А. В. Кирилина
В последнее десятилетие в отечественном языкознании отмечается бурный рост интереса к лингвистической составляющей гендерных исследований: проводятся научные семинары и конференции, появляются периодические издания, увеличивается количество диссертационных исследований. Вместе с тем, научная молодежь испытывает потребность в изданиях хрестоматийного характера и антологиях, которые позволили бы ознакомиться с историей развития гендерных исследований в лингвистике в общем контексте формирования и эпистемологических трансформаций гуманитарного знания второй половины XX в., а также проследить изменения методологических основ изучения гендерных аспектов языка и коммуникации. Предлагаемая вниманию читателей антология призвана ознакомить российских исследователей с рядом известных трудов по гендерной проблематике и способствовать расширению знаний начинающих исследователей.
Вступительная статья посвящена основным этапам развития гендерных исследований в лингвистике, причинам методологических поворотов, анализу заблуждений, свойственных ранним исследованиям гендерной проблематики, а также краткой характеристике представленных в антологии работ. Все это позволяет читателю сориентироваться и начать чтение переводных трудов, уже имея представление о развитии лингвистических гендерных исследований. Мы остановимся на обсуждении понятия гендер и научного контекста его возникновения (часть 1), характеристике этапов развития гендерных исследований и возможностей гендерного подхода в языкознании (часть 2), а также дадим краткий обзор включенных в антологию трудов (часть 3).
Понятие гендер пришло в лингвистику довольно своеобразным путем: английский термин gender, означающий грамматическую категорию рода, был изъят из лингвистического контекста и перенесен в исследовательское поле других наук – социальной философии, социологии, истории, а также в политический дискурс. Перенос был сделан, чтобы «уйти» от термина sexus (биологический пол), так как это понятие связывает с природной детерминированностью не только телесные различия мужчин и женщин, но и полоролевое разделение труда, неодинаковые требования и отношение общества к мужчинам и женщинам, разную общественную «ценность» лиц в зависимости от их пола. Термин гендер был призван подчеркнуть не природную, а социокультурную причину межполовых различий.
В языкознание же гендер пришел, вернее, вернулся в новом значении, несколько позднее из сферы социальных наук, когда гендерные исследования получили статус междисциплинарного направления. Наряду с этим понятие гендер функционирует в англоязычной лингвистической литературе, разумеется, и в своем старом значении. Кроме того, и до появления нового термина лингвистическая семантика не игнорировала отражение в языке понятия пол в значении sexus. Да это было бы и невозможно, так как семантический компонент пол входит в состав значения многих лексических единиц (мужчина, женщина, мать, отец и т. д.). И сегодня работы, посвященные рассмотрению этого вопроса, оперируют понятием пол\ Таким образом, возникает необходимость выяснить, как соотносятся эти понятия именно в области языкознания, так как их функционирование здесь, как показано выше, отличается от ситуации в других общественных науках, занимающихся гендерными исследованиями. [1]
Хотя понятие гендер признается сегодня большинством исследователей, существует ряд трудностей, возникающих при чтении специальной литературы и связанных с некоторыми различиями в понимании гендера и сравнительной новизной этого понятия. Прояснению вопроса не способствует растущий поток переводов с английского на русский язык, где английское соотношение sex – gender оказывается не вполне соответствующим русскому пониманию аналогичных понятий. Так, в русском языке пара секс – пол оказывается не адекватна английскому sex – sex, что, на наш взгляд, несколько «разгружает» слово пол. Кроме того, в западных странах в последние годы наметилась отчетливая тенденция – даже вне научного дискурса – к вытеснению номинации sex в значении пол и замене ее словом gender в целях политической корректности. Функционирование терминологических единиц исследуемой области обнаруживает следующие особенности:
– Значительная часть трудов, посвященных полоролевой дифференциации общества и связанным с ней процессам, написана до возникновения термина гендер и оперирует понятиями sex, sex us, sexuality даже в тех случаях, когда речь идет о социальных аспектах взаимодействия полов;
– Термин гендер возник в англоязычном пространстве и является английским омонимом грамматической категории рода, что в ряде случаев приводит к неясностям именно в лингвистическом описании;
– Ряд исследователей придерживается старых понятий, пользуясь терминами sex bias, sex role, sex difference и т. д., включая, однако, в свои рассуждения положения о социальной и культурной значимости пола. Заметна и противоположная тенденция – стремление заменить слово пол (sexus) новым термином. Так, Д. Вайс[2], говоря о биологическом поле, применяет термин natural gender, снабжая его в скобках пояснением (sexus). Особенно это касается трудов, время создания которых совпало с возникновением понятия гендер.
Все это свидетельствует о затруднительности последовательного разграничения обсуждаемых терминов.
Неясности возникают в зависимости от языка, на котором описано исследование, а также при переводе иноязычных работ на русский язык. Так, в немецком языке наряду с понятием Gender используются немецкие номинации Geschlecht, das soziale Geschlecht. Некоторая путаница возникает и в русском языке, особенно при переводе.
– При выборе терминологии имеет значение концептуальная позиция автора. Так, представители биодетерминистского направления, настаивающие на физиологически и психически обусловленной дифференциации когнитивных различий и языковой способности мужчин и женщин, применяют традиционное обозначение пола, хотя и в их работах встречается понятие гендер.
