Ежегодно в начале лета мир переступает порог еврейского праздника Шавуот и христианского праздника Троицы. Это объективный факт. В Шавуот Бог дал народу Израиля 10 заповедей. Ученики Христа собрались после его смерти, чтобы отпраздновать Шавуот, когда случилось событие Троицы – им был дарован Дух как высшее существо их общины. Лейтмотив грядущего времени – Бог сделал шаг с Его стороны, теперь человек должен проявить себя. Нам дано время действовать в Духе и в соответствии с Его заповедями.
В связи с этим возвращаемся к обычной жизни с вопросами:
1. Что движет развитием строительных практик?
2. В чём дух развития в строительстве?
3. История развития строительной отрасли.
4. Национальные и международные импульсы в развитии.
5. Гениальность нашего проекта: как мы её понимаем, в чём проявляется?
6. Ожидание, которое нас наполняет, объединяя в строительное сообщество или проектную команду.
Недавно работал над одним скандальным проектом. Отставание по расписанию – полгода. Через неделю план на месяц превращается в никому не нужную бумажку. Генподрядчику грозит огромный штраф за несоблюдение сроков по контракту.
За три недели работы на объекте мы повысили производительность труда одного подрядчика на 75 %, что, по нашим оценкам, привело к сокращению срока сдачи объекта более чем на 80 рабочих дней. Мы разработали программу повышения производительности труда в 5 раз и показали, как избежать штрафа за несоблюдение сроков строительства.
Подрядчик отказался от нашей помощи, сославшись на проблемы с координацией, несмотря на настойчивые уговоры как инвестора, так и генерального подрядчика. После его отказа производительность труда упала на 40 %.
Это тот случай, когда политика взяла верх.
Сегодня мы обсуждаем планы правительства Нетаньяху по аннексии части палестинской автономии. Палестина – это латинское название земли современного Израиля. В переводе с латыни «филистер» – житель Палестины и человек, добровольно отказавшийся от мудрости. Можно задаться вопросом о мотивах древних римлян, давших такое прозвище людям, населяющим Израиль, но поведение подрядчика в нашем случае является типичной иллюстрацией слова «обыватель» (синоним «филистера»). Им предложили реальную помощь и приняли решение, от которого они отказались, в результате чего вся проектная команда была оштрафована.
Давайте не будем действовать как филистеры! Давайте действовать как современные жители своей страны! Время для нас.
Качество решений – ключевой момент при реализации любого проекта. Более того, принятие решений – это высшая человеческая способность. Сегодня люди часто говорят: «Я решил», чтобы прикрыть свои поверхностные желания или эмоции. Большинство из нас сталкивается с фальшивыми решениями, и для нас чрезвычайно важно отличать настоящие решения от фальшивых. Это высший навык менеджера – не только научиться принимать реальные решения самостоятельно, не только управлять реальным процессом принятия решений в своей команде, но и понимать, с чем мы имеем дело, когда взаимодействуем с другими менеджерами на проекте.
Есть огромная тема для обсуждения: «Как научиться самому принимать решения? Как управлять?» Хочу посвятить этой теме несколько слов. Сейчас я обращаю ваше внимание только на вопрос: «Как отличить, действительно ли решение принято, или это всего лишь прикрытие для разного рода желаний?» Есть два основных препятствия в понимании того, что является настоящим решением. Во-первых, менеджеры часто принимают такие решения, что ответственность за их исполнение несут другие. Это не решение. Во-вторых, часто принимаются решения в ситуации, когда нет реальных вопросов, нет повода для решения. И это тоже не решение.
Чтобы проиллюстрировать первый случай, можно представить себе традиционный директивный стиль управления «Я говорю – вы делаете», который обычно встречается в промышленной среде без бережливого производства или в авторитарных режимах. Но в настоящее время чаще всего это происходит в случаях, когда люди уходят от ответственности за принятое ранее решение. Позвольте привести пример. У нас встреча, где мы решаем что-то сделать. Что-то идет не так. В следующий раз вы встречаетесь, чтобы найти корни неудач и пересмотреть своё решение, и видите новых людей. Те, которые ранее были основными спикерам и отсутствуют. Итак, вы не можете прогрессировать с новыми людьми. Вам нужно снова начать процесс принятия решения. Когда вы встречаетесь в третий раз, может быть, вы опять видите старых друзей или новых людей. Итак, когда вы всегда разрываете цикл команды и начинаете заново, в такой среде вы не можете двигаться ни в каком направлении.
Когда-то я работал в проекте, где вся команда менеджеров полностью менялась каждые полгода. Так что я, когда пытался провести какие-либо изменения, всегда держал в голове, что вижу этих людей в последний раз. Каждый раз история повторялась заново: новые люди с новыми обещаниями, их невыполнение, исчезновение и уход от ответственности.
Итак, когда вы заключаете контракт на свой строительный проект, стоит упомянуть не только компанию A и компанию B как стороны, но и лицо A и лицо B, которые должны работать вместе. Каждое изменение в рабочей группе должно быть предсказуемым и постепенным. Обычно вам нужно, чтобы предыдущие и последующие люди работали вместе некоторое время для обеспечения плавного управления проектом при смене представителя.
Я столкнулся с множеством изменений в текущих проектах, которые были объявлены как инновации. Обычно это просто красивое слово, чтобы оправдать хаос в процессе принятия решений. В большинстве случаев «инновации» пришли на смену существующей практике, но это меняло процесс довольно спонтанным образом. Очевидно, что нет рабочих, которые выступают за такие изменения. Это просто нервный процесс, обещающий некоторые улучшения, но без чёткой привязки к операциям рабочих. В большинстве случаев это просто некоторые инженерные решения, основанные на абстракции: концепциях, представлениях или чём-то ещё. Традиционные управленческие решения в большинстве случаев касаются замедления, остановки или даже отмены какого-либо вида деятельности, то есть разрушения процесса. Управленческие решения не о строительстве, а против строительства. Это третий момент, который я хотел бы здесь затронуть.
Хорошие решения – как фрукты, которым нужно быть зрелыми. Итак, всегда есть процесс, который даёт решению стать зрелым. Это полностью человеческий процесс, который начинается, продолжается и заканчивается внутри нас. Мы учимся всю свою жизнь, как принимать правильные решения, и этого может быть недостаточно, чтобы выработать эту способность.
В строительстве решения принимает рабочая группа. Значит, это социальный процесс. Строительство в целом – большой социальный процесс. То есть процесс строительства нельзя рассматривать без учёта социальных процессов. Это основная проблема. Как нельзя игнорировать человека как существо, неспособное к принятию решений, так и нет смысла изучать строительство в качестве чисто технической дисциплины.
Тема, которая, на мой взгляд, изучена далеко не до конца. Чем больше я наблюдаю современных строительных менеджеров на более- менее крупных проектах, тем больше их поведение напоминает мне поведение алкоголиков. Они полностью находятся в иллюзии управления процессом, будучи не в состоянии сказать не только что будет на следующей неделе, но чаще всего не зная вообще, что происходит на стройплощадке сейчас. Их стандартный недельный план растягивается больше чем на месяц. Они упорно не хотят признавать, что что-то в их проекте не так, несмотря на то что любой взгляд со стороны будет говорить об обратном. Они будут до последнего стараться скрывать реальное положение дел, причём не только от посторонних: со временем они научатся скрывать это и от самих себя. И да, они не могут жить без стройки, как без наркотика. Им обязательно нужно ввязаться в какой-либо новый проект, каким бы катастрофическим ни был их предыдущий. Меня удивляет, откуда это стремление ко всё более и более амбициозным проектам после очередной, ещё более масштабной, катастрофы? Не говоря о том, насколько опасна сама стройплощадка и сколько физических жизней она потребляет, сколько судеб ломает. А сколько нервов своих и чужих, что после этого людям требуется реабилитация? Где граница и как происходит эта потеря контроля? Почему их никто и ничто не останавливает?..
Как правило, начинается всё с того, что люди получают в своё распоряжение такой бюджет и такую власть, что при той системе ответственности, которая у них сложилась, ни одно человеческое существо не в состоянии эту ответственность нести: для этого нужно быть семи пядей во лбу. Поэтому большинство современных менеджеров очень надеются на всевозможные умные системы управления. Они думают, что когда они заведут в систему все свои данные, система сама за них примет нужное решение. Чаще всего они напоминают домохозяйку, которая сложила в кастрюлю все ингредиенты для супа и удивляется, почему суп сам собой не готовится, когда она стоит рядом. Отсюда такая популярность цифровизации строительной отрасли и такое неимоверное количество пустых разговоров о том, как это было бы важно и полезно. Я не понимаю, как можно годами, десятилетиями обсуждать темы вроде «Нужно ли применять калькулятор на стройке и как им пользоваться». И я не очень понимаю разницу между инстаграмщицами, которые выкладывают свои фото по любому поводу, и теми, кто ходит по стройплощадке и выкладывают разные фото в группы WhatsApp. Это – менеджмент?
И ещё я думаю, что у нас сложилась такая тенденция – ставить клоунов во главе государства. На Украине клоун Зеленский, в США – Трамп, в Израиле – Нетаньяху. Они хорошие актёры, умеют красиво говорить, инсценировать, входить в разные образы. Да, они не умеют управлять, но очень натурально изображают из себя менеджеров. Где надо – делают умное лицо, где надо – стучат кулаком и повышают голос. Тут главное, в аудиториях есть кому послушать.
