Глава 1

Герман Талеев тяжело просыпался по утрам. Он мог не спать всю ночь, мог урывками «кемарить» в самых неудобных позах и неожиданных местах сутками, но энергично вскакивать с кровати, едва заслышав звонок будильника, было выше его сил.

Гера лишь приподнял голову от пуховой подушки, чтобы посмотреть на мигающие электронные часы на прикроватной тумбочке, хлопнул по ним сверху ладонью, прерывая противный звуковой сигнал, и, блаженно закрыв глаза, откинулся на спину. Десять часов утра. Как замечательно! Можно еще сколько угодно валяться на мягком широком ложе в безмятежной истоме на зыбкой грани сна и бодрствования, проваливаясь иногда в увлекательные пучины сновидений, и тут же выныривать к реальности, сохраняя в памяти дотоле неуловимые видения загадочных картин подсознательных миров...

Однако хлопок ладонью по часам не остановил противных трелей. Тр-р р р... Конечно, мобильник! Как всегда, «аккуратно пристроенный» за одной из толстых резных ножек его низкого ложа. Свесив вниз обе руки и озабоченно шаря ими по полу, Гера на животе пополз по периметру постели. Ага, вот он, настырный и неумолчный. Открывать глаза журналисту не хотелось. Нажав на ощупь кнопку ответа на вызов, он положил телефон на тонкое покрывало, левым ухом опустил на него взлохмаченную голову и «хрюкнул» что-то невразумительное.

– И тебе доброе утро! – раздался в динамике бодрый голос Сереги Редина. – Я все понимаю: пишущий журналист, творческая личность, музы приходят и уходят... А некоторые остаются... Она меня не слышит?

Талеев тут же возмущенно «хрюкнул» еще раз. Потом, что-то сообразив, приподнял голову и внимательно оглядел всю обширную поверхность своего лежбища. Музы не было. И следов ее пребывания не наблюдалось. На всякий случай Гера еще несколько секунд прислушивался: не скрипит ли сиденье в туалете или не журчит ли вода в душевой кабине. Тишина.

Снова пристроившись ухом к трубке, Талеев услышал голос Сержа:

– ...эй, ну и куда ты пропал?!

– Чего орешь как оглашенный? И еще эти вздорные инсинуации...

– Ладно-ладно, считай, что я поверил в твой нездоровый аскетизм. И только ненавязчиво посоветую Гюльчатай не уезжать впредь так надолго...

Гера сел на кровати, по-турецки поджав ноги.

– Бессовестный и наглый шантаж! При чем тут Галинка?! – завопил он и тут же негромко поинтересовался: – А чего ты хочешь?

– Вот видишь: достаточно лишь умело начать, и ты уже готов к продуктивному диалогу. – В телефоне возникла секундная заминка, после которой голос Редина зазвучал серьезно, но как-то не совсем уверенно. – Понимаешь... я сейчас вроде как на работе...

– Так «вроде» или «как»?

– Ну, по крайней мере, числюсь на ней...

– Знаю, знаю я твою синекуру!

Капитан 1 ранга Редин был начальником военного отдела Комитета по контролю за хранением, переработкой и уничтожением радиоактивных отходов. Он пользовался в этой сфере огромными правами на уровне федерального министерства и практически не имел над собой начальников. Номинальный Глава этого Комитета, известный и весьма уважаемый академик-теоретик, проводил всю свою насыщенную жизнь в постоянных заседаниях, совещаниях, симпозиумах и семинарах по всему миру. Так что никто не обязывал Сергея регулярно появляться в своем просторном, роскошном кабинете в престижном офисе близ Кремля. Хотя мотаться по командировкам приходилось постоянно, и подконтрольные объекты, в силу своей специфики, располагались в основном в местах, значительно удаленных от всех благ цивилизации. Из одной такой командировки далеко за полярный круг капитан 1 ранга и вернулся всего пару дней назад и сейчас просто блаженствовал в столице.

– Тут, Гера, вот какое дело...

Талеев не выдержал:

– Даже звание капитана 1 ранга и моего лучшего друга не дает тебе права издеваться над бедным тружеником пера, разбудив его ни свет ни заря, и мямлить в трубку!

