Дворцовую площадь, расположенную на крыше, Дафна узнала сразу: во всей Нараке только здесь можно найти зеленый парк с фигурными кустарниками и цветами, не уступающими по своей красоте даитьянским.
Теперь нижние ступеньки, у которых они с Лиром стояли секунду назад, выглядели игрушечными внизу.
«И зачем там стража? – задумалась Даф. – Ступенек наверно не меньше нескольких сотен, вряд ли кто-то, кроме самого создателя, прошел их все хоть раз. Куда проще телепортировать…»
Город остался внизу. И шум, и суета. В мыслях вдруг стало так спокойно при виде безграничного неба на горизонте, что захотелось просто закрыть глаза и дышать, дышать, дышать. Дафне всегда нравилось небо, а еще больше ей нравилась высота: здесь никого, кроме свистящего ветра, ничего, кроме свободы. Остановись, раскинь руки и представь себя птицей, парящей над землей, представь стихией, способной на все, представь…
– Значит, амбассадор, Даф? – разрушил идиллию Лир.
Сердце екнуло, и парящая в душе Дафны птица камнем рухнула вниз, когда вопрос разнесся разочарованным эхом по саду. Даф нехотя обернулась, Лир стоял в нескольких шагах от нее. Встретив ее взгляд, он не шелохнулся, не моргнул, а в его глазах не появилось ни обиды, ни возмущения, только печальное непонимание.
– Почему? – почти шепотом спросил он.
– Я… – «…не знаю», – хотела сказать она, но не сказала. Ведь это глупо, как можно не знать, почему ты пытаешься скрыть любовь к тому, кого любишь? Осудят? Засмеют? Плевать, ведь это же любовь. Плевать на мнение всего мира, если у тебя уже есть мир в лице любимого человека.
– Ты не хотела приходить на АмараВрати с заложником, ты хотела, чтобы все видели, что мы вместе. Так почему же я возвращаюсь с простым послом, Дафна?
Молчание.
– Думаешь, наследнику трона нужен посол? Думаешь, мне вообще нужна эта проклятая страна? Она забрала у меня все, она сделала меня тем, кем я быть никогда не хотел. Тем, кого презирал! – Лир застыл, словно внезапно догадался о самом ужасном. – Ты меня презираешь?
– Нет.
– Тогда почему!
Дафна сглотнула.
– Формально ведь я и правда посол, Лир.
– К черту формальности, когда ты им следовала? Формально даитьянка не может влюбиться в кровожадного фомора, так ты рассуждаешь? Формально сын не лучше своего отца-убийцы? – Хэллхейт смотрел на Дафну с такой жесткостью, таким холодом во взгляде, что к ее горлу подкатил горький ком слез. Будто он больше и не верил, что она его любит. Как он может не верить?
Дафна мысленно сжалась, боясь лишним движением сделать лишь хуже.
– Формально я не Мунвард, в которого ты когда-то влюбилась. – Сказав это, он отвернулся.
Его слова прозвучали так, точно были последней точной, истиной, не требовавшей других доказательств. Ком в горле у Дафны разросся, и в глотку словно вонзились шипы, перехватившие враз дыхание. Она понимала, почему Лир говорит все это: именно так рассуждали всегда даитьяне.
«Фоморы – варвары, для которых сила важнее здравого рассудка, – скажет любой в Сутале, кого ни спроси. – Фоморы глупы и алчны, они живут в своих каменных норах и точат клинки, потому что на большее не способны».
Так говорили Дафне с детства, и она в это верила. В это верил и Мунвард.
Проглотив слезы, Даф отчаянно пробежала глазами по парку, ища ответ, которого, знала, там нет. И вокруг никого, помимо садовника, суетящегося у клумбы и даже не заметившего гостей. За Лиром на противоположной стороне площади стоял дворец, над которым, как пламя из чистейшего мрака, развивался черный флаг.
Точно как это пламя, все горело у Даф внутри от беспомощности понять свои чувства. Странные, двоякие. Перед ней тот же даитьянин, которого она любит, только… не совсем. Когда она думала об этом, все казалось понятно: Лир – это Тер, и он нужен Дафне, неважно, какое у него лицо. Но когда Лир действительно был рядом, что-то в сердце предательски тяжелело.
