На обратном пути в Трайон я все больше преисполнялся уверенностью в том, что добьюсь успеха. Хотя я и выставлял себя в дурном свете, создавая имидж никчемного придурка, все мое естество считало, что я – сам Бог и мне будет сопутствовать удача. Каждый раз заявляя «Я просто кусок дерьма» или «Пора уже со мной покончить», я хотел сбить врага с толку. Все эти уничижительные оценки проговаривались не просто так, а исключительно с целью запутать противника. Этому я скоро научусь у Каса.
Когда я увидел Бобби на следующий день, он сказал:
– Теперь нам предстоит хорошенько поработать!
И я ответил, что готов. Мы тренировались ежедневно, а в воскресенье он звонил Касу и рапортовал ему о моих успехах. Через неделю мы отправились в Кэтскилл, чтобы встретиться с Касом. Тот общался со мной и объяснял Тедди, какие новые приемы стоит мне показать. Вернувшись в Трайон, мы с Бобби отрабатывали эти приемы. У нас были спарринг-бои трижды в неделю, в другие же дни наши тренировки заключались в том, что Бобби наносил удары, а я уклонялся от них, доводя до автоматизма то, что мне показывал Кас.
На уроках я тоже демонстрировал успехи. Бобби так определил свою позицию: «Мне безразлично, если ты завалишь все предметы, но хотя бы просто старайся и веди себя на занятиях прилично». Через некоторое время он рассказал мне, что спустя несколько недель ему позвонил один из моих учителей, который был буквально сбит с толку: «Что, черт возьми, случилось с этим парнем? По чтению он перепрыгнул с уровня третьего класса сразу до седьмого! Он отлично работает!»
Как-то в одну из поездок в Кэтскилл Кас отвел нас с Бобби в сторонку:
– Послушайте, большинство парней боятся попасть во взрослую тюрьму, поэтому говорят, что они моложе, чем есть на самом деле. Майк слишком сильный, крупный и быстрый, у него чересчур хорошая координация для его официального возраста. На самом деле он старше, ведь так?
Бобби выглядел смущенным. А Кас спросил прямо:
– Майк, послушай, сколько тебе лет?
– Тринадцать! – ответил я. При этом я понимал, что вовсе не выглядел на свои годы. При росте 5 футов 6 дюймов я весил 196 фунтов[14].
Когда мы приехали к Касу в следующий раз, Бобби принес с собой документы из штата Нью-Йорк, подтверждавшие, что мне действительно тринадцать. У Каса чуть не случился удар, когда он увидел их.
– Послушай, ты станешь чемпионом страны, олимпийским чемпионом. Все в твоих руках. Ты ведь хочешь этого? – спросил он.
Я не знал, нужно ли мне все это. Было просто страшно. Но мне не нравилась мысль, что Кас может посчитать меня обыкновенной шпаной.
– Хочу, – ответил я.
– Тогда давай работать! – рявкнул он.
С этого дня Кас начал давать мне практические советы: «Понимаешь, зачем это делаешь?», «Что чувствуешь, когда отрабатываешь это движение?», «Не делай что-то только потому, что я тебе это велел».
Однажды он посмотрел на меня и спросил:
– Есть желание изменить свою жизнь?
Я утвердительно кивнул в ответ.
– Судя по тому, что я видел, если только будешь прислушиваться к моим советам, не отвлекаясь на разную ерунду и не позволяя другим морочить себе голову, ты станешь самым молодым чемпионом в тяжелом весе всех времен и народов.
Мне было всего-навсего тринадцать, а он считал меня непобедимым! Конечно же, я ответил, что мечтаю стать чемпионом мира, и ему это понравилось. Во время наших бесед в основном говорил Кас. Он расспрашивал меня о моих ощущениях, а потом объяснял, с чем именно они связаны. Кас хотел полностью понять меня. Мы обсуждали не только физические, но и психологические аспекты бокса: почему боксер теряет силу воли, почему что-то вдруг начинает казаться более сложным, чем оно есть на самом деле? Я порой не понимал всего, о чем шла речь, но интуитивно чувствовал, что он хотел сказать. Кас знал, как общаться на понятном мне языке. Он и сам был парнем с улицы, который работал над собой, пока не стал личностью.
Через несколько месяцев тренировок с Касом меня ждало условно-досрочное освобождение. Однажды ко мне в комнату зашел Стюарт:
– Послушай, ты планируешь остаться с Касом? Тебе не стоит возвращаться в Бруклин. Там тебя либо убьют, либо отправят обратно в тюрьму.
Меня и самого не радовала мысль о возвращении домой. Я жаждал перемен. Мне нравилось то, как меня настраивали на позитивное отношение к жизни. Я начинал чувствовать себя частью общества. До выхода из Трайона мне полагались три свободных дня вне спецшколы. В свой первый выходной я поехал в Бруклин повидаться с мамой.
– Только помни: если попадешь в какую-нибудь передрягу, это будет конец всему, – предупредил меня Бобби.
