, так как институтов в городе не имелось. Ну а если случалось, что на дискотеку попадали приехавшие из города на каникулы студенты, то их почти боготворили. Но все равно, одиннадцатый класс – это не девятый и даже не десятый. Они были почти студентами не какого-то там училища, а высших учебных заведений и смотрели на «маханских» с некоторым пренебрежением. В «Маханку» обычно уходили после девятого. Такие, как Ленка, были редкостью. В связи с этим нередко возникали горячие споры и даже драки, и общество делилось на два вечно противоборствующих лагеря.

Только в половине одиннадцатого Алешка с другом Ромой по кличке Рамзес подошли к «Клетке». Вообще-то дискотека открывалась в девять.

К этому времени у турникета, где взимали по двадцать рублей с человека за проход, уже собиралась приличная толпа. Но «нормальное» общество, то есть те, кого дома не ограничивали во времени, приходили не раньше десяти. Девяти- и восьмиклашки уходили домой до одиннадцати, оставляя «Клетку» в полном распоряжении «взрослых».

Посреди танцплощадки выделывал свои изощренные па Колючий, а его дружки, похожие друг на друга, как близнецы, копировали каждое его движение. Ленка танцевала немного в стороне. В этот вечер одета она была в облегающие блестящие лосины и свободный топ, открывающий алмазную бусину в пупке. Конечно, зачем делать пирсинг и скрывать его потом?

Алешка решил перейти в наступление незамедлительно. Лучше сразу показать Колючему, кто здесь чего сто́ит. Он подошел к Ленке и хотел заговорить, но музыка звучала так громко, что его слов она все равно не смогла бы разобрать. Так что пришлось взять ее за руку и вывести из «Клетки». Девушка не сопротивлялась. Оказавшись в стороне от танцующих, она испытующе посмотрела на него. Возникла неловкая пауза.

С такими, как она, ни в коем случае нельзя делать паузы:

– Воробей, ты что, язык проглотил?

Требовалось что-то предпринять.

– Чем займешься после дискотеки? – только сейчас он заметил, что Ленкино лицо переменилось. Но что именно не так, он пока не понял.

– Не знаю, думала, может, с Колючим покататься. А что?

Алешку передернуло при мысли, что ей придется делать выбор. Но выхода не оставалось.

– Давай погуляем? Я знаю одно место хорошее. Оттуда весь город видно.

– Типа романтика? Ты меня на свидание приглашаешь?

– Ну вроде как да…

– Я подумаю, – пропищала Ленка и без всяких послесловий направилась обратно в «Клетку».

Алешка постоял еще немного, пока голос Рамзеса, отчаянно пробивающийся из глубины дискотеки, не вывел его из оцепенения. Там началась какая-то заварушка, и Алешка поспешил на помощь товарищам.

Как и ожидалось, «маханские», дождавшись достойной публики, перешли в наступление. Танцуя, они начали задевать Рамзеса и других ребят из одиннадцатого класса плечами, и к тому моменту, когда Алешка прорвался сквозь турникет, толпа расчистила середину танцпола, поддерживая своими возгласами вступивших в сражение. Все знали – до приезда полиции у них есть примерно десять минут, хотя полицейское отделение располагалось здесь же за углом, так уж было заведено – честно заслуженные десять минут доблести у ребят имелись.

Недолго думая Алешка принял бой. Колючий, ухитрившийся как-то пронести в «Клетку» кастет, пытался нанести противнику серьезные удары, от которых тот, к счастью, уворачивался, пропустив только один, но и этого хватило для того, чтобы на щеке Алешки проступили алые капли. От резкой боли он на мгновение перестал понимать, где находится. Несмолкавшая музыка, чьи-то выкрики, похожие на те, что бывают на стадионах, – все слилось в единый гул, из которого никак не вычленялись составляющие его элементы. Воспользовавшись заминкой, Колючий принялся молотить Алешку в живот, подключая к своим непрофессиональным, но страшно болезненным ударам еще и ноги.

