Глава пятая

Двадцать лет спустя


Догадайся Лорелея пришить к подвенечному платью карманы, она набила бы их камнями, позволив реке Блэкуотер унести ее труп в море.

Она глядела в окно своей спальни, чувствуя растущее родство с рекой. Заходящее солнце тускнело, лишь вода оставалась горько-сладким кораллом. Она казалась такой спокойной. Такой безмятежной. И все же Лорелея знала, как бурливы вихрящиеся внизу потоки. Мрачные, коварные глубины, затянувшие много противящихся душ в Ла-Манш.

«Забери меня», – умоляла она, готовая на что угодно, лишь бы спастись от сегодняшнего дня.

Все эти люди. Все эти взгляды, устремленные на нее, застенчивую старую деву из Саутборн-Гроув, хромающую по церковному проходу, чтобы выйти замуж за старика с лицом и нравом бородавочника.

Старик, вошедший в свет и отчаянно стремящийся упрочить положение в обществе женитьбой на девушке из старинной знатной семьи. Настолько отчаянно, чтобы взять невесту в возрасте за тридцать и с серьезным физическим изъяном.

Все в графстве быстро ответили на приглашения, и, казалось, народу на свадьбу придет больше, чем вмещает их скромная церковь. Не из любви или благорасположения к невесте, конечно, а в надежде на представление.

Они придут, поскольку страсть Мортимера портить праздник вошла в легенду. И дом, и сестру он проиграл в карты богатому механику, чьи родители разводили свиней. Что может быть хуже?

Многое. Лорелея поежилась.

Отец надеялся, что возраст усмирит буйный нрав Мортимера. Но годы его лишь ожесточили. Смерть стала для сэра Роберта милосердием.

Лорелея давно решилась бы на отчаянный шаг, если бы не женщина с булавками во рту, стоящая на коленях позади нее и в самый последний момент выдергивающая наметку из ее свадебного платья.

– Дорогая, ты слишком сильно похудела, – сочувственно вздохнула ее невестка Вероника Везерсток. – Полагаю, ты слышала, как мистер Гуч говорил, что не любит костлявых женщин.

– Вот как.

Они молча обменялись сочувственными взглядами, пока предательские слезы не затуманили изящные милые черты Вероники.

Боже, Лорелея не плакала уже… лет десять.

– Знаешь, что самое худшее?

– Что, дорогая?

– Я буду миссис Сильвестр Гуч. Гуч! – вскричала Лорелея, и из ее груди вырвался истерический смех. Странно, что отчаяние может быть таким веселым. Что смех может заменить рыдание. – Словно моя жизнь может стать еще печальнее и жальче.

На щеках Вероники появились ямочки, обозначив подобие улыбки, однако в изумрудных глазах затаилась безысходная печаль.

– Думаю, если мистер Гуч добрый человек, фамилия не будет иметь большого значения.

– Верно, – согласилась Лорелея.

Тамерлан, черный одноухий кот Лорелеи, потерся о ее юбки. Невзирая на его обыкновение оставлять на любой ткани пучки длинной шерсти, она взяла его на руки погладить.

– Когда Мортимер за мной ухаживал… я думала, что графиня Саутборн самый почетный титул, о котором можно только мечтать, – вспомнила Вероника. – А сейчас…

Сейчас у Вероники Везерсток, жены ее брата, некогда слывшей первой красавицей в округе, были мрачные, настороженные глаза беженки. И как раз беженкой ей вскоре предстояло оказаться, поскольку мистер Гуч, желая почувствовать себя полноправным хозяином Саутборн-Гроув, настоял на переезде Мортимера и Вероники в город.

Лорелея сжала ладонь дорогой сестры, и они постояли, держась за руки.

– Может, мне удастся поладить с мистером Гучем, и через некоторое время он разрешит тебе и Мортимеру вернуться в Саутборн.

– Я буду по тебе скучать. – От слез изумрудные глаза Вероники казались нефритовыми. Она прижала веки перчатками, сдерживая слезы. Опасаясь, как заподозрила Лорелея, чтобы не смылась пудра, скрывавшая заживающий синяк на щеке.