Я переночевал дома, и все было в полном порядке. Можно было покурить травки и пойти на Таймс-сквер с моим корешем Эппом, однако я отказался от этих шикарных планов. Вместо этого я поговорил с мамой – она была пьяна – и потусовался с ее друзьями. Моего брата дома не оказалось, а сестра общалась с подружками. Таким образом, я почти не выходил на улицу. Но о моем желании стать боксером узнали все.
Второй выходной вне Трайона я использовал для визита в Кэтскилл, где провел две ночи и три дня. Впервые увидев жилище Каса, я не мог поверить собственным глазам. Когда Бобби подрулил по длинной извилистой дорожке, передо мной предстал особняк, достойный Алмазного Джима Брэйди[15]. Подъездная аллея – дорога Торпса – носила имя прежнего владельца дома. Само здание представляло собой огромный белоснежный викторианский особняк, где было порядка четырнадцати спален. Я никогда не видел ничего подобного. Тропинка за домом вела прямо к Гудзону.
– Я останусь ЗДЕСЬ? – ошеломленно спросил я у Бобби. Он кивнул в ответ.
– Что мне придется делать, выносить мусор? – поинтересовался я. Способность к сарказму мне не изменила, несмотря на все потрясение от увиденного.
– Возможно. Все что-то делают по дому, – невозмутимо ответил Бобби.
Кас в тот момент отсутствовал, но я познакомился с Камиллой Эвальд, его подругой, которая официально являлась владелицей дома. Это была крепко сбитая, но достаточно миловидная украинка.
– Эй, садись, выпей со мной чаю, – предложила она. – Давай поболтаем.
В целом это был типичный женский треп. Откуда я родом? Где мне доводилось бывать раньше? Рад ли я, что оказался здесь? Через некоторое время она показала мне мою комнату, и я уселся на кровать, дожидаясь Каса. Когда он появился вместе с другими парнями, которые тоже там жили, мы перекусили, я сделал какие-то домашние дела и отправился со всеми в спортзал.
Все три дня я провел, тренируясь, листая журналы про бокс и пересматривая старые фильмы о боях с участием Каса. Откровенно говоря, особой разницы по сравнению с последними месяцами в тюрьме не было, потому что после знакомства с Касом, даже формально находясь под стражей, по сути я был на свободе. Понимаете, что я хочу сказать? Кас подливал масла в тот бушующий огонь, который пожирал меня. Когда я уезжал из Кэтскилла, возвращаясь в Трайон, он одолжил мне одну пухлую книгу. У него в гостиной я наткнулся на «Энциклопедию бокса» Ната Флейшера. Начав читать ее, я был просто ошеломлен. Я буквально влюбился во всех этих легендарных боксеров. В энциклопедии рассказывалось обо всех победах и достижениях бойцов, приводились их биографии и фотографии некоторых из них. Они смотрелись чертовски круто: мускулистые, всегда готовые к бою, способные разорвать своих противников в клочья! Это производило очень сильное впечатление, особенно если понимаешь, как много сил требуется вложить, чтобы так выглядеть. Когда боксеры направляются на ринг или взвешивание, зрители восхищаются их рельефной мускулатурой, а не красотой смазливых девчонок, что толпятся вокруг. Вот почему я с некоторых пор взял на вооружение этот прием старой школы и ходил на взвешивание с голым торсом. Легендарные боксеры произвели на меня неизгладимое впечатление. Они были по-настоящему прекрасны! Кроме того, эти фотографии вдохновляли на усердную работу, поскольку я знал за собой склонность к лишнему весу. Мне хотелось накачать себе такие же кубики. На фотокадрах, зафиксировавших моменты, когда бойцы наносят свои удары, был отчетливо виден каждый мускул, каждая жилка. Я представлял себя на месте тех парней со страниц книги.
Кас увидел, как я листаю энциклопедию, и сказал:
– Тебе она понравилась? Возьми с собой.
Вот здорово! Я читал книгу с таким увлечением, словно это был журнал для мужчин Penthouse. К следующему приезду в Кэтскилл я знал наизусть всю энциклопедию и засыпал Каса вопросами о тех боксерах. Я произносил имя Фредди Уэлша – и Кас рассказывал мне о нем все. Стоило мне только упомянуть Армстронга, или Канцонери, или Рэя Робинсона, как Кас восклицал: «Ого! Это настоящий боец!» – и я отрешался от всего, заслушиваясь очередным рассказом. Мне нравилось беседовать с Касом о боксерах прежней эпохи. Хотелось как можно больше узнать об этих спортсменах, постичь их философию. Им приходилось упорно работать, но они часто и с успехом выступали, и все смотрели на них как на кумиров. Эти парни казались мне бессмертными божествами. А Кас был моим проводником по их жизни и спортивной карьере. Мне страстно хотелось понравиться ему. Я заранее предвкушал, как буду ходить для него по магазинам, наводить порядок в спортзале, носить сумки, быть его слугой. Я был готов стать рабом Каса, сделать все, что он прикажет, почитая за счастье прислуживать этому человеку. Сначала я не пытался сблизиться с другими боксерами, проживавшими в доме. Я гулял по территории, спускался к реке и просто глазел на нее. Такая сельская жизнь была для меня в новинку. Я участвовал в общих разговорах, интересовался происходящим в доме, ни с кем не конфликтовал. Но меня не оставляло странное ощущение, что мы говорим на разных языках.