– Да не мямлю я, а формулирую!

– Брось свои потуги на изящную словесность и руби правду-матку.

– У меня... э... появился очень неожиданный гость.

– Ты его привез из тундры?

– Из Питера он, – со вздохом уточнил Редин, заранее безошибочно предвидя реакцию журналиста.

– Вот! – В голосе Талеева зазвучало нескрываемое торжество. – Вот оно! А кто не устает внушать вам, неразумным, что этот город – цитадель зла, неиссякаемый источник неприятностей, гнездо коварных неожиданностей и оплот...

– Ты бы поосторожней, журналюга! При нынешнем-то властвующем тандеме...

– Нас не запугать даже призраками всех трех революций!

– Вот теперь вижу: проснулся. Гость мой и сам-то по себе очень примечательный человек, а уж его информация... Честное слово, не знаю, как и охарактеризовать... «Бомба», сенсация, грандиозная «разводка» – черт не разберет.

– Ну и ты не лезь, – легко посоветовал Гера.

– Я очень уважаю этого человека, – серьезно ответил капитан 1 ранга. – А в его истории, кроме выраженной невероятности, слишком много реальных фактов и... откровенной уголовщины. В общем, мы сейчас вдвоем приедем к тебе. И никаких возражений! Только один маленький нюанс: мой гость изначально хотел встретиться с каким-нибудь независимым и влиятельным журналистом. Ты – самый подходящий кандидат: аккредитован в Кремле, на короткой ноге с тамошними небожителями...

– Нюанс-то в чем?

– Пусть, хотя бы на первых порах, мой гость видит в тебе только журналиста. Другие ипостаси твоей многогранной личности могут его... э... испугать. А уж дальше – как получится. Договорились?

– Ох, Серега! После такого вступления все ипостаси моей неординарной личности молят только об одном: чтобы не было никакого этого «дальше».

– Вряд ли так получится. Я же тебя слишком хорошо знаю... Ну, до скорой встречи, командир!

Звонок прервался.

* * *

Под «другими ипостасями» Редин, конечно, подразумевал в первую очередь Команду. Это было сверхсекретное подразделение, созданное при президенте России для решения самого широкого круга вопросов с явно выраженной антитеррористической направленностью. Оно предназначалось в основном для операций за пределами страны, в случаях, когда официальные силовые структуры не имели обоснованных поводов для вмешательства. Или просто не хотели пачкать свои «чистые руки». Для Команды границ не существовало. Ни юридических, ни географических, а иногда и морально-этических. Что позволяло, например, прибегать к физическому устранению опасных для страны и мира личностей.

Президент знал о существовании Команды, но никак не вмешивался в ее работу. Курировал эту деятельность один из его помощников или советников, однако и он лишь указывал направление удара и обеспечивал со своего высокого государственного поста скрытность действий Команды. Ее бойцы сами выбирали пути, методы и способы решения проблемы. Они были автономны, практически не поднадзорны, не подконтрольны и абсолютно самостоятельны. До недавнего времени бессменным Куратором был помощник президента Алексахин. Однако некоторые печальные события привели к его самоубийству, а престиж Команды так резко упал в глазах главы государства, что президент вообще решил отказаться от любых услуг этого подразделения.

Команда сумела реабилитироваться, лишь раскрыв крупный антиправительственный заговор в высших эшелонах власти и предотвратив грандиознейший теракт. Это оказалось сопряжено с тяжелыми потерями для самой Команды: из обычных 12 – 14 ее «штатных» бойцов в живых остались только шестеро, а оказавшийся предателем один из двоих ее фактических руководителей был убит. Но доброе имя Команды было восстановлено, а главное, безусловно доказана ее несомненная полезность. Президент счел свое предыдущее решение опрометчивым и вернул Команду «на службу».

Теперь Талеев стал единственным командиром. Его не слишком волновала малочисленность подразделения: бойцы Команды и раньше-то работали преимущественно в одиночку, лишь для выполнения наиболее сложных заданий объединяясь по два или три человека. К тому же у них была возможность привлекать (иногда самим, иногда через своего кремлевского Куратора) к работе любого специалиста любого ведомства России. Таких людей Команда использовала «втемную»: привлеченный был уверен, что работает на своих «смежников», например, МВД, ФСБ, ГРУ и прочее.