Глядя на то, как управляют государствами, люди учатся также управлять и стройплощадками. Собирается труппа талантливых актёров, которые научились изображать менеджеров, и начинают играть спектакль. Зрители – это рабочие, дольщики жилья, соседи… Кто еще? Им рассказывают сказки, показывают красивые картинки. У этих «менеджеров», как правило, даже оплата почасовая, как у актеров. Их вообще стали нанимать для того, чтобы развлекать публику. И уже стало трудно отличать, где настоящая жизнь, а где – театр.
И так они проводят целые жизни в этом театре, изображая непонятно что и непонятно зачем. А жизнь между тем проходит где-то вокруг, где-то там, за границами этого зрительного зала. Учиться чувствовать настоящее – это насущная способность, которую в наше время всем нам необходимо усиленно развивать, иначе мы вообще перестанем участвовать в жизни.
А когда такой человек остаётся наедине с самим собой, он чувствует себя несчастным. Опустошённым. Ему глубоко горько.
Современная статистика лечения алкоголизма говорит о том, что с момента, когда алкоголик сам признает себя больным и осознает необходимость лечения, до момента выздоровления погибает 70 %. То есть, как правило, осознание приходит очень поздно. Опять же, я не собираюсь здесь доказывать, что состояние сознания типичного менеджера по строительству аналогично состоянию алкоголика. Я просто говорю о своих ощущениях и думаю, что этот вопрос стоит исследования. Я уверенно могу говорить лишь о симптомах, и моя гипотеза состоит в том, что механизмы заболевания – одни и те же и, по-видимому, эффективное лечение есть.
Понятное дело, я не обращаюсь к этим менеджерам, потому что их уровень управленческого сознания не позволяет им самим идентифицировать и признать наличие проблемы. Лишь единицы обладают мужеством это признать. Сегодня проще признать себя гомосексуалистом (то есть извращенцем), чем алкоголиком. Отчасти этому способствует и тот факт, что гомосексуализм нынче исключён из списка психических заболеваний.
Проблема алкоголика состоит в том, что он разрушает собственную жизнь. Проблема строительного менеджера с симптомами алкоголика состоит в том, что он не столько разрушает свою жизнь, сколько наносит ущерб окружающим. Я не хочу останавливаться отдельно на этой теме, но хочу указать, что от того, как вы построили дом, зависит то, как в нём будут жить. Если дом построен в мире, то в нём хорошо жить, если дом построен со скандалом, это будет отравлять жизнь жильцам. Несмотря на рост темпов строительства во всём мире, качественного жилья по-прежнему немного. Раньше люди в основном строили для самих себя, и отношение к процессу было совершенно иное: забота о качестве жилья была на уровне заботы о собственном здоровье.
Я уже не говорю о том, что когда вы строите для себя, вы сами можете чувствовать, как лучше построить, как можете понимать и чувствовать свой организм. А когда вы строите для других, вы этого понимания просто лишены. Ну типа, дизайнеры это должны знать… Ага!
В общем, я бы не писал этот депрессивный текст, если бы у меня не было идеи, что с этим делать. Я хочу вынести её на обсуждение как вызывающую вопросы.
Ещё раз хочу отметить, что это касается 1 % строителей, у кого есть мужество признать наличие проблемы. И это касается 100 % их друзей, членов семей, коллег по работе, инвесторов, покупателей и прочих. То есть всех нас.
Исторически лечение алкоголизма было принудительной репрессивной системой, изолирующей алкоголиков от общества. Попытки подобного подхода в отношении строителей с симптомами алкоголиков можно наблюдать повсюду. Их постоянно стараются поставить в какие-то рамки, наложить дополнительное регулирование. Достаточно сказать, что строительство является самой зарегулированной отраслью экономики. Однако известно, что алкоголик всегда найдёт способ обойти любое ограничение. Он будет соглашаться, будет обещать, будет даже демонстрировать неделю, месяц, год – да сколько нужно! – примерное поведение. Это не спасёт от катастрофы. Он будет сидеть в тюрьме, чтобы выйти и начать все заново: это его не исправит. Если вы не будете давать ему деньги – он их украдёт. Любое употребление спиртного для алкоголика – это игра с бомбой: может быть, в этот раз пронесёт, а может быть, накроет всех вокруг.
Я уже не говорю о наличии очевидной взаимосвязи распространения самого алкоголизма именно в среде строителей. И понятно, что всегда за этим стоят «жизненные трудности», с которыми людям трудно справляться.
Я думаю, что большинство знакомо с обществами анонимных алкоголиков как средством лечения алкоголизма. Принцип лечения состоит в том, что создаётся безопасное пространство для больных. Люди приходят туда добровольнос доверием к опыту тех, кто уже через это прошёл. Алкоголики ведь считают, что их никто не может понять, кроме них самих. Проблема в том, что строители не могут быть анонимными, хотя, я уверен, в мире существует множество групп неформального общения строителей, имеющих целью такую же взаимопомощь.
У обывателей может сложиться впечатление, что наличие у людей общего специфического опыта зависимости, а у некоторых из них – собственной success story о том, как из этого состояния выкарабкаться, вполне достаточно. Однако это далеко, далеко не так. Эти общества не были бы так успешны, если бы за ними не стояла определённая методология. Да, в их конкретном случае эта методология была разработана христианами- протестантами, и в другой культурной среде часто возникают вопросы адаптации этой методологии. Однако принципы лечения остаются теми же самыми. В любом случае первый шаг – это самостоятельное признание того, что человек в той или иной степени одержим. Эта одержимость может быть совершенно разного характера, но при этом она остаётся одержимостью. В случае с менеджерами – это признание неспособности управлять, проявляющейся совершенно по-разному.
Я не хотел бы заниматься рекламой, но, по-моему, community of practice, которые запустил по всему миру Lean Construction Institute, в какой-то мере стали аналогами сообществ анонимных алкоголиков, позволяющими строительным менеджерам, во-первых, признать, в какой степени они на самом деле способны управлять ситуацией на стройплощадке, а во-вторых, предлагающими профессиональную помощь.
Специфика Израиля состоит в том, что в самом Израиле вырастает довольно мало алкоголиков и подавляющее большинство алкоголиков, живущих в Израиле, – это репатрианты из стран бывшего СССР. Однако, в Израиле очень много наркоманов, что по сути ничего не меняет. В силу того, что для коренных израильтян эта проблема неактуальна, коренные израильские врачи по большому счету не знают, что делать с алкоголиками, они не понимают причин алкоголизма как явления. Поэтому как таковой системы лечения алкоголизма в Израиле нет. Есть довольно сильный культурный барьер, не позволяющий человеку стать алкоголиком. Нет и нормальной системы лечения наркомании, хотя это по сути тоже зависимость. То есть система такова: наркомания – это ваше личное дело, хотите употребляйте, хотите нет. Мы вам официально не разрешаем, но и не особо преследуем. То есть имеются какие-то центры, опять же, основанные врачами – выходцами из бывшего СССР, есть какие-то маленькие собственные центры, которые работают по своим методикам.
В силу того, что в общественном сознании эта проблема отсутствует, нет общепризнанного способа обходиться с зависимостями, о которых идёт речь. А раз нет барьера, то сама зависимость приобретает чудовищные масштабы. Создаётся впечатление, что у коренных израильтян способность создавать вокруг себя хаос заложена в крови. Соответственно общественная терпимость к подобного рода явлениям довольно низкая. То, что для немца – полный беспорядок, для израильтян – нормально. Тот, кто в России – наркоман, в Израиле – сложный человек. Тут даже до сих пор есть праздник, в который не то чтобы принято напиваться, а не напиться считается неприличным. Не выпить, а именно напиться до потери сознания. То есть имеется определённое оправдание пьянства в культуре народа. И понятно, что с таких традиционных позиций эту проблему не решить никогда.
Некоторое отрезвление приходит тут со стороны мусульман. Те же турки, всем известно, очень организованны, поэтому многие считают их лучшими строителями в мире. В строительной отрасли Израиля работают около 50 000 палестинцев, а это очень, очень много. Как правило, они организованы в свои бригады со своими прорабами, которые платят им зарплату. Евреев в качестве рабочих на стройке почти нет. Есть евреи- прорабы. А весь менеджмент стройки – это тот слой, где тусуется наша публика. Причём основной инженерный язык – это не иврит и даже не английский. Это русский.
Современный политический кризис, который плавно перешёл в кризис экономический, когда министром строительства становится профессионально непригодный человек – «русский Мутко», показывает, что в целом с системой управления в Израиле есть большие проблемы. Сейчас правительство Нетаньяху ведёт страну на полных парах к полному краху, с очевидным ускорением. Но 15 % населения, которые это видят и понимают, – это, очевидно, недостаточно, чтобы противостоять армии тунеядцев. Все понимают, что 30 % фанатичных сторонников Нетаньяху никак не могут быть большинством, тем не менее это больше, чем 15 %. Фанатизм – это тоже одержимость. И среди этих 30 % в лучшем случае 0,3 %, которые, может быть, когда- нибудь это признают. Их вряд ли остановит даже война, которую они провоцируют аннексией территорий. Их не остановит отсутствие денег в бюджете. 70 % погибнут, как нацисты, вздёрнув руку вверх в нацистском приветствии на верность Нетаньяху.
Проблема в том, что модель управления государством себя уже изжила. Демократия – это форма управления, рождённая протестантизмом. А ничего своего вместо этого Израиль предложить не может. И если бы не фанатизм сторонников Нетаньяху, то можно было бы управлять и в такой форме, но поскольку никакого барьера в общественном сознании для этого не существует – он просто «сложный человек», то динамика будет только усиливаться, доходя до экстремизма.
