Ген высоты 2.0. Женский взгляд. Биография первой российской альпинистки, выполнившей программу 7 Вершин - читать онлайн

1. Годы безусловного счастья

Я родилась в 1974 году в городе Великие Луки, о чем, впрочем, могу судить только по записи в паспорте. Моя мама, Лидия Ивановна, вместе со мной, восьмимесячной малышкой, переехала в Пятигорск, где я и провела все детство и юность. Мама повторно вышла замуж, и через три года родился мой младший брат Игорь. Однако и с новым мужем ее отношения тоже не сложились. Вскоре мы стали жить втроем, но на выходные всегда приезжали в гости к бабушке и дедушке – родителям отчима, с которыми он жил тогда в соседнем поселке. Я его даже называла папой. А вот фамилия мне досталась от моего родного отца, хоть я его никогда и не видела.

Характер, скорее всего, передался по наследству от дедушки: Мирона Андреевича Коробешко, старшины Советской армии, участника Великой Отечественной войны, Героя Советского Союза. Его батарея – основное огневое артиллерийское подразделение – попала в окружение немцев. Дедушка организовал круговую оборону. Когда погибло все подразделение, он сам встал к орудию. Дважды был ранен, но поля боя не покинул. Его батарея удержала позицию. Так и я – всегда стараюсь удержать позиции. Как бы ни было сложно, помня о дедушке, свое «поле боя» не сдам никому.

Мама работала в то время в НИИ – закрытом «почтовом ящике»[2], имея редкую для тех пор и даже немного загадочную профессию инженера-программиста. Помню, как пришла к маме на работу полюбопытствовать, чем она занимается. А там – махина высится с полкомнаты, с огромными, непонятными перфокартами, не иначе как космический корабль! Но нет, это «всего лишь» компьютер – так выглядели первые модели электронно-вычислительных машин. И только в конце маминой карьеры в НИИ стали появляться так называемые персоналки – небольшие компьютеры, отдаленно напоминавшие наших современных помощников.

Несмотря на советское происхождение, все космическо-компьютерное оборудование было на английском языке. И все команды звучали по-английски, а мама изучала немецкий. С этим было связано много забавных ситуаций, например мама читает на немецкий лад: «кал»? А специальный оператор подсказывает: это английский «call» (звонок или вызвать), или «рун» – а это всего лишь «run» (то есть запуск).

Маме, конечно, нелегко приходилось одной с двумя детьми. Как инженер она получала максимум 150 рублей – нам на всех не хватало. Около пяти лет мы прожили в малосемейном общежитии: длиннющий коридор, череда однотипных квартир одна за другой. Мама бралась за любую работу, чтобы прокормить нас с братом. И я ей помогала, причем с удовольствием. В те времена все так жили – выживали, кто как мог.

Наши соседи из общежития были примерно одного возраста, а их дети – нашими сверстниками. Отбоя в друзьях не было, мы дни напролет играли, и затащить нас домой было нелегко. Жили все как будто одной семьей. Веселое детство, беззаботное. Как потом оказалось – это был один из самых счастливых периодов моей жизни.

Рядом с нашим общежитием находилось поле, куда моя мама, человек достаточно спортивный, брала нас с братом на пробежку. Брат почему-то не пристрастился к этому делу, а я втянулась. Привычка заниматься спортом настолько во мне укоренилась, что как бы я ни пыталась от нее избавиться, до сих пор ничего не выходит – и в дождь, и в снег, в любую непогоду ноги сами несут меня на пробежку.

Мама часто рассказывала про свои воспоминания из юности. Особенно захватывали истории ее альпинистского прошлого: я с упоением слушала, как она покоряла суровые горы и преодолевала трещины. Такие альпинистские термины, как «веревка», «кошки», «карабины»[3], я впервые услышала от мамы. Мамины рассказы меня сильно завораживали, тем более что у нас из окна было видно Эльбрус и другие горы. Слушаю маму, любуюсь снежной шапкой Эльбруса и восторгаюсь маминой смелостью. И сложилось впечатление, что она занималась альпинизмом много лет.