Маме не очень-то нравилась перспектива моего переезда в Кэтскилл. Она согласилась только потому, что я был настроен решительно. Однако было ясно – она не в восторге. Сестра поинтересовалась у меня: «Зачем ты едешь туда, к этим белым?» И я ответил: «Потому что собираюсь стать чемпионом мира». По мере того как приближался мой выход из спецшколы, предстояло оформить опекунство Каса надо мной. Мама не хотела, чтобы я уехал на север штата, тем не менее все необходимые документы она подписала. Возможно, ее преследовала мысль о том, что она потерпела неудачу на родительском поприще.
Большую помощь мне оказала прекрасный социальный работник Эрнестина Коулман. Это была дородная чернокожая дама из Хадсона – городка, который находился в нескольких милях от Кэтскилла. Она постаралась сделать все возможное, чтобы мой переезд прошел без проблем. Мне было проще иметь дело с ней, чем с Бобби Стюартом. Хотя ее никак нельзя было назвать тряпкой, она была сентиментальна и от души сочувствовала мне, а я знал, как играть на этом.
Думаю, Кас сразу же увидел мою низкую самооценку и понял, что ее причина в многолетних издевательствах и унижениях. Как только я приехал в Кэтскилл, он начал работать над тем, чтобы исправить ситуацию.
– Ты должен верить в себя! – твердил он мне в спортзале. – Повторяй это ежедневно. Взгляни в зеркало, посмотри, какой ты красавец, какие у тебя сильные руки!
Сначала я было решил, что он голубой. В том мире, где я вырос, взрослые парни говорили такое дерьмо только в том случае, если хотели отсосать у тебя. Когда кто-либо заявлял, что я красавец, в моей голове появлялись дурные мысли. Я не казался себе привлекательным. Если ты всю жизнь подвергаешься насилию, тебе не остается ничего другого, как считать себя уродом. Думая так о себе, я даже избегал смотреть на свое отражение. Но Кас каждый день уверял меня: «Послушай, ты симпатичный парень!» А когда я протестовал и кричал в ответ: «Уходите отсюда!», он через некоторое время возвращался и настаивал на своем. Кас повторял снова и снова: «Нет, ты все же взгляни на себя и признайся, что ты красавец. Подойди к зеркалу, перед которым ты отрабатываешь «бой с тенью», и скажи: «Какой я красивый парень! Как хорошо выгляжу!» С каждым днем ты будешь нравиться себе все больше, а скоро и вообще можешь превратиться в киноактера!»
При этом в его словах не было и намека на сантименты. Он был совершенно серьезен. Была лишь одна цель – сделать из меня чемпиона мира в тяжелом весе. Он не обращался со мной как с ребенком, но заставлял поверить, что я чего-то стою и у нас с ним есть общая миссия. И чем больше Кас говорил обо всем этом, тем меньше у меня оставалось сомнений в том, что это произойдет на самом деле.
Бобби Стюарт постоянно повторял, что я по своей природе склонен следовать за кем-то, и это была сущая правда. В Бруклине я шел за Баркимом в том, что касалось криминальной жизни. Этот парень жил в моем доме и учил меня грабить. Но мне приходилось постоянно быть начеку, потому что, находясь в дурном расположении духа, он мог наброситься на меня, если у меня в кармане оказывались наличные. Кас был совсем другим наставником. Барким не помышлял о целях. А Кас определил, что наша миссия – завоевать титул и в конце пути нас ожидает офигенный приз. И когда я выходил на ринг и дрался, мне приходилось биться до последнего. Ты не мог просто повернуться и уйти, ты должен был сражаться, пока не сдохнешь.
Кас пообещал, что больше никто и никогда не посмеет меня запугивать. Он рассказывал мне о легендарных боксерах, которых сильно избивали, но они смогли преодолеть себя и добиться успеха. Став старше, я понял, в чем заключалась психологическая подготовка Каса. Он делал слабых сильными. Стоит только слабаку почувствовать хоть немного силы, и он уже не может обойтись без нее. Кас не любил работать с благополучными детьми, его интересовали те, у кого была куча недостатков. Ему нравилось, когда к нему приходили тренироваться из самых низов, из бандитских кварталов. Он так обрадовался, когда я сказал, что родом из Браунсвилла:
– О черт, многие крутые бойцы оттуда! Эл Бумми Дэвис, Джонни Саксон, Флойд Паттерсон – все они выросли там.
Кас много беседовал с Бобби Стюартом и был наслышан о том, с чем мне пришлось столкнуться в детстве. Как-то у нас зашел разговор о кражах, которые я совершал, пользуясь давкой в толпе, и он отметил, что лучшие боксеры – это парни, которым пришлось больше других вытерпеть в жизни. Хосе Торрес рассказывал, что Кас убедился в моем призвании стать чемпионом, когда узнал, как я орудовал в автобусах. Дождавшись, пока пассажиров предупредят о карманниках, я проходил по салону и обчищал карманы. Он оценил мой врожденный интеллект и понял, что свои антисоциальные навыки я могу с успехом использовать на ринге.
