Военно-транспортный вертолет заложил солидную дугу над лесом, выбирая место для посадки.
Володя Рождественский, прикрыв глаза и откинув голову, ощущая затылком мощную вибрацию корпуса вертолета, отдававшуюся в зубах и черепной коробке едва уловимой ноющей болью, еще раз на всякий случай прокручивал в памяти все, что вдалбливали ему в Военно-медицинской академии. Огнестрельные раны... рубленые раны... травматическая ампутация... артериальное кровотечение, венозное кровотечение... термическое поражение... радиационное поражение... биологическое поражение... нанопроникновение...
В вертолет его притащили в последний момент чуть ли не за шиворот. Хотя сегодня ничто не предвещало аврала или обшей тревоги по форме номер один. Володя мирно чистил картошку в своей комнатке в военном городке: хотел приготовить отличный холостяцкий ужин – азу по-татарски. Купил на рынке соленых огурцов, картошки, лука, хорошей баранинки, засунул в морозильник бутылочку славной томской водки для полного счастья, и вдруг нате – получите-распишитесь. Еще и наорали: почему, мол, не отвечаете на сигнал экстренного вызова, офицер?! А у Володи музыка играла, а портативный армейский приемник в воротник форменной куртки вшит, а куртка – в шкафу висит... Кто ж виноват, что ему до сих пор не вживили стандартный армейский чип?
Рождественский недружелюбно покосился на старшего группы, здоровенного, как сейф, подполковника Гончаренко. Хотя как раз подполковник наотрез отказывался брать молодого лейтенанта медицинской службы в этот рейд, чего Рождественский знать в принципе не мог.
– Ильич, – доказывал Гончаренко начальнику штаба, – мы ж не по грибы идем. Человек только неделю как прибыл на место службы, даже не познакомился толком ни с кем, не говоря уже о боевой подготовке... Совсем пацан еще, сразу после академии. Что он там видел? Лягух резал? А тут – боевая операция, красный код...
– У меня приказ! – возражал начштаба. – Сам генерал Шикунов приказал: красный код и группа по варианту «один». А там предусмотрен офицер-медик. Кого я туда еще суну? Капитан Рейдель на севере, там прорыв был, семь раненых. Левин – с ним улетел. В госпитале только женщины. Беришвили в отпуске, старлей ногу на рыбалке сломал...
– Военфельдшера давай.
– И что потом? Представь, что он оттуда не вернется, а? Сразу вопросы: почему военфельдшер, что он там делал, когда по всем инструкциям положен офицер-медик? Кого по шапке за несоответствие или даже под трибунал? Да что я тебе объясняю, Игорь, ты и сам все прекрасно понимаешь! Должен быть врач – стало быть, врач и полетит. Еще спасибо скажете...
– Твою мать! – процедил Гончаренко. – Спасибо тебе, Ильич! Огромное человеческое спасибо! До земли кланяюсь! Да у него даже импланты не вбиты – что я с ним буду в Зоне делать?!
– Минимальный комплект имплантов ему за минуту вобьют. Пусть по ходу и приживаются, он же врач, ему в атаку все равно не ходить. А в Зоне присматривайте за ним как следует, и все дела.
– В атаку не ходить... В Зоне, Ильич, кругом атака, – буркнул подполковник. Он уже понял, что брать с собой молодого военврача придется неизбежно, а потом нянчиться с ним, неопытным, как с малым ребенком.
И вот теперь офицер-медик Володя Рождественский сидел на мелко дрожащем сиденье в брюхе армейского вертолета, сжимая коленями «репку с маком» – так именовался на военном жаргоне роботизированный полевой медицинский комплекс РПМК, довольно увесистая и неуклюжая штука, которую военврачам приходится таскать на себе в таких вот экстренных командировках. «Репка» умела многое, но и ломалась часто, порой совершенно неожиданно и бесповоротно. Поэтому Володя захватил еще и старую добрую походную аптечку, любовно собранную им лично вне всяких уставных рекомендаций. Аптечку он запихал в пустой контейнер своего бронескафандра с ярко-красными крестами на груди, плечах и спине. Пустых контейнеров там имелось еще достаточно – боекомплект врачу полагался уменьшенный, так как из оружия он имел только стандартный армган с минимальным боепитанием и совсем уж потешный в условиях Пятизонья пистолетик калибра 5,45 мм в набедренной кобуре.
Плечи ныли от наспех загнанных имплантов, которые ему вбил суровый военфельдшер перед самым вылетом. Володя зябко поежился – неприятно было чувствовать в себе что-то инородное, хотя как врач он понимал сущность и необходимость этих электронных приспособлений. Самое обидное, что он пока не ощущал от них никаких плюсов – настройка требовала времени, организм привыкал, импланты осваивались. Могли, кстати, и не освоиться – случаи отторжения исчислялись сотнями, и тогда в Зоне они как минимум будут бесполезны. Это как минимум.
– Итак, ребята, дела такие, – объявил тем временем подполковник Гончаренко. Он стоял посреди салона вертолета, словно древний рыцарь в полном турнирном доспехе: забрало шлема откинуто, руки уперты в бока бронескафандра, нога поставлена на контейнер со станковым лазерным метателем, словно на труп поверженного дракона. – На Обской луже пропал теплоход с дуриками. Сорок три дурика плюс экипаж. Теплоход «Виктор Толоконский», белый такой.