Гера беспокоился о другом. Как сложатся его отношения с новым Куратором? От этого напрямую мог зависеть исход большинства тайных операций. Но пока поводов для проверки их взаимопонимания не представлялось.

А теперь вот Серж с его неожиданным гостем...

* * *

Валерию Павловичу Черемных было под шестьдесят. Высокая прямая фигура и короткий ежик пепельно-седых волос на круглой голове безошибочно выдавали в нем отставного военного. А вот голос был удивительно приятным, даже мягким, и вместе с тем чрезвычайно убедительным, что как нельзя больше соответствовало его теперешней должности преподавателя университета.

«Студенты любят таких профессоров, с удовольствием слушают их лекции, – заметил Талеев, – и разбираются в предмете».

Он уже выслушал короткий рассказ о том, как юный лейтенант-инженер Сережка Редин попал служить на подводную лодку, на которой радиотехнической службой командовал капитан 3 ранга Черемных. Судьба свела их на одном корабле всего лишь года на полтора: затем Валерий Павлович списался на берег – ему было уже сорок лет – и продолжил службу научным сотрудником в 40 м НИИ ВМФ в Санкт-Петербурге. А Редин еще почти 10 лет бороздил моря и покорял пучины.

Потом они встречались изредка на юбилеях экипажа, а несколько лет назад Сергей даже побывал в командировке в 40 м НИИ целых два месяца, участвуя в разработках нового аппарата для аварийно-спасательных работ на затонувшем корабле. В остальное время бывшие сослуживцы лишь обменивались телефонными звонками да телеграммами к праздникам, что никак не помешало обоим сохранить друг к другу самые теплые уважительные чувства.

Теперь же, оказавшись в неожиданно затруднительном положении, старый подводник вспомнил о Редине.

– ...Я сразу решил обратиться к Сережке. Он же у нас теперь чуть не министр! Такими делами ворочает, и в самой Москве. Правда, не по моему профилю, так сказать, но связями-то оброс. Вот и верно: он мне вас и рекомендовал...

– Пока я абсолютно не представляю, чем могу быть полезен.

Гера развел руками, а профессор согласно покивал головой:

– Конечно-конечно. Это все, так сказать, словесная увертюра. Я постараюсь в наиболее доступной форме посвятить вас в чрезвычайно актуальную, сложную проблему. И особенно в события последнего времени... Постарайтесь отринуть свой изначальный скепсис. Хотя... – Ученый муж оглянулся на сидящего сбоку Редина. – Вон, Сережке до сих пор это не удалось, а ведь мы несколько часов проговорили!

– Валерий Павлович...

– Да ладно, не оправдывайся. Спасибо, что серьезно отнесся... э... к криминальной составляющей...

– Вот это я могу подтвердить определенно.

Редин теперь обращался непосредственно к Талееву:

– Журналиста, – он намеренно подчеркнул это слово, – такое непременно заинтересует...

Гера поднял вверх руку:

– Давай не будем прерывать нашего уважаемого профессора. А ты, чтобы не скучать над повторением рассказа, обслужи-ка нас по полной программе: чаек-кофеек, водочка-коньячок... Где что лежит, знаешь. Давайте, профессор! Вам не помешает, если я закурю?

Ученый, кажется, уже не расслышал вопроса. Он начал говорить...

* * *

Это был увлекательный рассказ о проблемах, действительно сложных, неоднозначных, но каких-то... отстраненных, что ли, от практических реалий сегодняшнего дня. Так, по крайней мере, сразу определил для себя Талеев. Поэтому он вопросительно и недоуменно взглянул на Редина: «Ты всерьез считаешь, что все это может нас заинтересовать?!» – и получил в ответ выразительный жест: «Слушай-слушай, будет интересно!»

Гера скептически поджал губы, но речь профессора продолжал выслушивать со вниманием, тем более что ему импонировала манера изложения старого подводника: правильно построенные короткие четкие фразы, никаких длиннот и затяжек, мысль не дробилась на мелкие подробности и не уходила в сторону. «Вот что значит природные способности талантливого оратора, наложенные на лаконично-военную приказную манеру изъяснения».