– В отечественном научном дискурсе понятие гендер находит широкое применение, несмотря на свою новизну. Некоторые авторы предлагают пользоваться терминами, включающими слово пол. Применяются понятия гендер, пол, социальный (социокультурный) пол, половой диморфизм, полоролевая дифференциация, биосоциальные (биокультурные) характеристики человека. Последние подчеркивают двойственный характер пола, его природную и культурную составляющие. Термин пол кажется многим исследователям приемлемым еще и потому, что в русском языке, в отличие, например, от английского, понятие пол не идентично понятию секс (именно этот факт в англоязычном научном дискурсе стал одной из причин введения в оборот термина gender). Заимствованная лексема секс отражает лишь область взаимодействия полов, связанную с их репродуктивной функцией. С одной стороны, это делает лексему пол более нейтральной, с другой, как уже говорилось, создает сложности при переводе иноязычной литературы на русский язык и при использовании термина сексуальность, который в западной научной традиции связан не только и не столько с репродуктивной функцией человека и коитальным контактом, а в русском переводе приобретает именно такой оттенок.
Методологические основы гендерных исследований и их философское осмысление зависят от исторических факторов развития как самих лингвистических знаний, так и общенаучной модели человека. Существенную роль играет в рассмотрении и интерпретации фактов приверженность исследователя той или иной методологии, а часто и его идеологические установки. Ряд понятий, применяемых в гендерных исследованиях, пришел из политического дискурса. Так, термин сексизм возник в период наиболее активной феминистской критики языка и обозначает структуры языка, отражающие дискриминацию по признаку пола: язык не только антропоцентричен, но и андроцентричен – в нем зафиксирована главным образом мужская перспектива, мужская субъектность, мужская картина мира, а женщинам отводятся второстепенная, маргинальная роль и статус объекта. Исследователи, придерживающиеся более нейтральной позиции, избегают применения понятия сексизм в научном описании и заменяют его термином гендерная асимметрия, под которым подразумеваются особенности отражения в языке лиц мужского и женского пола, полоролевых стереотипов и т. д., так как понятие сексизм предполагает как бы намеренную дискриминацию, в то время как намерение – и тем более злое – у языка, разумеется, отсутствует.
Для того чтобы понять, почему введение нового термина оказалось необходимым, следует рассмотреть время и условия возникновения и широкого распространения гендерных исследований, т. е. изложить философские и методологические предпосылки их возникновения в эпоху постструктурализма и – шире – постмодернизма.
С этой точки зрения важно учитывать, что бурное развитие гендерных исследований на Западе совпало по времени с формированием новой философии науки – в первую очередь благодаря идеологии постмодернизма, а также поиску новой эпистемы в самой лингвистике, связанному с критикой структурализма.
Начнем с того, что принципиально нового внесли в теорию познания некоторые тенденции современной мысли, которые часто характеризуются как постмодернизм. Это постструктурализм, деконструктивизм, постмарксизм и некоторые течения феминизма. Во многих отношениях различия между ними перевешивают сходства, но при этом их объединяют и общие черты, которые и могут быть определены как постмодернистские:
1. Все они отрицают устойчивые эпистемологические основы, неоспоримые теоретические предпосылки и закономерности. Их объединяет недоверие к абсолютным или универсальным нормам и всеобъемлющим теоретическим системам.
2. Все направления постмодернистской мысли признают лишь языковую концепцию реальности, утверждая: то, что мы воспринимаем как реальность, на деле – социально и лингвистически сконструированный феномен, результат наследуемой нами лингвистической системы. Следовательно, мир познаваем только через языковые формы, и представления человека о мире не могут отразить реальность, которая существует за пределами языка; они могут быть соотнесены только с другими языковыми выражениями. Язык, таким образом, отделен от контактов с внешними обозначениями.
3. Эти направления мысли отвергают положение о социальной целостности, как и понятие о причинности, будучи приверженными разнообразию, плюрализму, фрагментарности и неопределенности и отрицая идею объективной истины.
4. Все они ставят под сомнение рациональный, единый субъект, который был основой западной мысли, начиная с эпохи Просвещения, предпочитая рассматривать его как социально и лингвистически фрагментированный[3].
5. Собственно лингвистические и психологические исследования этого периода, в частности, новый взгляд на понятие категория, возникший под влиянием работ Э. Рош, также стимулировали пересмотр базовых философских понятий и отказ от большого числа традиционных представлений, свойственных картезианской логике, и, следовательно, новое осмысление лингвистических задач. На взгляд Дж. Лакоффа, приходится отказываться от значительного количества традиционных воззрений, в том числе от следующих:
– значение основывается на истинности и референции; оно касается отношения между символами и вещами в мире;
– биологические виды представляют собой естественные роды, определяемые общими сущностными свойствами;
– мышление отделено от тела и независимо от него;
– эмоции не имеют концептуального содержания;
– грамматика – выражение чистой формы;
– разум трансцендентален, в этом смысле он превосходит свойственный человеку способ мышления;
– существует истинный взгляд на мир (присущий Богу) – это единственный, внешний по отношению к человеческому познанию способ понимания того, что есть объективная истина;
– в процессе мышления все люди используют одну и ту же концептуальную схему[4].
Эти постулаты «так или иначе связаны с классической интерпретацией понятия категории. Отказ от нее влечет за собой и отказ от других концептов. Они должны быть заменены представлениями, которые не только более точны, но и более человечны»[5].
