Так или иначе, жизнь должна идти дальше, и потому, чтобы избавиться от возникшей неловкости, Кьяра с Максом обращаются к бытовым вопросам. А именно к Сезару, который и думать больше не хочет о татами. Его увлечение карате продержалось не дольше, чем страстная любовь к фехтованию или к регби.
– Лишь бы занимался спортом… – вздыхает Макс.
– Его инвентарем забит весь чердак. А расходов сколько! И каковы планы на этот раз?
– Планы?
– Наверняка у него в голове уже вертится что-то новенькое!
– Пусть сам тебе расскажет.
– Меня достало, что он постоянно действует через тебя, хотя в итоге именно мне приходится бегать по «Декатлону» и мотаться в мэрию, чтобы записать его в очередную секцию! – взрывается Кьяра.
Макс сдерживает улыбку, ликуя, что на этот раз в отношениях с сыном предстанет в белом фраке. Он вытягивает вперед свои по-прежнему мощные руки и вальяжно пристраивает их на руле.
– Но у тебя свои соображения на этот счет, верно?
Кьяра громко вздыхает:
– Можно подумать, я монстр какой-то…
– Сезар понимал, что ты не запрыгаешь от радости, когда узнаешь о его решении бросить карате.
– А я что, должна его поздравить? Насколько мне помнится, я никогда не требовала от него олимпийских медалей, но хоть минимум настойчивости проявить надо! Я тоже не очень любила музыку, однако занималась ею восемь лет.
– И как часто ты сейчас играешь на скрипке, а?
– Может, я и не играю на скрипке каждый Божий день, но владею основами сольфеджио, а это уже кое-что.
– Кьяра, Сезару одиннадцать лет. Главное, что он хоть какое-то время проводит без гаджетов. Чем бы он ни увлекся, рыбалкой или пони, лично я…
– Ну конечно, ты, вечно ты… Погоди-ка, это что, твои родители приехали?! – восклицает она, заметив красный «Рено Клио», стоящий у их гаража.
– Вот дерьмо.
– Ага, дерьмо, точно подмечено. У них действительно талант появляться в ненужный момент.
– Может, отец заехал за своим кусторезом?
– Я и говорю, настоящий талант выбрать время! Предупреждаю, на ужин я их оставлять не собираюсь. К тому же они опять заведут разговор о ремонте домика в саду, покупке участка и…
Макс демонстративно закатывает глаза, однако скорость не сбрасывает, приближаясь к дому.
– Что ты делаешь?
– Ищу спокойное местечко, чтобы мы могли обсудить план Б.
– О нет! Мы уже договорились и не будем к этому возвращаться!
Макс резко выворачивает руль и въезжает на тротуар, после чего решительно выключает мотор. На этот раз он крепко вцепляется в руль и глубоко вздыхает. Он вдруг кажется совершенно измученным, и Кьяра заставляет себя перейти на более примирительный тон.
– Подходящего момента никогда не будет. Для таких вещей подходящих моментов вообще не бывает, – мягко оправдывается она, положив свою ладонь на его руку. – Лу уедет завтра на выходные к Полю и Изе, а вываливать такую новость детям после утомительных занятий в школе – совсем не вариант. У нас нет выбора. Надо рассказать им о разводе сегодня.
– Я и не возражаю, Кьяра…
– Тогда что? Засомневался?
– Да нет же!
– Сколько пыла! Ты меня успокоил.
– Не в том дело. Скажем так: одна мысль об этом разговоре…
– Знаю, сама умираю от страха.
Макс медленно качает головой, пытаясь найти выход из возникшей ситуации:
– Ладно, не беспокойся, я разберусь: постараюсь как можно быстрее выпроводить родителей, закажу пиццу, а потом мы поговорим с детьми.
– Твои родители не останутся на вечер.
– Мои родители не останутся, обещаю.
– Сезар и Лу должны узнать первыми, ведь когда мы официально объявим о разводе, новость разлетится за несколько дней.
Макс удрученно откидывается на спинку кресла.
– Да уж…
– А если еще твои родители…
– Кьяра! Я же сказал, что беру их на себя! Или я неясно выразился?
Макс рывком трогает минивэн с места, чуть дальше разворачивается и паркуется рядом с «Рено».
– Прости. Мне страшно. Но это же нормально? А когда мне страшно, я накручиваю себя, ты же знаешь. Ничего не могу поделать, это сильнее меня.
– Да уж, знаю.
В голове у Кьяры вдруг всплывают воспоминания. Четыре пары белых шлепанцев, сфотографированные на пляже в Вандее; безумный гомерический хохот на каком-то невероятном танцевальном балу, когда перед всеми появилась Лу в образе креветки, не обращая ни малейшего внимания на происходящее вокруг; чудесные утра после Рождества и звонкие поцелуи в пухлые щечки детей. Да, разговор предстоит нелегкий.
– Брось, давай расслабимся, все пройдет хорошо.
Макс, тоже погруженный в свои мысли, никак не реагирует.
– Все ведь пройдет хорошо? – снова спрашивает она.
Кьяра нервно заправляет выбившуюся прядь за ухо. Она отказалась от длинных волос и не совсем еще свыклась с новой стрижкой. Ее черные глаза вглядываются в глаза Макса. Черты ее сорокалетнего супруга смягчаются, и он кивает. Некоторое время Макс не брился, круги под глазами прочно обосновались на его лице, но в конечном счете все это скорее подчеркивает его индивидуальность, чем портит.
– Никто ведь не умер, Кьяра. Мы просто решили развестись.
– Потому что нам больше нечего дать друг другу. И потому что у нас теперь разные интересы…
– Пойдем, – прерывает ее Макс, берясь за ручку дверцы.
– Это не значит, что мы больше не будем семьей или не любим наших детей.
– Кьяра!
– Я репетирую!
– Мы найдем слова, не волнуйся.
Кьяра машинально крутит на безымянном пальце обручальное кольцо. В последнее время она сильно похудела и вполне может его потерять, если перестанет следить за ним. Она утратила вкус ко многому.
– Решения принимают родители. Мы приняли вот такое решение, Сезар и Лу поймут, – добавляет в конце концов Макс, пытаясь придать себе мужества.
Несколько секунд Кьяра сидит в растерянности, и в этой немой кульминации кое-что вызывает у Макса странное волнение: он увидел в Кьяре черты той, какой она была шестнадцать лет назад, и вроде бы она такая, как всегда, но все же другая.
– Как ты? – вдруг расчувствовавшись, беспокоится он.
– Нормально. Отлично. Пойдем выпроводим твоих родителей, – заявляет она, выскакивая из машины.