Собственно, ортодоксы сами и есть экстремисты. Их уже отгородили забором от цивилизованного Израиля во время эпидемии, причём именно со стороны Израильской кремниевой долины.
Вы знаете, что поведение алкоголиков часто становится агрессивным. В этом смысле в стиле поведения Нетаньяху нет ничего нового. Таким же агрессивным постепенно становится стиль управления и на стройплощадках.
Надо понимать, что арабы, которые к тому же не пьют, – это жизненно важный элемент для строительной отрасли Израиля. Если сегодня Нетаньяху садится на скамью подсудимых с обвинениями в адрес судебной системы, мотивируя своё поведение волей избирателей, то завтра арабы начнут нарушать строительные нормы, обвиняя в этом проектировщиков и Министерство строительства и мотивируя это своей волей. Отчасти так уже происходит в некоторых районах Негев.
Нетаньяху будет сидеть в тюрьме. Однако вопрос: кто и как придёт на его место? Что будет с армией его фанатиков? Что будет с толпой менеджеров- артистов? Я думаю, новая политика должна идти от строителей, а не от военных. Например, от союза строителей Израиля. Если этого поворота не случится, разрыв между действительностью и желаниями будет нарастать. По крайней мере, массовое нарушение избирательных обещаний, когда 2/3 депутатов через месяц после выборов поменяли свои позиции на противоположные. И эта тенденция будет только усиливаться.
Строительный проект – это не пакет молока. В строительстве вы продаёте одно большое обещание, а не продукт. Это большое обещание состоит из сотен и тысяч маленьких обещаний. Если из этих сотен обещаний 30 % не сбываются, то ещё есть шанс, что большое обещание сбудется при грамотном управлении. Хуже, когда большое обещание даётся заведомо без умысла его исполнить. Это культурный крах.
Не перестаю удивляться тому, как люди попадают на руководящие должности… Министром строительства Израиля был человек, вся профессиональная карьера которого сводилась к службе в армии. После его ухода на должность исполняющего обязанности министра строительства попала девушка, работавшая в социальной службе мэрии небольшого города. И почему ни одному профессиональному строителю не приходит в голову возглавить социальную службу или пойти командовать в армию?
Дело в том, что процесс формирования правительства в Израиле устроен демократическим образом. То есть после выборов 120 депутатов эти люди должны выбрать из самих себя минимум 61 человека, согласных с единой кандидатурой премьер- министра из их же числа. А уже премьер- министр формирует правительство. Поэтому фактически происходит некий процесс торговли: мы готовы поддержать вас на роль премьер- министра, если вы в свою очередь назначите нашего человека на должность того или иного министра.
И в результате таких хитроумных комбинаций четыре (!) предвыборные кампании назад портфель Министра строительства отошёл некой партии, которая согласилась поддержать бывшего премьер- министра. Ну, тот военный человек имел хоть какое-то видение, что он хочет получить этот портфель. А потом он ушёл. И случилось так, что из-за необходимости соблюдения договорённости относительно закрепления данного портфеля за данной партией эта партия была вынуждена искать ему замену из ограниченного круга своих депутатов (порядка 10 человек). Более-менее подходящим человеком оказалась девушка, которая, скорее всего, никогда себя в роли министра строительства и не видела. То есть абсолютно случайный человек, распоряжающийся огромными бюджетами.
Президентом России стал человек, всю свою профессиональную деятельность никогда ничего не созидавший, занимавшийся разрушением, к публичной деятельности пришёл профессиональный тайный агент. А ведь сколько политиков подались потом в следователи и в разведку?
Это всё примеры шизофрении в общественном сознании последних лет. Здравомыслящему человеку такое никогда не придет в голову. Невозможно голосованием определять степень профессионализма, невозможно наделять полномочиями и ответственностью, требующими профессиональной подготовки, в результате кулуарных переговоров. О каком общественном развитии может идти речь, если лидерами становятся люди без программ развития, без понимания задач развития и путей реализации идей?
Попав на стройплощадку в Израиле, я обнаружил прораба лет 22–24, который не понимал разницы между прямоугольником и трапецией. Понятное дело, он никогда не работал рабочим на стройплощадке. Я спросил его, как он вообще сюда попал, на что он ответил, что окончил курсы – то ли три, то ли четыре месяца. В России этому учат минимум 4 года. Можно ли сказать, что он справлялся с руководством бригадой из 8 человек? Я бы сказал, что он мешал работать. Никакой пользы от таких руководителей, которые не понимают ни как работает оборудование, ни сами рабочие процессы, нет. Это всё равно что поставить ребёнка командовать отрядом взрослых…
Один мой знакомый, по его словам, с трудом окончил ПТУ, сегодня ему около 45 и он руководит сборочным цехом на заводе, проработав на нём 20 лет. 20 лет на одном и том же заводе. У него нет диплома, и ему сразу сказали: «Забудь всё, чему тебя там учили». На мой вопрос: «Как тебе самому пришла в голову мысль, что ты можешь чем-то руководить?», ведь мне же не приходит в голову мысль пойти работать сварщиком, по его специальности, – он ответил молчанием…
Ну ладно, он, может быть, по глупости как-то придумал сам себе, что справится. Я спросил у начальника производства – его начальника, как ему пришла в голову такая мысль. Он тоже ответил молчанием. Сказать по правде, я думаю, что он ещё меньше начальника цеха понимает, чем управляет. Тогда я задал тот же вопрос директору компании. Он ответил, что у их соседей по промзоне дела ещё хуже…
Я сказал ему: «У вас ни у кого нет моральных сил встать и сознаться: «Я не могу управлять» – хотя бы самому себе, хотя бы друг перед другом». Он ответил молчанием, но лицо его покрылось румянцем…
Тут, наверное, нужно рассказать историю этого завода. Это типичное семейное предприятие. Должность директора завода перешла к сыну по наследству. Их внука часто видели в цехах – примеряется… Отец до сих пор испытывает страсть к своему делу. Его уважают и с ним считаются. Правда, производство находится на уровне 40-х годов прошлого века в технологическом плане. Да и система управления примерно там же. Поэтому – проблемы с качеством продукции, с моральным состоянием всех сотрудников, многие из которых явно страдают душевными болезнями. Видимо, нужно пояснить, что многие люди заблуждаются, думая, что они могут управлять, если у них есть деньги. Это слабое оправдание, когда речь заходит о страсти к власти. Большинство делает так, потому что очень хочет, а в этот момент мозги перестают работать.
Конкретно здесь есть ещё одно заблуждение, которое пошло от отца: «Мы – ремесленники». Да, когда-то в 50-х годах это было небольшое кустарное производство, где директор завода мог временно подменить любого рабочего, а рабочие имели больше полномочий. Сегодня в офисе завода сидят проектировщики, бухгалтеры, специалисты по кадрам, отдел закупок. Сказать: «Мы – ремесленники» – значит, любой из офисных сотрудников может подменить рабочего, а рабочий может временно подменить сотрудника в офисе. Но это неправда! Если есть разделение труда, то каким бы кустарным производством вы ни занимались вы – производство! И не можете игнорировать развитие индустрии, в том числе развитие производственного менеджмента, которое произошло за последние полвека.
Я помню, что меня тема управления заинтересовала довольно в раннем возрасте. Я с интересом ходил на стройплощадку, смотрел, как работают краны, с интересом ходил на работу к родителям в конструкторское бюро, даже пытался помочь деду, когда он приносил домой чертежи из архитектурного бюро. Но мой интерес к различного рода профессиям быстро угасал от одной мысли: «Ну, этому можно научиться». Можно научиться работать руками на стройке, точно так же можно научиться технически работать головой.
Я помню, как однажды попал на музыкальный концерт и в антракте подошёл к портрету композитора и впал в оцепенение: я понимал, что не могу научиться писать музыку. Здесь нельзя выучить правила и потом аккуратно ими пользоваться. То же самое потом произошло, когда я столкнулся с управлением. Я понимал, что это специальность, которая выходит за рамки любой профессии, но при этом я чувствовал, что любое управление по сути следует одним и тем же принципам, которые по-разному применяются в разных условиях и в разной среде, и что это некая единая область знаний.
На шестом курсе института к нам, студентам, на лекции приходили всякие люди с вопросами типа: «Никто не хочет пойти работать финансовым директором хоккейного клуба «Спартак»?» Это было начало 90-х. В первой компании, где я работал, нас было семеро. Трое учредителей, остальные четверо впоследствии стали генеральными директорами.
Хочу сказать, что получал огромный кайф, работая и руководителем, и консультантом по управлению. Я чувствовал, что нигде мои человеческие способности не задействуются в полной мере и в той степени, как в области управления.
Это то, что требовало от меня максимум самоотдачи, и я чувствовал личный рост.
Я считаю, что нет никакого таланта руководителя, а есть становление самого себя. Если ты состоялся как человек, ты строишь самого себя, потом строишь мир вокруг себя. Если ты болен, то как руководитель ты изживаешь через своих подчинённых свою болезнь. Больной руководитель не в состоянии построить мир.