– Ага, там еще капитаном жиртрест. Вот и доплавались за шальной денежкой, – безразлично сказал кто-то из лейтенантов. Ниже по званию в группе из четырнадцати человек был только один, выше – двое: Гончаренко и его заместитель капитан Якубович.
– Доплавались, – снисходительно согласился Гончаренко. – Наши слетали к Барьеру – никаких следов теплохода, только мусор плавает. Но одна из пассажирок успела позвонить отцу через спутник и сказать, что с острова – или из-под воды – вылезло что-то железное и схватило теплоход.
– Ни себе хрена! – пробормотал долговязый лейтенант Константинов с вытянутым, словно у лошади, лицом. Его Володя знал, потому что жил в соседней комнате и даже успел выпить с ним пива в военторговском баре.
– Я такого тоже сроду не слыхал, – кивнул подполковник. – По воде из Академзоны ничего не лезет, это закон природы. Сами понимаете, девчонке всякое могло причудиться. Может быть, когда она звонила, у нее в мозгу уже вовсю наники кишели... Но главное, братцы, не в этом. Главное в том, что эта девчонка – дочка председателя Совета Федерации Сухомлинова.
– Сухомлина, – мрачно поправил капитан Якубович.
– Да и хрен бы с ним, – отмахнулся подполковник. – Сами понимаете, задача у нас не из рядовых. В случае удачи – то есть если найдем девку – всем светят звездочки и ордена. – Он строго посмотрел на подчиненных. – Даже если мертвую найдем, и то, наверное, что-то светит...
Володя непроизвольно поморщился – уж больно деловито подполковник рассуждал о чужой судьбе. Молодая девушка, веселилась, наверное, на теплоходе, радовалась жизни... А о ней теперь говорят как о неодушевленном предмете. Хотя то, что Рождественский знал об Академзоне, действительно оставляло исчезнувшим пассажирам теплохода мало шансов. Без спецсредств, без оружия, без защитных костюмов там не выжить. Там даже еды нет. И воды нет. Ничего там нет, кроме руин, мусора, зарослей автонов и местных жителей, абсолютно и категорически враждебных людям.
– Высаживаемся сразу за Барьером на пляже у бетонки, там, где «Песочница» была, – продолжал Гончаренко. – Ищем следы. Хотя если людей утащили, к примеру, через Тайвань, черта с два чего найдем.
– Этот Тайвань давно затопить пора, – сказал кто-то. – Всего-то пара вакуумных бомб, и все дела...
– Да нет там ни хрена, – отозвался Якубович. – Еще в первые годы после катастрофы все облазили, просветили и прозвонили. Никаких секретных ходов.
– Наноорганизмы чего только не умеют, – покачал головой подполковник. – В общем, высаживаемся и ищем. Если пусто – выдвигаемся мимо яхт-клуба к трассе, там разберемся. Поскольку на севере только что была буча, у нас может быть потише, но лучше на это не надеяться. Далее, последнее по списку, но не по значению: у нас в группе новый военврач, лейтенант Рождественский.
Все повернулись и посмотрели на Володю с нескрываемым интересом, словно он только что возник в салоне вертолета из воздуха. Он с трудом подавил желание встать по стойке «смирно» или кокетливо поклониться, и лишь кивнул. Военсталы дружелюбно заулыбались.
– Первый выход – и сразу за звездочками! – бодро проговорил Константинов. – Повезет – вернешься старлеем!
Все заржали. Подполковник Гончаренко поднял руку:
– Всё, хорош веселиться. После познакомитесь поближе. За врачом присматриваем, как за своими собственными... короче, зорко присматриваем за врачом. Другого у нас нет... Снижаемся, кстати.
Вертолет теперь вибрировал послабее, турбины урчали не так надрывно. Потом его ощутимо закачало, и Володя с ужасом понял, что они, наверное, как раз минуют Барьер, мрачный мутный купол, накрывающий Академзону.
Через полминуты лейтенант медицинской службы стоял на грязном песке заброшенного пляжа с неизбежной «репкой» за плечами и смотрел, как из вертолетного чрева выволакивают освобожденный из контейнера станковый метатель. Это была здоровенная дура на широких самоходных гусеницах, Володя стрелял пару раз из такой в академии, на полевых занятиях. Инструкциями стрелку-оператору строго-настрого запрещалось использовать метатель как средство передвижения, но долговязый Константинов тут же встал на верхний щиток гусеницы, как на самокат, отъехал метров на десять от вертолета, лихо развернулся и занял позицию, нацелив ствол на уходящий вверх берег.
Володя осмотрелся. Слева в мутную воду врезалась бетонная стрела волнореза, уходящая довольно далеко. Бывший пляж начинался прямо у бетонки: неширокий, всего метров тридцать песка. Посреди пляжа через равные промежутки торчали какие-то обломанные металлические палки. Бывшие пляжные зонтики, догадался Володя. Вернее, скелеты пляжных зонтиков...
Вертолет снова загудел, вздымая тучи пыли, поднялся в воздух, взмыл в небо и исчез за Барьером, который отсюда выглядел совсем иначе и был почти не заметен: так, легкое мерцание, словно горячий воздух над летним асфальтом. Сталкеры остались одни – пока тот же самый вертолет, получив вызов от командира, не заберет группу.