Кас выслушивал мои истории об уличных приключениях, затем смотрел на меня холодно, безо всяких эмоций, и стальным тоном произносил: «Выражение «Это невозможно!» не для тебя». Моего наставника полностью захватила предстоящая задача – сделать меня богатым и знаменитым, добиться того, чего я не смел и вообразить.
– Слышишь меня, мальчик? Соображаешь, о чем я? Твое имя будет греметь на весь мир. О тебе узнают все. Твою семью, твою мать, твоих детей будут уважать. Ты понимаешь, что я тебе говорю? И ты добьешься этого, поверь мне.
Можете представить себе, что это обещания тринадцатилетнему ребенку?
Мы много беседовали о детстве Каса. Константино Д’Амато родился 17 января 1908 года. Его отец, Дамиано Д’Амато, покинул Италию и прибыл в Нью-Йорк в 1899 году. Через шесть недель к нему присоединились его жена Элизабетта и Рокко, старший брат Каса. Семья поселилась на Манхэттене, где Дамиано открыл бизнес по доставке угля и льда. Кас почти ничего не помнил о своей матери, которая умерла, когда ему исполнилось пять. К тому времени у него уже было три старших брата – Рокко, Джерри и Тони – и один младший, Ник. Казалось, маленький Константино воспринял смерть матери совершенно спокойно. «Мне повезло, – сказал Кас в одном из интервью. – Моя мать умерла, когда мне было пять лет, поэтому мне пришлось с самого раннего возраста научиться самостоятельно думать и действовать».
По рассказам Каса, имя Константино досталось ему от Констанции, бабки по материнской линии. Однако отец Каса не ладил с ней и поэтому сообщил сыну, что его назвали в честь первого христианского императора Константина[16]. Возможно, именно тогда Касу впервые пришло в голову – он особенный. Семейная легенда о том, что по материнской линии они каким-то образом связаны с Наполеоном, только усиливала чувство собственной уникальности. В те времена, на рубеже веков, людям было свойственно искать у себя дворянские корни. Испанец Джонни, один из первых гангстеров Нью-Йорка, всегда утверждал, что он вел свое происхождение от старинной испано-еврейской королевской семьи. Даже Джеки Онассис приплетала Наполеона к своей родословной.
Когда Касу было шесть лет, его семья переехала в район Фрог-Холлоу в Бронксе. Этот опасный район печально прославился как кузница самых отчаянных гангстеров, в числе которых был Голландец Шульц[17]. Хотя Дамиано не говорил по-английски, он стал лидером общины итальянских иммигрантов. К нему постоянно приходили со своими проблемами местные бизнесмены. Отец Каса отличался честностью и передал эту добродетель всем своим детям. Также он был очень щедр. Несмотря на то что его семья никогда не могла похвастаться достатком, этот человек всегда делился с соседями, если им приходилось нелегко.
По рассказам Каса, отец был опытным борцом греко-римского стиля и большим поклонником бокса. Кроме того, он обладал прекрасным голосом. После работы Дамиано раскуривал трубку и под мандолину исполнял итальянские народные песни.
Дамиано не делал каких-либо различий между представителями разных рас. Однажды, уже привезя из Италии новую жену, он пригласил на ужин чернокожего друга, шахтера. Мачеха Каса поинтересовалась: «Может, твоему приятелю пойти в ванную помыться?» До этого ей еще не доводилось встречать чернокожих, и она решила, что он просто грязен от угольной пыли. Такое отношение Дамиано к обладателям разного цвета кожи оказало большое влияние на Каса, который никогда не судил о людях по их расе. Так, мой учитель сблизился со своими соседями-евреями. Когда он заболевал, те присылали ему куриный бульон. Воздавая добром за добро, Кас по субботам зажигал свечи в честь знакомых ортодоксальных евреев.
Судя по всему, с Дамиано, который придерживался в вопросах дисциплины старой школы, поладить было непросто, и при первой возможности старшие сыновья покинули родительский дом. Снова овдовев, Дамиано не пожелал растить младших детей в одиночку и отправился на родину, чтобы найти очередную жену, уже третью по счету. Касу к тому времени исполнился двадцать один год, и когда Дамиано ездил в Италию, а это случалось достаточно часто, они с Ником обычно отправлялись жить к родственникам. Однажды Тони, старший брат Каса, обнаружил их спящими под дверью и пригласил остаться у себя. Рождество Кас и Ник праздновали в доме брата, у которого подрастала маленькая дочь. Поутру Тони и его жена проснулись, услышав какой-то шум, – это Кас и Ник забавлялись с игрушками, подаренными их маленькой племяннице.
Всякий раз, когда я рассказывал Касу о своем паршивом детстве, он отвечал мне, что ему тоже пришлось пережить нечто подобное. У них всегда было сложно с деньгами, иногда он воровал яблоки и делился ими с друзьями. «В наши дни учат, что нельзя есть после кого-то, чтобы не подцепить какой-нибудь заразы, – рассказывал он. – Когда я был маленьким, мы с друзьями делились друг с другом яблоками. Сначала кто-то откусит, затем я. Мы постоянно болели». Как-то раз Кас решил испытать себя и не есть пять дней подряд, тем самым доказав, что его нельзя запугать голодной смертью. Он пришел к выводу, что человек может пару недель воздерживаться от пищи, «если не требовать слишком многого от своего тела».