Немного позже я узнала, что мама съездила только на одну альпинистскую смену. В то время от института можно было получить бесплатную путевку в различные альплагеря. Мама поехала в один из таких лагерей – на Кавказ, в ущелье Адыл-Су[4]. Провела там всего три недели, но впечатлений от поездки ей хватило на всю жизнь. Правда, профессиональной альпинисткой ей не суждено было стать. Эта эстафета позднее перешла ко мне.

2. Баскетболистом хочешь – становись, но шахматистом быть обязан!

Я была активным ребенком и при этом была достаточно послушна – всегда с уважением относилась к решению взрослых. Так что я любезно освободила маму от нагрузки воспитания себя. Но это совсем не значит, что я не имею своего мнения и не могу вступить в спор, даже наоборот. И, кстати, такая привычка очень помогает в горах.

Почти все мои школьные годы, то есть большая их часть, прошли в советское время – в тот период процветали бесплатные спортивные секции. И практически все дети, начиная с первого класса, обязательно их посещали. Таким образом в СССР с малых лет прививалась любовь к спорту, и иногда в добровольно-принудительном порядке.

Секций существовало бесчисленное множество, глаза разбегались, дети иногда по два или три кружка посещали или меняли одно занятие на другое. Никто особо и не возражал, так дети «искали» себя, и это было здорово. Можно было много чего перепробовать – все бесплатно и без серьезных обязательств.

Спорт мне всегда нравился, нравилось им заниматься, тем более что мои данные этому весьма способствовали. Каждый новый учебный год тренеры из разных секций совершали обход школ и из вновь прибывших новобранцев-первоклассников выбирали себе детишек, которые, как им казалось, обладали хорошими данными для того или иного вида спорта. А за мной прямо-таки бегали и зазывали к себе, как Алису из знаменитого советского фильма «Гостья из будущего»[5]. Помню, одна женщина-тренер долго уговаривала меня пойти в легкую атлетику. А я уже занималась дзюдо, и мне казалось, что легкая атлетика – это совсем скучное занятие. Я спрашиваю у тренера:

– А что там у вас такого интересного? Вот дзюдо да – это полезно, вдруг кто-нибудь нападет, я отбиться смогу.

– Да прям отобьешься, – качает головой тренер, – убежать – вот более реальный вариант спасения. Не будет тебе от дзюдо никакого толку.

Она уговорила меня, я решила, что, может, и прав тренер – взрослый же человек. Отправилась на легкую атлетику. Проходила пару-тройку занятий – оказалось очень скучно. Но и в дзюдо я уже потом не вернулась. Запомнила ее предостережение: убежать легче, чем защититься.

Но были у меня более продолжительные увлечения. Года два-три я занималась плаванием, причем с большим воодушевлением. Но потом бассейн закрыли на неопределенное время, и мое плавание на этом закончилось… А я до сих пор его люблю, всегда плаваю с удовольствием, хоть сейчас скорее любительски. Но иногда мне в голову приходит мысль «а не поучаствовать ли в триатлоне Iron Man[6]», например? Тем более это стало так популярно. Время бы только найти для этого.

Как-то раз по телевизору я посмотрела соревнования по художественной гимнастике, и очень захотелось попробовать. Стала уговаривать маму: «Ну давай сходим в эту секцию, посмотрим хотя бы». А мама отвечает: «Ну куда тебе с твоим ростом и «гибкостью» в такой вид спорта…» Но все же согласилась со мной пойти.