Таким образом, доказывается зависимость сознания индивида от стереотипов своего языка. Предполагается, что в сознании каждого запечатлена некоторая совокупность текстов, которые и определяют отношение человека к действительности и его поведение и опосредуются дискурсивной практикой. Вследствие этого языку придается исключительно важное значение, а лингвистика становится одной из центральных наук, так как сознание индивида уподоблено тексту: человек как субъект «растворяется в текстах-сознаниях, составляющих великий интертекст культурной традиции»[6].
Существенное место в идеологии постмодернизма занимают вопросы пола. Экзистенциальный статус личности базируется прежде всего на таких сущностных категориях, как возраст и пол. Так, согласно идее Дерриды, система ценностей и взгляд на мир осуществляются с позиции «европейских белых мужчин». Иными словами, все сознание современного человека, независимо от его пола, насквозь пропитано идеями и ценностями мужской идеологии с ее приоритетом мужского начала, логики, рациональности и объектностью женщины. Распространению этой идеи способствовали известная книга Симоны де Бовуар «Второй пол», а также «Воля к знанию» Фуко, задуманная как первый том «Истории сексуальности» и показавшая, как социальное доминирует над биологическим даже в такой «природно обусловленной» сфере, как отношения полов. Феминисты выдвинули тезис о господстве в обществе патриархата и о том, что все тексты и дискурсивные практики навязывают индивидам именно патриархатные, т. е. мужские ценности.
Исходя из приоритета языка, в зарубежной лингвистике оформилось гендерологическое направление, рассматривавшее, с одной стороны, зафиксированные в языке стереотипы фемининности и маскулинности, а также гендерные асимметрии, а с другой – особенности речевого поведения мужчин и женщин.
Названные факты убеждают в том, что интерес к гендерным исследованиям и их интенсивное развитие возникли не случайно, а являются одной из составляющих новой, постмодернистской концепции гуманитарной науки.
В настоящее время внутри гендерных исследований выделяется ряд направлений, связанных с идеологическими установками авторов и с историческим развитием самих гендерных исследований. В историческом ракурсе различают три этапа их формирования[7]:
1. «Алармистский» этап. Основное внимание уделялось андроцентрическому отклонению в общественных науках, критике интерпретационных возможностей социальной теории, изложенной с мужской точки зрения, акцентировалась дефектность традиционной патриархатной эпистемологии. Такая постановка вопроса получила свое развитие в первую очередь в постмодернистских трудах. Создавалась общеметодологическая база дальнейших исследований: развивались теории социального конструктивизма и символического интеракционизма. Так, в трудах И. Гофмана обоснованы институционализация и ритуализация пола, показана роль социальных структур в формировании гендерной идентичности. Параллельно в самой лингвистике развивались новые направления – прагматика, социолингвистика и др., в центре внимания которых были феномены, не рассматривавшиеся ранее или изучаемые недостаточно в границах структурализма: отношения единиц языка и говорящей личности, функционирование языка в различных социальных группах. Социолингвист У. Лабов обосновал и эмпирически, с применением статистических методов, подтвердил вероятностный характер различий в использовании языка мужчинами и женщинами.
2. Этап «феминистской концептуализации». Его главной целью была разработка отчетливых ориентиров в феминистской теории и практике. В этот период создаются несколько направлений феминистски ориентированной науки (феминистский психоанализ, феминистская лингвистика), не скрывающих своей идеологической ангажированности. Активно осваивается постмодернистская теория для обоснования феминистского мировоззрения и исследований.
В конце 60-х – начале 70-х гг. XX в. гендерные исследования в языке получили мощнейший импульс благодаря так называемому Новому женскому движению в США и Германии, в результате чего в языкознании возникло своеобразное направление, названное феминистской лингвистикой (ФЛ), или феминистской критикой языка. Главная цель феминистской лингвистики состоит в разоблачении патриархата – мужского доминирования в общественной и культурной жизни.
Основополагающей в области лингвистики стала работа Р. Лакофф «Язык и место женщины»[8], обосновавшая андроцентричность языка и ущербность образа женщины в картине мира, воспроизводимой в языке. К специфике феминистской критики языка можно отнести ее ярко выраженный полемический характер, разработку собственной лингвистической методологии, привлечение к лингвистическому описанию результатов всего спектра наук о человеке (психологии, социологии, этнографии, антропологии, истории и т. д.), а также ряд успешных попыток влиять на языковую политику. Зародившись в США, наибольшее распространение в Европе ФЛ получила в Германии с появлением трудов С. Трёмель-Плётц «Linguistik und Frauensprache» и Л. Пуш «Das Deutsche als Männersprache». Существенную роль в распространении феминистской критики языка сыграли также идеи Ю. Кристевой.
Идеология феминизма часто рассматривается как одна из составляющих постмодернистской философии. Отсюда— ее повышенный интерес к феноменам языка. ФЛ, а также ведущие постмодернистские теоретики (Деррида) обратили внимание на неравномерную представленность в языке лиц разного пола.
Язык фиксирует картину мира с мужской точки зрения, поэтому он не только антропоцентричен (ориентирован на человека), но и андроцентричен (ориентирован на мужчину): язык создает картину мира, основанную на мужской точке зрения, от лица мужского субъекта, с точки зрения мужской перспективы, где женское предстает главным образом в роли объекта, в роли «другого», «чужого» или вообще игнорируется, в чем и состоит феминистский «упрек».