А речь шла, ни много ни мало, о климатическом оружии. Тема не сказать чтобы актуальная, но усиленно муссируемая последнее время средствами массовой информации, и особенно в Интернете. Где-то между НЛО, экстрасенсорикой и парапсихологией. Хотя у профессора она выглядела вполне научно, убедительно и доказательно, однако...

– Послушайте, Валерий Павлович. – Журналистский опыт Талеева давно научил его быть предельно конкретным и даже жестким, по необходимости. – Некоторые теоретические знания об истории воздействия на природу и климат нашей планеты, начиная с опытов гениального физика Николы Теслы в начале прошлого века, я уже почерпнул во Всемирной паутине. Думаю, этого будет достаточно, чтобы оценить реальные факты, которые вы, несомненно, имеете нам представить...

Профессор усмехнулся:

– Есть такой американский фильм, «Люди в черном» называется. Вы, безусловно, его видели. – Журналист кивнул. – Так вот, там основную информацию для своей практической... э... работы главные герои черпали из желтой прессы, умело отыскивая в ворохе совершенно невообразимых, на первый взгляд фантастических сообщений, наблюдений, выводов факты реальных событий. Потому что знали об интересующей их проблеме чуть больше остальных. Вот я и попытался в... э... конспективной форме дать вам эти знания. Позвольте подытожить?

Итак, сам факт наличия климатического оружия никем не отрицается. Как и неоднократные примеры его разнообразного использования. Правда, в большинстве на весьма примитивном уровне. Например, в 1958 году были взорваны ядерные бомбы в атмосфере, на высоте 40 километров, после чего последовала целая серия климатических катастроф по всему миру. В 1961 году 350 тысяч медных игл длиной 1 – 2 сантиметра были выстрелены в ионосферу. Результат: землетрясение на Аляске мощностью 8,5 балла, а в Чили большая часть побережья просто сползла в океан. 1963 год – военные США и СССР взорвали в стратосфере три стомегатонные атомные бомбы и пропороли гигантские дыры в защитном озоновом слое Земли. Во время вьетнамской войны американцы обстреливали грозовые тучи йодистым серебром, провоцируя сильнейшие тропические ливни, которые уничтожали посевы, смывали дамбы на реках... Ну, достаточно примеров. Подчеркиваю: это – до недавнего времени. Пока люди не отыскали более эффективный, безъядерный способ воздействия на ионосферу. А главное, очень трудно... э... распознаваемый. Суть его в том, что на определенном замкнутом пространстве выстраиваются сотни антенн, и в результате их синхронной работы происходит дополнительная ионизация определенных участков атмосферы...

– Профессор, профессор, я же сказал, что достаточно подкован, чтобы знать о ХАРПе.

Черемных с уважением взглянул на собеседника:

– Хм... Похвальная любознательность! Это сэкономит наше время. ХАРП – это современные разработки сверхмощного оружия «АРФА»: авроральная резонансная фазированная антенна...

– ...которые установлены американцами на Аляске, в Норвегии и Гренландии, – подхватил Талеев.

– Да-да-да! Именно эти три точки. И ХАРП – многофункционален. Излучаемые антеннами комплекса высокочастотные импульсы воздействуют на свободные атомы ионосферы. Получая дополнительную энергию извне, электронные оболочки этих атомов увеличиваются в 150 раз! Возникают так называемые плазмоиды – искусственные образования с высокоэнергетическим состоянием атомов. Размеры плазмоидов могут достигать десятков километров. Такой процесс называется «накачкой». В зависимости от степени «накачки» плазмоид может служить зеркалом или поглотителем для любого вида волн. И вот вам, пожалуйста, полное прерывание радиосвязи! А отражаясь, волны беспрепятственно проникнут на любую глубину Земли, разрушая тайные бункеры, нефте– и газопроводы... К тому же, перемещаясь, плазмоид оставляет за собой область нагретого воздуха с пониженным давлением и огромным запасом энергии, которая выделяется при разделении кванта электромагнитного поля на электрон и позитрон...

– Так, профессор, это уже довольно трудно воспринимается неподготовленным мозгом.

– Ну, это как «микроволновка»: самолет, ракета, да и любой объект растворятся в этой зоне за секунды.