«Неужели я до сих пор вижу в нем Крейна?»
И эта старая жажда мести, как незаживающая рана, как базовый инстинкт, не дает Дафне покоя? Отравляет любовь к Мунварду ненавистью к Хэллхейту?
– Я подумала… Подумала, так будет проще, – порыв ветра пронесся мимо, унося ее ложь с собой.
Не оборачиваясь, Лир сдавленно рассмеялся.
– Кому проще, Даф? Народу, который ненавидит, когда ему врут? Мне, осознавать, что моя жена стыдится, что стала ею? Или ей, – он наконец посмотрел на нее. Лучше бы не смотрел. Его взгляд пылал, только вот от гнева или обиды? – Потому что она сомневается, что связала свою судьбу с правильным человеком?
– Лир!
– Если ты не веришь своим чувствам, как я могу!
Даф прикусила губу и почувствовала медный вкус крови во рту.
– Я не сомневаюсь, – силясь звучать спокойно, простонала она. – Я люблю тебя.
– Любишь! – он выплюнул слово, будто оскорбление. – Кого же ты любишь? Хэллхейта или Мунварда?
– Это один человек.
– Нет. Их двое, у них два лица, два прошлых. Только вот будущее у них одно, одна душа. Так какую же часть моей души ты предпочитаешь, Аурион?
Вопрос прозвенел в тишине, точно треснувшее зеркало. Лир продолжил смотреть на Дафну, как раненный зверь, решивший, что своей яростью отпугнет всех, неважно пришли ли они помочь или причинить новую боль. Ветер трепал его волосы, пряди хлестали по щекам, но он, не моргая, смотрел на даитьянку.
И Дафна вдруг поняла, что не может сдержать улыбку. В самом этом поведении, в самом взгляде было столько Мунварда, что даже доставшиеся ему от крови Хэллхейтов суровые черты лица этого не скрывали. Она слишком хорошо знала Тера, слишком хорошо помнила, как много для него значит безоговорочное доверие, и слишком хорошо понимала сама, как сложно порой верить в свое счастье.
– Я предпочитаю всю душу целиком, – сказала она. И огонь в глазах Лира погас. Резко, будто Даф произнесла какое-то неведомое другим заклинание. Укрощенный зверь заснул, позволив залечить его раны. – Я люблю тебя, потому что ты всегда остаешься собой.
Подойдя, она еще раз улыбнулась и провела ладонью по его щеке.
– Даф…
Она поцеловала его, невесомо, едва коснувшись губами его губ.
Не говоря ни слова, Лир прижал ее к себе. Его рука скользнула по спине Дафны, пальцы описали восьмерку – нет – знак бесконечности вдоль ее позвоночника. Один из тех двух, что переплелись на браслете, который когда-то подарил даитьянке Элеутерей.
Для Даф это всегда было так просто – успокоить его. Лира или Тера, неважно. Были ли это верные слова, которые так искусно подсказывала интуиция? Или дело в какой-то особой интонации, тембре голоса? Или же просто, в отличие от остальных, даитьянка не боялась обжечься о тот огонь, которым горела его душа?
– Мне нужна твоя вера, Дафна, – прошептал Лир, не сводя с нее глаз. – Если не твоя, другой у меня никогда не будет.
Она оказалась зажата в его объятиях, точно в доспехах, но ей не хотелось вырваться. Она была в безопасности, именно там и именно с тем, с кем должна быть. Горячее дыхание Лира прокатилось волной по ее скуле к самому уху, а затем снова остановилось на губах. Вкус его поцелуя был похож на долгожданное возвращение домой.
– Святой Арий! – что-то тяжелое упало на плитку, устилающую тропинки парка.
Вздрогнув, Дафна отстранилась от Хэллхейта. У недостриженного кустарника стоял садовник и теперь нагло таращился на сына Крейна, в чьих объятиях оказался так называемый даитьянский амбассадор. На такое зрелище сегодня юный фомор явно не рассчитывал, у его ног валялись позабытые садовые ножницы.
