Вот так улов!
«У Хины такая красивая кожа», – думаю я. Процедура мытья подходит к концу. Клетки кожи у Хины необычайно чувствительны, поэтому для вытирания я специально заказала льняное полотенце. Я начинаю вытирать ее с пальцев ног и медленно поднимаюсь вверх. Намокая, ткань идеально охватывает очертания ее тела, словно некая сила притягивает лен к ее коже.
Пламя свечи задрожало, словно вставляя свою реплику в нашу беседу: свет и тень закружились в танце на стене ванной комнаты.
Я сгибаю правую ногу Хины и поднимаю ее выше. Моя рука скользит по ее коже, а вода в ванне колышется легкими волнами. Круги тревожат поверхность воды и расходятся к краям ванны. Моя рука поднимается выше к бедру Хины – она смутилась, взвизгнула и со смешком отстранилась от меня. Конечно, она просто шутит – мы с ней обе вполне довольны происходящим. Мытье Хины – это наш с ней общий ритуал, свою часть которого я выполняю с особой тщательностью.
Наверное, снаружи подул ветер: доносящийся из окна цветочный аромат словно набрал силу. Хина вдыхает этот запах: ее ноздри раскрываются шире, животик наполняется, и я чувствую ее дыхание своей ладонью, которая лежит у нее на пупке.
– Как думаешь, что это за цветок? – спрашивает Хина.
– Хотела бы я знать. Все время думаю об этом. – Я потянула цепочку, которая держит затычку в ванне. Вода – уже заметно мутная – устремляется в отверстие.
– Если тебе интересно – выгляни да посмотри. Ты же можешь?
– Ты что, не понимаешь? Гораздо интереснее угадывать. Эх, Сигэми. Ты вообще знаешь, что такое дух приключений?
Хина демонстративно надувает щеки, притворяясь обиженной. Вода с бульканьем утекает прочь.
– Мне кажется, это камелия, – предположила я.
– Может быть. Ну уж точно не тюльпан.
– Ха, цветы явно не твой конек, – с напускной важностью замечаю я.
– Сигэми, это звучит как-то… высокомерно. – Хина безошибочно уместно применила новое слово из своего запаса. Все-то она схватывает на лету.
Головкой душа я стряхиваю с ее жемчужно-белой кожи капли воды. Не перестаю восхищаться, как сияет ее тело – хоть и вижу ее каждый день. Снова вставляю затычку и поворачиваю кран – из душа опять бежит вода.
– Вот так, – говорит Хина, гордо оглядывая свое обновленное, чистое тело. – А теперь – не желает ли благородная леди, чтобы ей помассировали ножки?
Мы сидим друг напротив друга в малюсенькой ванне. Лицо Хины совсем рядом с моим. Я не свожу глаз с ее кожи – такой белой, что кажется прозрачной – и снова бабочки в животе. Как же она прекрасна.
– Они у тебя так напряжены! Тяжело тебе стоять целый день, бедная, – причитает Хина, разминая мои стопы. Ловкие движения ее пальцев напоминают мне, как я устала за день на ногах – а ведь я этого даже не замечала. – Вкусно пахнет, – говорит Хина.
– Ага, это лавандовое молочко для ванны.
– Ла-ван-да. – Хина морщится, пока в ее словарик заносится новое слово. Уверена, к завтрашнему дню она освоит его в совершенстве.
До знакомства с Хиной я никогда не интересовалась молочком для ванн, да и засиживаться в ванне привычки не имела. Я всю неделю до самых выходных копила в себе усталость. И только теперь благодаря Хине наша маленькая ванная стала моим любимым местом в доме, хотя раньше эти однотонные кремовые стены навевали на меня тоску.
Вечером приходит моя подружка. Льет ли дождь, дует ли ураганный ветер – Хина каждый вечер появляется у меня на пороге, сияя улыбкой. Усталость, проблемы на работе, – все уходит прочь, когда приходит Хина – мое солнце, моя радуга, мой лучик. Она – единственный источник света в этом мире. А еще – источник всего прекрасного и удивительного. Мы вместе принимаем ванну, вместе ужинаем, вместе засыпаем. А когда утром я проснусь – Хины рядом не будет.
Я встану с постели и положу ладонь на холодную простынь – туда, где еще недавно с ангельской улыбкой спала Хиночка. Разглажу простынь рукой, схвачу завтрак и пойду на работу.
Хиночка беспокоится за меня, даже когда она далеко – так что с началом нашей дружбы мой образ жизни стал более здоровым. Теперь я не питаюсь готовой лапшой из супермаркета и не ем на бегу скрученные машиной онигири[11], а беру с собой бэнто-бокс с домашней едой. Потерявший форму омлет, наспех поджаренный нарезанный палочками лосось, бесвкусные брокколи на пару – она отнюдь не мастер домашней кулинарии, но принося все это с собой на работу, я приношу из дома частичку нашей с Хиной дружбы, которая согревает меня днем, в ее отсутствие.
– А Ёси про меня уже знает? – спрашивает Хина, погружаясь пальчиком в подушечку моей правой стопы.
– Как, ты разве не в курсе? Ай-яй-яй! – Мне больно, я выгибаюсь и дергаю ногой, но Хиночка крепко держит меня за голень. В ее маленьких ручках заключена невероятная сила. Она хитро улыбается, словно подразнивая меня: «Ты хоть понимаешь, с кем тягаешься?» О, Хина могла бы быть самой востребованной массажисткой в нашем городе.
А Ёси – это мой сосед. Ему уже под сорок, и до знакомства с Хиной мы с ним – двое одиночек, вечно свободные по вечерам – шли в какой-нибудь дешевый бар потрепаться обо всякой ерунде и пропустить стаканчик-другой. Расставшись со своим тогдашним партнером, я влезла в новую для себя «холостяцкую» жизнь, как заползает в укрытие пострадавший от стихийного бедствия, и у Ёси в жизни происходило примерно то же самое. Меня достали мужчины, а его – женщины.
Когда я жила с тем самым бывшим, я уставала от него все сильнее и сильнее. Он был отличным парнем – не то что мы без конца ссорились или что-то такое. Но делить на двоих одно крошечное пространство с таким негибким человеком, как он, и подстраивать свое существование под другого меня по-настоящему выматывало. Жизнь с мужчиной ощущалась в моем теле постоянной тяжестью, и я перестала действовать спонтанно, по собственной инициативе. Вместо этого я следила за ним, пытаясь предугадать, каким будет его следующее действие или что он подумает по тому или иному поводу. Словно у меня в ботинке постоянно был камешек, причинявший дискомфорт. И хотя это он переехал жить ко мне, а не наоборот, мой дом стал казаться мне чужим. В какой-то момент меня озарило: я просто не хочу жить с кем-либо. Вскоре после этого мы расстались. А потом я встретила Хиночку – и благодарила судьбу за выпавшую мне сказочную удачу.