Юная бунтарка

В шесть лет Джеки Бувье отправили учиться в «Школу мисс Чапин для девочек» – крайне консервативное и чопорное заведение, пропитанное протестантским духом, где из девочек готовили будущих примерных домохозяек. Большинство учениц и их родителей это вполне устраивало, но не Джеки! «Я ненавидела кукол, обожала собак и лошадей, у меня не проходили ссадины на коленках, а еще я целую вечность носила брекеты», – вспоминала Жаклин. Одна из ее учительниц, мисс Платт, считала Джеки «милым ребенком, самой красивой девочкой, очень умной, очень артистичной, но с чертенком внутри». Частенько за плохое поведение ее отправляли к директрисе, которая в первый же год написала в ее табеле: «Жаклин получила двойку, потому что из-за ее буйного поведения на уроке географии пришлось выгнать ее из класса». Сообразительная и начитанная, Жаклин быстрее всех выполняла задания, а в оставшееся время либо мечтала, глядя в окно, либо от скуки проказничала. Но даже когда она во время школьного праздника запустила тортом в одного из самых ненавистных учителей и ей грозило отчисление, отец ее не только не наказал, но даже не пожурил, лишь велел быть осмотрительнее в шалостях.

При этом Джеки вовсе не была беспутным сорванцом – то бурлили гены ее бесшабашного папаши, и предпочитала унылому школьному окружению компанию лошадей и собак, все остальное время отдавая книгам. Еще до поступления в школу она прочла все детские книги и потихоньку приступила ко «взрослым». Любимыми героями были Маугли, Робин Гуд, дедушка маленького лорда Фаунтлероя[4], Скарлетт ОʼХара и поэт Джордж Гордон Байрон. Школьный учитель литературы был несказанно поражен, когда узнал, что шестилетняя Джеки с удовольствием читала рассказы Чехова. А Дженет Бувье всерьез подумывала, что старшая дочь когда-нибудь станет писателем.

К сожалению, ни книги, ни лошади не смогли облегчить Жаклин боль от крепнувшего отчуждения между строгой и требовательной матерью и любимым отцом – крепко пьющим бабником и транжирой. Родители постоянно ссорились, и тогда Дженет срывала зло на детях, порой поднимая на малышей руку. Причем причина чаще всего была не в супружеской неверности Блэк Джека – к тому, что муж не пропускал ни одной юбки, Дженет уже привыкла. Да и как было не привыкнуть, если даже в медовый месяц, который новобрачные провели в морском круизе из Америки в Европу, ее муж напропалую флиртовал на палубе «Аквитании» с юной наследницей крупнейшей табачной компании США Дорис Дьюк, «самой богатой девушкой в мире», а остальное время просиживал за игорным столом. Позднее Блэк Джек говорил друзьям, что жалеет о женитьбе на Дженет: «Если бы я был свободен, я бы обхаживал Дорис, женился на ней и в итоге получил бы контроль над всеми этими табачными миллионами». А Джеки как-то рассказала своему давнему поклоннику Джону «Деми» Гейтсу: «Знаешь, мои родители проводили в Биаррице медовый месяц, а папа был ужасный игрок и продул все деньги, и свои, и мамины. В первый же вечер пошел в казино и вернулся вконец подавленный, поскольку просадил все, что было». Характерно, что Дженет вместо скандала молча собрала все оставшиеся деньги и… отправилась в то же казино, откуда вернулась, полностью отыгравшись.

Главной причиной семейного разрыва стала финансовая пропасть, в которую скатывался Джон Бувье. Первый звоночек раздался через три месяца после рождения Жаклин, когда крах фондового рынка в октябре 1929 года перевернул устоявшуюся американскую действительность вверх дном. Словно предчувствуя катастрофу, Блэк Джек успел продать часть акций, но через месяц котировки рухнули еще ниже, и он лишился целого состояния. При этом он продолжал жить на широкую ногу, по-прежнему бегая за юбками и закатывая для друзей шумные вечеринки с хористками, а когда супруга с дочками выезжала на отдых в Ист-Хэмптон, разгульная компания устраивалась в их нью-йоркской квартире.