– Коля, давайте налево, обойдете «Песочницу» и в яхт-клуб, а мы – этим азимутом, – подполковник Гончаренко махнул рукой вправо.
Володя посмотрел, куда указывал Гончаренко – небольшая бетонная площадка, жалкие обрывки каким-то чудом сохранившейся сетки-рабицы, а за всем этим – кривой деревянный каркас, обтянутый полуистлевшим зеленым брезентом. Это, видимо, и был пляжный пивняк, где когда-то освежались пенным напитком отдыхающие. Половина группы согласно оговоренной тактике двинулась туда, вторая во главе с капитаном Якубовичем направилась к сваленным неподалеку как попало огромным бетонным блокам.
Не получивший никаких указаний Володя поправил тяжелую «репку» и стал осматриваться на месте.
Деловитая суета высадки не давала ему отвлекаться на пустяки. Но сейчас он остро ощутил, что находится на враждебной территории, где каждый шаг может быть предельно опасным, где ужасная смерть может скрываться за любым камнем и любым кустом. Вон он, Барьер: человеческая территория осталась с той стороны, а здесь – владения кошмарных технотварей.
Когда-то здесь был город. Вернее, городок. Академгородок – часть огромного мегаполиса под названием Новосибирск, разросшегося до неприличных размеров в связи с Олимпиадой 2048 года, а параллельно превратившегося в крупнейший научный центр мирового значения. Экологичные строительные материалы, новейшие технологии, суперметро со скоростными поездами... И все это превратилось в пепел, грязь и руины в один день – 13 сентября 2051 года. День, в который произошел Третий взрыв, или просто Катастрофа, как называли это событие в народе. До него, как не трудно догадаться по названию, было еще два, сопоставимых по масштабам. Сначала катастрофа на ЧАЭС в 1986 году, когда на самом деле рванула вовсе не сама станция, а разрабатывавшаяся в лаборатории неподалеку секретная установка, которая якобы обеспечивала гиперпереходы в пространстве. Второй взрыв – снова на Чернобыльской атомной электростанции, уже законсервированной – произошел в 2012 году и привел к появлению знаменитой аномальной Зоны в границах уже существовавшей радиоактивной чернобыльской зоны отчуждения. А третий... Собственно, это был даже не взрыв, а целая серия взрывов – в пяти разных точках Евразии, в одночасье ставших смертельно опасными Зонами наподобие чернобыльской, изолированными от остального мира и соединенными гипертоннелями.
Институт имени Курчатова в Москве. Недостроенная еще с советских времен атомная электростанция на полуострове Казантип в Крыму. Атомная станция в Сосновом Бору. Территория отчуждения вокруг бывшей Чернобыльской АЭС.
И Новосибирский Академгородок.
Пятизонье, одним словом. Обширные пространства, на которых ныне правили бал наноорганизмы, биомеханизмы и энергомонстры – «мутировавшие», обретшие разум, зажившие своей жизнью машины, переделанные для неизвестных и непостижимых человеческим разумом целей в агрессивных металлических хищников роями нанороботов, вырвавшихся в результате третьей катастрофы из неведомых пространств – то ли из другой реальности, то ли из будущего, то ли из очередной военной лаборатории... Здесь, в Академзоне, наноорганизмы были особенно активны, потому что ко времени Катастрофы Новосибирск стал мировой столицей нанотехнологий. Как выяснилось, себе же на беду...
И все же Рождественский никак не мог убедить себя, что находится в преддверии ада. Пляж, расстилавшийся у его ног, выглядел слишком обыкновенно. Грязный, серый, неживой – но таким он вполне мог быть, к примеру, поздней осенью, когда купаться приходит лишь редкий морж. Впрочем, грязный – не совсем верное определение. Пляж только выглядел грязным, песок был словно перемешан с пеплом, а вот бытового мусора Володя почти не видел. Только уже упомянутый каркас пивняка да обломки чего-то вроде пластиковых кресел.
А вот вся прибрежная полоса была завалена топляком, который сбился в плотную массу. Кое-где корявые полусгнившие стволы торчали, словно клыки или когти мертвого звероящера. На них с тихим шелестом накатывала серая вода Обского водохранилища. Володя углядел среди топляка остатки рыбьих скелетов, покрытых кусками разбухшей побелевшей плоти, и брезгливо поморщился – запах на берегу наверняка стоит преотвратный.
Он отвернулся от воды и стал смотреть в обратную сторону. Там, где заканчивалась полоса песка, виднелись остатки обгорелой деревянной постройки, которую Гончаренко назвал «Песочницей». Рядом с «Песочницей» торчали какие-то странные кусты, чем-то напоминавшие неимоверно разросшуюся мать-и-мачеху, у которой с одной стороны листочки темные, а с другой – светлые. Володя пригляделся и чертыхнулся про себя – какая еще мать-и-мачеха! Это же те самые пресловутые металлокусты, которые называют «автонами»! Металл отсвечивает, вот что...
