Весною, украшая свой наряд,
Я обрывала яблоневый цвет,
А осенью, придя с корзиной в сад,
Увидела: на ветках яблок нет.
С пустой корзиной возвращалась я,
Держалась от других чуть-чуть поодаль.
Соседи дружно славили меня,
Подруги меж собой шутили вдоволь.
Победно распевая на ходу,
Шли две мои сестры – Джанет и Милли.
Их яблоки – крупнее всех в саду! —
Так ароматны, так прекрасны были!
Гертруда – неохватные бока —
Окликнула меня, смеясь мне в спину.
Мужская, очень сильная рука
Несла её тяжёлую корзину.
Ах, Вилли, Вилли, неужели те
Обычные плоды былого лета
Ты предпочёл любви и красоте,
Не помнишь больше яблоневого цвета?
По этой же тропинке мы брели,
В душистые цветы упрятав лица…
Но яблони давно уж отцвели —
И это время вновь не возвратится.
Похолодало к ночи… Надо мной
Сова ночная ухала, кружила.
Все возвратились парами домой,
А я – я возвращаться не спешила.
Взгляни назад – не жалуясь, не плача…
Дорога плавно движется на скат.
Под вечер она выглядит иначе,
Взгляни назад!
Ты видишь облака в лучах заката?
Малиновые, розовые – в ряд!
Мы тучами считали их когда-то…
Взгляни назад!
О сердце, что привыкло молотить,
И ноги, что шагают наугад!
Сегодня мы готовы вам простить…
Взгляни назад!
Помни обо мне, молю…
Настаёт пора расстаться:
Мне – уйти, тебе – остаться…
Руку отпусти мою.
Помни обо мне, родной,
Не скорбя и не тоскуя…
Словно всё ещё живу я,
В мыслях говори со мной.
А случится, на мгновенье
Ты меня забудешь, милый,
Не ходи потом унылый,
В этом нет большой беды…
Лучше полное забвенье,
Только б улыбался ты.
Половина луны… Равновесие зыбко!
Похудеет луна или пустится в рост?
Половина луны, как сквозь слёзы улыбка.
В ней и горе, и радость – вперемешку, внахлёст.
Ах, не так ли и жизнь – то ли полуошибка,
То ли полуответ, то ли полувопрос.
Наше счастье, созрев, вдруг становится зыбко…
Наша боль, лишь утихнув, вновь пускается в рост.
Жизнь коротка, как вспышка в тьме кромешной.
Взгляни на эту гору… Высока?
Желаешь покорить её – не мешкай:
Жизнь коротка.
Жизнь отнимают зимние метели,
Вой ветра, снегопад и гололёд.
Молись и жди до мартовской капели,
Молись и жди часами напролёт.
Но вот уже и птицы прилетели,
И вот уже оттаяла река…
Душа, очнись скорее… В самом деле,
Жизнь коротка.
За чертой, что далека,
И где слабнет зренье наше,
И дождя не слышно даже,
И о времени не скажет
Тень, что к ночи велика,
Слово «юность» не в чести,
«Красота» – лишь звук пустой…
За предельной той чертой
Необъятный шар земной
Можно в горсти уместить.
Моя душа, как птичий хор,
Поёт на тысячу ладов.
Моя душа, как летний сад
Под сладкой тяжестью плодов,
Как излучающая свет
Жемчужина на дне…
Моей души счастливей нет:
Любовь открылась мне.
Воздвигни, Радость, подо мной
Помост высокий расписной.
Осыпь серебряным дождём,
Короны царской удостой.
Трон алым бархатом укрась
И пухом белых лебедей.
Душа сегодня родилась:
Любовь открылась ей.
Две лилии на веточке одной,
Две бабочки, порхающие рядом…
В саду, благоухающем весной,
Как радостно следить за ними взглядом
Тем, кто идёт вдвоём, рука в руке,
Под солнцем мая, ясным, негасимым…
Тем, кто идёт вдвоём, рука в руке,
Не думая о том, что будут зимы.
После смерти тень моя
Отыскала милый дом —
И увидела друзей,
Пировавших за столом
В холодке тенистых слив
И под небом голубым…
Счастлив каждый был из них:
Он любил и был любим.
«Завтра, – произнёс один,
Затевая разговор, —
Мы на лодке поплывём
До отрогов дальних гор».
«Будет завтрашний наш день
Лучше всех, что были до,
Ведь в горах, – сказал второй, —
Есть орлиное гнездо».
«Завтра…» – третий произнёс,
Не добавив ничего:
В край желаний и надежд
Мысли унеслись его.
«Завтра», – повторяли все.
И ни слова обо мне…
Очевидно, я была
В прошлом, во вчерашнем дне.
Что поделать: я ушла,
Не кольнув друзей виной.
В замешательстве прошла
Комнаты – все до одной —
И покинула свой дом,
Без любви, без прежних сил,
Чувствуя себя как гость,
Что недолго и гостил.
Где-то… Но где? – Лик невидимый есть,
Голос неслышный есть где-то,
Сердце, которое знает ответ,
Но не даёт мне ответа.
Где-то… Но где? – Рядом или вдали,
В море, в лесу, за стеною?
Или в плывущей по небу луне
И за звездою какою?
Где-то… Но где? – Далеко ли, вблизи,
В песенке грустной осенней?
В листьях сухих, что добавили сил
Радостной травке весенней?
Рассветный – жаворонка час,
Ну, а закатный – соловья.