В середине 30-х годов газета «Нью-Йорк Дейли Ньюс» опубликовала фотоснимок, где Дженет в костюме для верховой езды сидит на барьере, а муж за ее спиной держит за руку красавицу Вирджинию Кернохан, и сопроводила его недвусмысленными намеками. Джеймс Ли устроил по этому поводу скандал и, мечтая избавиться от ненавистного зятя, потребовал, чтобы дочь начала бракоразводный процесс. Поначалу Дженет все же пыталась сохранить брак, хотя скандалы и истерики стали почти ежедневными. Но семейная жизнь трещала по швам, Джона Бувье стали преследовать кредиторы, а от них не отставало и налоговое ведомство. Финансовое положение семьи серьезно ухудшилось, а сам он из веселого выпивохи превратился в закоренелого алкоголика. Это стало последней каплей для Дженет, и в конце сентября 1936 года она подала на развод.

Для девочек это стало настоящей трагедией. Католическая церковь разводы не одобряет, и мало кто из детей их круга имел разведенных родителей. Зная о разладе в семье Бувье, сверстники не упускали возможность уколоть сестер. Но главное – они обожали своего веселого, потакавшего им отца, а к строгой матери относились с прохладцей, что обижало и возмущало Дженет. Характер у нее становился все более вспыльчивым, и в приступе гнева она могла ударить дочерей. А девочкам претили постоянные придирки матери. «Она слишком многого от нас требовала, – вспоминала Ли, – я уже не помню подробностей, но придиралась буквально ко всему… Идеальность, только идеальность, иначе сплошные придирки. Возможно, дело в том, что мама была недовольна собой».

Дженет при дочерях постоянно обвиняла мужа, называя в лучшем случае подлецом. А Блэк Джек, прекрасно сознавая свою вину, за глаза никогда не ругал жену, и чем больше упреков сыпалось на него, тем больше он хвалил любимых дочек. «Легко понять, что папины проступки вовсе не казались нам ужасными, а мамины требования, напротив, выглядели жестокими и бессмысленными, – вспоминала Жаклин. – В битве за наши души мама проиграла папе».

В августе 1938-го начался бракоразводный процесс. Эту новость подхватила пресса, и вскоре скандал вместе с пикантными подробностями и фотографиями был растиражирован в газетах всей страны. «Это был самый ужасный развод из всех, свидетелем которых мне довелось быть, – вспоминает Ли, – поскольку обе стороны буквально исходили желчью, а мы с Джеки чувствовали, как каждый из родителей пытался перетянуть нас на свою сторону, и притом оба они поносили друг друга…»

Джеки, с детства приученная матерью в любых ситуациях «держать лицо», на людях появлялась с выражением спокойной сдержанности. «Я научилась у мамы улыбаться, – вспоминала она позже, – когда на душе скребут не просто кошки, а целые тигры, когда все внутри сжимается в комочек от унижения, от боли, из-за оскорбленной гордости, а ноги дрожат от желания убежать. Я могла думать и чувствовать все, что угодно, но этого никто и никогда не видел, маска леди надежно укрывала раны моей души от чужих взглядов». И хотя никто из школьных приятелей и учителей даже не догадывался, как ей больно на самом деле, для нее безвозвратно рушился весь мир. Она глубоко переживала и, по словам Джона Дэвиса, «стала часто уходить в свой собственный мир». Один из завсегдатаев нью-хэмптоновского клуба верховой езды вспоминал, как грустная Джеки «бродила по округе, словно бездомный котенок, разговаривала с конюхами, торчала возле лошадей. Иногда казалось, что мыслями она где-то очень-очень далеко, в мире, нарисованном ее воображением».