Володя был в курсе, что с любым металлом и пластиком, попадающим в Академзону, здешние наноорганизмы расправляются быстро и со знанием дела. И, как он еще припомнил, на таких вот кустиках иногда произрастает весьма зловредная нанодрянь. Вспомнив про жуткие наники, военврач вздрогнул и взглянул на датчик – нет, поблизости вроде никакой мерзости нет. Грозный вид метателя, за которым горой возвышался уверенный в себе Константинов, тоже успокаивал. Однако что-то внутри лейтенанта медицинской службы не переставая дрожало мелкой дрожью. Так бывает в детстве, когда входишь в темную комнату, точно зная, что в ней никого нет и быть не может, но все равно ждешь, что тебя схватит что-то ужасное. И даже чувствуешь легкое разочарование, когда так ничего и не происходит...
В наушнике щелкнуло, и раздался чей-то искаженный до неузнаваемости голос:
– Док, это Первый. Идите сюда.
«Первый» означало «подполковник Гончаренко», и Володя поспешил к брезентовым останкам пивняка. Военсталкеры стояли возле них полукругом, глядя на песок, на котором лежала человеческая нога.
– Осмотрите конечность, док, – приказал подполковник. – Что можете сказать?
Володя присел на корточки, непроизвольно качнувшись в сторону под тяжестью «репки с маком», и уставился на ногу. Нога была мужская – мускулистая, покрытая рыжеватыми волосами, с зеленоватой татуировкой в виде кельтского орнамента чуть выше щиколотки. Отрезанная, а не оторванная или отрубленная – причем такое впечатление, что резали чем-то вроде лазера, слегка поджарив срез. Потыкал пальцем – свежая.
Свои соображения Володя доложил Гончаренко. Подполковник хмыкнул.
– Обронили, что ли, шайтаны... – с заметным акцентом сказал смуглый лейтенант с глубоко посаженными злыми глазами.
– Или не доели, – буркнул Гончаренко. – Странно, наники вроде биомассой разбрасываться не привыкли. Лады, ребята, идем дальше, мясо потом заберем, чего его за собой таскать. Коля, – это уже адресовалось группе Якубовича, – мы к яхтсменам.
Как ни странно, зловещая находка ничуть не напугала Рождественского. Нога – ну и нога, он в анатомичке привык к тому, что человеческое тело удобно разбирается на составные части точно так же, как армган или металлопластиковая полевая шина ПШ-63. Ничего сверхъестественного или страшного в найденном обрубке не было. Ровным счетом ничего.
Возможно, лейтенант изменил бы свое мнение, если бы оглянулся и увидел, как, проткнув кожу, из отрезанной ноги наружу вылезли тонкие серебристые нити, быстро сплетающиеся в узловатые щупальца, и как через секунду нога шустро поползла вверх по песчаному склону.
Но Володя не оглянулся. Он торопился вслед за уходящей группой, то и дело поправляя «репку» и проклиная себя, что не подогнал заранее ремни и магнитные застежки. По-прежнему ныли плечи с вбитыми имплантами. Хотелось пить; военврач вспомнил, что у него прямо под носом торчит гибкий наконечник поилки, и сделал несколько глотков витаминизированной воды.
– Док! – окликнул его подполковник Гончаренко, и лейтенант ускорил шаг. – Не отставать! Влезешь в мухобойку, домой пришлют бандеролью.
Мордатый лейтенант по кличке Водяной – не исключено, впрочем, что это была фамилия – засмеялся. Володя, мысленно отметив, что обращения «на вы» подполковнику хватило ненадолго, догнал группу и пристроился след в след за смуглым. Он вроде бы вспомнил его фамилию – Рахметов.
Военсталкер оглянулся через плечо и подмигнул.
– Пока не страшно, доктор? – сказал он. – Тут места тихие, спокойные. Эти твари к воде мало ходят, редко.
Группа обошла бетонный куб, с крыши которого тоже свисали обтрепанный брезент и обломанные деревянные палки – видимо, остатки летнего тента. Володя живо представил себе, как жарким летом загорелые парни в плавках сидели под хлопающим на ветерке тентом и тянули холодное пиво, которое покупали в пивняке. Представил, как они неспешно, со знанием дела разговаривали об оснастке катамаранов класса «Торнадо» – говорят, здесь была неплохая спортивная база, а местные яхтсмены участвовали в международных гонках...
Володя тряхнул головой: надо сосредоточиться.
За голой бетонной коробкой был спуск к небольшому, явно искусственному заливчику, бывшей стоянке катеров и яхт. От яхт-клуба почти ничего не осталось: залитая бетоном площадка, остатки панельных строений, деревянный настил. Валялись на берегу истлевшие деревянные остовы разбитых суденышек, окруженные корявыми зарослями автонов. Элинги и кирпичные хозяйственные постройки давно растащили для своих нужд деловитые обитатели Академзоны, живые и мертвые.
Володя вертел головой, прикидывая, что будет делать, если вдруг из-за холма вылезет какой-нибудь сталтех. Хотя нет, сталтехи вроде в основном в Новосибирске... Или здесь тоже есть? Многочисленные брошюры и учебные фильмы порой противоречили друг другу и сами себе, а лекции тех ребят, кому довелось бродить по Пятизонью, вкратце можно было свести к одной мысли: «Попадете в Зону – сами увидите».
Володя как раз вспоминал, что он знает о скоргах – микроскопических металлизированных частицах, способных создавать сложные самоорганизующиеся структуры, – когда совсем рядом вдруг треснул под чьей-то ногой брошенный пакет из-под чипсов. Рождественский резко вскинул голову и увидел гротескную массивную фигуру, высунувшуюся из-за растрескавшейся бетонной плиты, косо торчащей среди низкой молодой поросли металлорастений.