ФЛ выделяет следующие признаки андроцентризма:
1. Отождествление понятий «человек» и «мужчина». Во многих языках Европы они обозначаются одним словом: man в английском, homme во французском, Мапп в немецком. В немецком языке есть и еще одно обозначение – Mensch, но и оно этимологически восходит к древневерхненемецкому mannisco — «мужской», «относящийся к мужчине». Слово der Mensch мужского рода, но иронически может употребляться по отношению к женщинам с артиклем среднего рода – das Mensch.
2. Имена существительные женского рода являются, как правило, производными от мужских, а не наоборот. Им часто сопутствует негативная оценочность. Применение мужского обозначения к рефренту-женщине допустимо и повышает ее статус. Наоборот, номинация мужчины женским обозначением содержит негативную оценку.
3. Существительные мужского рода могут употребляться не-специфицированно, т. е. для обозначения лиц любого пола. Действует механизм «включенности» в грамматический мужской род. Язык предпочитает мужские формы для обозначения лиц любого пола или группы лиц разного пола. Так, если имеются в виду учителя и учительницы, достаточно сказать «учителя». Таким образом, считает ФЛ, в массе случаев язык игнорирует женщин.
4. Наименования одних и тех же профессий в мужском и женском вариантах неравноценны – врач / врачиха, секретарь / секретарша. Для обозначения профессий, имеющих низкий социальный престиж, часто существуют только фемининные формы – уборщица, техничка, – а для обозначения видов деятельности с высоким статусом – только мужские: отцы города, государственный муж.
5. Синтаксическое согласование происходит по форме грамматического рода соответствующей части речи, а не по реальному полу референта:
Нем. Wer hat hier seinen Lippenstift vergessen? букв.: Кто забыл здесь его помаду? – хотя речь идет о женщине.
6. Фемининность и маскулинность разграничены резко – как полюса – и противопоставлены друг другу, в качественном (положительная и отрицательная оценка) и в количественном (доминирование мужского как общечеловеческого) отношении, что ведет к образованию гендерных асимметрий.
Эта тематика особенно подробно разработана на материале английского и немецкого языков.
В ФЛ различают два течения: первое относится к исследованию языка с целью выявления «асимметрий в системе языка, направленных против женщин»[9]. Эти асимметрии получили название языкового сексизма. Речь идет о патриархатных стереотипах, зафиксированных в языке и навязывающих его носителям определенную картину мира, в которой женщинам отводится второстепенная роль и приписываются в основном негативные качества. В рамках этого направления исследуется, какие образы женщин фиксируются в языке, в каких семантических полях представлена женщина и какие коннотации сопутствуют этому представлению. Анализируется также языковой механизм «включенности» в грамматический мужской род: язык предпочитает мужские формы, если имеются в виду лица обоего пола.
На взгляд представителей этого направления, механизм «включенности» способствует игнорированию женщин в картине мира. Исследования языка и сексистских асимметрий в нем основываются на гипотезе Сепира-Уорфа: язык не только продукт общества, но и средство формирования его мышления и ментальности. Это позволяет представителям ФЛ утверждать, что все языки, функционирующие в патриархатных и постпатриар-хатных культурах, суть мужские языки и строятся на основе мужской картины мира. Исходя из этого, ФЛ настаивает на переосмыслении и изменении языковых норм, считая сознательное нормирование языка и языковую политику целью своих исследований.
Именно к этому периоду относится возникновение понятия gender как концепта, альтернативного названным двум категориям (genus и sexus), призванного подчеркнуть социальный характер отношений между полами и исключить биологический детерминизм, имплицитно присутствующий в понятии sexus, которое связывает социальное предназначение и ожидания в отношении поведения индивида с его биологическими свойствами.
Вторым направлением ФЛ стало исследование особенностей коммуникации в однополых и смешанных группах. Эти исследования характеризуются широким охватом: анализируются самые разные аспекты ведения аргументативных диалогов – телевизионные ток-шоу, диалоги врачей и пациентов, речевое общение в семье и т. д. В основе исследований лежит предположение о том, что на базе патриархатных стереотипов, зафиксированных в языке, развиваются разные стратегии речевого поведения мужчин и женщин. ФЛ дополняет теорию речевых актов Остина-Серля данными, существенными для интерпретации высказываний: выражением в речевых актах власти и доминантности, по-новому формулирует условия соблюдения принципа кооперации Грайса, расширяет представления о коммуникативных неудачах, относя к ним прерывание говорящего, невозможность завершить высказывание, утрату контроля над тематикой дискурса, молчание и ряд других параметров. Все это можно считать ценным вкладом в анализ дискурса.
Были установлены, например, некоторые отличительные черты женского речевого поведения[10]:
– женщины чаще прибегают к уменьшительным суффиксам;
– для женщин более типичны косвенные речевые акты; в их речи больше форм вежливости и смягчения, например, утверждений в форме вопросов, иллокуции неуверенности при отсутствии самой неуверенности;
– в речевом поведении женщин отсутствует доминантность, они лучше умеют слушать и сосредоточиться на проблемах собеседника;
– в целом речевое поведение женщин характеризуется как более «гуманное».
Однако именно этот факт, на взгляд представителей феминистской лингвистики, имеет при общении в смешанных группах отрицательные последствия для женщин. Их предупредительное, неагрессивное и вежливое речевое поведение укрепляет сложившиеся в обществе убеждения и ожидания того, что женщины слабее, неувереннее и в целом менее компетентны.