– Фью-ю ю, приплыли!

– Еще не совсем, Герман... э...

– Да просто Гера.

Старый подводник только кивнул:

– А ведь ХАРП может излучать и низкочастотные импульсы...

Талеев поднял вверх обе руки:

– Сдаюсь, академик! Хватит!

Но Черемных показал себя несгибаемым бойцом:

– Не хватит! Именно с такими импульсами связана череда самых зловещих событий! Вам известно, что природная резонансная частота землетрясения составляет всего 2,5 герца? Ре-зо-нанс-ная!! – Валерий Павлович назидательно потыкал указательным пальцем в потолок. – Вы понимаете, что это значит? В Питере полторы сотни лет назад обрушился каменный мост под проходящим по нему строем солдат, просто потому, что частота топота их шагов совпала с внутренними колебаниями атомов конструкций моста. Резонанс! А если достаточно долго воздействовать на сейсмоопасную зону на такой частоте мощным излучением... Вы понимаете, что произойдет?

– Резонанс, – в тон разгорячившемуся собеседнику, только негромко, ответил Талеев, – который вызовет фактическое землетрясение.

– Вот именно! Или тайфун, или цунами, их природа идентична. А теперь внимание: 2002 год – колоссальный тайфун в Италии. В месте, где никогда ничего подобного не происходило. Причем практически мгновенно, не зарегистрировано ни одним наблюдательным постом! Декабрь 2003 года – землетрясение в Иране. 41 тысяча жертв. Декабрь 2004 года – удар гигантских волн о побережье Индонезии, Таиланда, Сомали, Шри-Ланки и Суматры. 400 тысяч жертв. Сдвинулась земная ось! Потом Европа: циклон «Эрвин», январь 2005-го, от Дублина до Санкт-Петербурга. Затем США: наводнение в Юте, снегопады в Колорадо. Нонсенс? А причина – земные толчки, вызвавшие цунами, которые изменили наклон земной оси и ускорили вращение нашей планеты на три микросекунды. Вот вам результат деятельности ХАРП!

Черемных замолчал. Гера тоже. Этим быстро воспользовался Редин и плеснул изрядные порции коньяка во все три бокала на столе:

– Ну, за... резонанс!

– Тьфу-тьфу-тьфу! Чтоб тебя, с таким тостом!!

– Да я с чистыми намерениями. Врага надо знать в лицо!

– Природа – не враг. Просто мы слишком мало о ней знаем. – Профессор чокнулся с Талеевым. – А выпить непременно стоит!

Они осушили бокалы.

– Впечатляюще. И весьма убедительно. – Журналист закурил, откинувшись на высокую спинку мягкого кресла. – Я верю вам, профессор. Но еще больше я верю своему другу Редину. Потому что знаю его очень хорошо и уверен: он ни за что бы не... э... устроил это наше свидание, полагаясь только на апокалипсические картины грядущей мировой катастрофы. Зачем вам конкретно понадобился журналист?

– Знаете, Гера, я ведь не рассказал и половины того, что вам необходимо знать. Если, конечно, вы решите заняться этой... историей. К тому же обратиться к вам было нашим с Сережкой совместным решением, – Талеев удивленно посмотрел на своего друга, – не ругайте его! Вероятно, он тоже, как вы изволили выразиться, знает вас очень хорошо и в чем-то уверен. – Гера хмыкнул, но не стал возражать. – Простите, если я не совсем логично и последовательно доношу до вас свои мысли и факты. Я не спал всю ночь: Сергей любезно позволил мне воспользоваться компьютером у него дома, чтобы просмотреть и проанализировать некоторую информацию, которую я получил накануне при весьма... э... странных обстоятельствах...

Талеев выжидательно смотрел на старого подводника. В отношении Редина тот, несомненно, был прав: Сержу нужны веские основания. Что ж, похоже, впереди кульминация.