Любовь к искусству и литературе стали для нее самым надежным убежищем от реальных жизненных проблем, которые уничтожали ее идиллическое детство. «Как только мама повышала голос и становилось ясно, что сейчас начнется ссора с криками, обвинениями в неверности и хлопаньем дверьми, я уходила к себе и бралась за книгу, – рассказывала Жаклин. – Конечно, я читала не только когда родители ссорились, книги научили меня отключаться, вернее, замыкаться в себе и не реагировать на происходящее вокруг. <…> Я с детства усвоила: то, что нельзя изменить, нужно не просто принять и учесть, но и не замечать. <…> Улыбаться во что бы то ни стало, скрывая свои истинные чувства, а если совсем невмоготу – уходить в себя».

Через год Дженет вышла замуж за человека, который был не только сказочно богат, но и занимал высокое место на социальной лестнице. Ее избранником стал биржевой маклер и юрист Хью Д. Ачинклосс – младший, которого все знакомые обычно называли Хьюди. Шотландская фамилия Ачинклосс издавна знакома американцам, а их брачные связи включали такие знаменитые семьи, как Рокфеллеры, Дюпоны, Тиффани, Вандербильты и многие другие. Хьюди гордился своими предками не меньше, чем дед Бувье, и семейное генеалогическое древо (настоящее, без мифотворчества) гордо висело в его ванной. Сам он успел послужить в Госдепартаменте, а набравшись опыта и хороших связей, ушел со службы, успешно занимался бизнесом и состоял членом множества престижных клубов. Но главное, жених Дженет распоряжался крупным пакетом акций знаменитой нефтяной корпорации «Стандарт ойл», созданной Джоном Рокфеллером, и одно это означало, что деньги у него будут всегда.

Впервые в брак Хьюди вступил в 1925 году, очарованный русской дворянкой Майей Храповицкой. Майя родила ему сына – Хью Дадли Ачинклосса III, которого ласково называла по-славянски «Юша», но вскоре влюбилась в другого, и Хьюди с ней развелся. В 1935 году он женился на Нине С. Видал, единственной дочери слепого сенатора из Оклахомы Томаса Гора. До этого Нина была замужем за Юджином Видалом, ставленником Рузвельта; их сын стал впоследствии известным американским писателем Гором Видалом. Еще двоих детей она родила от Хьюди, но и эта семья не выдержала испытания на прочность.

Двадцать первого июня 1942 года Хьюди женился в третий и последний раз, не устояв перед утонченной Дженет Ли Бувье. Их бракосочетание состоялось не только без излишней помпезности, но даже застало Джеки и Ли врасплох. Мать не предупредила их о своей свадьбе, к тому же, по словам Ли, у нее было по крайней мере еще два поклонника. За год до этого события Дженет возила девочек на рождественскую экскурсию в Вашингтон. Там сестры и познакомились с Хьюди Ачинклоссом и его старшим сыном от первого брака. Жаклин очень понравилась курсанту военного училища Юше – застенчивому подростку на два года старше нее. Они оба увлекались историей и литературой. «Джеки, – вспоминал Юша, – очень интересовалась культурой американских индейцев… хотя обожала также пиратов и своего горячо любимого отца, Джека Бувье, представляла себе этаким пиратом-головорезом». С Юшей Жаклин не только дружила всю жизнь, он стал одним из ее самых надежных доверенных лиц.

Хьюди, кроме фамильного гнезда Хаммерсмит-Фарм в Ньюпорте, принадлежала также роскошная усадьба Мерривуд в Вирджинии. Здесь и состоялась его свадьба с Дженет, где Юша был шафером. Но если новобрачная воспринимала замужество и переезд в богатое поместье, где уже жили дети Хьюди, как награду за долготерпение в первом браке, то Джеки и Ли чувствовали себя неуверенно и стесненно в новом доме. Они внезапно стали сводными сестрами двух братьев и сестры от предыдущих браков Хью, а как католички оказались чужими в социальном кругу новой семьи. Джеки в это время только исполнилось 13 лет, и переезд в Мерривуд – так далеко от любимого отца! – для нее означал конец привольной жизни в Нью-Йорке. При этом отношение матери к ним не изменилось. Позже сама Дженет вспоминала с обидой: «Для них я была великаншей-людоедкой – учила их манерам, заставляла прямо сидеть за столом и чистить зубы. А муж позволял им делать все, что угодно».