Это не отрицает откровенного проявления гениальности в больных руководителях, но это их злой гений…
Это возможно, но, похоже, этого никто не хочет, кроме покупателей жилья. В последние 3 года на различных стройплощадках в Израиле были проведены исследования относительно организации труда, безопасности, производительности труда, качества управления. Огромное количество переделок, стройплощадки с горами мусора, создание видимости работы, изнурительный труд, непонятные манипуляции со стройматериалами – тут нет ничего удивительного, это реалии современной стройплощадки. Если строительная техника работает около 20 % времени, 80 % времени изображая работу, если от 15 % времени рабочие тратят на ожидания, а полезный труд не превышает 50 %, то догадайтесь, кто в конечном счёте платит за весь этот балаган? В целом современное состояние строительной отрасли в Израиле мало отличается от состояния строительной отрасли в России, которая находится в жёстком кризисе, существенно хуже, чем в Казахстане, не говоря уже о странах G7, причём разрыв с развитыми странами нарастает.
Ситуацию не спасает обилие хай-тек-стартапов в строительной индустрии, поскольку, как правило, их заказчиками являются строительные компании, которые стремятся упростить себе менеджмент и не стремятся упростить саму работу.
В целом проведённые под эгидой Lean Construction Institute исследования подтверждают опубликованную Bloomberg в конце 2017 года статистику о низкой производительности труда в Израиле.
С учётом того, что в целом в Израиле развитая и здоровая экономика, есть ряд передовых отраслей, плачевное состояние дел в строительной отрасли выглядит сюрпризом.
Есть и культурные особенности, например, мультикультурная среда, затрудняющая коммуникации, и, как следствие, координацию работ на площадке, что приводит к регулярным сбоям.
Корневой проблемой является разрыв между социальными и строительными процессами, который произошёл ещё в 70-х годах. Строительство само по себе – огромный социальный процесс. И во все времена социальные процессы выражались в строительстве. Чего стоят только одно строительство Храма или строительство еврейских поселений! Мы хотим строить – мы строим. Сегодня, с одной стороны, у нас есть социальный процесс, который заканчивается выборами в кнессет, то есть ничем, а с другой стороны, как следствие, есть строительный процесс, который начинается с абстракции – непонимания, зачем это надо, как этим пользоваться, какие требования должны быть учтены и прочее. Отсюда и систематические градостроительные ошибки, последствия которых будут видны через 10–20 лет, и полное нежелание привлечь к управлению строительной отраслью профессионалов – иначе зачем на посту министра строительства девушка с опытом работы в социальной службе, и такие «мелкие» проблемы, как неумение строить быстро и дёшево: Израиль – страна богатая, покупатель всё стерпит.
Проблема носит глубокий и систематический характер. И проблема никогда не будет решена, если о ней не будут говорить широко и открыто, не найдутся политические силы, которые внесут её в свои программы, не будут вестись предвыборные дебаты. Однако прошедшие две предвыборные кампании почти не касались этих вопросов, говоря лишь о безопасности. Тем самым политический процесс сам по себе превратился в абстракцию: мы не говорим о насущных проблемах населения и о том, как их решить, мы переносим диалог в сферу абстрактных вопросов. Выборы превратились в соревнование денежных мешков: есть богатые партии и все остальные, разрыв между ними не будет преодолён никогда, и неважно, с какой повесткой дня выступают и те и другие.
Для всех нас крайне важен вопрос безопасности. И когда погибает солдат, вся страна знает его имя: это всегда национальная трагедия. Когда погибает рабочий на стройплощадке, его имя неизвестно и это не является национальной трагедией, хотя и солдат, и рабочий одинаково служат на благо страны. Статистика говорит, что сегодня на стройплощадках погибают и становятся инвалидами больше людей, чем в армии. И для этого есть понятное решение – повышение производительности труда. Если сегодня вам нужно 1 000 000 часов рабочего времени, чтобы построить дом, но вы можете его построить, используя лишь 300 000 часов рабочего времени и лучший международный опыт в области организации труда на стройплощадке, то это означает, что за это время в 3 раза меньше рабочих как минимум пострадают. На самом деле ещё меньше, потому что, когда люди хорошо организованны, они меньше подвержены опасностям. Кроме того, рабочий, который производит в час в 3 раза больше, оплачивается выше, чем тот, кто производит меньше, а это значит, что привлекательность труда возрастёт и не нужно будет привлекать рабочую силу из Украины и Китая, как это пытаются делать наши министры, чтобы обустроить нашу жизнь. Кроме того, один рабочий, который получает вдвое больше, платит больше налогов, чем двое рабочих, получающих вдвое меньше, а, следовательно, это дополнительные поступления в бюджет страны. Мы сами в состоянии это сделать. Нам не нужна иностранная помощь. У нас есть и молодежь, которая любит строительную специальность и которая будет строить для себя, а не как иностранный рабочий, думающий лишь о том, как вернуться к семье. Есть и знания. Нам нужны только политические решения, потому что это стратегия на годы вперёд и действительная забота о нашем будущем.
Подробнее о проекте можно узнать на www.mysunshome.com
Ехали мы летом с коллегой по работе и разговаривали о жизни. Я сказал, что нужно мне свой дом строить, деваться некуда. Но денег нет. Посмотрел я на цены на участки, прикинул, сколько могла бы стоить постройка. Меньше 750 тыс. шекелей ($230 тыс.) с учетом земли трудно что-либо сделать. У него квартира в центре, в которой его семье уже тесновато, и он думает переехать подальше на вдвое большую площадь. Предложил он мне построить дом на две семьи. Заодно приятные соседи.
Давным- давно, что было почти в прошлой жизни, приходилось уже строить свой дом. Ну как строить – я там пару кирпичей положил. Потом по две-три недели приходилось тратить на различный ремонт, которому не было конца-края. В общем, правильнее сказать, всё это происходило на моих глазах, потому что я был тогда ещё подростком.
Я помню, когда семья решила строить дом, я загорелся идеями оснастить его всякими инженерными системами. Я ходил и убеждал взрослых: давайте сделаем это и то. Мне даже самому хотелось что-то мастерить. Но меня не слушали. Мама отмахивалась от меня как от назойливой мухи и не нашла ничего лучше, как в один день бросить мне на стол книгу для студентов не меньше чем второго курса технического вуза с подробными схемами и расчётами, сказав: «На, делай!» Содержание книги было на тот момент выше моего понимания. Я понял, что поддержки никакой у меня не будет, а сам я, как бы мне того ни хотелось, не мог вникнуть во все детали конструкции. Книгу мама через неделю тихо забрала и отнесла обратно.
С тех пор весь этот проект стал мне глубоко чуждым. Мне не нравилось в нём абсолютно всё. У меня была изжога от одного взгляда на то, сколько там ляпов и исправлений.
Я видел, что взрослые вместо спокойной жизни придумали сами себе кучу проблем и ещё меня пытаются втянуть во всё это. Я чувствовал, что те усилия, которые были вложены ими в ремонт и строительство, не то что не окупаются со временем – можно было бы избежать безумных трат времени и сил и за ту же цену обзавестись много чем, дом просто пожирает их жизнь бесконечными авариями. Для меня это был не дом радости, а дом печали.
Я хотел жить в частном доме, но не такой ценой. Половина моих одноклассников живут в своих домах, а не в квартирах, и у них всё более- менее в порядке. В основном в квартирах живут только одноклассницы. Но жизнь так сложилась, что при всём моём желании реальной возможности и острой потребности не было. Наверное, в какой-то момент я больше стал искать для самого себя всякие отговорки, почему не построить дом, пока однажды, наконец, не осознал острую и жизненно важную необходимость – строить самому, деваться некуда.
Дело в том, что практически всю жизнь я жил в квартирах простой, даже элементарной планировки. У меня не было своей комнаты. И я не был чувствителен к пространствам, в которых мне приходилось жить, я не был особо требователен, как, наверное, и большинство из нас или скорее, большинство горожан. Хотя контраст между жизнью в своём доме и в квартире мне был очевиден и понятен, но лично на меня квартирные неудобства не оказывали какого-то сильного влияния. Я не привязан к недвижимости, как некоторые особо помешанные, у меня есть и были другие интересы; у меня нет заболеваний, которые обостряются в квартире, я не привык к излишествам и изыскам и вообще мало чувствителен к окружающей обстановке.
Но тут я понял, что другие люди, в том числе мои близкие, – очень чувствительны. Что инфраструктура и сервис, предлагаемые в многоквартирных домах, в буквальном смысле разрушают психику людей. Однажды, лет пять назад, я натолкнулся на исследования, где речь шла о постепенном отказе от многоквартирных домов, так как, по опыту европейских стран, такие дома со временем превращаются в анклав преступности, создают нагрузку на правоохранительную систему. Если бы не программа замены пятиэтажек на 17-этажки, эта проблема уже встала бы в полный рост: износ домов необратим, и это лишь откладывает на 30–40 лет рост социальной напряжённости. Потом появилась программа замены девятиэтажек на 25- и более этажки, что ещё немного оттянуло неизбежное, замедлив необратимый процесс. Очевидно, что это своеобразная пирамида. Когда вопрос морального и физического износа 17-этажек встанет в полный рост, а он уже стоит на пороге, никто не будет их сносить и на их месте строить 50-этажки, просто плюнут на это и бросят жителей на произвол судьбы, а сами сбегут куда-нибудь в ещё не застроенное место типа Новой Москвы, Нью- Йорка, Нью- Дели или вроде того. Вот только из Европы уже больше некуда бежать, потому европейцы и озаботились этим вопросом раньше всех.