Даф сделала смущенный шаг назад, и у Лира в горле пророкотал недовольный ропот из-за того, что он был вынужден ее отпустить. Хэллхейт демонстративно поправил ножны на поясе и с властным видом, как подобает наследнику трона, ткнул в садовника пальцем.
– Разболтаешь кому-нибудь о том, что видел и слышал, – процедил он сквозь зубы, – и станешь удобрением для новых цветов, ясно?
Тот закивал, показывая, что яснее, собственно говоря, некуда.
– Свободен.
Дафна не успела моргнуть, как садовник подхватил свои ножницы, юркнул в соседнюю аллею и растворился среди зелени. Каким бы верным и заботливым другом Хэллхейт не был для своих друзей, чужакам он всегда умел внушать страх. Возможно, за это Даф и влюбилась в него когда-то. Для других он был тайной всегда, для нее – никогда.
Лир сердито выдохнул, провожая садовника взглядом.
– Ты права, Дафна, – произнес он, – на нас постоянно теперь будут так смотреть. Как на изгоев.
Покосившись на дворец, в который до сих пор боялась идти, Даф тоже вздохнула.
– Забудь об этом, – сказала она, поманив Хэллхейта за локоть. – Пойдем, лучше найдем твоего отца и пустующий трон Патила.
– В гробу я видел этот трон. Хотя… Нет, даже там не видел.
* * *
Стражники у входа не проронили ни слова, когда Дафна с Лиром вошли во дворец. Однако Даф заметила, как один из них поспешно пробубнил несколько неразборчивых фраз в динамик кибербраслета. Значит, об их появлении будут знать.
В холле все окутывал полумрак, окна закрывали тяжелые портьеры, и только декоративный огонь в светильниках и люстрах вырисовывал мистичные узоры на стенах.
– Подозрительно тихо, – заметил Лир.
Они обошли первый этаж и даже заглянули во внутренний двор, обращенный к уже начинающему клониться к закату солнцу, но так никого и не встретили. Шагая впереди Даф, Лир методично осматривал каждую комнату, но везде представала одна и та же картина: пустые диваны, отполированные вазы и гробовая тишина. Будто все было устроено специально так, чтобы у любого гостя ничего не вызвало подозрений. Ничего, кроме отсутствия тех самых гостей, конечно же.
Когда они проходили мимо кухни, им навстречу наконец выбежал мальчишка с кульком еды в руках. Увидев Хэллхейта, он замер на мгновение, а потом бросился прочь.
– Стоять! – приказал Лир.
Мальчишка застыл на месте, медленно обернулся и, точно готовясь извиняться, поднял глаза на Хэллхейта, когда тот подошел.
– Ваше величество, я не украл… – замямлил он, пряча кулек за спину. – Я относил обед вашему отцу, и генерал Пендрог сказал, я могу забрать остатки. Запеченных курликов очень сложно найти на рынке и…
– Где он?
– Ваш отец? – удивился мальчуган, с любопытством поглядев на Дафну. Она улыбнулась, надеясь, приободрить его, но, похоже, еще больше напугала. Мальчик опять опустил глаза.
– Нет, где Кинир? Слишком много мне говорят о нем сегодня.
– Генерал был с вашим отцом в малой библиотеке, когда я принес обед.
– И о чем они говорили?
– Это дурной тон, подслушивать чужие беседы, ваше величество. Я не…
– Но ты ведь не подслушивал, ты нехотя слышал, проходя мимо, верно, Имоджен? – глаза мальчишки блеснули, когда он понял, что наследник знает его по имени. Лир присел на корточки, оказавшись лицом к лицу с ним и, смягчившись, продолжил: – Я официально разрешаю тебе вернуться на кухню взять любую еду, какую захочешь и сколько сможешь унести, если скажешь мне сейчас, что обсуждали Кинир с моим отцом.
Имоджен уставился на Лира, теребя заштопанный ворот рубахи. В коридоре, помимо них троих, по-прежнему никого не было, и мальчик явно раздумывал, накажут ли его, если он просто убежит.