В новой семье Дженет сразу принялась верховодить. Но, несмотря на удачный брак по расчету, продолжала постоянно нервничать, курила одну сигарету за другой, грызла ногти и по привычке пыталась устраивать скандалы. Новая хозяйка часто взрывалась по поводу и без оного, а Хьюди в это время пытался оставаться невозмутимым и читать газету, пережидая ураган по имени Дженет. Одна из друзей семьи, нью-йоркский дизайнер Элизабет Дрейпер, вспоминала: «Энергия Дженет била через край. Она была перфекционисткой, щепетильной во всем, начиная с позы, в какой сидела, и заканчивая тем, как вытирала рот после еды».

Вскоре у Жаклин и Кэролайн появились еще один брат и сестра: Дженет Дженнингс в 1945 году и Джеймс Ли в 1947-м. Мать отдавала им всю любовь, которую так и не получили ее дети от первого брака. Правда, отчим падчериц не обижал, но и не баловал, и, будучи довольно прижимист, разительно отличался от Блэк Джека. Жаклин и Ли были обеспечены всем самым лучшим и в достаточном количестве, а «дядя Хьюди» был добр и заботлив, но они отлично понимали, что остались бесприданницами – ведь у отчима, кроме них, было пятеро родных детей! Этот глубокий страх перед бедностью, несмотря на комфортное существование, остался у них на всю жизнь и во многом определил их дальнейшие поступки.

Первое время в новой семье Джеки все чаще забивалась в уголок с книгами или красками, углубившись в своей собственный мир, и оживала лишь тогда, когда навещала отца. На всю жизнь он остался для нее идеалом мужчины, на который она впоследствии примеряла своих ухажеров и неизменно выбирала тех, кто был значительно старше нее, кто мог дать ей вновь ощутить себя маленькой девочкой, окруженной заботой и лаской. Пока же Джеки продолжала полноценную жизнь ребенка из богатой семьи, используя все возможности для получения блестящего образования: брала уроки классического балета в старом театре Метрополитен-опера и совершенствовалась во французском языке.

После семи лет обучения в Чапине Джеки перешла в школу-интернат для девочек мисс Сары Портер в Фармингтоне, штат Коннектикут, где в свое время обучалась ее бабушка Мод Сарджент. Пребывание в пансионе позволило ей отдохнуть от большой семьи Ачинклоссов, к тому же здесь особое внимание уделяли подготовке к поступлению в колледж. А еще ей разрешили взять в школу любимую лошадь. Содержание животного оплатил Джеймс Ли, которому Жаклин написала трогательное письмо. «Тогда это стоило примерно 25 долларов в месяц – для девочки сумма немалая, – вспоминает Жаклин. – Дедушка Джеймс пошел навстречу, Балерину действительно привезли в школьную конюшню, строго предупредив, что ухаживать за ней мне придется самой».

Могли бы и не предупреждать! Джеки ежедневно чистила свою любимицу, а в начале зимы даже стащила из дортуара одеяло, чтобы защитить Балерину от холода. Когда же выпал снег, она приучила лошадь возить сани. Сохранилась и фотография, где Джеки, как Снежная Королева, стоит в санях с поводьями в руке, а за ней две одноклассницы – Сью Нортон и Нэнси Таккерман, ставшая ее ближайшей подругой на всю жизнь.