Внезапно все прекратилось. Музыка стихла, и Колючий куда-то пропал. Алешка и понять ничего не успел, как кто-то грубо схватил его за руку и поднял с земли. Перед ним стоял Владимир Иванович, школьный друг его отца, сотрудник полиции, который только что заступил на свое ночное дежурство. Алешка пытался говорить, но получалось невнятно. Несмотря на то что до отделения было рукой подать, его (почему-то одного… куда делись остальные?) запихнули в милицейский «бобик» и, прокатив по ухабистой дороге двадцать метров, вытащили на улицу прямо перед входом в отделение.

Алешка бывал здесь всего однажды. Да и то не по назначению, а так – заходил вместе с папой. Ему тогда было лет шесть-семь. Пока взрослые переставляли фишки на игральной доске, мальчик с интересом рассматривал развешанные по выкрашенным голубым стенам вырезки из газет. Бо́льшая часть из них отражала, само собой, доблестные поступки героев в форме. Особенно запомнилась нечеткая старая фотография старичка, жителя соседнего села, который, согласно заголовку, «В одиночку предотвратил расхищение социалистического имущества». Что такое «социалистическое имущество», Алешка тогда еще не знал, но по стоящему рядом со старичком здоровенному амбалу, на которого нацепили наручники, догадывался, что речь идет о борьбе добра со злом.

С тех пор прошло лет десять, а может, и больше, но в отделении полиции почти ничего не изменилось. Владимир Иванович (раньше просто дядя Вова) приволок за рукав нарушителя общественного порядка и, усадив на стул, сам тяжело опустился в кресло за столом. На крупном квадратном лице с глубокими морщинами вокруг глаз читались усталость и раздражение одновременно. После некоторой паузы он разразился ругательствами:

– Парень, у тебя мозги есть?! Верно говорят, в тихом омуте всякая нечисть водится! Ну на кой тебя понесло драться?! Пришел на танцы, так танцуй, с девчонками шуры-муры, то да се… Но чтоб так…

– Я не виноват, – держась за гудящую челюсть, проговорил Алешка.

– Виноват, не виноват… Поймали-то тебя. Так что и спрос с тебя. Все в детский сад играешь, думаешь, в жизни тоже так будет: поморгал глазами и сошло с рук? Думать надо головой. Я тебя сейчас на трое суток посажу, и плакали твои университеты. Там, поди, таких шалопаев не сильно жалуют, а?

Алешка молчал. Только теперь ему стало понятно, чем грозит это мимолетное геройство. Ну а что, собственно, он мог сделать? Оставить своих на растерзание «маханским» и постоять в сторонке? Немыслимо! Мало того что позорно, так еще ведь, если разобраться, он сам и стал причиной разборки. Назло Колючему начал за Ленкой ухаживать. Верно говорят, все проблемы в мире из-за женщин.

– Ладно, давай так, – смягчившись, заговорил дядя Вова. – ты мне просто скажешь, кто там еще с тобой был, и я это дело замну. Ежу же понятно, ты парень смирный, первым в драку не полезешь.

Алешка посмотрел на него и упрямо мотнул головой:

– Я не помню. Там много народу было.

– Ты мне тут не юли! – повысил голос дядя Вова. – Мы не в игрушки играем. Это в твоих же интересах. А мне нельзя иначе. Поступил звонок. Все видели, что завязалась драка, да еще и коллективная. Взяли одного тебя. Так что давай рассказывай. Не подставляй себя и меня.

– Темно было, – повторил Алешка стоически.

Дядя Вова стукнул кулаком по столу и вышел из кабинета. Через несколько минут он вернулся. В помещении запахло табаком. Больше он с Алешкой не разговаривал. Наверное, понял, что ничего не сможет от него добиться, и теперь сидел и заполнял какие-то бумаги. Вскоре приехал Алешкин отец. Наверное, дядя Вова позвонил ему, когда выходил. Со свойственной ему холодной сдержанностью, хуже любого наказания действовавшей на провинившегося, он поблагодарил школьного товарища и вывел сына из отделения.

По дороге домой они не разговаривали. На душе у Алешки было погано. Он чувствовал, что своим легким избавлением прибавил головной боли дяде Вове, подставил отца, как говорят в этих случаях – опозорил, и не достиг поставленной перед собой цели в виде Ленки. На Рамзеса он вообще сильно обиделся. Как могло случиться, что тот убежал, даже не подумав прихватить с собой раненого друга?