Монстр был похож на человека – но не больше, чем чудовище доктора Франкенштейна из недавнего 3D-фильма. Черепная коробка амбала когда-то была неаккуратно вскрыта, а потом так же неаккуратно нахлобучена на место и прошита металлическими стяжками. Могучий торс был обтянут лохмотьями старого защитного комбинезона. С морщинистого черепа свисали пряди выгоревших на солнце волос, а глубоко в глазницах тускло и угрюмо поблескивали красные огоньки фотоэлементов. Вместо левой руки у жуткого гибрида покойника и механизма торчал странный четырехствольный аппарат, а на правой не хватало двух пальцев – большого и указательного. Вместо них в ладонь были вживлены блестящие суставчатые стержни сантиметров по двадцать длиной, словно чудовище хотело показать военному медику «козу».
Внезапно обнаружив в паре метров от себя настоящего сталтеха, военврач на мгновение оцепенел, но тут же принялся суетиться, пытаясь активировать армган. Без толку – оружие переводиться в боевое положение категорически отказывалось.
К счастью для Рождественского, на мгновение опешил и сталтех. Он явно не ожидал обнаружить на берегу группу вооруженных противников из шести человек и теперь, согласно заложенной примитивной программе, сосредоточенно оценивал обстановку вместо того, чтобы начать активно действовать.
Время словно остановилось – военврач с ужасом смотрел на иссохшую плоть сталтеха, простеганную серебристыми и золотистыми металлическими нитями. Володя попытался позвать своих, занятых другими делами, но сумел лишь сдавленно пискнуть. Впрочем, этого вполне хватило, чтобы военсталкеры услышали, и все вокруг сразу пришли в движение, стронув с места замершую на доли секунды реальность.
Сталтех сделал полшага вправо, обратно за огромный кусок бетона, прикрывшись им словно щитом. Мгновенно вскинутая механическая рука-оружие с пронзительным визгом выбросила в направлении армейской команды четыре ярко-оранжевых искрящихся шара.
За миг до этого Гончаренко успел проорать: «Жмур!» – и боевая группа рассыпалась. Поэтому залп медлительного сталтеха пришелся в пустоту. Вонзившись в грунт и полуразваленную стену какой-то руины неподалеку, оранжевые шары с грохотом взорвались, далеко разметав земляные брызги и кирпичную крошку. Тогда биомеханический монстр молниеносно выбросил из-за бетонного обломка удлинившуюся прямо на глазах правую руку, ухватил Володю металлическими когтями за плечо и рывком подтащил к себе. Рождественский попытался было сопротивляться, однако с тем же успехом он мог бороться с паровозным шатуном или гидравлическим прессом – его ботинки пропахали в земле глубокие борозды, и он с размаху треснулся боком о бетон. В несчастной «репке» что-то протестующе хрустнуло.
Ситуация разом стала патовой. Сталтех взял заложника, которым теперь прикрывался так, что попасть в него было невозможно, предварительно не пробив навылет врача. Военсталкеры вжались в землю, в наушнике зашептал подполковник:
– Док, стой тихо, не дергайся... сейчас что-нибудь придумаем...
По спине Володи потекли холодные струйки пота. С трудом повернув голову, он с ужасом посмотрел в лишенные всякой осмысленности глаза человекообразного чудовища с поблескивающей в глубине кроваво-красной искрой. Возле самого уха военврача, внутри головы живого механизма, что-то едва слышно билось и жужжало. Дыхание спазматически перехватывало от невероятной трупной вони, источаемой техномертвецом. Рождественский прекрасно понимал, что сталтех без особого труда может пробить ему кулаком шлем и внедрить в мозг пленника колонию скоргов, превратив его в такого же полумеханического монстра... С другой стороны, оставалась слабая надежда, что монстр не полный идиот и медик пока нужен ему живым – иначе сталтеха сразу завалят военсталкеры. Его и Володю, которого он превратит в такого же омерзительного и зловещего сталтеха...
Черт, а пистолет?!
Морщась от боли – металлические пальцы-стержни впились в плечо так, что ощущалось даже через плотный материал скафандра, – лейтенант вслепую сунул дрожащую руку вниз и нащупал рукоятку пистолета, торчавшую из набедренного чехла. Это была армейская модель без предохранителя, хорошо знакомая по тиру Академии: вынул – и сразу, без раздумий жми на спуск.
Володя так и поступил.
Он выпустил всю обойму. Сталтех дернулся, когда несколько пуль вошли ему в ногу и нижнюю часть живота – выше Володя просто не мог направить ствол, не позволяла как следует вывернуть кисть громоздкая «репка», да и сталтех ограничивал его свободу движений мертвой хваткой. Однако это все равно не помогло Рождественскому вырваться из железных объятий – пальцы монстра еще сильнее впились ему в плечо, ощутимо продавив скафандр. От боли военврач со свистом втянул сквозь зубы холодный воздух.
– Да стой же ты тихо! – рявкнул подполковник.
– Вот же ишак! – злобным эхом отозвался, судя по всему, Рахметов.
Очевидно, Володя сделал что-то не так, но что именно, понять так и не смог. От нестерпимой боли в плече, невероятной вони вяленой плоти и неудержимого страха он был близок к обмороку. Бесполезный разряженный пистолет выпал из руки, и военврач почувствовал, как сталтех медленно, но неудержимо тянет его за бетонный блок. Видимо, чертов монстр так и собрался отступать – прикрываясь заложником.