Жаклин с удовольствием изучала литературу, особенно французскую, балет, историю искусств и занималась языками, освоив, кроме французского, испанский и итальянский. Увлеченно писала эссе, рассказы и стихи; ее произведения часто публиковались в местных газетах, а в выпускном классе даже нарисовала целый мультсериал. Одноклассница Жаклин, Эллен Гейтс, в своих мемуарах писала: «Никто не разбирался лучше нее в высоких материях литературы. Мы были в полном восторге, когда Джеки побеждала в споре с упрямой учительницей или по-новому истолковывала тексты, заданные на дом. Мисс Уотсон и сама получала удовольствие от этих состязаний. Когда они вели поединок, класс напоминал наэлектризованную арену. Мы ждали, когда Джеки в своей ироничной манере отпустит очередную реплику и рассмешит нас до колик в животе, подчеркнув претенциозность сказанного или написанного… В классе было еще несколько таких же умных девочек, но по начитанности она далеко их опережала…»

В конце зимы выпускного года Джеки опубликовала в школьном журнале свой рассказ «Весеннее томление». Героиней повествования выступает шкодливая нимфа Дафна, которая подложила кнопку в кресло Зевса и за это была не только изгнана с Олимпа, но и превращена в мраморную статую. Громовержец заявил, что она будет оживать лишь раз в три тысячи лет и то лишь для совершения благого поступка. Спустя века археологи привезли изваяние прекрасной девушки в Центральный парк Нью-Йорка. А вскоре прелестная девушка спустилась с пьедестала и внушила любовь в сердце проходящего мимо юноши. Проведя с ним теплый весенний день, нимфа вернулась на постамент и вновь застыла в позе, заставляющей всех мужчин сожалеть, что она создана из камня…

В результате Жаклин Бувье выиграла литературную премию Мэри Мак-Кинни за выдающиеся достижения в области литературы и в июне 1947 года окончила школу мисс Портер в числе лучших учеников своего класса. Немало славы пансиону добавило и то, что имя Жаклин Бувье дважды выгравировали на серебряном кубке за победу в конном шоу. А игрушечного слона, который некогда принадлежал Джеки, старшеклассницы до сих пор вручают новичкам и рассказывают о шкодах «легенды Фармингтона». Например, когда туда поступила Кэролайн Ли (в тот же год, когда Джеки ее закончила), ей сразу стали поступать любовные письма от незнакомых парней. Что же оказалось: Джеки напропалую флиртовала, представляясь именем младшей сестры!

Умная и независимая Джеки принадлежала к высшему обществу и волей-неволей должна была действовать в рамках строгих социальных правил. Но как записная бунтарка она часто раздражалась из-за этих ограничений и, несмотря на все старания педагогов сделать из нее потенциальную примерную жену, написала в школьном ежегоднике: «Ни за что не стану домохозяйкой!» А отношение воспитателей к этой непокорной нимфе отлично характеризует один из преподавательских комментариев в выпускном табеле: «Я бы не терпела выходки Жаклин, если бы у нее не был самый пытливый ум из всех, какие были у нас в школе за последние 35 лет».

Итак, в июне 1947-го умная и уверенная в своем творческом потенциале Джеки покинула Фармингтон и, набрав максимальное количество баллов на экзаменах, поступила в тот же колледж, где когда-то училась и ее мать, – престижный Вассар, который называли «Гарвардом для женщин» и «колледжем невест»: треть девушек выходили замуж, не закончив учебу. Остается только удивляться тому, как это им удавалось. Преподавательницы были сплошь феминистками, носили только девичьи фамилии и нацеливали подопечных на академическую карьеру. Однако для большинства девушек послевоенного поколения главным стремлением было удачное замужество, и разве найдутся силы, которые смогут помешать им добиться своей цели!