Таким образом, женская коммуникация по сравнению с мужской оказывается «дефицитной».
ФЛ подвергла сомнению гипотезу «дефицитности» женской коммуникативной интеракции, выдвинув на ее место гипотезу «различий». В этой связи критически были осмыслены выводы Р. Лакофф (в указанной выше работе) о ситуации «двойной связанности» (double bind), в которую попадают женщины при коммуникации в смешанных группах: типично «женские» тактики речевого поведения (уступчивость, кооперативность, более редкое по сравнению с мужчинами употребление директивных речевых актов и более частое использование речевых маркеров неуверенности при отсутствии самой неуверенности, высказывание утверждений в форме вопросов и т. д.) не способствуют восприятию содержания сообщений, создавая впечатление неуверенности и некомпетентности. Если же женщины пользуются мужскими тактиками, которые, по Лакофф, характеризуются насту-пательностью, меньшей кооперативностью, частым использованием директивных речевых актов, то они воспринимаются как неженственные и агрессивные, что, в интерпретации ФЛ, вызвано несоответствием такого коммуникативного поведения стереотипам распределения ролей в обществе. В этой связи были разработаны специальные тактики, помогающие женщинам быть «услышанными».
В лингвистике не прекращается полемика вокруг теоретических положений ФЛ и их практической реализации. Однако следует признать, что в области языковой политики ФЛ добилась серьезных успехов[11].
3. «Постфеминистский» этап характеризуется эмпирической проверкой идей, высказанных представителями ранней ФЛ, появлением «мужских исследований», кросскультурного и лингвокультурологического исследования гендера, привлечением к анализу материала большого количества языков и новым осмыслением методологических проблем. Основной задачей становится анализ того, как гендер присутствует, конституируется и воспроизводится в социальных процессах. В область гендерного анализа включаются оба пола, их отношения и взаимосвязи с социальными системами разного уровня.
Особенно серьезной критике в этот период подверглись ранние пресуппозиции феминистского подхода к изучению коммуникативной интеракции мужчин и женщин[12], что связано с умозрительностью или недостаточной эмпирической обоснованностью ранних исследований.
Первоначально феминистская лингвистика исходила из того, что женское речевое поведение способствует поддержанию зависимого статуса и является наглядным примером воспроизводства патриархатных отношений. При этом был допущен ряд методологических ошибок, обнаружить которые удалось посредством эмпирических исследований гендерных аспектов коммуникации. К числу таких заблуждений относят: интенционализм, приписывание фактору пола чрезмерной значимости, игнорирование роли контекста, недооценку качественных методов исследования и гиперболизацию роли гендерно специфичных стратегий и тактик общения в детском и подростковом возрасте[13].
Интенционализм (намеренное стремление доминировать в коммуникации)
Доминирование мужчин осмыслено представителями ФЛ в несколько упрощенном виде: вследствие господства патриархата мужская самооценка выше, мужчины в большей мере, чем женщины, обладают социальным престижем и властью. Мужское доминирование реализуется в числе прочего в определенном речевом поведении, описать которое можно на уровне ряда микрофеноменов – длины речевых отрезков, частоты перебиваний, наложений речевых отрезков друг на друга, контроля за тематикой дискурса, предоставлении / непредоставлении слова и т. д. Все это, как утверждала ФЛ, является намеренным и осознанным проявлением борьбы за власть со стороны мужчин.
Однако на взгляд С. Хиршауера[14] перманентная интенциональность для поддержания гендерного статуса не требуется, что объясняется с позиций социального конструктивизма: социальные институты (школа, церковь, армия и т. д.) принимают на себя поддержание гендерной иерархии, в том числе сохранение мужского доминирования. Следовательно, у индивида нет необходимости постоянно воспроизводить его во всех ситуациях.
Гиперболизация значимости категории «пол»
Ранние феминистские исследования исходят из того, что пол – это определяющий (омнирелевантный) фактор самоидентификации личности. Согласно Уэст и Зиммерман,[15] конструирование индивидом своей гендерной идентичности – doing gender – перманентный процесс, пронизывающий все действия индивидов. Напротив, Хиршауер показал, что весьма распространены ситуации и контексты, когда пол нерелевантен для общения, и предложил учитывать фактор «гендерной нейтральности» (Geschlechtsneutralitat), так как:
1. Нет оснований придавать гендеру больше значимости, чем фактору возраста, этнической и социальной принадлежности, уровню образования, профессии и т. д. Все эти факторы также входят в число идентификационных категорий, которые в определенных типах ситуаций выступают на первый план. Автор предлагает наряду с термином doing gender также термин undoing gender для ситуаций, где пол коммуникантов не значим. Кроме того, ряд исследований показывает, что названные параметры в большинстве случаев взаимодействуют, поэтому определить, где заканчивается влияние одного и начинается воздействие другого, весьма затруднительно. Так, установлено, что вежливый, нацеленный на сотрудничество и в целом корректный стиль характерен как для женского общения, так и для общения среди лиц с высоким социальным статусом[16].
2. Эмпирически сложно установить, как происходит гендерная самопрезентация (Selbstdarstellung), в каких случаях она выступает на передний план, а когда не играет роли.