Над Касом в детстве тоже издевались. Соседские дети дразнили его, потому что родители наряжали сына словно «маленького лорда Фаунтлероя»[18]. Старший брат Джерри, который был крутым парнем, дал Касу несколько уроков бокса. В один из дней семеро парней принялись жестоко избивать их соседа, Джерри ввязался в драку и семью ударами нокаутировал шестерых. Джерри был кумиром Каса, он первым из братьев присоединился к банде. Кас пошел по его стопам. Он вступил в ту же группировку и постоянно участвовал в уличных драках.
Чтобы дать представление о том, каково было расти во Фрог-Холлоу, Кас как-то рассказал мне одну историю. Ему тогда было двадцать с небольшим. Однажды он сидел возле дома, когда к нему подошел Винсент Колл. Этот гангстер, известный как Бешеный Пес, был связан с Голландцем Шульцем. Он приставил пистолет к голове молодого Д’Амато со словами: «Тебе лучше рассказать, где сейчас такой-то». Однако Кас не растерялся и ответил: «Понятия не имею, где он. Тебе придется убить меня». Бешеный Пес понял, что попал не по адресу, и ретировался. Только после этого Кас почувствовал, как его начинает трясти.
Кас неоднократно рассказывал мне, как он ослеп на один глаз в уличной драке. Но полной ясности в этой истории я так и не получил. Дело в том, что за все эти годы Кас изложил четыре различные версии случившегося. Вначале он рассказал мне, что потерял глаз, защищая соседского мальчишку, над которым издевался парень с ножом. В 1958 году в интервью спортивному еженедельнику Sports Illustrated он озвучил уже другую версию: «Я собирался серьезно заниматься боксом, но подрался на улице, когда мне было всего 12 лет. Я ввязался в драку с одним из тех, кто третирует детей, потому что знает, что не в силах справиться со взрослым. Тот парень сильно повредил мне правый глаз. Я наполовину ослеп, но зато заставил его удирать». Затем он сообщил Гэю Тализу из New York Times, что не видит левым глазом после того, как его ударили палкой в уличной стычке. Версия насчет палки впоследствии обросла подробностями: оказывается, после той жестокой потасовки он смотрел на свое отражение в витрине магазина и видел, как глазное яблоко буквально висело на нитке. В другой раз он сообщил, что потерял зрение, пытаясь помешать ребенку мучить котенка.
Однако реальная история, похоже, была гораздо драматичнее. По рассказу одной из племянниц Каса, ее отец на смертном одре признался, что мой учитель потерял зрение, когда Дамиано, наказывая сына ремнем, поскользнулся и, промахнувшись, ударил его по лицу. Кас часто рассказывал мне о том, как отец избивал его:
– Никого так не лупили, как меня, но я получал по заслугам. Все справедливо, потому что я был настоящим чудовищем.
Кас поздно возвращался домой. Еще до того как войти, он старался увернуться, но впустую. Как только дверь открывалась – бац! бац! бац! – Дамиано набрасывался на него и избивал до полусмерти. Иногда отец стегал его кнутом. Но Кас все равно никогда не обещал, что больше не будет так задерживаться. В этом был весь Кас: ты можешь убить меня, но сломать – никогда. Отец не мог сдержать слез, когда наказывал сына. Но однажды тот все же не выдержал и выдохнул: «Наверное, я больше не буду так поступать». Дамиано заплакал, и они обнялись.
– Это полная чушь, когда говорят, что побоями можно сломать дух ребенка, – заметил Кас в одном из интервью. – Я никогда не терял уважения или любви к своему отцу, и все, что, происходило, не поколебало моей решимости.
Интересно, Кас рассказал мне о тех побоях только потому, что знал, как моя мать колотила меня, когда я был маленьким? Тогда дело дошло до того, что я не мог спокойно оставаться в углу любого помещения, потому что меня избивали, загоняя в угол моей комнаты. Нас двоих связывали эти ужасные воспоминания.
– Именно поэтому я тебя прекрасно понимаю, Майк, – говорил мне Кас. – Я отлично знаю, через что тебе пришлось пройти.
Кас никогда не интересовался учебой и бросил старшую школу на втором году обучения. Он также не стремился устроиться на какую-нибудь работу. Дамиано был слишком занят своим бизнесом, чтобы искать, куда пристроить сына. Кас не хотел лгать отцу, поэтому раз в неделю приходил на местный завод по производству рефрижераторов. Там он торчал в глубине приемной, стараясь затеряться среди соискателей на работу, чтобы его вдруг не привлекли к делу. Заведением управляли религиозные евреи, и однажды один из хозяев подошел к Касу и выказал свое восхищение его настойчивостью в еженедельных попытках трудоустроиться. Он нанял молодого человека и поставил на конвейер. Кас не желал ни на кого работать и был так зол, когда ему все-таки пришлось это делать, что принялся пахать усерднее остальных. Хозяин планировал назначить его помощником мастера. Кас придумал новые методы для повышения производительности труда, что совершенно не устраивало бывших зэков и латиносов-иммигрантов. Им не нравилось, что ими командовал семнадцатилетний парень. Через год, после ожесточенных драк, когда в ход шли и дубье, и ножи, молодой Д’Амато уволился.
