Трудно, чрезвычайно трудно писать рецензию после всеохватного биографического очерка Владимира Бондаренко, открывающего поэтическую книгу Владимира Скифа «Русский крест», но всё же попробую. Любому думающему читателю бросится в глаза символическое сочетание Имени и Заглавия. Действительно, вся поэтическая реальность Владимира Скифа держится на символах. Символ Креста, символ России, Народа, Любви, Поэта… Владимир Скиф – опытный публицист в стихах, ему присущ богатый метафорический строй. Метафора гармонией своей охватывает разрушенную реальность (та самая «трещина мира», которая пролегла через сердце поэта). И хотя в метафорическом строе стихов Скифа чувствуется влияние поэзии Юрия Кузнецова, это не подражание, а общность, обусловленная единым миропониманием: болью за Россию.
Собственно, и смелое включение в традицию классики, и портреты поэтов, писателей связаны именно с этим. Скиф в стихах – поэт поступка, его слово действенно, как дело. Потому Слово в его стихах пишется с большой буквы.
И раным-рано я встаю,
Над светом, над землёй стою.
Душой высвечиваю Слово,
Оно – души моей основа.
И всё-таки в поэзии Скифа словно два начала. Одно стремится к простому, повествовательному изложению, другое осмысляет окружающий мир при помощи метафор. Пример тому – стихотворение «Летняя кухня». Само изображение летней кухни, прошлого – гармонично и просто. Переход же из настоящего в прошлое и из былого в настоящее переполнен метафорами.
Сдвигается даль за окошком.
Как тень, преломляется день,
Сжимается время гармошкой:
И снова я вижу плетень…
. . . . . . . .
В грядущее мне улетать.
Туда, где деревни потухли,
В столицах – народ жестяной.
Где русскую летнюю кухню
Навек разлучили со мной.
Туда, где ползучее пекло
Спалило родные края.
Где смотрит Россия из пепла,
Из шатких основ бытия.
Очень часто всё стихотворение построено на символе, переосмыслении фразеологизма. «Пожары»:
Пластают шапки. Шапок горы.
Поэт стоит и говорит:
– Неужто все в России воры,
Ведь шапка каждая горит?!
Музыкой боли объято стихотворение философское, за которым стоит не изображение, а множество способов читательского осмысления:
Время – тёплое, холодное.
Время семени и злака.
Распускается мелодия,
Будто бы головка мака.
Почва мира каменистая,
Божьим промыслом объята.
И горит звезда кремнистая,
И болит всё то, что свято.
Скиф – хороший, умный лирик. При этом философская его поэзия чиста и прозрачна, написана ясно («всё на русском языке»).
Жизнь – она не позолота,
Но в одном уверен я:
Мне и петь, и жить охота —
Мне по росту жизнь моя.
Жизнь – она не повторится,
Потому охота мне
Жить и сердцем серебриться,
Будто верба при луне.
. . . . . . . .
Будет счастье и везенье,
Возле жизни – свет сквозной,
И Святое Воскресенье
После Пятницы Страстной.
Одно из лучших стихотворений «Россия. Тоска. Бездорожье…» скорее лирическое, чем ораторско-пафосное. В нём сказывается традиция русского романса, приглушённое его страдание.
…И нет ни крыльца, ни причала
Душе с вековечной виной,
Как нету конца и начала
У русской дороги степной.
Вообще во всех стихах есть ощущение движения жизни, лёгкости написанного (в хорошем смысле этого слова).
Когда б я не чувствовал жизни движенья,
Когда б не селилась звезда на воде,
То я не искал бы её отраженья
И сердце своё не отдал бы звезде.
Такое ощущение, что человек всю жизнь свою фиксирует в стихах, и это не редкие всплески вдохновения, а умение поэтически объять всё: и родину, и природу, и любовь.
Душа томится в нетях,
Чем дальше, тем больней.
Душа почти не светит,
Когда не светят ей.
Уходит день-печальник,
И наступает ночь.
Себе, поэт-молчальник,
Не в силах ты помочь.
Не заручиться былью,
Не клясться на крови.
Душа полощет крылья
В пустотах нелюбви.
Именно в любовной лирике Владимира Скифа сказывается приверженность традиции – традиции золотого века. Пушкин, Тютчев. На переосмыслении их строк, даже хрестоматийно известных, основаны многие стихотворения из цикла «На краю любви». Они ясны и сюжетны. И всё же любимый жанр поэта – притча, аллегория.
Пора бы должное воздать
Их трудолюбию, терпенью
И научиться их уменью
Не разрушать, а созидать.
Потомство бережно хранить,
Любви учиться у природы…
Увы! Сумеют ли народы
Себя в себе соединить?
Насекомые становятся ни больше ни меньше как символами поэзии:
Влекомый музыкой кузнечик,
Ты – жизни трепетный манок,
Земного мира малый глечик,
Искусства хрупкий позвонок.
Но особую любовь поэт испытывает к муравью. «Ты строитель добра, ты поэт и мудрец». Другие насекомые – тоже символы стихий (тля), зла (скорпион) и добра, трудолюбия, небесных сил (пчела, божья коровка). Думаю, что образу цикады, «воющей, как автомобиль», мог бы Набоков позавидовать. Так же, как и пристальному и подробному зрению автора этой книги. Впрочем, В. Скиф и сам это понимает, посвятив Набокову одно из стихотворений. Такое видение – от космоса и великих просторов родины до микрокосма малых созданий – и есть поэтический мир Владимира Скифа, который предусмотрительно расположил разделы книги с перспективой: от великого к малому. В конце концов великое с малым смыкаются:
Древнее в мире нету свитка,
Чем звёздный свиток в небесах.
Ползёт в Галактике улитка
И держит время на усах.
Медлительность – всего лишь пытка
И для глубин, и для высот.
В Галактике по ткани свитка
Улитка времени ползёт.
Поэтический взгляд Владимира Скифа – это не злободневный взгляд на наболевшие проблемы современности, но скорее взгляд с точки зрения вечности. Наверное, таким и должен быть взгляд поэта.