С. Хиршауер настаивает на дискретном характере процесса конструирования гендерной идентичности (doing gender), исключающем его имманентное присутствие. X. Коттхофф предлагает для обозначения этого процесса термин «градуированная релевантность» (Relevanzgraduierung)[17].
Недооценка роли контекста
Пресуппозиция имманентного проявления гендера в речевом поведении независимо от контекста не подтвердилась. Убедительно удалось доказать для западноевропейских стран лишь стабильность интонационного рисунка: мужчины стремятся избегать выраженной эмфазы, так как в западноевропейской культуре она считается признаком женственности и экзальтированности. При этом гомосексуальные мужчины широко используют такую интонационную модель в качестве сигнала своей нетрадиционной ориентации.
На взгляд современных исследователей, вопрос состоит сегодня не в том, как говорят мужчины или женщины, а в том, каким образом, при помощи каких речевых средств, тактик и стратегий они создают определенные контексты. Далее необходимо изучать параметры этих контекстов и их влияние на успешность коммуникации.
Гиперболизация усвоения в детском и подростковом возрасте гендерно специфичных стратегий и тактик общения (гипотеза «гендерных субкультур»)
В конце 80-х – начале 90-х гг. возникла гипотеза «гендерных субкультур», восходящая к работе Гамперца[18] по исследованию межкультурной коммуникации, а также к более ранним работам по этнологии, этнографии, истории культуры. В трудах Мальца и Боркер[19] и Д. Таннен (см. в наст, изд.) принцип межкультурной коммуникации распространен на гендерные отношения. Согласно их предположению в лингвистическом аспекте женщины и мужчины переживают языковую социализацию по-разному, так как в детстве находятся большей частью в разнополых группах, где приняты разные правила речевого поведения. Различие состоит в усвоении типичных для таких групп гендерных конвенций и стратегий коммуникации. Из-за различия культурно обусловленных интерпретационных конвенций нарушается понимание высказываний, что при вербальном общении мужчин и женщин провоцирует неадекватную реакцию и ведет к коммуникативным неудачам.
В этом случае ученые отказались от принципа интенционализма, поставив в центр изучения процессы социализации индивидов мужского и женского пола. Социализация индивида рассматривалась как присвоение им определенной субкультуры, которой свойственны особые речевые практики, разные в мужской и женской среде. Мужчины и женщины в детском и подростковом возрасте вращаются преимущественно в однополых группах, образуя субкультуры и усваивая свойственный им речевой этикет, стратегии и тактики. В дальнейшем это ведет к непониманию и речевым конфликтам, которые приравниваются к межкультурным.
Исследования мужской и женской коммуникации обусловили появление понятия «гендерлект» – постоянного набора признаков мужской и женской речи. Однако исследования последних лет все четче подвергают сомнению правомерность признания гендерлекта[20]. Роль культурного фактора в этом случае сильно преувеличена. Различия в мужской и женской речи не столь значительны, не проявляют себя в любом речевом акте и в целом не свидетельствуют, что пол является определяющим фактором коммуникации, как это предполагалось на начальном этапе развития феминистской лингвистики. Сегодня признается лишь наличие некоторых стилистических особенностей мужской и женской речи; эти особенности носят вероятностный характер и зависят от ситуации общения.
Преобладание квантитативных (количественных) методов исследования
По данным X. Коттхофф, при исследовании гендерных аспектов коммуникации в ФЛ в настоящее время преобладают количественные методы, наиболее популярным из которых является подсчет длительности речевых отрезков, количества перебиваний и смен тем диалога. Однако сами по себе эти характеристики не могут считаться показательными, так как зависят от контекста и приобретают значимость лишь во взаимодействии с иными феноменами, зависящими от культурных традиций данного общества. Поэтому больше внимания должно быть уделено качественным методам эмпирического изучения культуры и общества.
Важную роль в преодолении крайностей сыграла и разработка новых теорий личности и социального взаимодействия. Современные теории социальной идентичности рассматривают гендер как «разыгрываемый» или конструируемый в ходе коммуникативного взаимодействия феномен[21]. Теория коммуникативной адаптации[22] предполагает варьирование индивидами выбора языкового регистра в зависимости от их социальных целей. Так, говорящий может акцентировать или «затушевать» некоторые параметры своей личности в целях солидаризации с собеседником или дистанцирования от него. Следовательно, коммуникативная ситуация может оказывать глубокое воздействие на дискурс, что подтверждает интерактивную природу конструирования идентичности. В любом случае, однако, рассмотрение гендерных аспектов языка и коммуникации вне культурного контекста нельзя считать научным. Особенности гендерного концепта в разных языках и культурах, их несовпадение, а также последствия этого несовпадения в межкультурной коммуникации также представляют большой интерес для ученых.
Сегодня интенсивно разрабатывается общенаучная модель описания гендера, применимая в отдельных частнонаучных областях. Так, отмечается три типа интерпретации пола: реистическая (вещественую, которая рассматривает пол как группы людей), атрибутивная (приписывающая полу определенный свойства, которые с обществе принято демонстрировать при помощи уже упоминавшегося гендерного дисплея) и реляционная (в фокусе которой находятся взаимоотношения полов, отношения власти и подчинения, асимметрии и т. д.)[23].