Складывалось впечатление, что мой учитель не признавал авторитеты, но так было не всегда. По его собственным рассказам, еще подростком он увлекся католицизмом. Хотя его отец никогда не отличался религиозностью, Кас начал посещать воскресную школу по примеру одного из своих друзей. На занятиях по изучению Библии он считался одним из лучших. Неукоснительно следуя десяти заповедям, Кас всеми силами старался избегать греха. Одно время он даже собирался стать священником. Примерно тогда же у него появились мысли о смерти. Кас наблюдал за похоронами, которые проходили в их районе, и размышлял: «Чем скорее смерть, тем лучше». Если на тот свет отправлялся кто-то из знакомых, то Кас считал, что этому человеку повезло, потому что теперь он был счастлив в вечной жизни. По его рассказам, ему нравилось бродить по кладбищу и вчитываться в имена на надгробиях.
Затем кто-то дал ему книгу, которая кардинально изменила его мироощущение. Это был трактат Томаса Пейна «Век разума». Автор ненавидел организованную религию и ставил под сомнение легитимность Библии. Эта книга попала в «Индекс запрещенных книг» Римско-католической церкви, то есть ее чтение считалось грехом. Так Кас, по его собственному выражению, перестал быть католиком.
Теперь Кас уже не мог стать священником, однако с этого момента он вступил на особый путь служения. Мой наставник всегда говорил, что учился на примере отца, и я думаю, он на всю жизнь был впечатлен самоотверженностью старшего Д’Амато. Кас начал помогать соседям, став тем, к кому всегда можно обратиться в случае проблем. Он занимался переводами и починкой разных вещей, заступался перед хозяевами за тех, кто не мог оплатить аренду. Будучи юным парнем, Кас консультировал взрослых, если у них что-то не ладилось с детьми. Разумеется, он отказывался от какой-либо платы за свои услуги, иначе, по его мнению, это уже не могло называться добрым делом.
Кас приходил в бешенство, когда видел, как богатые грабят бедных. Однажды он узнал, что тестя его друга Анджело Тосто облапошили липовые земельные застройщики в районе Дир-Парка на Лонг-Айленде. Мошенники выбирали своими жертвами недавних иммигрантов из Словакии и обманом лишали их сбережений, продавая землю, на которую не имели прав собственности. Кас был в ярости. Он потратил несколько лет, выслеживая аферистов. Наконец, в одну их пятниц он пришел в офис адвоката компании и, выдав себя за зятя пострадавшего, предупредил, что, если его семья не получит чек на полный возврат денег, он отправится прямиком в офис окружного прокурора, чтобы заявить о мошенничестве. В понедельник утром пришел чек на полную сумму. Но это еще больше разозлило Каса. Теперь не оставалось сомнений в том, что деятельность учреждения была незаконной. Он отправился в Риверхед, где хранились записи о сделках с земельными участками на Лонг-Айленде, покопался там и получил доказательства махинаций. К концу декабря 1937 года были предъявлены обвинения 39 частным лицам и 12 корпорациям, а 7 июля 1938 года основные организаторы этой аферы были арестованы и приговорены к тюремному заключению сроком от трех до шести лет за мошенничество на сумму более двух миллионов долларов. Эти деньги были обманным путем получены у 1800 словаков. Анджело, надо полагать, был безумно благодарен Касу за помощь. Спустя 20 лет старый приятель работал у Каса личным шофером и возил его по городу.
Кас всегда был творческим парнем. Однако он давал странное объяснение этой своей черте. В одном из интервью прозвучали следующие слова:
– Я словно никогда не был ребенком. Взрослая жизнь не очень многому меня научила, потому что практически все я узнал еще в молодости. Как мне удалось стать таким мудрым? Не знаю. Раньше я полагал, что все такие. Позже выяснилось, что это не так. Обычно я об этом не распространяюсь. Какой смысл говорить о том, чего люди все равно не понимают?
Кас всегда что-то придумывал, но никогда не утруждал себя попытками заработать на своих творениях. В числе его разработок – игрушечный самолет, который был оснащен петардой, помещенной в тяжелую металлическую капсулу в носовой части. Когда самолет ударялся носом о землю, петарда срабатывала, и аппарат вновь взмывал в воздух, а затем снижался, совершая воздушные петли и эффектно пикируя. Но главным изобретением Каса была гигиеническая накладка для сиденья унитаза, которую можно было использовать в общественных туалетах. Он даже запатентовал ее, когда ему было тридцать. В своей заявке он отметил: «При любом из двух способов изготовления изделия первостепенное значение имеет минимум отходов производства. Безусловно, экономия не должна негативно отразиться на эффективности использования изделия, которая в значительной степени зависит от сливного элемента. Последний должен быть достаточно длинным и широким, чтобы обеспечить бесперебойный смыв, пока сиденье не будет полностью поднято и изделие не отправится в чашу унитаза». В данном случае Кас не пытался заработать на изобретении по той простой причине, что за 16 лет до этого одна дама из Луизианы подала собственный патент на гигиенический чехол для сиденья унитаза.