Уже сегодня очевидно, что рост этажности идёт параллельно росту нагрузки на транспортную систему. В 20-х годах прошлого века Москва была трёхэтажная, по ней ходили пешком или ездили на лошадях. Потом стала пятиэтажная – появился общественный транспорт. Потом появились высотки и к ним – городские шоссе. Потом девятиэтажки – и метро. Каждый раз, чем выше этажность, тем больше и больше нагрузка на городской бюджет, но в стоимость квартир расходы на общественный транспорт, новые дороги и станции метро не включаются. Город вынужден выжимать эти деньги в виде налогов потому, что об этих само собой разумеющихся сервисах горожане не думают и платить не собираются. В Израиле земля дорогая, но в неё включены стоимость строительства к ней подъездных дорог, объектов социальной инфраструктуры (магазинов, школ), не говоря уже о бесплатном подключении коммуникаций, за которое в России берут деньги при строительстве частного дома.
Но и этого оказывается недостаточно, когда речь идёт о строительстве метро, линий скоростных трамваев и тому подобного. Поэтому в городской черте на собственников жилья высокий налог, который идёт на развитие города. И поэтому никаким промышленным предприятиям и в голову не приходит работать в городской черте, потому что стоимость коммерческой аренды иногда даже ниже стоимости городского налога. Все бизнесы сами собой переносят в промзоны, где этого налога нет, а иногда есть субсидии на развитие промзон.
В общем, городской шум, пробки, воздух – это, конечно, действует на чувствительных людей и на здоровье напрямую. Но это ещё цветочки. Когда у людей появились деньги и все начали строить «дома мечты», оказалось, что незатейливая архитектура 70-х – это хорошо, потому что, оказывается, можно планировать дома и квартиры плохо и даже очень плохо. Чем дороже объект недвижимости, тем он хуже спроектирован, тем больше цена ошибок, тем сильнее влияние на здоровье и психику. Ну, можно ещё раз вернуться к «дому печали», можно бесконечно изумляться тому, что приходит в голову людям, у которых появились деньги, а умения – нет. Есть и положительные примеры – они всегда были, во все времена, есть удачные решения, но в целом люди живут не в том, в чём хотели бы, или жалеют об ошибках.
И потом – соседи. Это отдельная головная боль. Сколько людей вынуждены были переехать из-за негативного соседства? В конце концов оказывается не так важно, какой крутой у тебя дом: если возникает конфликт с соседями, его цена упадёт в несколько раз. А разводы? Просто в какой-то момент члены семьи становятся такими же соседями и всё повторяется в ещё более острой форме, потому что ты просто не можешь закрыть дверь, не можешь закрыть уши, не можешь не видеть того, что происходит на кухне и в туалете. И разводы в частных домах гораздо громче и отвратительнее, чем в квартирах, где люди хотя бы привыкли к какому-то соседству и нормам приличия. В частных домах люди не привыкли себя ограничивать ни в чем.
В общем, мой коллега казался мне удачным соседом, и я с радостью принялся за этот проект. Тем более что его профессиональный опыт лежит вне сферы строительства, а мой – в ней. Первым делом я, зная, как тяжело управлять строителями, решил, что мне нужен подрядчик, которому я вообще могу доверять. Область недоверия к строителям очень широка. Вы не можете быть уверены, что они вообще будут его строить, а не скроются с деньгами, нельзя быть уверенными в том, что, если они начнут его строить, то вообще достроят, а если достроят, то в рамках бюджета, а если в рамках бюджета, то в рамках определённого времени. Меня это точно не устраивало – подписываться на какое-то дорогостоящие проекты и при этом втягивать в это ещё кого-то, если это будет, как обычно, растягиваться по срокам на неопределённое время, когда тебя каждый месяц «кормят завтраками», а в итоге это продолжается в шесть раз дольше, чем планировалось (хорошо, если вообще когда- нибудь ремонт закончится!). Ну и понятно, кто и как будет контролировать качество – я не строитель, нанимать технадзор, как на больших проектах, чтобы они проверяли каждый шаг, – это безумное удорожание. Кроме того, технадзор на мелких проектах сам часто косячит, так что фактически это просто чёрная дыра, где ты не понимаешь, за что платишь. Короче, для меня это был принципиальный пункт, потому что если у меня нет моего строителя, то и проект мне не нужен. При этом я не говорю на их языке, я не араб, не бедуин, а это усложняет вообще всё. Мне нужно, чтобы они меня понимали и я понимал, что они меня точно понимают, а эти ребята вообще редко парятся по этому поводу.
К сожалению, русские бригады, с которыми, казалось бы, проще всего было найти общий язык, оказались менее сговорчивыми. Я беру проект, прихожу к ним, спрашиваю, сколько они будут это строить, основываясь на своём опыте. Они, говорят, например, 7 месяцев, 11 месяцев. Сказать – это вообще ничего не значит, сказать вообще можно всё что угодно, и русские меньше всего отвечают за свои слова, потому что это – в крови, это вообще манера вести диалог с клиентом, водить его за нос. Я им говорю, что меня это не устраивает и я знаю, что работу можно сделать на 4 месяца. Хотите, я могу сам вас сопровождать это время бесплатно? Русские говорят, зачем им это надо, у них и так работа есть, и на этом диалог прекращается. То есть объяснить им, что они смогут заработать за 4 месяца столько, сколько они привыкли зарабатывать за 7–11 месяцев, элементарно не получается. Хотя, казалось бы, они должны были бы искать со мной как с клиентом общий язык, ведь я плачу, я заказчик. Я знаю, что когда я был на их месте и сам ходил к заказчику и говорил ему: «Давайте мы сделаем это быстрее, это будет и вам, и нам выгоднее», – мне попадались такие же безумные заказчики, которые не в состоянии были понять, о чём идёт речь. Они готовы были каждый месяц выбрасывать на ветер по полмиллиона руб лей за отсрочку ввода объекта в эксплуатацию, готовы были платить штрафы в несколько миллионов долларов своим контрагентам, лишь бы не платить тем, кто будет их из этой ямы вытаскивать, потому что процент от этих миллионов в качестве бонуса за ускорение – это, типа, много (а сами миллионы – нормально).
С русскими как раз понятно: они здесь не чувствуют себя хозяевами, это не их родина, поэтому они и не хотят стараться. У коренных жителей – тех, кто здесь родился и кто строит, – другое отношение к земле, к труду. Для них есть что-то священное в том, чтобы не сделать свою работу плохо. Им, по крайней мере, будет стыдно перед теми, кто так же, как и они, вырос с ними вместе и будет жить здесь. У иностранцев этого нет и не может быть. Они чувствуют и ведут себя, как гастарбайтеры, и этого у них не отнять. Они мыслями – там, в Украине, в Китае.
Короче, действительно, несмотря на наличие языкового и культурного барьера, убедить тех, кто здесь родился, оказалось легче, хотя и здесь много спеси, апломба, характера. И потом, ведь вопрос стоял именно так: вы будете строить под моим руководством. Вы открываете все свои бюджеты, все свои графики и мы вместе с вами будем всё это изучать, чтобы найти взаимовыгодные решения. Никакое ваше коммерческое предложение меня не интересует. Либо мы работаем так, либо никак, но вам так выгоднее. Понятное дело, что легче всего договориться с мелкими, чем с крупными, легче договориться с тем, у кого есть дырка в заказах, чем с теми, кто по уши загружен. Но так, в конце концов, работает рынок. Мне не нужно, чтобы весь рынок согласился на мои условия, мне нужен один подрядчик. И мне всё равно, как будут строить остальные – это их дело. В конце концов, никакого криминала в том, чтобы сделать лучше для клиента, нет. Это нормально во всех отраслях. Весь мир так живёт. Есть нормальные люди и среди подрядчиков, только если вы сам – нормальный заказчик.
Месяца полтора у меня ушло на поиск технологии, рекомендаций, переговоры, поездки на строящиеся объекты, прежде чем у меня появился первый, кто сказал мне да. Потом были ещё несколько, но первый был особенно важен, потому что двигаться дальше без этого было нельзя и инвестировать бесконечно много времени в поиски – удовольствие дорогое, здесь каждый день поиска стоит существенных денег и мало кто может себе это вообще позволить. Те, у кого есть деньги, – у них точно нет этого времени. Мне повезло. Потом вообще появился поток желающих стать поставщиками, это другая эпоха со своими особенностями, но начало было таким.
Параллельно мой коллега стал читать на всяких форумах «полезные статьи по теме». Сначала, это выглядело как помощь. Потом поток этой информации стал возрастать, а её полезность приближаться к нулю. Когда ты не в теме, всегда есть много любителей поездить по ушам, тем более в такой мутной теме, как стройка, где нет ни одного человека, который знает всё от начала до конца. В некотором смысле стало выгодно запутывать, усложнять, чтобы в конечном итоге, тебя наняли консультантом. В современном строительном мире слово «консультант» стало ругательством: «У нас на площадке тысячи консультантов». От консультантов все пытаются избавиться, а они лезут во все дыры, пытаясь убедить тебя в собственной необходимости.
Мой коллега утонул в море информации, большинство которой было, с моей точки зрения, бесполезно, но при каждом новом материале у него обострялось восприятие любого вопроса: как делать отопление, как получать разрешение, как заливать бетон и пр. Через полтора месяца у него случился аврал на работе и наш проект он задвинул в долгий ящик, но у меня к тому моменту уже осталось много материалов.