Приходим в секцию – там девочки в красивых, блестящих костюмах, с разноцветными мячами, лентами, обручами, чуть ли по воздуху не летают – просто как феи в сказке! Я смотрю на все это волшебство широко раскрытыми глазами: вот бы и мне такой феей стать! Но тренеры нас быстро вернули в реальность: «Куда вы девочку привели, – говорят, – высокую и неуклюжую? Вам не сюда, а в соседнюю дверь – там секция баскетбола. Это точно ваше». Нарисованная моим воображением сказка в одночасье разлетелась на мелкие осколки, словно хрустальный шарик. Заглядываем в баскетбольный зал, а там – длиннющие мальчишки-девчонки, бегают туда-сюда, резиной пахнет. И, конечно, никакой романтики. Но надо так надо.

Я начала тренироваться и со временем привыкла. Команда попалась хорошая, да и спорт оказался веселым. Тем более мои природные данные действительно очень помогали достигать успехов. Года три-четыре я прозанималась, даже ездила на соревнования. В комплекс соревновательных дисциплин входил не только баскетбол, но и какие-то элементы легкой атлетики типа прыжков в длину. Затем нужно было… станцевать танец, а под конец еще и партию в шахматы сыграть! Вот за весь этот комплекс мало совместимых между собой занятий засчитывались общие баллы по командам и выбирался победитель. Так что не все было так просто: баскетболистом хочешь – становись, но шахматистом быть обязан! А то не победишь. Сейчас такие правила могут показаться абсурдными, но в то время мы все воспринимали на ура – было весело, и казалось, что по-другому и быть не может.

С этими соревнованиями у меня связана забавная история. Мы сыграли в баскетбол, станцевали танец – наступил черед шахмат. Я думала, что неплохо играю в шахматы. Ну, по крайней мере, как фигуры ходят, четко себе представляла. Играю партию с соперницей и явно выхожу фавориткой. Еще немного, и, без всяких сомнений, – победа за мной.

И тут победу присуждают… моей оппонентке. «Как же так?» – спрашиваю у взрослых. А взрослые мне отвечают: «Так время-то твое вышло. Кто за ним следить будет?»

А я и правда забыла, что надо на кнопочку на часах нажимать. Вот и проиграла. Забыла о времени. Но возмущению моему тогда не было предела: подумаешь, время. Я же очевидно лидировала – и это главное. Но моя подруга, Алина Демушкина, которая серьезно увлекалась шахматами, объяснила: «Да, Люда, это правда: время важно в шахматах – таковы правила игры».

С тех пор я про время не забываю никогда. И не только в шахматах. Всегда стараюсь вовремя управиться со всеми делами, не опоздать, как Кролик из «Алисы в Стране чудес»[7]. А жизненные правила и в самом деле на шахматные похожи – не уложишься вовремя, вероятнее всего, проиграешь. Главное, несчастнее я себя от этого не чувствую. И то хорошо.

В средней школе мы с моей лучшей подругой, все той же Алиной, решили на время поменяться увлечениями: я с ней две недели ходила на шахматы, а она со мной на баскетбол. Наверное, благодаря этому я до сих пор еще немного помню, как в них играть.

Но, как ни странно, было еще одно занятие, которым я занималась дольше, чем всеми остальными, вместе взятыми, – бальные танцы. Во втором классе мама решила, что неплохо бы мне добавить грации и гибкости. Видимо, слова тренера по художественной гимнастике ее тоже задели. И она привела меня на танцы, где я занималась практически до конца школы. Мы ездили на выступления, но звездой мне стать было не суждено: была вечная проблема с партнерами – все мальчики ниже меня. Помню, последние два года мне в пару поставили мальчика чуть помладше, потому что он единственный подходил мне по росту. А танцы он терпеть не мог – под напором мамы занимался. Так он за эту странную прихоть своей не в меру строгой мамы решил на мне отыграться и во время занятий то ущипнет, то толкнет, то на ногу наступит. А я молча терпела, понимала, что другого партнера не поставят, а танцевать очень хотелось. Так я и дотанцевала до десятого класса, к тому же еще выдержку натренировала, почти в экстремальных танцевальных условиях.