Роскошные тщательно уложенные темные локоны Вероники танцевали в солнечном свете, льющемся сквозь высокие окна ее комнаты. Четыре года обширная усадьба была ее домом, а теперь ей придется ее покинуть, разоренной и опозоренной.

– Обещаю к тебе приезжать, как только смогу, – поклялась Лорелея, повторяя эти слова словно заклинание. – Ваша городская резиденция в Саутенд-он-Си недалеко отсюда, и поскольку у наших мужей общие деловые интересы, я не сомневаюсь, что мы будем часто видеться. – Лорелея сразу поняла, что ее попытка подбодрить невестку закончилась полным провалом.

– Мортимер дал понять, что я не могу выезжать, пока не зачала наследника. – Вероника положила ладонь на пустой живот.

– Мортимер может пить тухлые яйца, – плюнула Лорелея, испуганный Тамерлан решил спрыгнуть у нее с рук, от отвращения высоко задрав хвост.

Вероника зачала несколько месяцев назад, но потеряла ребенка, когда Мортимер, лишившись Саутборна, впал в неистовство, и один из его сокрушительных ударов пришелся по ее животу. Все еще бледная от горя, Вероника перестала улыбаться, хорошее расположение духа выдавали лишь ямочки на ее фарфорово-белой щеке.

– У тебя хотя бы остаются твои питомцы и устье реки как убежище.

– Я лишь надеюсь, что муж позволит мне их оставить.

– Постарайся подарить ему сына, – посоветовала Вероника. – Возможно, наследник сделает его снисходительней.

При одной только мысли, что ее придавит тучный жених, провонявший машинным маслом и беконом, Лорелее становилось не по себе. Он коснется ее. Там. Будет целовать лягушачьими губами. Ее передергивало от отвращения до мурашек.

Хотелось бы ей ненавидеть Мортимера, но сила ненависти давно улетучилась. Лорелея почему-то всегда знала, что брат уготовил ей злую судьбу. И почти с нетерпением ждала ужасной развязки.

Только бы не пострадала еще и Вероника.

Смерти Мортимера она не хотела. Просто хотела, чтобы он… исчез. Молила об избавлении от этой бесконечной душераздирающей пытки для себя и Вероники.

– Лорелея, – осторожно поинтересовалась Вероника, – ты когда-нибудь… как сказать… с кем-нибудь… говорила о первой брачной ночи? Чего ждать? Что делать?

Как бы Лорелея ни обожала Веронику, ей меньше всего хотелось выслушивать советы младшей подруги о супружеской жизни. Сегодняшний день и без того унизителен.

– Я не вылечила бы столько животных, не изучив предварительно брачных привычек млекопитающих, – пытаясь скрыть раздражение в голосе, произнесла Лорелея. – Думаю, мужчина возраста и… габаритов мистера Гуча не слишком пылкий и выносливый любовник. Не сомневаюсь, продлится это недолго.

Вероника отвернулась, но не настолько быстро, чтобы успеть скрыть мрачную мину.

– Недолго, если повезет. Но твой опыт наверняка не ограничивается наблюдением за зверушками.

– Я только целовалась, – вздохнула Лорелея. «Один раз».

– Поцелуй понравился?

– Как мечта. Только лучше. – Двадцать лет. Двадцать лет она помнит его тепло и вкус. Может легко вызвать в воображении сдерживаемую страсть его полной нижней губы. Почувствовать, как он приближает к ее рту свои губы и прикасается к ним. С неутолимой жаждой.

Он был темным существом с бездонными глазами. Призрак из какого-то иного времени. Фантазия о чем-то другом. Утрата слишком ужасающая, чтобы о ней стоило вспоминать.

Особенно сегодня.

Эш.

Эта надежда умерла тысячей мучительных смертей. И прежде чем принять унизительную правду, Лорелея выплакала море слез.

Он вспомнил, кто он. И оставленного в прошлом оказалось достаточно, чтобы он забыл данное ей обещание.