В планы Рождественского это не входило, он снова задергался, пытаясь безуспешно завладеть армаганом. Сталтех легонько встряхнул добычу: дескать, не суетись под клиентом, червяк, поздно уже. А ведь тоже человеком когда-то был, скотина! Может, даже военсталкером – по лохмотьям, свисающим с торчащих костей и металлических тяжей, теперь и не определишь...
Володе внезапно стало до дурацких слез жалко так и не приготовленного азу и бутылочки томской водки, томящейся в морозильнике. Пропадут ведь... И себя ему тоже стало невероятно жаль – в первом же рейде так глупо и нелепо отдать концы... Интересно, что маме напишут? «Выполняя конституционный долг, смертью храбрых...» Мама старенькая, у нее инсульт был, ей нельзя такие письма получать...
Злобно сморгнув навернувшиеся на глаза слезы, Володя твердо решил по возможности дороже продать свою молодую жизнь, хотя пока и не представлял особо, как это сделать. Однако сознание захлестнула такая волна жгучей адреналиновой ненависти, что военврач не сомневался: как минимум какую-нибудь важную деталь он этому механическому чудовищу точно оторвет. Нельзя, чтобы его смерть осталась безнаказанной...
В этот момент за спиной что-то громко хлопнуло, и хватка механического чудовища сразу ослабла. Володя стремительно вывернулся из разжавшихся стальных пальцев, упал на четвереньки и резво отполз в сторону. Завалившись на бок и прикрываясь рукой от нестерпимого жара, он еще успел увидеть, как лучи армганов яростно пронзают корчащуюся, обугливающуюся, распадающуюся на фрагменты кошмарную фигуру сталтеха.
Эндоостов биомеханического чудовища еще дергался, когда подполковник Гончаренко осторожно приблизился к останкам живого трупа и старательно выжег черепную коробку дотла, поставив луч армгана на промышленную мощность. Потом подобрал пистолет Рождественского и бросил его врачу, все еще сидевшему на песке. Володя вяло вскинул руку, но пистолета, естественно, не поймал.
– Чего дергался-то? – спросил подполковник. – Кузя с Водяным уже с фланга обошли, все было бы как в аптеке, а ты вдруг стрелять начал.
– Я думал, подобью его... – виновато сказал Володя, пытаясь подняться.
Подошедший Рахметов протянул ему руку, за которую военврач благодарно уцепился.
– На будущее: ты не думай, а делай что говорят. В армии находишься, а не в филармонии, – проворчал Гончаренко, продолжая рассматривать останки поверженного врага.
– Ай, хорошо сказал, гражданин подполковник-начальник! Прямо чистая Савонарола.
Голос был совершенно незнакомый, и доносился он с той же стороны, откуда появился сталтех. Володя испуганно дернулся, заозирался, но Рахметов положил руку ему на плечо:
– Не суетись, Пилюлькин. Это свои. Партизаны.
Незнакомец был очень маленького роста, метр пятьдесят, не больше. Вернее, даже меньше, потому что лишние сантиметры ему добавляли массивный шлем и толстые подметки башмаков. Скафандр «партизана» был собран из совершенно несочетаемых, казалось бы, фрагментов. Основу составлял стандартный армейский костюм старого образца, уже упомянутый здоровенный шлем был от вовсе неизвестной модели ярко-красного цвета – пожарной, что ли, – а из многочисленных карманов, контейнеров и чехлов торчали совсем уж непонятные причиндалы. На поясном ремне с двух сторон висели большие пистолеты явно иностранного происхождения. В руке таинственный незнакомец держал неизвестный Рождественскому боевой агрегат, демонстративно направленный стволом в небо. Из ствола поднимался легкий фиолетовый дымок.
– Оппаньки, – сказал подполковник не слишком приветливо. – Гляди-ка – Бандикут. Каким ветром?
– Здоровеньки булы, гражданин подполковник-начальник, – с достоинством проговорил карла. – Здорово, мужики.
Никто не ответил. Военсталкеры разошлись в стороны, взяв окрестности под наблюдение, а таинственный Бандикут тем же тоном – спокойно, солидно, чуть насмешливо – продолжал:
– Зачем сталика-то моего раздолбали, орлы? Совсем делать нечего? Я его с утра скрадывал, между прочим!
– Так ты ж сам его в затылок хлопнул, – заметил подполковник.
– Что ж мне делать было, если он вашего доктора-врача ухватил? – обиделся новоприбывший. – Но в кашу я его не превращал, в отличие от вас.
– Слышал, док? – Гончаренко кивнул Володе. – С тебя бутылка. Вот кто тебя спас.
– Дождешься от вас, – безнадежно махнул рукой Бандикут. Сквозь замурзанный щиток шлема Володя видел только его сердитые бесцветные глазки и мохнатые брови, беспрестанно шевелящиеся, словно гусеницы.
– А на кой тебе сталтех-то понадобился? – поинтересовался Гончаренко.
– Есть люди, которые за них денег дают, гражданин подполковник-начальник, – терпеливо, как сумасшедшему, пояснил Бандикут. – В нормальной кондиции, конечно, а не за этот хлам... Нет, ну надо ж вам было так его порубить! Я ведь аккуратненько, в затылочек...