В седьмом классе к нам пришел новый преподаватель по физкультуре – Георгий Леонидович, который организовал секцию туризма и спортивного ориентирования. Мы ходили в походы, в том числе многодневные, участвовали в соревнованиях. В один из походов, на плато Бермамыт, со мной пошли мама и младший брат. Наверное, в это время у меня и стала зарождаться любовь к горам и приключениям – все благодаря походам.

3. Институт или университет?

Наша школа была с лингвистическим уклоном, и при окончании учебы с золотой медалью можно автоматически поступить в Пятигорский лингвистический институт. Поэтому один вариант поступления у меня уже был. И можно было попробовать что-то еще. Моя подруга Алина предложила поехать вместе с ней в Москву: она собиралась поступать в Энергетический институт. Поскольку я хорошо владела математикой после моего школьного прыжка из класса в класс, я подумала, а не связать ли мне с математикой свое будущее. По крайней мере, на первые пять лет. Вторым вариантом стал экономический факультет МГУ, просто так, без всяких определенных целей и даже без особого желания. Мне скорее подругу не хотелось подводить, и я решила составить ей компанию в Москву.

Первый экзамен был по математике. Я не особо волновалась – в рамках школьной программы отлично знала предмет. Но тут даже немного удивилась от предложенных заданий – школьная программа ни в какое сравнение с ними не шла. В общем, экзамен я провалила… Выдохнула и с чувством выполненного долга спокойно отправилась домой, подругу поддержала, одну не бросила, в Москву доставила.

Так в 1991 году я стала первокурсницей Пятигорского государственного лингвистического института. В институте у меня был экспериментальный факультет под названием ФАП – факультет английского языка и психологии. Можно было сразу две профессии получить.

К тому же мне очень нравился сам процесс занятий. Плюс у нас был дополнительный клуб по психологии. По итогу у меня два диплома – по психологии и английскому языку.

Перед первым курсом нас отправили в колхоз. Но не на картошку, как это обычно было, а собирать виноград, где-то под Ставрополем. Коллектив у нас сложился надежный и трудовой, и винограда мы наелись на несколько лет вперед. А потом рухнул СССР, и студентов перестали отправлять в колхозы. Мы были последними, кто получил такой полезный и веселый опыт.

Надо отметить, что у нас в институте была секция альпинизма. Моя подруга, Светлана Василевич, предложила туда сходить. Руководителем секции был Александр Викторович Гребенюк, который, несмотря на полный развал в стране в 1992–1993 годах, продолжал вести свою секцию на голом энтузиазме.

Вспоминает Александр Гребенюк, первый тренер Людмилы[8]:

«Тема гор увлекла меня еще в далеком детстве. Я перечитал огромное количество литературы, которая в ту пору была доступна в магазинах и библиотеках, собрал свою собственную коллекцию книг, посвященных горам и восхождениям. Очень хотелось стать альпинистом.

С учителями мне очень повезло. Это были товарищ и друг Сергей Чуенко, сильнейший альпинист того времени, и наш сенсей, Дамианиди Иоанн Георгиевич, почетный мастер спорта по альпинизму. Они по-разному подходили к горам, по-разному относились к людям, которые хотели ходить в горы. И если Сергей, будучи амбициозным спортсменом, ориентировался в первую очередь на спортивные достижения, у Иоанна Георгиевича подход был иной – как привлечь, задержать, показать, приобщить к этому великому делу – горам и альпинизму – как можно большее количество людей. И вот Сергей и Иоанн Георгиевич сделали, в общем-то, то, благодаря чему потом почти 500 человек прошли через нашу секцию в клубе.