«В этом мире есть только два неоспоримых факта: солнце садится на западе, и я за вами приду. Непременно».

– Я рада, что у тебя был прекрасный поцелуй, – проговорила Вероника. – Возможно, сегодня ночью ты вспомнишь о нем, пока… ну, понимаешь. Кроме того, есть… кое-что, что ты можешь сделать… чтобы он быстрее…

– Леди Саутборн, леди Лорелея, карета в церковь подана!

Собравшись с силами, Лорелея повернулась к лакею.

– Спасибо… Эр…

Странно. Она вообще его не узнавала, хотя считала, что знает всех живущих в Саутборн-Гроув. Неужели мистер Гуч уже принялся вводить свою прислугу? У этого мужчины и правда суровая хватка! И кто же этот лакей, вошедший так тихо, что они и не заметили?

– Простите, не могу вспомнить, как вас зовут.

– Монкрифф, миледи.

Он перевел взгляд с Вероники на нее, и снова посмотрел на Веронику.

Его явно нанял не Мортимер. Ее брат не жаловал мужчин выше или красивее его. С роскошными и яркими как бренди волосами, заплетенными в косичку, внешне Монкрифф скорее напоминал волокит вроде Казановы или Байрона, а не заурядного лакея.

– Спасибо, Монкрифф, мы сейчас сойдем вниз, – отпустила его Лорелея.

Он безупречно поклонился, развернулся на каблуках и вышел.

– Монкрифф, – быстро моргнула, словно посмотрев прямо на солнце, Вероника. – Уверена, я его никогда не видела… Он новичок?

– Очевидно.

Взглянув на себя в последний раз, Лорелея решила, что для второразрядной свадьбы выглядит идеально. Золотое платье подчеркивало высветленные солнцем и горящие металлическими бликами пряди волос. Горничная заплела их в причудливую косу, оставив ниспадавшие на спину длинные темные локоны. Круглые щеки и свежий цвет лица ее молодили, однако Вероника была права: недавняя резкая потеря веса обострила черты, и она выглядела на все свои тридцать три года. Лорелея казалась очень бледной и усталой.

– Выглядишь как богиня. – Вероника возложила на голову подруги сапфировую диадему Саутборнов, украсив прикрепленную к той фату искусными буфами.

– Я выгляжу как гиббон, – проворчала Лорелея.

Обычно горничная или швея подправляют туалет в последнюю минуту, но у Вероники был и настоящий талант, и любовь к моде.

– Возьмешь свою трость?

Лорелея помотала головой.

– Не сегодня.

С ее везением она заденет ею подол и разорвет платье прямо по пути к алтарю, или случится еще что-нибудь не менее унизительное.

Они поспешили – со всей быстротой, на какую Лорелея была вообще способна, – к карете.

Мортимер решил, что в качестве подружек невесте вполне достанет одной Вероники. Графиня сражалась с платьем, а Монкрифф оказался достаточно любезен, чтобы снять завесу входной двери Саутборн-Гроув.

Экипаж, видимо, принадлежал мистеру Гучу, поскольку был, по меньшей мере, вполовину выше и шире любой из карет Мортимера.

Над заливом, чреватые дождем, нависали приближавшиеся к устью реки Блэкуотер облака. Вдалеке на якоре стояли, покачиваясь на неспокойных волнах, несколько судов. Шлюпы, парусники и довольно большой, темный и непривычно многомачтовый силуэт. Изрыгающий пар чужак был этим берегам незнаком. Хотя Лорелее было известно, что сегодня Молдон и Хейбридж привлекают к себе все больше торговцев промышленными товарами и, к сожалению, мужчин наподобие ее будущего мужа.

В такую погоду ее лодыжка болела, и, спускаясь по ступенькам к карете, она старалась ее щадить. Кучер был высок, облачен в черное пальто с поднятым воротником, защищающим от усиливающегося ветра, и правил четверкой бойких черных скакунов.