– А чего он был такой... неторопливый? – неожиданно для себя подал голос Рождественский, подбирая пистолет и вытряхивая из ствола набившийся песок.
Гончаренко аж крякнул от удивления – мол, не ты ли только что, испугавшись неторопливого, палил во все стороны и трясся аж до обморока? Володя почувствовал, что краснеет до самой макушки. Утешала его только мысль, что через стекло шлема это, наверное, не так заметно.
– Да глушеный потому что, – невозмутимо ответил Бандикут. Поняв по общему молчанию, что этой информации недостаточно, пояснил: – У них бывает фигня какая-то типа инфекции. Потому и глушеный. Здорового я бы один не стал отлавливать, что я, самоубийца? А этот мне утром подвернулся, я сразу усек – что-то с ним не то. Километра три шел следом, уже монету подсчитывал в уме. А тут вдруг вы нарисовались, черти... – Бандикут с ненавистью пнул еще подергивавшийся закопченный торс сталтеха.
– Ладно, проехали, – сказал подполковник, – а то сейчас еще компенсацию за понесенный ущерб попросишь. Скажи-ка лучше, раз ты тут с утра вертишься: не видал чего интересного?
– Тут на каждом шагу столько интересного, что наделать можно прямо в рейтузы, – солидно ответил Бандикут.
– Конкретизирую, – раздраженно сказал подполковник. – Сегодня теплоход с туристами пропал. Прямо у Тайваня.
– А, вон чего... То-то ваши тут вертелись – и вертушки, и катер... Вот вы зачем, гражданин подполковник-начальник. – Сталкер попытался пожать плечами, но в плотном скафандре это было не так-то просто. – Нет, теплохода не видал. Да и хрена ли вы его здесь ищете? На дне ищите, чё.
– Может, и на дне, – сказал подполковник. – А может, и не на дне. Ну а вот допустим – чисто теоретически: кому тут у вас может понадобиться целый теплоход народу? Полсотни человек почти что.
– Нашему брату сталкеру точно ни к чему, – покачал головой Бандикут. – В заложники? Возни не оберешься, да и нет у нас таких отмороженных, в Москве разве что... Баб – тех да, кто-нибудь мог подцепить. Но там же не целый теплоход баб был, не?
– Нет, не целый, – сдержанно согласился подполковник.
– Во. Потому, гражданин подполковник-начальник, если кому ваши туристы и надобны, то никак не Ордену. И не нам, дикарям. Остается кто? А остаются железяки и наники.
– И зачем им люди?
– А хрен их знает. Сталтехов делать. Или просто посмотреть, чего внутри. Интересно же. А может, ваших баб с теплохода жрут уже вовсю. Вот потеха! – Бандикут захихикал, не опуская ствол.
– Ладно, вали отсюда, клоун, – велел Гончаренко. – И не попадайся. Мужики не станут смотреть, кто там шастает – сначала пальнут, потом проверят, что за жмурик лежит.
– Знаю я ваши замашки, гражданин подполковник-начальник. Потому и живой до сих пор, – сказал Бандикут, развернулся на месте и, не прощаясь, скрылся за покосившейся бетонной плитой. Слышно было, как он карабкается по склону и что-то недовольно бормочет себе под нос.
– Кто это, товарищ подполковник? – спросил Володя осторожно.
– Бандикут, – задумчиво ответил Гончаренко. – Вольный сталкер.
– Бандикут... это вроде бандит?
– Это кличка, док. Зверь такой есть – длинноносый бандикут. В Австралии, что ли. Страшный, как вся моя жизнь.
– А... мы разве не должны были его задержать? – еще более осторожно уточнил Рождественский.
Подполковник косо посмотрел на него:
– Вообще-то мы его и уничтожить можем. С полным основанием, согласно инструкции командования. Имеем такие полномочия. Хочешь – догоняй и уничтожай. Или можешь задержать, если уничтожать своего спасителя жалко. Мы тебя тут подождем.
– Н-нет... – затряс головой Володя. – Я же не к тому спросил...
– А если не к тому, то учти на будущее, док: в Зоне человек человеку все же больший друг, чем все остальное. Поэтому иногда – подчеркиваю: иногда! – люди здесь друг другу помогают. Как Бандикут тебе сегодня. Хотя мы, конечно, и сами бы справились. Зря ты дергался.
Подполковник нагнулся, брезгливо порылся в обгоревших останках сталтеха и вытащил из груды лома небольшой прозрачный кубик. Подбросил на ладони, потом нашел на земле плоский камешек, положил на него находку и раздавил тяжелым ботинком.
– На всякий случай, чтоб никто из наших не позарился, – пояснил он. – И чтобы Бандикут потом не вытащил. Помощь помощью, а незаконные операции поощрять ни к чему.
Володя сообразил, что Гончаренко вытащил из сталтеха мю-фон – мощный имплант-передатчик, стоивший за Барьером больших денег и, естественно, запрещенный к выносу и тем более использованию.
– Отдохнули? – поинтересовался подполковник у спецназовцев. – Двигаем дальше.
Они неторопливо тронулись. Гончаренко ушел вперед.