Изобретательность и смекалка Каса выручили семью во время Великой депрессии. Касу было 22 года, когда грянул экономический кризис. Он рассказывал, как читал в газетах о стариках, которые умирали от голода, потому что гордость не позволяла им просить о помощи. Думаю, дело было не в гордости, скорее Кас приписывал людям собственное мироощущение. Ему хотелось думать о ближнем именно таким образом. Он был родом из древних времен и жил, словно благородный рыцарь, проецируя свои чувства на окружающих. Это был поразительно высоконравственный человек.
Голодные бунты в Нижнем Манхэттене произвели на него неизгладимое впечатление. В те годы порой до 20 тысяч человек стекались на Юнион-сквер и устраивали там беспорядки, потому что им нечего было есть. Не забывайте, что тогда не существовало ни пособий по безработице, ни государственных пенсий, ни социального обеспечения. Некоторым удавалось выживать только благодаря бесплатным консервам. Однажды Кас увидел какого-то парня в куртке лесоруба, который произносил речь с борта грузовика. Позже он узнал, что тот был членом Коммунистической партии. Человек продолжал говорить, когда вдруг появились конные полицейские и отметелили его. Каса поразило то, что, как только оратора начали безжалостно дубасить, в грузовик запрыгнул другой парень, хотя было очевидно – через считаные минуты он будет так же избит до полусмерти. Кас был восхищен их мужеством и самоотверженностью. Он гордился этими парнями, которые поднимали людей на борьбу и убеждали их организованно добиваться от властей удовлетворения своих требований. Дамиано постоянно предупреждал сына, чтобы тот держался подальше от протестующих, ведь они могли навлечь на него неприятности. Но я уверен, что это только подогревало интерес Каса.
Единственное, чему Кас был предан без остатка, так это помешательство на своих итальянских корнях. В этом вопросе он был настоящим фанатиком и порой доходил до крайностей. Беатрис, жена его брата Тони, была ирландкой. Однажды Бетти, их дочь, сразу после родов двойняшек экстренно попала в больницу. Кас позвонил, чтобы узнать, как у нее дела, и медсестра сообщила, что Бетти не может подойти к телефону, потому что ей делают переливание крови. Кас примчался в больницу и ворвался в палату.
– Я должен немедленно убедиться в том, что ирландские родственники твоей матери не приблизятся к тебе, – заявил он. – Не хочу, чтобы твоя кровь еще больше разбавлялась.
Кас считал, что итальянцы – это ниггеры нашего мира. Когда я только появился в Кэтскилле, он не переставая сокрушался по поводу казни итальянских анархистов Сакко и Ванцетти. С ними действительно поступили крайне паршиво, ложно обвинив в вооруженном ограблении, осудив за убийство первой степени и поджарив на электрическом стуле в августе 1927 года. Лишь в 1977 году губернатор штата Массачусетс Майкл Дукакис объявил, что Сакко и Ванцетти были несправедливо осуждены, а «их имена должны быть окончательно очищены от позора». Кас все ходил по дому и ворчал на эту тему.
Бокс стал своего рода отдушиной, деятельностью, обещавшей хоть какой-то успех итальянцам и евреям, которые во времена молодости Каса были выброшены на обочину жизни. Кас происходил из боксерской семьи. Его братья, кузены – все они увлекались этим видом борьбы. Оба его старших брата, Тони и Джерри, были боксерами. Они садились на поезд и разъезжали по стране, чтобы драться на улицах, зарабатывая на доходах от ставок. Много раз, когда Кас попадал в неприятности на улицах Бронкса, именно Джерри или Тони, самые отвязные и сильные из братьев, выручали его. Тони вообще был настолько крут, что мог сидеть на крыльце их дома со спицами в руках и демонстративно вязать. При этом он был готов бросить вызов любому, кто проходил мимо, и разделать его под орех.
В конечном итоге у Джерри появился менеджер, Боб Мельник, и Кас стал таскать сумку брата в спортзал. В то время для любого мальчишки боксеры были героями. В каждой парикмахерской лежал журнал Police Gazette, в котором целый раздел был посвящен боксу. В каждом районе был свой местный герой из числа боксеров, и когда он выходил из дома, дети следовали за ним, словно за Гамельнским крысоловом[19].
Кас был очарован атмосферой боксерского зала. Он рассказал историю своей встречи с Джеком Демпси[20]. Когда после этого события молодой Д’Амато вернулся в свой район, его друзья выстроились в очередь, чтобы «прикоснуться к руке, которая жала руку Джека». Скорее всего, это было очередным преувеличением. По словам Бетти, племянницы Каса, ее отец познакомился с Демпси в боксерском клубе в шестнадцатилетнем возрасте. Демпси попросил Тони стать его спарринг-партнером, но когда тот увидел, как свирепо Костолом из Манассы избивает своих соперников, он уклонился от предложения. Тем не менее ему удалось пожать руку знаменитого боксера. Придя домой, он заявил: «Я не буду мыть рук, потому что я прикоснулся к Джеку Демпси».