Я его понимаю. Он пытался контролировать всё. У меня другой опыт. Я не строитель, моя специальность – управление. Я много работал со строителями и много раз подвергался насмешкам с их стороны. 20 лет назад я приходил на работу и мне говорили: «Завтра ты едешь на завод по производству пуль, у тебя там полдня, послезавтра напишешь отчет, что там у них не работает или неправильно». И так – конвейер: почта, химическое производство, сотовая связь, ТЭЦ – везде по полдня. Ну что я могу знать про них самих лучше? В первый же свой день работы на стройке я попал в окружение девяти компаний, о которых знал столько же, сколько обычный человек о производстве пуль. Да мне это было и не нужно – глубоко вникать во всё невозможно, важнее понимать, кому ты можешь доверять, как ставить вопросы, где граница того, чему можно доверять, и вымысла, правды и лжи. Вы же понимаете, что в том окружении из девяти компаний каждый из нас находился в том же самом положении, что и обычный человек на производстве пуль. Никто ни о ком ничего не знает и знать не хочет!
Кроме меня. Я хотел. Но я хотел им помочь.
Короче, решил я сделать из этого стартап. У меня был за плечами свой профессиональный опыт, я знал, как с ними разговаривать. Разница только в том, что всякий раз, когда меня приглашали на какой-либо проект, моей задачей было исправлять чьи-то ошибки. Ошибки менеджеров, ошибки проектировщиков, ошибки инженеров. И я решил сформулировать, а как надо было бы делать это всё, максимально стараясь избежать тех ошибок, с которыми мне приходилось сталкиваться. Понятно, что нельзя избежать всего, но можно постараться избавиться от многого.
Я сформулировал шесть ключевых принципов. Я заявил друзьям, что это будет существенно быстрее и дешевле, чем то, что вы знаете, и это будет нести ещё много всяких выгод по сравнению с тем, что преподносится как данность или норматив. Тут же обнаружились всякие потенциальные инвесторы, причём из разных стран и регионов, и мне пришлось доделать стартап уже профессионально: готовить самостоятельно тексты договоров, делать финансовые модели, писать письма и презентации. Но эта первая волна потенциальных инвесторов имела скоротечный характер. Это люди, которые привыкли просто искать что-то новое. Они считают, что они должны это делать. Это их жизнь – держать нос по ветру, смотреть, что где появляется. То есть им важен сам процесс поиска, от которого они сами получают удовольствие, и, видимо, это даёт им ощущение собственной крутости. Ну то есть слово «стартап» для потенциальных инвесторов – как мёд для мух.
При этом их способности вникать довольно средние, их больше интересуют энциклопедические знания: по обратной связи я понял, что у многих возникли трудности с пониманием, в чём суть дела. Даже мой коллега, при всей его симпатии и расположенности ко мне, частично понимал, а частично просто доверял мне.
Потом настали поиски архитектора. И мне опять повезло. Когда я обратился к первому из них, я пришёл со словами, у меня не было ничего кроме слов. Я сказал, что я думаю, можно сделать так. Это не было ни техзаданием, ни «видением со стороны клиента», ни какими-либо эскизами или рисунками – рисую я плохо. Я пришёл к нему с простым вопросом: так вообще можно сделать? И он мне ответил и поддержал меня. Он сказал, что эти идеи можно и нужно развивать, и даже согласился сам мне в этом помочь.
Попытаюсь частично изложить суть. Я говорю, что знаю, чего хочу, и с удовольствием бы сам там жил. Но это проект коммерческий. Я не знаю, для кого я проектирую, иногда я знаю человека лично, но не всегда. Поэтому я вынужден под свою ответственность сам сформулировать от его имени, чего он хочет, иногда даже не зная человека лично. Но я знаю и чувствую, что то, чего я сам для себя хочу, другие люди тоже хотели бы и просят меня сделать так же для них, когда я делюсь с ними своими планами. Поэтому я вынужден сформулировать задачу так, чтобы это одновременно было и моё задание, и общечеловеческое, потому что я вижу, что люди вокруг хотят того же самого. Я говорю лишь о проблематике, а не о самой задаче.
Есть советская архитектурная школа типовых проектов. Миллионы квартир строятся по одним и тем же проектам. Заказчиком этих проектов было министерство. У заказчика были свои требования – практичность, дешевизна. Эти требования, по сути, были перпендикулярны тому, чего хотели сами люди. Если вы как заказчик придёте к своему архитектору, то практичность и дешевизна – это последнее, что вам самим придёт в голову.
Есть другая архитектурная школа. Эти архитекторы первым делом спрашивают, какой у вас участок. Без участка им с вами не о чем разговаривать. Они также не могут спроектировать для кого-то. Они могут проектировать только конкретно для вас. Но они знают законы проектирования лучше тех, кто проектирует типовые проекты. Они могут спроектировать прекрасные детские комнаты или здание в традициях конструктивизма, но они абсолютно теряются, когда их просишь сделать общечеловеческое. Я говорю: сделай зерно, потому что это, это и это по-любому должно быть, а дальше из зерна будешь делать привязку проекта к участку или семье. Так, оказывается, зерна у них никакого нет. А я говорю – есть.
И этот архитектор согласился. Если бы он не согласился, я бы не пошёл дальше. То есть я бы не стал делать коммерческий проект на базе этого, пока не понял, что такие решения вообще возможны. Потом я спросил другого знакомого архитектора, который сам преподавал, знает ли он что-либо о таких проектах, потому что, по-моему, эта идея вообще лежит на поверхности. Я думал, что здания, которые я видел и знаю, спроектированы из таких принципов, хотя это и не жилье, а здания абсолютно другого профиля. И я был удивлён, когда он сказал, что ему не известны такие проекты. Так мы поняли, что это новаторский проект, который никто никогда не делал.
Трудности с запуском процесса с архитектором были огромные. Есть у этих людей свои особенности. Короче, на данный момент есть коллектив авторов, мы работаем над проектом. Есть коллектив исполнителей, кого мы будем привлекать по ходу, и есть некий круг участников, которым интересно на разных стадиях войти в проект в разном качестве: инвесторов, соинвесторов, потенциальных покупателей или жильцов.
…как можно было бы в современном мире организовать весь процесс управления так, чтобы это наилучшим образом выражало способности современного человека управлять проектом. Я сформулировал эту концепцию в виде шести основных принципов.
Существуют законы проектирования жилых пространств, которые обычно игнорируются при проектировании дома. Современный дизайн квартир и домов ориентирован на то, чтобы выглядеть привлекательно, чтобы способствовать продажам и облегчить продажи, но он не отвечает реальным потребностям в улучшении жилого пространства как пространства для пользователей.
На самом деле так же, как мы привыкли относиться к еде как к здоровой или опасной, мы можем относиться к жилому пространству как к здоровому или нездоровому. Сегодня мы знаем, что есть «ошибки архитектуры», «ошибки градостроительства». Вопрос не в том, как избежать такого рода ошибок, поскольку мы не преследуем при выборе продуктов питания цель – избежать отравления, а скорее преследуем другие критерии: лучшее самочувствие, более быстрое выздоровление и т. д. Итак, в наше время всем нам нужны лечебные помещения дома. Речь идёт не только о том, чтобы чувствовать себя в безопасности и иметь пространство, которое требует меньше ресурсов для его поддержания в рабочем состоянии, например, меньше забот о кондиционировании. Речь идёт о том, что пребывание в нём даёт нам особое качество жизни, которое мы ищем. Это не про «умный дом». В нём столько же смысла, сколько в словах «большой и спокойный муж».
Исследования LCI показывают, что можно спроектировать очень ценные жилые помещения, основываясь на научном подходе. Например, люди могут больше ценить квартиру в 98 метров, чем квартиру в 102 метра, просто из-за лучшего качества планировки. Итак, люди, привыкшие ориентироваться на количество квадратных метров, похожи на тех, кто выбирает еду только по цене за килограмм. Итак, мы делаем упор на создание качественного жилого пространства.
Это позволяет разработать платформу дизайна, которая является выражением исцеляющего жизненного пространства, подходящего для обычного человека, поскольку все люди подчиняются одним и тем же законам человеческого развития. Мы создали такую платформу и можем исходя из неё разработать такие же специальные дизайнерские комнаты для особых потребностей, изучая опыт жизни на спроектированной платформе, которая, как мы считаем, приносит мир и гармонию в отношения внутри семьи и между соседями, обеспечивает лучшую защиту от токсичного воздействия извне, более быстрое восстановление в ночное время, в выходные и праздничные дни, помогает накапливать жизненные силы. Мы верим, что каждый человек ищет это, когда думает о своем доме.
Мы считаем, что традиционный современный дизайн, игнорирующий такие законы, приводит к развитию шизофрении в различных формах, вводя человека в слишком сложные отношения, из-за отсутствия какой-либо реальной цели для дизайна комнат и использования простой смеси вариантов. Развитие проектирования идёт в направлении современных инженерных систем и необоснованных форм, которые выражают лишь человеческую свободу как единственный ценный, оправдывающий себя критерий. Что ж, свобода выражает противоположную сторону ежедневного давления трудовой жизни, но это не суть для жилья. Это не ключевая концепция дизайна жилого пространства. Это приводит к росту шизофрении, если не обеспечивает элементарных потребностей, которые каждый дом должен обеспечивать человеку, – точно так же, как человеческое тело обеспечивает человеку основную потребность в существовании. Человеческий организм следует тем же законам для лечения и восстановления, что и дом. Вот почему мы ориентируемся на единую платформу дизайна как ключевую концепцию проекта.
Мы считаем, что более качественное проектирование может принести нам 10 % дополнительной прибыли по сравнению с традиционной маржой застройщика за счёт экономии ненужных затрат на многократный дизайн и разрешения, а также за счёт более высоких цен за квадратный метр конечного продукта.