В развитие идей американского историка Джоан Скотт Л. П. Репина предлагает модель научного исследования гендера, включающую четыре подлежащих анализу комплекса: «1) культурно-символический, 2) нормативно-интерпретационный, 3) социально-институциональный, 4) индивидуально-психологический. Иными словами, выстраивается… синтетическая модель, в фундамент которой закладываются характеристики всех возможных измерений социума: системно-структурное, социокультурное, индивидуально-личностное»[24].
Гендерные отношения пронизывают большинство сфер человеческой деятельности, поэтому изучение гендера – гендерология, – носит междисциплинарный характер и предусматривает четкое понимание того, что представляет собой гендерный подход. Гендерный подход «основан на идее о том, что важны не биологические или физические различия между мужчинами и женщинами, а то культурное и социальное значение, которое придает общество этим различиям»[25].
Как показано выше, теории, сформировавшиеся в результате привлечения к лингвистическому описанию информации, полученной психологией, биологией познания, культурологией, философией и рядом других антропоориентированных наук, изменили точку зрения на традиционный подход, при котором познание – это формирование новых ментальных репрезентаций, отображающих реальность. Согласно концепциям, возникшим под влиянием трудов У. Матураны, Дж. Лакоффа и нового осмысления идей Гуссерля и Хайдеггера, основная функция языка состоит не столько в передаче информации и осуществлении референции к независимой от него реальности, сколько в ориентации личности в ее собственной когнитивной области, т. е. язык рассматривается как система ориентирующего поведения, в которой коннотация играет решающую роль. Значимость индивидуальных параметров говорящего субъекта в связи с этим существенно возрастает.
Пол человека – одна из его важнейших как экзистенциальных, так и общественно значимых характеристик, во многом определяющая социальную, культурную и когнитивную ориентацию личности в мире, в том числе посредством языка. Общий для многих лингвистических направлений принцип «Человек в языке», установление и описание механизмов антропоориентированности языка вполне согласуются с учетом гендерного фактора. Более того, гендерный подход позволяет сделать еще один шаг вперед и не только описать антропоцентричную систему языка, но и изучить возможности и границы ее подсистем, связанных с мужественностью и женственностью как двумя ипостасями человеческого бытия. Антропоориентированный подход к исследованию языка и коммуникации тесно связан с когнитивной научной парадигмой и позволяет приписать мужественности и женственности статус концептов. Еше одним важным фактором изучения маскулинности и фемининности является признание их не только когнитивно, но и культурно обусловленными сущностями и перенесение их изучения в область лингвокультурологии и других наук, связанных с исследованием культуры и общества, а также в сферу взаимодействия культур и их отдельных представителей.
В свою очередь, гендерный подход основывается на ряде методологических принципов, важнейший из которых – релятивизация пола, т. е. отказ от биодетерминизма и интерпретация гендера как социально и культурно конструируемого феномена. Признание культурной обусловленности пола, его институциональности и ритуализованного характера ведет и к признанию его конвенциональности, неодинаково проявляющейся как в различных культурных и языковых сообществах, так и на различных этапах их развития. Все это позволяет подойти к феноменам мужественность и женственность не как к неизменной природной данности, а как к динамическим, изменчивым продуктам развития человеческого общества, поддающимся социальному манипулированию и моделированию и подверженных сильнейшему влиянию культурной традиции.
Из признания методологического принципа конструируемости, конвенциональности и относительной автономности гендера от биологического пола следует обращение к анализу языка с целью выявления в нем манифестации гендера, его динамики и культурной специфики. Сформировавшись в период возникновения постмодернистской философии и во многом разделяя ее положения, гендерология обращается к структурам языка, признавая их значимую роль в механизмах культурной репрезентации пола, что делает лингвистику одной из важнейших научных дисциплин, с помощью которых может быть осуществлен процесс познания гендера. Исследованию в гендерном аспекте поддаются практически все области языка как системы и языка в его функционировании.
Гендер является компонентом как коллективного, так и индивидуального сознания, поэтому его необходимо изучать как когнитивный феномен, проявляющийся как в стереотипах, фиксируемых языком, так и в речевом поведении индивидов, осознающих себя, с одной стороны, лицами определенного пола, с другой – испытывающих определенное давление аксиологически не нейтральных структур языка, отражающих коллективное видение гендера.
И, наконец, следует осмыслить, что же меняет в лингвистическом описании применение понятия гендер. Гендерный концепт позволяет исследовать более широкий круг вопросов и взглянуть по-новому на знакомый феномен пола. Если категория пол (sexus) значима для анализа семантики ряда лексических единиц, где пол является компонентом значения, то гендерные исследования в языкознании охватывают значительно более широкий круг вопросов, рассматривая конструирование мужской или женской идентичности как один из параметров говорящей личности, т. е. в рамках прагматики. В этом случае гендер осмысливается как конвенциональная сущность, в чем и состоит его главное отличие от пола как биологической категории. Гендерный подход предполагает также исследование отражения гендерных отношений в истории языка, изучение пола как культурной репрезентации в лингвокультурологии; лексикографическое кодирование соответствующих единиц языка и т. д.