– ...У меня есть хороший знакомый. Бывший сослуживец. – Валерий Павлович всем корпусом развернулся к устроившемуся на диване Редину. – Ты его не знаешь, он был моим подчиненным в 40 м институте. Очень талантливый молодой человек. Он, как и я, только значительно позже, окончил Военно-морское училище имени Попова в Петергофе, попал на Северный флот, однако с действующих кораблей был быстро списан на берег: обострилось какое-то давнее легочное заболевание. И здесь, слава Фортуне, нашлись люди, которые хорошо помнили по училищу его тягу и способности к настоящей научной работе. Они помогли ему перевестись в одну из новых лабораторий 40 го НИИ ВМФ в Питере. Так он попал ко мне и стал заниматься проблемами локации. Да-да, – это Черемных ответил на вопросительный взгляд Талеева, – именно фазированной антенной решеткой! В это время недалеко от Питера, под Выборгом, началось строительство новейшего секретного радиолокационного узла, и Володя – Владимир Семенович Истратов – перешел туда, став ведущим научным сотрудником. Тогда на территории СССР были развернуты несколько таких – и подобных – станций: в Азербайджане, под Чернобылем, возле Николаева, в Хабаровском крае, Красноярске, рядом с Нижним Новгородом... Да-а а... Счастливое время! – Старый подводник тяжело вздохнул. – Жаль, быстро закончилось. Перестройка, дикие девяностые... Так вот, сначала, когда Володя еще работал в Выборге, мы с ним иногда встречались в Питере. Потом его куда-то перевели, и наша связь надолго прервалась. А года полтора назад он мне позвонил...

Черемных задумчиво повертел в пальцах пустой бокал. Редин воспринял это как определенный знак и тут же наполнил емкость янтарным содержимым, не забыв себя и Талеева. Профессор так же отрешенно поднес бокал к губам и отхлебнул приличную порцию. Похоже, на этот раз он даже не почувствовал вкуса и крепости божественного напитка.

– ...Позвонил... – Валерий Павлович словно очнулся. – Да! Володя говорил удивительно странные и... страшные вещи. Но подтверждал их такими фактами, от которых невозможно было просто отмахнуться. Хотя нет! «Страшное» появилось потом. Оно сосредоточено в этом диске. – Профессор похлопал ладонью по карману своего пиджака. – А тогда мне удивительно и неожиданно было узнавать, что практические работы с использованием авроральных фазированных антенн не только не прекратились, в чем не сомневались даже работавшие в этой области специалисты, как, например, я, но и развернуты со впечатляющим размахом! Это казалось невероятным, потому что на месте РЛС под Николаевом остался лишь частокол из никому не нужных поломанных и ржавеющих антенн, ликвидирована станция Чернобыль 2, на самом ответственном этапе прекращено строительство мощной РЛС под Красноярском, оборудование брошено, а большинство специалистов разбрелись по городам и весям, причем многие оказались в профильных центрах за рубежом. А ведь это – единственная у нас РЛС, сопоставимая по мощности с американской системой ХАРП на Аляске! Продолжает работать, правда, уникальный комплекс «Сура» в 150 километрах от Нижнего Новгорода. – Черемных презрительно фыркнул. – «Работать», ха! Просто влачит жалкое существование на уровне заштатного синоптического центра. Невелик прок и от узла в Азербайджане, Габала 2, которым Россия пользуется на правах аренды. – Профессор перевел дух. – А Володя говорил мне по телефону о сказочных практических достижениях, о воплощении передовых научных разработок, о бесперебойном и совершенно фантастическом финансировании...

– Он был в здравом уме? И вообще, откуда это он «вещал»? Может, как раз из упомянутого вами «профильного центра за рубежом»? – не выдержав, перебил собеседника Талеев.

– Да-да, такая мысль первой пришла мне в голову. Особенно после того, как я по своим каналам собрал полную официальную информацию о состоянии дел с подобными разработками в России: все оказалось именно так, как я вам описал, и был уверен сам – полнейший развал! НИКТО, включая наши центральные органы в Москве, НИЧЕГО не знал ни о каких «блестящих достижениях». Да-а а... А «вещал» Володя откуда-то с Дальнего Востока, из Хабаровского края.

– А там Япония близко. И Китай... – пробурчал себе под нос Редин.

Валерий Павлович строго взглянул на него, и Сергей замолчал.