– Насчет теплохода этого пропавшего, – неожиданно проговорил Рахметов. – Вроде с воды его сдернули, ага. Но ведь не было еще такого ни разу! Может, они просто на выворотень напоролись, а девчонке примерещилось? А народ с палубы действительно Орден снял... Откуда под водой механизм взялся?
– Там под водой чего только нету, – буркнул Кузя, зорко поглядывая по сторонам.
– Ты про деревни утонувшие, что ли? – поинтересовался Рахметов.
– Деревни – это фигня, братцы. Деревни те сгнили давно. А вот рассказывали мне здешние жители... ну, вернее, бывшие здешние жители, из тех, кто успел дёру дать во время катастрофы... так вот, поговаривали они, что тут под водохранилищем чуть ли не целое метро.
– Иди ты в пень, мистер Кузякин, – махнул рукой Водяной. – Метро – оно в самом Новосибирске было.
– Ну, не совсем метро, – поправился Кузя. – Короче, еще давно, полвека тому, кто-то видал, как в Обском море выдвинулся шлюз, прямо из воды, и на берег выполз. А из шлюза – танки. Выехали и поехали куда-то, а шлюз обратно спрятался...
– Поди, рыбаку какому спьяну привиделось.
– А грибы на Тайване тоже всем привиделись? – спросил Кузя.
Водяной замолчал, а военврач ничего не понял: зачем грибы? Какие грибы?..
– Однако всякое бывает, – покачал головой Водяной. – Грибы-то они, само собой, грибы. Но и фактор бухла нельзя не учитывать. Мне один раз после двух бутылок на голодный желудок почудилось, что на плацу не салабоны из пополнения маршируют, а самые настоящие боты. Ну, вы поняли – есть такие, на двух ногах, человекообразные.
– Это ты, Водяной, человекообразный. А боты – человекоподобные, – разумно заметил самый молчаливый в группе, военсталкер Чекрыгин, носивший редкое звание младшего лейтенанта. Видимо, разжаловали за какую-то провинность или, напротив, за небывалые заслуги повысили по максимуму из профессиональных старшин: так порой делали, если повышаемый не имел высшего образования, а учиться до полноценного лейтенанта не хотел. Чекрыгину с виду было хорошо за тридцать, так что второй вариант выглядел более реальным.
– Я помню, – оживился Рахметов. – Ты совсем дурак был, стрелять ботов хотел. Мы с ребятами тебя в душевой заперли.
– Ага, утром проснулся – смотрю, кругом кафель, вода капает... Думал, за мертвяка приняли и в морг снесли! – поведал Водяной, не прекращая во время своего поучительного рассказа внимательно контролировать местность.
– Я помню, как ты орал! – снова встрял Рахметов. – «Выпустите меня, дяденьки трупорезы, я живой!»
Все тихонько засмеялись.
– Баста, – сказал подполковник, – закончили политинформацию. – Потом переключил частоту и окликнул: – Коля?
Капитан Якубович не отвечал.
– Коля?! – уже с тревогой проговорил Гончаренко и снова переключился. – Константинов, как там обстановка?
– Нормальная, – отозвался с берега Константинов, ждавший у своего лазерного метателя. – Сижу, курю. Примус починяю.
– Из Колиной команды никто не появлялся?
– Тихо вроде.
– Да вот в том-то и дело, что тихо... – Подполковник выругался и скомандовал: – Все назад!
– Может, просто связь навернулась? – предположил Рахметов. – Тут сплошь и рядом такое.
– Может, и навернулась... Вот заодно и проверим, – отрезал командир.
Группа снова вышла к брезентовому пивняку.
– А ноги-то нету... – растерянно сказал Водяной.
– Хрен с ногой, где Якубович?! – рявкнул подполковник.
От кромки берега навстречу им катил на своем метателе Константинов. Затормозив, спрыгнул и сообщил:
– Ничего не видел, только Бандикут по самому гребню прошуршал. Я слыхал, как вы с ним встретились.
– Давай вперед, – озабоченно приказал подполковник, – вон туда, через баскетбольную площадку и наверх по склону. Мы за тобой.
– Есть, товарищ подполковник! – отозвался Константинов.
Еле слышно урча, метатель пополз к торчавшим из-за бугра верхушкам деревьев. Отряд устремился за ним, оставляя на сыром и сером песке рубчатые следы армейских ботинок. Заторопился и Володя, неуклюже поддернув «репку с маком».
– Надо бы аппарат проверить, товарищ подполковник! – крикнул он, припомнив, как «репка» жалобно хрустнула при ударе о бетонный блок.
– Потом проверишь, – жестко сказал Гончаренко. – Он сейчас без надобности.
В этот момент внезапно пошел дождь. Он гулко забарабанил по шлему и плечам бронескафандра, и пляж стал еще больше похож на осенний – унылый и всеми покинутый. Володя притормозил и оглянулся – вода Обского моря вскипала под дождевыми каплями, Барьер искрился, переливался, сразу став заметнее.
– Док! – заорали ему прямо в ухо. – Чего встал? В цирке, что ли? Смотри, клоуны утащат!
Подскочив на месте, лейтенант медицинской службы Рождественский бросился следом за уходящей группой, подгоняемый Рахметовым.
В полуметре от того места, где он стоял, из песка показались тоненькие серебристые щупальца. Вытянулись, осторожно, уворачиваясь от дождевых капель, потрогали оставшиеся следы и снова исчезли в песке.