И я закат прошу сейчас:
Начнись скорее, чтобы я
Могла послушать соловья.
Взойди на спящий холм, луна,
Пора проснуться соловью.
В тиши, что музыкой полна,
Я слёзы сладкие пролью,
Ночному внемля соловью.
О жаворонок, вестник дня,
Молчи… Пусть сказки соловья
Подольше радуют меня…
Я знаю, очередь твоя,
Но дай послушать соловья.
Три девы о любви поют: одна —
С губами алыми, с пылающей душою.
Вторая – скромница с глазами цвета льна
(Им цену знает, кажется, она).
И третья, красотой обделена,
Но с жаждою любовною большою,
Чей голос, будто низкая струна,
Терзаемая грубою рукою.
Немного погодя, любовь познав,
Погибнут две в сражении любовном.
У скромницы сварливым станет нрав
В замужестве унылом, бездуховном.
Увязнет, точно пчёлка, в мёд упав:
Сласть перед ней, а есть её недолго.
Вдоль сумрачной реки,
Где воды глубоки,
Она, под сны легки,
Пустилась в путь,
Ведомая звездой,
Что светит ей одной, —
В край, где нашли покой
Те, кто ей мил.
Минуя ночь и день,
Луч солнечный и тень,
Под жаворонка трель
И ветра шум,
Сквозь сон, как сквозь вуаль,
Взор устремляя вдаль —
В безбрежный океан,
Где вечер ал.
Уснуть, навек уснуть…
Сон наполняет грудь
И не даёт взглянуть
Из-под ресниц,
Как созревает рожь,
Или услышать дождь,
Или, почуяв ложь,
Боль испытать.
Уснуть, уснуть навек…
Прилечь на мшистый брег,
Тысячелетий бег
Остановив.
Пусть ночь течёт рекой:
Нет боли никакой,
Покой, один покой,
И в сердце мир.
Приди ко мне в полночной тишине —
В немолчной тишине, в счастливых снах.
Приди ко мне, как прежде, молодым,
С румянцем на щеках.
В слезах верни
Любовь, надежду и былые дни.
О сон сладчайший, ты горчишь, как мёд,
И пробужденье будет лишь в раю,
Где с жадною тоскою у ворот
Ты встретишь тень мою.
«Не уходи, —
Ты скажешь мне. – Обратно нет пути».
И всё ж приди ко мне, тебя молю,
Чтоб снова жизнь испить, как сладкий сон,
Чтобы твоё «люблю» с моим «люблю»
Звучало в унисон,
Слилось в одно.
Как прежде, как давно, о как давно…
Как это было? Да и что? —
Ответ с годами не ясней,
Лишь знаю: всё произошло
В один из первых майских дней.
Был юным май, и маков цвет
Не вился меж колосьев ржи.
На землю лился солнца свет,
И были облака свежи.
Я не отвечу, милый друг,
Как в день весёлый, молодой,
Себя увидела я вдруг
Усталой, старой и седой.
Из церкви вышел он с женой —
Пичужкой небольшою.
В сравненье с нею Моди Клэр
Казалась госпожою.
«Сын Томас, – в радостных слезах
Сказала мать невесты, —
Поможет Бог тебе и Нелл
Пройти по жизни вместе.
Когда-то и меня мой муж
Назвал своею леди,
Но я не помню, чтобы он
В день свадьбы был так бледен».
И вправду, Томас был смущён.
И Нелл мрачнела следом:
Глаз не спускал он с Моди Клэр
За свадебным обедом.
«Сэр, – Моди Клэр произнесла.
(Том стал белей, чем мел.) —
Благословляю кров, и стол,
И брачную постель.
Подарок памятный я вам
Вручу (хотя едва ли
Вы вспомните, как у ручья
Мы лилии срывали!):
Обрывок цепи золотой,
Что вы мне подарили,
И с ним засохший, но живой
Букет из листьев лилий».
Ах, как же он воздать хотел
Ей за пинки пинками,
Но лишь промолвил: «Моди Клэр…» —
Лицо закрыв руками.
А Моди обратилась к Нелл:
«Подарка ждёшь едва ли,
Но принимай… Нет, не плоды,
Ведь цвет мы оборвали.
Сердечко мужа твоего,
И верности поруки,
И крохи жалкие любви…
Я умываю руки».
«Твои подарки, – Нелл в ответ, —
Мне по душе и впору.
Опорой мужу буду я,
Идя с горы ли, в гору.
Пусть внешне я не хороша,
Кому-то не в пример,
Но я любима… И люблю
Сильней, чем Моди Клэр!»
Алую розу и с неба луну
Хочется нам, точно маленьким детям.
«Алую розу!» и «С неба луну!» —
Все наши прихоти сводятся к этим.
Я не мечтаю о розе давно,
Острых шипов её помня уколы,
И за луной мне лететь не дано
Через моря и бескрайние долы.
Стали скромнее желанья мои.
Что мне до этих дурманящих роз?
Знаю, что скоро окажемся мы
Там, где ни моря, ни неба, ни слёз.
В первом слышится грустная весть —
«О-хо-хо!» – тихий вздох печальный.
Во втором – темнота и лёд,
Смерти знак во втором молчанье…
Мы узнаем его, но не здесь.
Одиночество в первом таится,
И второе – всем суждено,
Обойти его не дано…
Впрочем, есть и ещё одно:
То, которое песни боится.
Сева день – молчаливый день,