– Звонки были нечастыми: раз в 2 – 3 месяца. Причем раз от раза они становились какими-то беспокойными, тревожными, что ли. А с полгода назад и вовсе прекратились. Кстати, в ответ на твою реплику, Сережа, Китай ни при чем. В одном из состоявшихся разговоров Володя конкретно уточнил свое место работы: поселок Большая Картель рядом с Комсомольском-на-Амуре. Я знал это место. Там в период бума была построена небольшая РЛС на новейших принципах фазированной антенной решетки. Но, по моим сведениям, и она была заброшена.

– Значит, не была... – задумчиво протянул журналист.

– Но такую секретность практически невозможно организовать! Как это так: Центр не в курсе, что происходит годами на подведомственной ему периферии?

– Значит, можно, – так же задумчиво прореагировал Талеев. – Смотря кто за такое возьмется. И для чего...

– Наверно, Гера, в ваших словах есть правда: потому что раздавшийся у меня месяц назад звонок – после полугодового молчания – был каким-то совсем заполошным и маловразумительным. Вдобавок коротким. Володя говорил о каких-то своих подозрениях, которые он в ближайшее время сможет подтвердить, о своей невозможности продолжать работу, о том, что режим секретности у них превратил Центр в подобие концентрационного лагеря... Это его слова!

– А что за подозрения?

– Тогда я абсолютно ничего не понял, но позавчера Истратов позвонил снова. Оказывается, он приехал на лечение в Зеленогорский военный санаторий под Петербургом и хочет как можно быстрее встретиться со мной. Володя назначил встречу в сквере у гостиницы «Россия» – я живу неподалеку – и еще оговорил ряд условий, которые, конечно, показались мне форменной паранойей...

– ???

– Если я замечу за собой слежку (!), мне надо вернуться домой и напрочь забыть обо всех наших с ним разговорах. А если в течение 20 минут после установленного срока он сам не явится на эту встречу и не позвонит мне на мобильник, я должен прямым ходом отправиться в аэропорт Пулково и улететь ближайшим рейсом все равно куда, лишь бы там переждать какое-то время, не допустив своего обнаружения! И еще: в автоматической камере хранения аэропорта – номер ячейки и код он сообщил – находится электронный диск с чрезвычайно важной информацией. Я должен его изъять, изучить и сам решить, как с ним дальше поступить. Ну, вот...

Черемных развел руками.

– Понятно. Судя по тому, что вы здесь, сработал второй вариант, предусмотренный Истратовым. Теперь, пожалуйста, профессор, ответьте на два моих вопроса. Первый: почему все-таки вы безоговорочно выполнили эти странные условия вашего знакомого? Второй: что на диске?

Валерий Павлович поднес к губам бокал с остатками коньяка, но передумал и отпил небольшой глоток кофе из чашки. Он собирался с мыслями.

– Я знал Володю как умного, прагматичного человека. Он со своих позиций, безусловно, реально оценивал обстановку. Несмотря на некоторую странность его звонков – сейчас я понимаю, что это была лишь вынужденная недоговоренность, – он не сумасшедший и не паникер. К тому же он – военно-морской офицер... Да, я сомневался и колебался, но выполнил его условия. И не ошибся! Подтверждение своей и его правоте я нашел сегодня ночью, изучая этот диск на Сережином компьютере. Это ответ на ваш второй вопрос. На диске записаны параметры излучений наземных фазированных антенн хабаровского комплекса. Огромное количество данных за последние несколько лет: мощности и направленность высокочастотных импульсов, уровни «накачки» определенных участков ионосферы, координаты распределения отраженных сигналов, данные по работе в низкочастотном инфразвуковом диапазоне...

– И какие же выводы вы делаете? – поинтересовался Талеев.

– Позвольте, молодой человек... – повысил голос профессор, но тут же стушевался, – простите меня, пожалуйста. Думаю, что конкретные выводы сможет сделать разве что целый специализированный институт после многодневного и скрупулезного изучения всего материала. Я же не успел пока даже просмотреть все данные! К тому же Володя явно торопился, и его цифровые характеристики практически не подтверждены никаким пояснительным текстом. Нужно сопоставлять и догадываться. У меня на это просто не было времени.

– Это вы простите меня, профессор. Но, например, первый полезный вывод о явной спешке Истратова вы уже сделали. Еще что-нибудь бросилось вам в глаза?