А Джеки интересовалась в основном путешествиями, литературой и искусством. С одной стороны, заложенная матерью программа, нацеливавшая их с сестрой на поиск богатых женихов, отчасти соответствовала ее собственным представлениям о будущем. Но другая часть ее существа не признавала навязанных общепринятых стандартов, и подростковое бунтарство проявляло себя во всей красе. Однако ни честолюбивые карьерные устремления, ни природная замкнутость не могли лишить юную красавицу извечного женского желания нравиться и быть любимой. К 17 годам она выросла очаровательной здоровой девушкой, радовавшей окружающих нестандартной красивой внешностью и обаянием. А правильно взглянуть на собеседника умели обе сестрички Бувье. Особенно преуспела в искусстве обольщения Джеки. При встрече с интересующим ее молодым человеком она понижала голос почти до шепота и томно смотрела собеседнику в глаза. Порой она приглашала очередного избранника в гости, но дальше ужина и невинных поцелуев дело никогда не заходило.

Благодаря отцу, который, не скрываясь, делился с любимой дочкой самыми сокровенными и даже интимными тайнами, она имела неплохое, хотя и чисто теоретическое представление о той стороне жизни, которую усердно замалчивали в учебных заведениях. Блэк Джек часто говорил ей: «Жаклин, запомни, все мужики – крысы. Не доверяй им!» – и неизменно критиковал всех ухажеров. По его мнению, они были недостойны даже взгляда любимых дочерей.

Первый официальный выход в свет Жаклин Бувье состоялся 16 августа 1947 года в ньюпортском клубе Клембейк. На балу девушка появилась в белом платье с традиционной ниткой жемчуга на шее. Четырнадцатилетняя Ли, решив затмить старшую сестру, появилась там в расшитом стразами розовом платье без бретелей. Но ее старания были тщетны: внимание всего зала приковала к себе Джеки. Популярный нью-йоркский светский обозреватель Игорь Кассини, известный под псевдонимом Чолли Никербокер, назвал ее «дебютанткой года» и «королевой бала». В своей колонке он описал ее как «царственную брюнетку с классическими чертами лица и точеной, словно дрезденский фарфор, фигуркой. Она держала себя с достоинством, как и положено дебютантке». Отдал он должное и ее серьезности и уму. Такая похвала вмиг поставила Джеки на уровень голливудской звезды. Наутро она проснулась знаменитостью и до отъезда в колледж блистала на светских балах и вечеринках.

В Вассаре Джеки поначалу наслаждалась свободой после гораздо более строгой дисциплины Фармингтона. Однако вскоре ей и здесь стало неуютно. После пьянящей атмосферы насыщенной светской жизни Вассар, расположенный в сельской местности, ей прискучил. Она даже говорила о нем как об «этом проклятом Вассаре». Впрочем, это не помешало ей отлично учиться. Джеки с удовольствием изучала литературу и особенно любила шекспировский семинар, слушала лекции по кинематографии и истории искусств, посещала театральную студию, участвовала в создании газеты и, разумеется, ездила верхом.

В зимний сезон Джеки и Ли снова блистали в высшем свете Нью-Йорка. Их приятельница Памела Харлек вспоминала: «Нас всех удивляло, как эти две девчонки покоряют мужчин. Именно покоряют, берут в плен. Подсядут к какому-нибудь парню по обе стороны и восторженно смотрят ему в глаза, а бедняга думает: выходит, я очень даже не промах, если нравлюсь двум таким красоткам…»

Один из ухажеров Ли в те годы, Джордж Плимптон, вспоминал: «во время разговора с Джеки возникало совершенно особенное чувство, она как бы обволакивала тебя, редкое умение для столь юной девушки. Она смотрела на тебя, окружая взглядом со всех сторон, никогда не глядела тебе через плечо, мол, кто там следующий. Это запомнилось мне с самого первого разговора с нею». При этом в Вассаре Жаклин Бувье считали сдержанной и весьма замкнутой девушкой. Оживлялась она лишь в том случае, если беседа касалась животных или истории искусств. На эти темы она могла говорить часами.