Мы уверены, что, начав этот проект, мы подтолкнем развитие строительной индустрии Израиля за счёт создания высокопроизводительных рабочих мест. Мы предполагаем, что работник получает минимум 1200 шекелей в день, то есть 25 000 шекелей в месяц, благодаря более эффективному управлению, лучшему планированию, более глубокому вовлечению работников в инновационный процесс. Стопроцентно израильские, а также палестинские, рабочие, менеджмент, строительные материалы и технологии.
Мы верим, что жилые помещения могут принести покой обитателям, только если они построены мирно, то есть без конфликтов, травм, смертей, финансовых потерь. Мы понимаем, что не можем полностью избежать этого, но работаем систематически, чтобы это исключить.
Мы ориентируемся на долгосрочные отношения со всеми подрядчиками и инвестируем в них, в развитие.
Мы считаем, что более совершенный процесс строительства может принести нам 10–15 % дополнительной прибыли по сравнению с традиционной маржой застройщика за счёт сокращения потерь в процессе строительства.
Мы рассматриваем флору как часть архитектуры. Никаких голых домов. Таким образом, мы занимаемся ландшафтной инженерией как одним из краеугольных принципов проекта.
Мы используем ряд инженерных систем, чтобы создать более комфортное и экономичное место для проживания. Кроме того, мы впоследствии избавляемся от некоторых традиционных инженерных систем, таких как кондиционирование воздуха и угольная фильтрация воды, вызывающих болезни и ухудшение здоровья.
Мы считаем, что зелёный инжиниринг может принести нам 5–10 % дополнительной прибыли по сравнению с традиционной маржой застройщика за счёт экономии затрат на проектирование жилых домов и, соответственно, более высоких цен за квадратный метр конечного продукта.
Существует ряд современных методов и технологий строительства, известных как сборные конструкции, которые обеспечивают более быструю доставку иногда с низкими затратами и лучшими жизненными характеристиками, такими как акустическая изоляция, тепло и т. д.
В целом мы считаем, что бетон не является строительным материалом для жилья. Первоначально он использовался для гаражей и производственных потоков, но не для жилых помещений, потому что он холодный, не пропускает воздух, то есть обуславливает необходимость в системах кондиционирования и в большинстве случаев обеспечивает избыточно прочную конструкцию и последующие проблемы сноса. Неадекватное использование бетона подстёгивает высотное жилищное строительство, дешёвое, но качественное. Мы предпочитаем избавляться от бетона в жилых стенах и полах.
Что касается сборных конструкций, мы намерены изучить качество жилых помещений, обеспеченных современными строительными материалами (некоторые из новых строительных материалов, как выяснилось, оказывают вредное воздействие). Мы намерены изучать технологии с точки зрения конструктивности, то есть с точки зрения возможности создания рабочих мест с высокой производительностью, потому что большинство из них ориентированы только на более совершенные технологии строительства конструкций и оказывают негативное влияние на взаимодействие смежных специальностей, то есть не оказывает положительного влияния на общий проект.
По результатам этих исследований мы намерены выдавать задания на инновационный процесс в строительстве. Предполагается, что это будет непрерывный поток задач, основанный на непрерывном учебном процессе.
Мы считаем, что альтернативная структура может принести нам 3 % дополнительной прибыли по сравнению с традиционной маржой застройщика за счёт более быстрой сдачи проекта без потери качества продукта.
Существует большой разрыв между частным и общественным, как между капитализмом и социализмом, и мы не собираемся вдаваться в него. Не так важно то, где вы живёте, как люди, с которыми живёте. Нам нужны хорошие члены семьи, а также хорошие соседи в доме, на улице, в посёлке и правильный баланс между личным и общественным пространством.
Мы намерены создавать сообщества с помощью вопросов архитектуры, городского планирования и собственности. Создавая соседское сообщество, мы экономим на продажах, а также на судебных расходах в случае конфликтов.
На сегодняшний день существует два основных варианта покупки недвижимости. Во-первых, покупка вторичной недвижимости, которая обычно не является новой. Её можно увидеть и сразу заселиться. Во-вторых, покупка нового объекта. Тогда продавцы продают виртуальные картинки, а не настоящие, и покупателям приходится ждать заселения годами. Итак, либо человек покупает, что ему не нравится либо он не знает, что ему нравится. В обоих случаях никто не удовлетворён на 100 %.
Мы считаем, что ни продажа виртуальных картинок, ни вторичная недвижимость со старомодным дизайном не могут полностью удовлетворить клиента.
Мы считаем, что есть вариант, когда люди могут купить новую недвижимость с возможностью въезда в течение 2 месяцев. Общий цикл проектирования и строительства может быть значительно сокращён.
Одна сторона, подрядчик, берёт деньги в долг для завершения строительства. Другая сторона, покупатель, тратит деньги на аренду, пока строительство не будет завершено. Таким образом, мы считаем, что сокращение цикла продаж может сэкономить 5 % для обеих сторон.
Эта книга состоит из нескольких частей, написанных в разное время. Глава «Метод позвоночника», где описывается инструмент управления, создана примерно в 2010 году. Сам этот инструмент был разработан примерно в 2005 году. Глава «Предпринимательство» первоначально была написана в 2015 году и не была связана непосредственно со сферой строительства. В ней речь идёт о развитии бизнеса вообще, о стартапах. Я приведу её здесь в том виде, в котором она была написана изначально, и потом резюмирую, как это звучит применительно к строительной отрасли.
Христианские праздники – это социальное действие, благодаря которому достигнутое индивидуальными усилиями персональное переживание человека становится частью жизни сообщества. Это путь изнутри человека в новую культуру отношений. Благодаря этому жизнь Христа, который живёт в сердцах людей, давших ему место в сердце своём, переходит на другой уровень, становится элементом общественного сознания. В этом смысл праздника. Это важно для развития мира вообще.
Если проводить параллели, то зимой земля переживает пробуждение, она находится в сознании, а летом земля спит, её сознание растворяется. Как у человека рождаются мысли, так и на земле происходит цветение.
Конец ноября – начало декабря – это созерцательное время, в котором цвета радуги проявляются особенно ясно. Созерцание – это элемент жизни, когда необходимо погрузиться в тишину. Это погружение необходимо для того, чтобы быть в состоянии услышать Слово.
Созерцание – это часть жизни, когда требуется составить план, развить замысел или разработать стратегию. Это процесс, который происходит в голове. Качество замысла зависит от способности созерцательного рассмотрения, которую человек может развивать в себе. Эта способность углубляться в тишину, усиленно создавать пространство тишины, чтобы дать звучать обстоятельствам самим по себе. Качество замысла состоит в способности уравновесить между собой множество факторов и различных аспектов жизни, действующих сами по себе и влияющих на нашу жизнь. От того, насколько все они смогут в конечном замысле прийти в взаимному согласованию, устранению противоречий и взаимному усилению друг друга, зависит внутренняя сила и полнота будущего проекта, поскольку все противоречия, которые не были устранены в начале, по ходу развития проекта порождают всё более непреодолимые препятствия. Если кто-то или что-то говорит сильнее, заглушая остальных, нарушая тишину, эта неспособность создать тишину потом выливается в явные конфликты. Поэтому в начале дела важно выслушать всех и создать атмосферу, где каждый будет чувствовать себя комфортно, на своём месте и знать, что его слова услышат.
Чтобы понять, в чём состоит новый замысел, необходимо, с одной стороны, очистить своё сознание и восприятие от заранее предопределённых шаблонов мышления, предрассудков, собственных представлений о результате, поскольку это не оставляет совершенно никакой возможности услышать что-либо новое. Если мы хотим действительно услышать, сознание должно быть свободно, иначе мы слышим только то, что хотим слышать. А в этом нет никакой действительности: если мы слышим только то, что хотим слышать, то мы не слышим в реальности, мы слышим эхо самих себя. Реальность же проходит мимо неувиденной, неуслышанной.
Во-вторых, мы должны внутренне созреть для вопроса, личного вопроса: в чём же собственно состоит намерение тех, кого мы слушаем, или тех обстоятельств, которые действуют в жизни посредством событий или других людей. Вопрос, который нас мучает или беспокоит, мучает или беспокоит не просто так, а потому, что он каким-то образом затрагивает нас или исходит из сердца. Когда мы слушаем внимательно, потому что просто понимаем важность, значимость или необходимость, мы воспринимаем головой, постигаем это в деталях – это один род контакта. Когда мы заинтересованны – это другой вид контакта: наше восприятие ситуации, когда мы заинтересованны или лично обеспокоены, отличается от внимательного слушания. Мы не так увлекаемся деталями, но хотим уловить суть, если воспринимаем сердцем, а не головой. При этом действует искажение, которое вносят наши собственные желания, и это искажение необходимо преодолеть, иначе теряется смысл такого восприятия ситуации.
Изменение сознания, то есть расширение восприятия, обращение внимание на то, что раньше выпадало у нас из виду, – с одной стороны, и открытие сердца, то есть качественно новый уровень вопросов, зрелость и освобождение от собственных желаний и предположений, с другой стороны, – это два аспекта тишины. В этом состоит подготовка, личная подготовка нас к тому, чтобы мы были в состоянии выйти из замкнутого круга нашего настоящего и прошлого. Это целая наука, как пройти эту подготовку, но с другой стороны, для современного человека это посильная задача.
Новое не придёт в нашу жизнь само по себе, без нашего участия: именно то качественно новое, которое мы хотим, когда направляем наше сознание в сторону лучшего бытия. Само по себе в нашу жизнь приходит то, чего мы не хотим, что является нежелательным и препятствует на пути к лучшему бытию. Это всегда приходит в нашу жизнь нежданно- негаданно. Здесь мы всегда обнаруживаем свою неподготовленность и проявляем пассивность. Мы обнаруживаем свою несовершенность, и в этом нет трагедии, поскольку мы, люди, несовершенны, но есть вызов, стимул к раскрытию в будущем нового сознания и стимул к зрелости.
