Монсеньор Людовик высвободился из объятий матери и гордо взглянул на вошедшего. На какое-то мгновение взгляды их скрестились, как клинки шпаг. На лице короля, помимо гнева, был написан также и некоторый испуг – ведь лицо представшего перед ним незнакомца походило на его собственное, подобно отражению в зеркале.
– Что ж, – проговорил он сквозь зубы, – кормилица меня не обманула!
Наконец он сумел побороть странное оцепенение, вызванное видом своего двойника, и, обернувшись к дворянину, вошедшему вслед за ним с обнаженной шпагой в руке, сказал:
– Маркиз де Лувуа, закройте дверь.
Из соседних комнат доносились звуки шагов и голоса королевской свиты. Увидев, что его распоряжение исполнено, король обратил на Анну Австрийскую суровый взгляд и сухо спросил:
– Сударыня, не откажите в любезности объяснить мне, чем вызвано присутствие этого незнакомца в вашей опочивальне?
– Я нахожусь здесь по праву! – ответил монсеньор Людовик, выступая вперед.
– Сударыня! – с нарастающим гневом повторил король. – Как король Франции и как ваш сын я требую ответа! Кто этот человек?
– Я, – гордо подняв голову, ответил юноша, – сын Людовика Тринадцатого.
– Вы!.. Вы!.. – вскричал король, отступая к двери, словно он увидел привидение.
– Да, и я нахожусь рядом со своей матерью по праву сына и законного короля.
В порыве слепого гнева король выхватил шпагу, и мгновение спустя братья, одержимые яростью и жаждой убийства, бросились друг на друга. Маркиз де Лувуа поспешил на помощь своему августейшему господину, но налетел на длинную и тощую фигуру, облаченную в ворох кое-как застегнутых, комично коротких юбок; фигуру венчала голова с лохматой шевелюрой и огромными усами. Маркиз так и застыл в изумлении, и только звон шпаги незнакомца, скрестившейся с его собственной, вернул его к действительности. Ему так и не удалось осуществить задуманное, поскольку одетая в юбки фигура, в которой читатель, конечно же, сразу узнал Фариболя, быстрым ударом выбила у него из рук шпагу.
Между тем братья фехтовали с равной ловкостью и упорством. Тем не менее исход поединка нетрудно было предугадать: тогда как Людовик XIV яростно атаковал, почти не заботясь об обороне, монсеньор Людовик хладнокровно и уверенно отбивал удары, явно дожидаясь момента, чтобы сделать один-единственный решающий выпад, когда противник устанет и окажется полностью в его власти.
Король, понимая, что он погиб, если не сумеет воспользоваться преимуществами молниеносной атаки, низко пригнувшись, снова бросился вперед, но споткнулся и, издав крик отчаяния, растянулся на полу. Одним прыжком монсеньор Людовик оказался рядом и уже занес над головой врага свою шпагу, когда тонкая слабая рука коснулась его запястья и тихий, слабый голос произнес:
– Сын мой! Остановись, ведь это же братоубийство!
Смутившись, монсеньор Людовик обернулся как раз вовремя, чтобы подхватить умирающую мать. Бедной королеве ценой сверхъестественного усилия удалось подняться с ложа и помешать убийству. Теперь, поддерживаемая одним сыном, она протягивала руки ко второму, которого также никогда не переставала любить и который медленно вставал с гневом в глазах и местью в сердце.
– Дети мои, – обратилась к братьям Анна Австрийская, – Богу было угодно наказать меня на смертном одре, сделав свидетельницей смертельной схватки своих сыновей… Ты, Людовик, мой сын, ставший королем, прислушайся к словам своей умирающей матери и поверь им. Тот, кому суждено вот-вот предстать перед Создателем, не лжет. Так вот, я клянусь тебе, что единственным законным наследником французского трона был и остается мой второй сын, до сегодняшнего дня носивший имя монсеньора Людовика и живший в безвестности, оставленный всеми, даже мной! Клянусь, что только он имеет право занимать престол моего мужа, его величества Людовика Тринадцатого.