Соотношение понятий sexus и gender может быть раскрыто в языкознании следующим образом. Природный пол (sexus) является компонентом значения лексических единиц, отражающих экзистенциальные параметры индивида. Гендер отражает одновременно процесс и результат «встраивания» индивида в социально и культурно обусловленную модель мужественности или женственности, принятую в данном обществе на данном историческом этапе. Таким образом, гендер является более широким понятием, для изучения которого необходимо исследовать значительно большее количество феноменов языка, нежели лишь те его единицы, в семантику которых входит компонент пол. В то же время сами экзистенциальные характеристики человека, в частности его пол, интерпретируются обществом в зависимости от того, как осознаются им понятия мужественность и женственность. Поэтому для изучения гендера интерес представляют и те единицы лексикона, где отражена природная сущность sexus, так как ее восприятие носителями языка является в значительной мере социально обусловленным и соответствует моделям мужественности или женственности, в которых принадлежность к биологическому полу составляет лишь первичный субстрат. Кроме того, «гендерный профиль» индивида может не совпадать с его природным полом. Все это делает правомерным изучение зафиксированных в языке представлений о мужественности и женственности и связанных с ними моделей ориентирующего поведения индивидов.
Следует также учитывать, что гендерная концепция сложилась сравнительно недавно, в то время как понятие пол (sexus) отражено в наивной картине мира, в которой отсутствует понимание социокультурного субстрата пола. Язык фиксирует наивную картину мира. Гендер же – элемент современной научной модели человека: исследуя структуры языка, связанные с полом, лингвисты исходят сегодня из его социальной и культурной, а не только природной обусловленности. Но в самом языке, в его лексических значениях (на наш взгляд, за исключением научного дискурса) представлен именно пол (sexus). Следовательно, и те единицы языка, в значение которых входит компонент пол, могут быть рассмотрены с позиции гендерного подхода.
Выше показаны смена методологических принципов изучения гендера и этапы развития гендерных исследований. Однако эти процессы в реальности обнаруживают значительно меньшую четкость, полны противоречий, характеризуются гетерохронностью освоения новых идей. Входящие в состав антологии произведения отражают эти сложности и дают читателю возможность ознакомиться как с ранними трудами, так и с новейшими исследованиями и аналитическими обзорами гендерной проблематики в языкознании.
К публикации подготовлены переводы работ, имевших широкий резонанс в языкознании и по-новому позволивших подойти к проблеме «Язык и пол» (книги Дж. Коатс и Д. Таннен), а также новые статьи методологического (Д. Камерон), обзорного (Коттхофф, 2003) и прикладного характера (Б. Барон, 1996). Разнообразные подходы к гендерной проблематике, представленные в антологии, позволяют читателю как ознакомиться с наиболее значимыми трудами последних лет, так и проследить эволюцию методологических взглядов, что для лингвистических гендерных исследований является весьма серьезным вопросом в силу специфики их развития, – от «алармистской» ангажированности, свойственной ранней феминистской лингвистике до взвешенного и учитывающего современные теории личности и лингвистические инновации интеракционистского подхода. В антологии представлены не только переводы с американского варианта английского языка, т. е. труды американских лингвистических школ, но и менее известные (по причине меньшей доступности) отечественному читателю, но не менее ценные в научном отношении работы немецких исследователей. Авторы всех представленных в антологии произведений являются ведущими и широко известными специалистами в своей области.
Включенные в антологию труды касаются разнообразных направлений лингвистики и теории коммуникации. В исследовании Дж. Коатс «Женщины, мужчины и язык» (1986) в нескольких ракурсах рассматриваются проблемы социолингвистики: проводится аналитический обзор большого количества работ, предлагается новый метод интерпретации данных и убедительно демонстрируется влияние социокультурных факторов на использование языка мужчинами и женщинами.
Известная во всем мире книга Д. Таннен «Ты меня просто не понимаешь. Женщины и мужчины в диалоге» (1991) в популярной форме (что делает произведение интересным и для неспециалистов) раскрывает коммуникативные неудачи в повседневном общении людей противоположного пола и предлагает модель их объяснения, основанную на противопоставлении понятий статуса и взаимозависимости. Именно Д. Таннен была автором термина гендерлект, до настоящего времени обсуждаемого в научной литературе.
Прикладное исследование Б. Барон «Закрытое общество: Существуют ли гендерные различия в академической профессиональной коммуникации?» (1996) демонстрирует возможности гендерного подхода в исследовании речевого общения и коммуникативного взаимодействия. Автор рассматривает гендерную специфику выражения несогласия в университетских дискуссиях, предлагая четкую методику исследования и убедительно обосновывая последовательность постановки научных задач. Помимо интересных результатов, в статье разработан научный алгоритм исследования особеностей мужской и женской коммуникации с учетом новейших данных лингвистики и теории коммуникации.
Д. Камерон посвятила свою статью «Теоретические дискуссии в феминистской лингвистике: вопросы пола и гендера» (1997) теоретическим проблемам – современным концепциям гендера, различиям в анализе языка и коммуникации, связанным с выбором той или иной теоретической модели. Статья этого автора, безусловно, будет весьма полезна не только начинающим исследователям, но и специалистам, так как касается круга вопросов, активно обсуждаемых в среде гендерологов.
Статья X. Коттхофф «Гендерные исследования в прикладной лингвистике» представляет собой современный (2003) и обстоятельный аналитический обзор гендерной проблематики в языкознании на современном этапе. Необходимость включения такой работы в антологию очевидна и не требует комментария.
При составлении сборника был избран диахронический принцип: все труды расположены по времени их создания – от монографии Дж. Коатс (1986 г.) до обзора X. Коттхофф (2003 г.). Такая структура соответствует логике развития гендерных исследований в языкознании и эволюции самой лингвистики в последние десятилетия.