В одном из интервью Кас сказал, что это Джерри, а не Томас Пейн заставил его отказаться от идеи стать священником. Джерри действительно взял младшего брата под свою опеку и научил защищать себя. Когда Касу было шестнадцать, в семье произошла трагедия, которая потрясла всех: Джерри погиб от пули ирландского полицейского.
Кас не любил на людях обсуждать это убийство. Мне он поведал, что Джерри был любимцем в семье и его смерть «разбила отцу сердце». Кас оказался рядом, когда Дамиано узнал о смерти сына. По словам моего наставника, он никогда не забудет пронзительный вопль отца. Своему близкому другу, который писал его биографию, Кас рассказал, что Джерри присутствовал на каком-то мероприятии. Полицейский, который на тот момент не был при исполнении, начал приставать к жене Джерри. Завязалась драка, в ходе которой они разбили витрину. Вместо того чтобы «понести справедливое наказание», полицейский застрелил Джерри. Вообще, описание драки выглядит сомнительным. В официальном полицейском отчете была изложена другая версия:
«Джеральд Де Матто, белый, женат, итальянец, по профессии бармен. Был арестован патрульным Джорджем Деннерлейном по обвинению в нападении c целью грабежа… при аресте оказал сопротивление, несколько раз ударил патрульного кулаком, вырвал у него дубинку и угрожал ею». После этого Деннерлейн выстрелил в Джерри, и спустя шесть дней, в 7 часов вечера 21 октября 1924 года, тот скончался в больнице Линкольна. Далее в отчете утверждалось, что Джерри шел на юг по Форест-авеню, находясь «в состоянии алкогольного опьянения, и задел офицера плечом. Пройдя еще около пяти футов, Де Матто заметил, что офицер смотрит на него, вернулся и спросил: «Какие проблемы?» Офицер ответил, что лучше всего будет, если он пойдет домой и проспится, на что Де Матто заявил: «Ну уж нет! Давай, вмажь мне дубинкой!» Офицер повторил, что ему стоит отправиться домой, после чего Де Матто схватил Деннерлейна за руку и пригрозил: «Сейчас я сшибу тебя на землю!» Офицер арестовал его и повел в полицейский участок. Перед домом 726 Е по 161-й улице Де Матто ударил офицера кулаком и сбил с ног, а затем бросился на него и, обхватив одной рукой за шею, другой нанес несколько ударов по лицу и голове. После этого Де Матто вырвал у офицера дубинку и попытался нанести еще один удар. Офицер, понимая, что его жизнь находится в опасности, выхватил табельное оружие и произвел выстрел в левый пах Де Матто».
В ту ночь, когда в Джерри стреляли, Тони собрал друзей, и они, вооружившись битами, направились к полицейскому участку, чтобы отомстить. К счастью, Дамиано опередил толпу и смог успокоить парней. После смерти Джерри Кас встречался с местными приходскими священниками, чтобы потребовать у них ответа на вопрос, почему его брат был убит «коррумпированным» полицейским. Священники, однако, посоветовали ему «не терять веру и прекратить расспросы». Именно тогда Кас окончательно решил, что путь священнослужителя не для него и он должен «тренироваться, чтобы стать бойцом, и учить этому других».
Кас никогда не забывал об этом деле. Патрульный Деннерлейн был переведен на Стейтен-Айленд, но история на этом не закончилась. Через несколько лет, когда у него появились деньги, Кас нанял частных детективов для расследования того случая. Он даже сказал мне, что знает, где сейчас живет тот самый коп, и я перепугался. Но мой наставник никогда не пытался отомстить. Меня это всегда удивляло. Потребовалось приступить к написанию этой книги, чтобы, наконец, узнать всю правду. Бетти, дочь Тони, рассказала, что полицейский не участвовал в патрулировании, он был свободен от дежурства в тот день, и они с Джерри вместе были в баре, когда произошла ссора. Драка случилась из-за жены Джерри, у которой был роман с этим копом. Возможно, именно это имел в виду Кас, загадочно заявив, что полицейский должен был «понести справедливое наказание».
Кас верил в судьбу. Еще будучи мальчишкой, он чувствовал, что когда-нибудь станет знаменитым. Его никогда не покидало ощущение, что «он не похож на остальных». У меня было точно такое же чувство. Поэтому мне казалось совершенно правильным переехать к Касу и Камилле. Учитель был просто счастлив. Я никак не мог понять, почему этот белый человек так радуется мне. Он смотрел на меня и просто истерически смеялся. Затем он звонил по телефону и говорил своим друзьям:
– Если можно так выразиться, меня дважды поразила молния. У меня есть новый чемпион мира в тяжелом весе. И ему всего тринадцать.
В один из первых вечеров, когда я остался в доме у Каса, тот отвел меня в гостиную, где мы могли спокойно поговорить наедине, и сказал:
– Знаешь, я ведь ждал тебя. Я думал о тебе с 1969 года. Если ты достаточно долго и настойчиво размышляешь о чем-то, то в голове появляется некая картинка. На этой картинке был новый чемпион, которого я создам. Я нарисовал тебя в своем воображении, и вот наконец-то ты здесь.