– И где же доказательства, сударыня? – немного помолчав, осведомился король.
– Они в этой шкатулке… на полу… вон там, у ног маркиза де Лувуа…
Король бросил быстрый взгляд на шкатулку, затем его глаза встретились с глазами маркиза, и они поняли друг друга без слов.
– В таком случае, дорогая матушка, – с притворной покорностью сказал Людовик XIV, – я отступаю перед величием вашей клятвы и…
– О Людовик, сын мой! – воскликнула королева, возвращенная к жизни его словами. – Принося подобную жертву, ты проявляешь величие, благородство и щедрость. Ты понимаешь, что уязвленное самолюбие не должно мешать исполнению долга… Я верю в нерушимость твоего слова, Людовик. Клянешься ли ты исполнить свой долг до конца?
– Клянусь, что поступлю по велению моей совести!
– Что же, сын мой, – обратилась королева к монсеньору Людовику, – ты, еще вчера бывший никем, познаешь завтра величие власти. Но молю тебя: люби, береги и защищай того, кто сошел с трона, дабы ты взошел на него… Он ведь тоже мой сын!
Монсеньор Людовик запечатлел на лбу матери долгий сыновний поцелуй и, повернувшись к брату, сказал:
– Трон Франции достаточно велик для нас обоих. Брат мой, я предлагаю тебе половину королевства!
– Господь, благодарю Тебя! – промолвила Анна Австрийская. – Если между моими сыновьями воцарился мир, значит… я… прощена…
С этими словами королева уронила голову на плечо своего только что обретенного сына, и ее душа отлетела.
– Матушка! – вскричал монсеньор Людовик. – Она скончалась!.. Скончалась!
Растроганные Фариболь и Мистуфле преклонили колени. Король быстро подошел к маркизу де Лувуа и шепнул:
– Маркиз, королева мертва. Этим надо воспользоваться… Берите шкатулку и следуйте за мной.
Минуту спустя они уже покинули комнату и, видя, что убитый горем монсеньор Людовик не замечает ничего вокруг, заперли за собой дверь. Щелкнул ключ в замке, что привлекло внимание Фариболя. Но было уже поздно. За дверью раздался голос Людовика XIV:
– Господа, королева скончалась. Останьтесь здесь на страже и никого не выпускайте из этой комнаты до моего возвращения!
– Гром и молния! – пробормотал Фариболь. – Похоже, он забыл, что уже не король, по крайней мере наполовину! О черт! – внезапно вскричал он. – Она исчезла!
– О чем вы, хозяин? – осведомился Мистуфле.
– Мы пропали! Этот нечестивый обманщик унес шкатулку!
– О боже!
– Гром и молния! Как же я не догадался подобрать ее!
Затем, приняв решение, он приблизился к монсеньору Людовику, молившемуся у тела матери, и, дотронувшись до его плеча, сказал:
– Монсеньор, самое время бежать! Ваш брат забрал шкатулку с документами и приказал охранять дверь. Дай бог, если нам удастся ускользнуть по потайной лестнице, если же нет – нам конец!
– Вы заблуждаетесь! – ответил монсеньор Людовик. – Мой брат не способен на предательство.
Сказав это, он вернулся к молитве.
Дверь отворилась, и на пороге возник сержант королевских мушкетеров с наипочтительнейшим выражением лица:
– Его величество желает побеседовать с монсеньором Людовиком.
– Хм! Что-то не нравится мне физиономия этого бездельника, – пробурчал Фариболь.
Монсеньор Людовик встал осторожно, словно боясь разбудить мать, закрыл ей глаза, крестообразно сложил руки, поцеловал в лоб и, взяв маленький нательный крестик покойной, повернулся к мушкетеру со словами:
– Я иду, сударь.