Несмотря на регулярные занятия альпинизмом, крутого спортсмена из меня не получилось. Я всегда был устойчивым «второразрядником», что позволяло мне регулярно ходить в горы, выезжать в разные места у нас на Кавказе и доставляло несказанное удовольствие. И в то же время я чувствовал, что мне нравится делиться красотой гор, водить людей туда, где мне самому уже довелось побывать, и, наверное, это сыграло решающую роль, когда я впоследствии организовал секцию, а затем и спортивно-альпинистский клуб.

В 1985 году после командировки в Германию, где я получил очень серьезную травму, я устроился работать в Пятигорский институт иностранных языков. Мне нужно было найти не очень тяжелую физическую работу. Я два года боролся со своей травмой, и горы, которых мне так не хватало все это время, снились мне чуть ли не каждый день. И потому я стал думать, как совместить работу и любимое занятие. Так зародилась секция альпинизма при Пятигорском лингвистическом институте.

К концу 1980-х – началу 1990-х годов у нас в секции сложился уже достаточно устойчивый коллектив. Кроме того, на Кавминводах подрастало новое поколение амбициозных спортсменов, было много кандидатов в мастера спорта, осваивался альпинистский Архыз. Мы также принимали участие в наших традиционных майских альпиниадах, которые мы ждали с нетерпением целый год.

В 1990-е годы в этом направлении начался спад, и нашей секции одной из немногих удалось пережить трудные времена, продолжая функционировать, как и прежде. Мы продолжали достаточно регулярно ходить в горы. Это отмечали и наши старшие товарищи, это отражалось в статистике, в некоторых научных статьях, которые были посвящены состоянию и развитию экстремальных видов спорта и туризма, в том числе на Кавказе.

В 1991 году в нашей секции появилась первокурсница Людмила Коробешко. Так началась ее история и ее жизнь, связанная с альпинизмом».

Мы начали с тренировок на местности. Наш институт находился на склонах горы Машук высотой около 1000 метров. А сам Пятигорск – на 500 метрах. Вот этот перепад высот метров 400–500 мы пробегали вверх и вниз. А в теплые дни выезжали на Спартаковские скалы и там, на небольшом скалодроме, учились элементам скалолазания.

Особенно выделялись сестры-двойняшки – Маша и Настя Бесогоновы. Они были физически сильнее многих парней, и очень часто именно они несли самые тяжелые грузы, помогали менее опытным участникам и шли первыми на технических маршрутах.

Я часто вспоминаю Машу и Настю и словно вновь вижу их на горной тропе, с тяжелейшими рюкзаками, за которыми и девушек не рассмотреть. Но если они оборачиваются, то на их лицах появляется неизменная улыбка, а глаза светятся от безусловного, абсолютного счастья… Да, забыла упомянуть, что вижу я их не только на тропе, ведь обе сестры уже давно работают в клубе «7 вершин», занимаясь разработкой маршрутов и поездок для наших участников. И мне очень приятно, что часть моих лучших лет жизни, моей молодости всегда рядом со мной. В лице моих друзей, коллег, надежных товарищей, которые никогда не подведут и не бросят. Это самая большая ценность в жизни. И в горах тоже.

Вспоминает Александр Гребенюк:

«Когда на первом курсе в секцию пришла Люда, она сразу стала выделяться на фоне своих товарищей. У нее уже был опыт горного туризма, было понимание, что такое горы. Ее мама ездила в альплагерь, имела значок альпиниста СССР, и Люда этим очень гордилась. Люда всегда вела себя очень скромно. Не то чтобы застенчиво, однако могу сказать, что скромность – одно из характерных ее качеств в хорошем смысле. Будучи одной из талантливых учениц как в спорте, так и на академическом поприще, она никогда не выпячивала свои заслуги, не старалась привлечь к ним внимание. Эта ее черта очень располагала к ней.