«Подходящий цвет», подумалось Лорелее, поскольку она чувствовал себя так, будто ехала на собственные похороны, а не на свадьбу.

Забравшись с Вероникой в экипаж, Лорелея всю дорогу боролась с удушливым чувством безотчетного страха. Каждое новое мгновение этого дня обещало быть ужаснее прежнего.

Начиная с шествия по длинному церковному проходу под руку с братом, единственно ради извращенного развлечения только и помышлявшим подтолкнуть ее так, чтобы она упала. А в конце прохода и этой, в любой момент грозящей катастрофой, прогулки ее будет ждать жених, виденный прежде лишь раз, в тот самый день, когда выиграл ее и Саутборн-Гроув в покер и пришел осмотреть трофей точно племенную кобылу.

Казалось, поместье приглянулось ему больше невесты.

Сильвестр Гуч. С маленькими глазками, кислым выражением обжоры и выпирающей челюстью, храпевший, казалось, даже бодрствуя.

Торжество после венчания представлялось лишь рутиной, сводившейся к тому, чтобы принимать неискренние поздравления, смотреть, за невозможностью танцевать, на других, и силиться побороть страх перед грядущим.

Брачная ночь. Боже, как она это вынесет?

Она должна. Или она и Вероника – не говоря о Мортимере – окажутся на улице. Древнее имя Везерсток погибнет навсегда.

А что еще хуже, бездомными окажутся ее животные, и немногочисленный нанятый ею для ухода за ним персонал останется без работы.

От Лорелеи зависела жизнь слишком многих человеческих и иных душ.

И снова ее калечил Мортимер – висел камнем, – заставляя страдать за свои проступки.

«Черт его побери! – слала она проклятия в набегающие облака. – Забери его в ад, откуда он явился!»

И словно в ответ на ее колдовство, беспокойное скопление злых черных туч на востоке внезапно разразилось грохочущим грозовым шквалом над устьем реки.

– Ужасная погода, – пробормотала Вероника, поправляя павлинье перо на своей красивой шляпке. – Надеюсь, если лакеи и кучера промокнут, то хоть не простудятся.

– Возможно, нам следует приказать им гнать к церкви во весь опор, – криво усмехнувшись, предложила Лорелея. – Потребовать опередить грозу.

– Бурю, – вздохнула Вероника.

Экипаж замедлил ход, привлекая восхищенные взгляды гостей, торопливо входящих в храм.

Лорелея замерла, увидев, как сквозь небольшую толпу у открытых дверей серой каменной церкви пробирался Мортимер, чье лицо мало отличалось от бордового бархата его жилета.

– Он выглядит недовольным, – тревожно проговорила Вероника, и, несмотря на резкое похолодание, на лбу у нее выступила испарина.

Лорелея заставила себя пропустить мимо ушей колоссальное преуменьшение в замечании ее невестки. За эти годы волос у графа Саутборна стало меньше, а живот больше, но он был все еще тем же огромным, искусно манипулирующим людьми садистом, которого она боялась с детства.

Если она выйдет из экипажа прежде, чем он к ним подойдет, окружающие заметят их прибытие, и на глазах у всех по крайней мере физической расправы дамам удастся избежать.

Вероника явно думала так же, поскольку метнулась открывать замок, казалось, даже прежде, чем Монкрифф успел спрыгнуть с запяток, чтобы помочь дамам выйти.

Неудобные сине-зеленые юбки как будто вообще не мешали Веронике – настолько изящно и без всяких приступок она спрыгнула вниз и повернулась помочь Лорелее.

– Быстрее, – подбодрила она.

Лорелея подобрала подол цвета слоновой кости и потянулась опереться на руку Вероники. Ее приземление вышло куда менее изящным, а налетевший порыв ветра грозил сорвать с нее фату, которую пришлось придерживать.

Ей показалось, земля задрожала, когда рядом с козел спрыгнул кучер.

Пораженные, обе леди уставились на его широкую спину, когда тот сделал несколько шагов навстречу Мортимеру. Порыв ветра хлестал полами черного кожаного пальто по его длинным ногам, когда тот беспечно, словно званый гость, двинулся к церкви.