По окончании первого курса Джеки отправляется в свое первое путешествие по Европе. Старый Свет покорил ее с первого взгляда. В течение семи недель она моталась с экскурсиями по Лондону и Парижу, Провансу и Ривьере, Швейцарии и Италии. Возвратившись в США, Жаклин бредила Европой, особенно Парижем, и жила мечтой сбежать из Вассара. И тут она узнаёт, что колледж Смит, самый крупный из семи старейших и наиболее престижных женских колледжей на Восточном побережье США, объявил о программе обучения за границей, а именно – в желанной для нее Франции. Воодушевленная такой возможностью, Жаклин через влиятельных родственников заручилась поддержкой профессуры колледжа Смит, и ее кандидатура, как одной из лучших учениц, была безоговорочно утверждена. Теперь ей предстояло хорошо закончить учебный год, приятно провести каникулы в привычном уже кругу американской аристократии с поклонниками из университетов Йеля и Принстона, навестить отца (дед Бувье скончался годом ранее) и к октябрю улететь во Францию.

«Я благодарна судьбе, маме и Хью Ачинклоссу за возможность проучиться в Париже хотя бы год, – описывает она этот счастливый случай. – Не только французская литература, но сама жизнь в Европе и общение вне жестких рамок элитного колледжа со студентами со всего мира тоже элитного, но все же университета Парижа очень помогли мне. Знания можно получить, сидя с книгой в руках в уголке в одиночестве. Общаться так никогда не научишься».

Учебный 1949/1950 год Джеки провела во Франции, сначала обучаясь на языковых курсах в университете Гренобля, а затем в парижской Сорбонне. В этом легендарном храме наук она усердно изучала французскую литературу и культуру. Позже Джеки написала о своем французском периоде: «Этот период мне нравился больше, чем любой другой год в моей жизни. Пребывание вдали от дома дало возможность взглянуть на себя со стороны. Я научилась не стыдиться настоящей жажды знаний, которую я всегда пыталась скрыть, и вернулась домой с радостью, чтобы начать все сначала, но с любовью к Европе, которая, боюсь, никогда меня не покинет».

На рождественские каникулы Жаклин отправилась в путешествие по Англии, Австрии и Германии. При этом в Вене ее чуть не арестовали советские солдаты за то, что она сфотографировала их казарму. Но наибольшее впечатление на нее произвел концлагерь Дахау. Потом даже от рассказов об этом посещении ее подруги приходили в ужас…

Весной 1950-го Жаклин постоянно приглашали на парижские балы, которые тогда устраивали в большом количестве. В свете она часто появлялась с молодым экстравагантным графом Полем де Гане, и молва тут же приписала им бурный роман. Они и впрямь какое-то время были увлечены друг другом, и после ее отъезда из Парижа, как писал граф, «мы продолжали общаться и до конца ее дней оставались добрыми друзьями».

В июне прошла экзаменационная сессия, и Жаклин вновь окунулась в активную светскую жизнь. Съездила в Лондон на день рождения однокурсницы, затем провела две недели с Юшей, показывая ему «парижские тайны», после чего они отправились на юг Франции. В августе они путешествовали по Ирландии и Шотландии, посетили Эдинбург и Стерлинг, вернулись в Лондон, где осмотрели Тауэр и Виндзорский замок, и отплыли домой на лайнере «Либерте».

По возвращении в США после годового отсутствия Жаклин нужно было окончить последний курс обучения. Но в Вассар она уже не вернулась, хотя отец и умолял ее остаться, надеясь на то, что любимая дочь будет работать в его фирме. Джеки перевелась из колледжа на выпускной курс Университета Джорджа Вашингтона в Вашингтоне, расположенного неподалеку от поместья Мерривуд. На этот шаг, помимо нежелания возвращаться в «этот проклятый Вассар», повлиял возникший у нее интерес к дипломатии и управлению. В Сорбонне трудолюбивая Джеки в дополнение к обязательным предметам прошла курс дипломатии в Школе политических наук. Она желала быть готовой к любым изгибам карьеры и рассчитывала занять достойное место на государственной службе своей страны. Правда, в те годы вряд ли она могла предположить, насколько значительную роль ей придется исполнять.

Загрузка...