В ту пору студентов-первокурсников появлялось довольно много, и нужно было проводить большую работу, пока кто-то в общей массе докажет свое право быть в числе сильнейших, заявит о себе как о перспективном спортсмене. Люде это удалось сделать достаточно быстро. Еще будучи девочкой, в детстве она вместе со своей семьей совершала семейные выезды, ходила в горные походы, и школьная «Зарница» ей помогла, и базовые знания у нее тоже имелись. Но и главное – был неподдельный интерес, были горящие глаза, и физическая подготовка была у нее выше средней. Это однозначно было так. На забегах на Машук, которые мы делали регулярно на тренировках, всегда можно было заметить, что Люда неизменно находилась в пятерке самых сильных учеников».

Начало 90-х годов – время бурных перемен. Практически все бросали свою прежнюю работу, начали заниматься бизнесом. Государственное финансирование спорта полностью исчезло. Для нашего руководителя, Александра Гребенюка, секция не была источником дохода. Он так же, как и другие, зарабатывал для семьи где-то на стороне, ему было трудно, мы очень хорошо это видели. Но он знал главное – что есть на свете горы, такое чудо света, ради которого стоит многим пожертвовать, – и эту мысль он стремился донести до нас, студентов, которые у него занимались. Благодаря энтузиазму и альтруизму Александра Гребенюка секция жила и выживала в те трудные времена. Гребенюк даже свои личные деньги тратил на наши поездки или снаряжение.

Вспоминает Александр Гребенюк:

«В то время стали появляться малые коммерческие предприятия, и у нас тоже открылось предприятие под названием «Интерлингва». По направлениям деятельности немножко обучение, немножко перевод, и, в общем-то, в чем-то мы дублировали деятельность нашего лингвистического университета. Это давало возможность держаться немного на плаву и поддерживать работу секции. Причем поддерживать до такой степени, чтобы делать горные выезды, на которые необходимы были бензин, снаряжение, и даже питание для студентов иногда удавалось решить централизованно, не обременяя такими расходами детвору.

Мы начали привлекать к работе наших студентов: это была и переводческая работа, и работа экскурсоводами, в том числе с иностранными гостями. Ну и отстраивалась система такого современного горного туризма, в том числе и на склонах Эльбруса. При активном участии наших студентов и нашей промальповской команды была построена хижина, которая много лет носила название «хижина Олейникова» – на северном склоне Эльбруса, на высоте 3700 м, откуда часто начинают восхождение на Восточную вершину. С появлением хижины этот маршрут стал более доступным».

В конце учебного года у нас был первый выезд в Приэльбрусье, в ущелье Адыр-Су[9]. Набралось двадцать человек, и по плану мы хотели сходить всего-то «единичку»[10], но не дошли – выпало слишком много снега. Моя подруга, которая меня в эту секцию и привела, тогда «сдала» назад, да и я тоже не осталась. Но не потому, что ужаснулась, а потому что меня вновь переманили в легкую атлетику. Как будто звезды неуклонно требовали от меня заняться этим видом спорта – надолго и всерьез.

Секцией легкой атлетики руководил очень интересный, даже весьма специфичный человек – Юрий Иванович Ломакин. Он был силен во многих предметах помимо легкой атлетики, был по совместительству преподавателем астрологии. Коллектив получился очень хороший, к тому же мы занимались не только легкой атлетикой, но еще и умудрялись составлять астрологические карты. Вряд ли найдутся такие атлеты, которое и то и другое способны сделать. А мы могли.

Вот так порой интересные люди меняют твое собственное отношение к самому занятию. В ту или другую сторону, разумеется. Случается и наоборот: вроде наконец нашел дело жизни, а коллектив «подвел». Вот и думаешь иногда – нет, не мое это. Все зависит от людей, которые тебя окружают. Если не все, то многое.

Так я забросила альпинизм и где-то года два посвятила легкой атлетике. Помню, как Александр Гребенюк, встречая меня в коридорах института, в шутку спрашивал: «Ну что, Люда, совсем нас забыла, променяла на других?» Говорил шутя, а глаза грустные, жалел все-таки, видимо.