О чем он думал, что делал?

Кипя от негодования, Мортимер указал на сестру обличающим перстом, будто инквизитор на ведьму.

– Ты чем-то его отпугнула?

Лорелея вздрогнула.

– Чт-о?

– Боже, ты никчемна, как чертова хромая кобыла! Твой жених… – закричал он. – Ты не сумела даже этот мешок с кишками соблазнить явиться на собственную свадьбу, тебя…

– Боюсь, в отсутствии здесь мистера Гуча виноват я, – небрежно бросил кучер.

Одним проворным движением из внутреннего кармана пальто он достал длинный украшенный драгоценными камнями кинжал и воткнул острие под подбородок Мортимера. Воткнул так глубоко, что пронзил голову до самого мозга.

Лорелея смотрела, как брат в страшных мучениях умирает. Незнакомец не спешил – вводил острие оружия медленно и тихо.

Колени Мортимера подкосились, и он упал на землю.

Вероника издала задушенный крик. И она и Лорелея прижались друг к другу, пятясь назад к карете.

Лорелея видела смерть, видела насилие, но еще никогда ничего подобного. Мортимера больше нет. Ни она ли накликала это своим постыдными желанием? Ни она ли своим внутренним стремлением избавиться от брата разбудила некоего демона? Его смерть не на ее ли совести?

Видимо, началась суматоха. Волнение, когда гости в церкви поняли, что снаружи что-то не так. Рыдания. Крики.

Лорелея ничего этого не заметила.

На нее навалилась чудовищная усталость, и перед глазами заплясали черные круги. Мир покачнулся. Или это она шатается? Нет, не сейчас. Она не могла упасть в обморок. Она не могла оставить бедную Веронику одну лицом к лицу с тем, что будет дальше.

Потому что кучер повернулся к ним обеим. Он снял скрывавший лицо капюшон и опустил воротник.

Черное облако ужаса охватило ее. Черное, как его глаза. Черное, как его волосы. Черное, как горе, терзавшее ее все эти годы с тех пор, как она поняла, что он не вернется.

Черное, как окружавшая его сейчас буря, насланная древним злым богом, выпустившим его на эту землю.

Она не могла произнести его имя. Потому что этот дьявол перед ней был не Эш. Он был выше. Шире. Темнее.

Он только что… убил ее брата. Без малейших сантиментов, объяснения причин или церемоний.

И теперь он просто смотрел на нее, исполненный торжества, как и после особенно хорошо сыгранного крокетного матча.

– Капитан! – Монкрифф не дал Лорелее на него броситься – нападая или обнимая, она еще не решила. – Думаю, пора с этим кончать.

– Думаю, ты прав.

Он длинными звериными шагами пошел назад к карете. «К своей карете», – оцепенело сообразила Лорелея.

Вот кто она. Оцепенелая. Она не чувствовала ни ног, ни рук. Ничего, пока он не подошел.

Молния прорезала небо, но волосы у нее стали дыбом не от внезапной вспышки.

А от того, как он шел. Прямо как человек, но шагами дикого зверя. Каждое движение абсолютно точное и резкое.

В безжалостных пустотах его глаз не светилось ни намека на удовольствие. Нежного желания. Горького гнева. Даже беспощадной ярости, способной оправдать подобное насилие, не было.

На самом деле никакого насилия в подлинном смысле и не было. Было просто плавное неспешное движение. Безупречная смертоносная точность… и жизнь человека оборвалась. Как будто он совершал подобное тысячу раз. Или миллион.

Этого не может быть. Разум Лорелеи поспешил отвергнуть тень призрачной, давно похороненной мысли.

Врезавшись в задыхающуюся позади нее Веронику, она попыталась уйти у него с дороги.

Если бы только она умела бегать. Но она поняла, что от него и здоровому нелегко сбежать.

Она думала, что он высокий, но ошибалась.

Высокий он был двадцать лет назад. Теперь он был исполинский.

Загрузка...