Фариболь и Мистуфле хотели было последовать за ним, но мушкетер остановил их:
– Монсеньор пойдет один.
– Подождите меня здесь, – сказал юноша, желая успокоить их, – я скоро вернусь.
Но как только за ними закрылась дверь, Фариболь и Мистуфле услышали шум борьбы, сдавленные крики и звук падения тела, а затем возглас монсеньора Людовика:
– Предатели! Гнусные предатели!
Потом так же внезапно крики и шум смолкли.
– Гром и молния! – вскричал возмущенный Фариболь. – Бедняга угодил в подлую ловушку! Высади эту дверь, Мистуфле! Нет, бесполезно… Мы тоже окажемся у них в руках. Будем сооружать баррикаду!
Приятели дружно взялись за дело, и вскоре дверь была завалена мебелью.
– Хозяин! – воскликнул Мистуфле. – Я слышу шаги. Они идут! Боже, защити нас!
– Пусть идут! У тебя остался ключ от потайной двери?
– Да, хозяин.
– Отлично. Теперь скажи мне, как высоко от земли это окно?
– Метров пять, хозяин!
– Сможешь спрыгнуть?
– Да… Но там внизу стоят два мушкетера.
– Тем лучше! Прыгай прямо на них, заодно и врагов поубавится!
– А как же вы?
– Я спущусь по потайной лестнице, а ты откроешь мне дверь, когда…
Мощный удар в дверь потряс баррикаду и помешал Фариболю закончить свою мысль. Слуги короля перешли в наступление.
– Проклятие! Живее, Мистуфле! Прыгай и поработай кинжалом, а я попробую задержать этих голодных псов, хотя и не думаю, что протяну больше десяти минут!
С этими словами Фариболь бросился к баррикаде и, просовывая клинок шпаги в образовавшиеся щели, нанес два удара, ответом на каждый из которых был крик боли.
– Есть! – вскричал ловкий фехтовальщик. – Двое готовы!
Он снова пустил свое оружие в ход и снова услышал стук упавшего тела.
– Трое! – хладнокровно констатировал он.
Разъяренные столь успешной обороной, мушкетеры все разом навалились на ветхую дверь, выломали ее и, словно спущенные с цепи дикие звери, ворвались в комнату королевы-матери. Дружный крик ужаса вырвался у них, когда в неверном свете факела на кровати под высоким балдахином они увидели труп Анны Австрийской. Сняв шляпы, мушкетеры почтительно отступили.
– Черт возьми! – вдруг шепотом выругался один из них. – А где бандит, осмелившийся сюда проникнуть и убивший трех наших людей?
Этот вопрос невольно напомнил всем о цели их прихода.
– Должно быть, он выпрыгнул в окно, – предположил другой, подошел к окну, перевесился через подоконник и тут же с криком отскочил назад: – Там внизу еще двое наших! Они убиты!
– А бандит?
– Его нигде не видно.
– Разрази его гром! Мы не можем дать ему уйти! Все к главному входу! В погоню!
Послушные сему мудрому приказу, мушкетеры поспешили покинуть опочивальню покойной королевы-матери.
А между тем Фариболь, сочтя излишне опасным продолжать оборону баррикады, проскользнул на потайную лестницу, задвинул за собой панель и спустился вниз. Он уже протянул руку, чтобы толкнуть дверцу, когда услышал тихий голос Мистуфле:
– Хозяин! Хозяин!
– Я здесь, – ответил Фариболь.
– Все прошло хорошо… Эти двое у двери… уже не обнажат шпаг.
Друзья замолчали, прислушиваясь к доносившимся из опочивальни голосам. Когда же таким образом они оказались посвящены в планы противника, Фариболь сказал:
– Отлично. Теперь мы можем не беспокоиться!
– Но, хозяин… – только и сумел вымолвить пораженный Мистуфле.
– Ты возразил или мне показалось?
– Я? – ответил Мистуфле. – Нет, хозяин, что вы! Куда вы – туда и я!