Поэтому активная человеческая позиция состоит в том, чтобы постоянно учиться предугадывать, то есть развивать созерцательность как необходимый элемент жизни, иными словами, учиться создавать пространство тишины, обстоятельства, при которых человек может увидеть и почувствовать нечто новое, то важное, что может изменить жизнь к лучшему.
Чем больше человек принимает в качестве плана действий то, что является плодом плохо проработанного восприятия, тем больше он вносит хаос в свою жизнь: это бесконечное порождение проблем, происходящее в силу ограниченности собственного сознания или незрелости. Если этот человек – лидер, то положение дел усугубляется. Чем больше сообщества планируют и проектируют из плохо проработанного в общественном сознании замысла, без должного уважения к членам сообщества, тем больше хаоса в общественной жизни. Если сообщество открыто к обучению, то шанс преодолеть хаос когда-то в отдаленном будущем тем не менее сохраняется. А обучение – это что? Это, опять же, состояние готовности узнать, открытость восприятия и сознания плюс желание учиться как потребность, исходящая от сердца. Сколько бы хаоса ни было порождено в мире, всё это можно вынести, всё это можно понять, со всем можно справиться, если есть правильное отношение ко всему этому. Весь хаос есть порождение и действие, в котором когда-либо человек принимал участие. Поэтому всё при желании можно исправить.
Вопрос теперь в содержании замысла: откуда оно происходит. Оно может происходить из прошлого опыта: если что-то когда-то было сделано успешно, то можно вернуться к прошлому опыту. Из настоящего происходит более- менее полноценное восприятие ситуации в силу ограниченности сознания и незрелости. Замысел становится эхом прошлого, если он по образу и подобию прошлого создается. В этом случае действительность теряется. Действительность была тогда, когда в прошлом был реализован подобный замысел. Его воспроизведение, конечно, тоже действие, но затухающее, теряющее первоначальную силу.
Другая возможность состоит в том, чтобы замысел происходил из будущего. Это предвосхищение будущего, которое требует проработки, чтобы оно могло состояться как замысел в настоящем.
Первая возможность – черпать замысел из прошлого – уходит корнями в языческую культуру. В наши дни мы также вспоминаем о «старых добрых временах» и иногда пытаемся всеми силами воспроизвести вновь то, что было разрушено течением времени. Вторая возможность является подарком христианской культуры, в основе которой лежит образ будущего совершенного человека, явленный во Христе, к которому каждый живущий на Земле может стремиться. Чтобы не упустить первую возможность, мы создаем целую систему знания. Вторая возможность наполняет принципиально новым содержанием и смыслом жизнь человека. Одновременно наполняются новым смыслом социальные отношения людей, занятых в таком процессе.
Наконец, если содержание замысла более-менее удовлетворительным путём стало ясно, если удалось его извлечь, минуя описанные преграды, то следующий вопрос – готовность принять этот замысел как основу для действий. Это личное решение, которое потребует бескорыстности, ответственности и самоконтроля. В таком виде возможно двигаться в сторону более удовлетворительного уклада жизни. Если этого элемента нет в конце, то весь процесс с самого начала, от созерцательности до самосовершенствования, теряет смысл.
Не составляет особого труда увидеть процессы распада, разрушения и деструкции. Гораздо труднее увидеть, что же нарождается. Поэтому так много внимания уделяется замыслу – именно потому, что с помощью процесса поиска замысла можно научиться воспринимать зарождающуюся жизнь. Иначе не было бы такой особой потребности уделять замыслу много внимания и сил. Это основная задача этого процесса.
Зарождающейся жизни нужна забота, её нужно лелеять, чтобы она могла вырасти. Это придаёт дополнительный и особый смысл деятельности человека на Земле.
Конец декабря – начало января – это время, когда цвета в окружающей природе становятся мягкими, нежными. В этот период небеса ближе всего к Земле, можно сильнее всего почувствовать воздействие небесных сил. Также, как и в Адвент, природа погружается в тишину, но по другому поводу. Если в Адвент это тишина предвосхищения, «замирания в ожидании», то в Рождество это тишина, охраняющая спокойствие из стремления не нарушить, сохранить состояние, при котором происходит тонкий процесс. Тишина становится действием устранения шума, который может нарушить важное, повредить ему.
Что это за важный процесс, требующий таких условий? В последние десятилетия появилось такое понятие, как мотивация. Мотивация означает действующее внутри желание что-то сделать. Мотивацию наблюдают чаще всего на фоне полного нежелания человека что-либо делать. Каким бы красивым, разумным, обоснованным ни был замысел, если нет ни одного человека, готового действовать для его достижения, его ценность остается невелика.
Что было до того, как стали говорить об отсутствии или наличии мотивации? С одной стороны, говорить о мотивации можно, только если человек свободен. Многие действия человек совершает не по своей воле, а будучи принуждаемым. Всю историю люди борются за право иметь больше и больше свободы. С другой стороны, понятие мотивации связано в первую очередь с профессиональной деятельностью, его трудно применять к частной жизни. Поэтому желания у человека были давно, постепенно стали появляться обстоятельства, при которых человек в частной жизни мог следовать своим желаниям, но лишь в последние 30 лет стали говорить о мотивации как о значительном явлении, потому что только- только появились обстоятельства, при которых в профессиональной деятельности у человека возникла возможность реализовывать свои желания.
Был ли человек рад и удовлетворён своей работой ранее? Наверняка. Также люди высказывали друг другу пожелания с надеждой их исполнения – это было давно. Вопрос с мотивацией стал возникать, поскольку дистанция между тем, что происходит в профессиональной деятельности, и возможностями проявлять себя как человек стала стремительно увеличиваться. Мы движемся в сторону того, что, оставаясь людьми в повседневной жизни, в части рабочих отношений руководствуемся всё меньше тем, что даёт нам возможность проявлять свои человеческие качества. Сначала социальная наука рассматривала мотивацию как нечто, что можно из человека вытащить внешними воздействиями: премиями, уважением, особенным отношением, особыми возможностями. Потом пришло осознание, что по сути мотивация – это нечто внутренне присущее здоровому человеку, то, что является его изначальным свойством. И проблема не в том, что человек недостаточно мотивирован, а в том, что в своей деятельности здоровый человек наталкивается на обстоятельства, которые убивают мотивацию. То есть необходимо устранять демотивирующие факторы, чтобы человек мог больше проявлять себя, вместо того чтобы прикладывать усилия для косвенного достижения целей компании, по сути носящие характер принуждения, но более мягкого принуждения к действиям.
В русском языке «мотив» – это то, что ищет следователь при раскрытии преступлений. Мотив, он же повод, – это обстоятельства, которые по своей природе действуют на человека извне. Применительно к рождению ребёнка говорить о том, что для этого нужен повод, искать или создавать мотив довольно дико, хотя меры по стимулированию рождаемости в виде пособий за второго ребёнка – это уже прямой мотив, за которым скрывается ещё не до конца осознаваемое преступление.
Обычно рождение ребёнка, особенно желанного ребёнка – это результат процессов, покрытых одновременно таинственностью и тишиной. Такие процессы происходят в человеке и когда в нём рождаются целеустремлённость и бесстрашие. Специфика этих процессов такова, что, поскольку происходят они в тишине, они могут протекать бессознательно, ускользая от внимания. Нам важно учиться сознательно следить за ними.
Когда следователь расследует мотивы преступления, он имеет перед собой преступника, которого может воспринимать, и ищет мотив, который скрыт. Обычный человек не воспринимает мотив и преступника синхронно – так, что, если он видит человека, то ему тут же становится очевидным мотив. Но при определённых обстоятельствах мотив и преступник воспринимаются связанными, это требует особой тренировки и подготовки, следователь должен уметь создать такую ситуацию, чтобы мотив стал воспринимаемым как нечто, связанное с преступником.
Ситуация с доброй волей такая же. Мы воспринимаем сами себя постоянно, мы здесь, но мы не понимаем, зачем мы живём, в чём наше предназначение, чего мы хотим, что нас ждёт в жизни. Это волнующие каждого человека мучительные вопросы. То же самое касается и людей, состоящих в общности: эта общность тоже может искать саму себя. Мы, как следователь, должны искать, должны учиться искать, чтобы при определённых обстоятельствах в какой-то момент нас могло посетить внутреннее озарение, которое проливает свет на наше бытие, так что мы в этот момент связываем себя индивидуально или как группа с этим внутренним озарением. Нечто рождается в нас как идея самих себя, из чего нам становятся ясны наш будущий путь, наш прошлый путь.
Со стороны люди выглядят так, что они постоянно присутствуют здесь своим существом, но одновременно они находятся в отрыве от самих себя, от той светлой идеи, которая может их озарить. Это выглядит удручающе: люди не могут найти контакта с тем, что могло бы в них жить как их самое внутреннее, человеческое содержание, от которого они становятся прекраснее и человечнее. Мы повсеместно видим вокруг себя «заготовки для людей», людей на пути к себе. Это более- менее общее состояние людей в нашу культурную эпоху. Люди и их общности предстают в той или иной степени незаконченными, в процессе собственного девелопмента. Мы не знаем самих себя наверняка и до конца. Чем более требовательными мы будем, чем более будем для самих себя такими следователями, тем больше мы будем приходить к признанию этого.