– Ну конечно же! Поэтому я и нахожусь сейчас у вас. Даже мои скудные знания географии позволяют навскидку указать регионы земного шара, подвергшиеся... э... определенному воздействию. А если сопоставить это с временными характеристиками и общеизвестными последствиями...

Валерий Павлович затих и через несколько секунд негромко проговорил:

– ...то получаются цунами в Индийском океане, снегопады в Колорадо, климатические катаклизмы в Европе и... – тут Черемных замолчал надолго, но его никто не торопил, наконец он собрался с духом, – и прошлогодняя невообразимая жара в России, и... и... в общем, недавнее землетрясение и цунами в Японии с ядерной аварией на Фукусиме!

Никто не произнес ни слова. Все было слишком невероятно. Первым откашлялся Талеев.

– Та-а ак... Я понял, профессор, что привело вас ко мне. Вера или надежда на то, что известный журналист сможет взбудоражить общественное мнение, привлечь внимание заинтересованных лиц, вплоть до высшего руководства страны, к такой... э... глобальной проблеме. Хорошо. Считайте, что меня вы не только заинтриговали, но и привлекли на свою сторону. Вместе с тем, я думаю... нет, я просто уверен, что ожидаемый вами «журналистский поход» в сторону высшего руководства пока явно преждевременен. Как вы сами только что сказали, «...конкретные выводы сможет сделать специализированный институт...» Вот и не надо надеяться, что «высшее руководство» станет оперировать чем-либо, кроме конкретных выводов. Значит, пока вам самому необходимо завершить тщательнейшее и, по возможности, максимально разностороннее изучение информации на диске Истратова. А у меня на этот период тоже найдется вполне конкретная работа, и связана она будет с криминальной составляющей вашего дела. Ответьте, пожалуйста, еще на несколько моих вопросов.

– К вашим услугам.

Старый подводник признал правоту доводов журналиста и его железную логику.

– У Истратова есть семья?

– Он женат, но детей не было. Впрочем, уже несколько лет, как он уехал, я ни слова не слышал о его жене. Он ни разу не упоминал ее в наших телефонных разговорах.

– А вы пытались позвонить ему после того, как он не пришел на условленное свидание?

– Каюсь, грешен, позвонил. Но не из Питера, а уже из Москвы. Трижды пытался, но его телефон был отключен.

– Ну, вот и все пока, вам, Валерий Павлович, обязательно надо отдохнуть, поспать несколько часов. Устроитесь у меня на диване в отдельной комнате. А потом я перевезу вас в другое место. Там в вашем полном распоряжении будут и компьютеры, и... всякие другие удобства. Пойдемте, я провожу.

* * *

Когда минут через десять Талеев вернулся в гостиную, Редин нетерпеливо поинтересовался:

– Ну, что ты обо всем этом думаешь?

Гера налил себе коньяка, устроился в кресле с бокалом в руке и закурил свою излюбленную длинную и тонкую черную ароматную сигару. Только сделав пару глубоких затяжек, он пригубил коньяк и ответил:

– А я – как это самое пресловутое «высшее руководство»: без конкретных фактов не хочу делать никаких выводов.

– Значит, спустим все на тормозах? Позволим сделать из профессора «городского сумасшедшего», а из его друга Истратова какого-нибудь фанатика-ученого, одержимых параноидальной идеей заговора...

– Нет, конечно, – перебил Талеев. – Ничего подобного я не говорил...

– Ну еще бы! – Редин распалился не на шутку. – Пойми: они оба – абсолютно вменяемые люди, военно-морские офицеры, наконец...

– Да не спорю я, не спорю! – Гера примирительно поднял обе руки. – И... верю. Вот только пока не знаю точно, во что. Так, тихо! – Это журналист заметил явную попытку своего друга ринуться «в бой» с открытым забралом. – Успокойся ты! Довод о принадлежности к славному Военно-морскому флоту меня полностью убеждает в их здравомыслии. Ну и попутно, у нас имеется как минимум один вполне конкретный факт: человек пропал. Вот и поработаем в этом направлении. Тем более что наш Вадик сейчас в очень подходящем месте находится...

Загрузка...