– Они ничего не обсуждали, ваше величество, – признался он. – Они молчали. Совсем. Они всегда молчат, Кинир лишь отдает мне приказы и больше не произносит ни слова.
Лир с Дафной переглянулись. Это было по меньшей мере странно. Дворец пустует, Кинир рассказывает всем выдуманную историю о героизме Лира, а теперь, оказывается, еще и раздает указы от имени Крейна? В голову Даф снова закралась мысль: не был ли Кинир новым орудием в руках тех, кто стоял за Хорауном и Смероном?..
– Но я ведь все еще могу взять еду? – испугался Имоджен, увидев полные сомнений лица Дафны и Лира.
– Я не забираю назад данных обещаний, – кивнул Лир, поднявшись на ноги. – Вперед.
Обрадованный мальчишка бросился обратно на кухню, и через пару секунду за дверью загрохотали кастрюли.
– У тебя талант к переговорам, – заметила Даф.
– Если бы все переговоры можно было решить парой запеченных курликов, – невесело усмехнулся в ответ Лир.
На втором этаже дворца портьер было еще больше, а света еще меньше, и воздух казался таким застоявшимся, что хотелось тут же открыть окно – что, собственно, Хэллхейт и сделал. Солнечные лучи хлынули внутрь, и мелкие частички пыли заискрились на коврах. Даф заметила паутину в углу и рассыпанные кем-то цветочные лепестки, уже превратившиеся в сморщившийся гербарий.
– Думаешь, Кинир как-то связан с отсутствием Крейна? – спросила она, рассматривая огромные картины на стенах: сцены легендарной битвы первых жителей Да’Арии с демонами Хаоса.
– Кинир предан нашей стране больше, чем кто-либо, кого я знаю, – задумчиво отозвался Лир, шагая рядом. – Он бы не стал сочинять историю с подавлением одного переворота, чтобы устроить другой. Хотя если решит, что цель оправдывает средства, наверно, не поступится ничем ради государственного порядка.
В это время на другом конце коридора показалась женщина в пышном бардовом платье, с аккуратно уложенной копной каштановых волос и букетом желтых цветов в руках. Заметив Лира, она широко распахнула глаза, точно увидела привидение, а затем развернулась на каблуках и резко зашагала прочь.
– И я рад тебя видеть, мама! – не скрывая сарказма, крикнул ей вслед Лир.
Женщина остановилась, ее худые плечи дрогнули, когда она обернулась. Однако пристальный взгляд Райаны миновал сына и сфокусировался на Дафне. Даитьянка поймала себя на мысли, что никто никогда не рассматривал ее столь придирчиво – точно очень хотел найти изъян.
– Дафна Аурион, рада знакомству, – произнесла Даф, гордо задрав подбородок.
Райана сморщила нос, но не ответила, и опять посмотрела на Лира.
– Так что, мам? Скажешь хоть…
Дверь комнаты, у которой стояла царица, громко захлопнулась, брошенный букет упал у порога.
– Само обаяние, – поджала губы Дафна.
– Это она еще в хорошем настроении, – проворчал Лир. Поколебавшись, он подошел и постучал в дверь. – Мам, тебе даже не интересно, где я был? И вообще, где отец, почему во дворце никого нет? Где все твои несносные подруги, вечно подбирающие мне невест, где твоя помощница, неустанно таскающаяся за тобой с новыми платьями?
Ответом на все вопросы Лира была полная тишина.
– Неужели ты до сих пор злишься, что я ушел тогда за «Книгой Судеб»? Да скажи хоть что-нибудь! – не выдержав, он со всей силы ударил кулаком по дверному косяку. – С Медредом ты так же себя вела? Только вот когда он погиб, вспомнила, что любила своего сына, и поэтому при каждом удобном случае теперь не упускаешь возможность сравнить меня с ним! Так что же, давай, сравнивай и сейчас!
В комнате послышались шорохи, и Даф подумала, что Райана сейчас откроет, но вместо этого звуки медленно перешли во всхлипывания, а затем в откровенный плач.
Лир выругался.
– Мне должно быть ее жаль, – признался он, прислонившись лбом к темному дереву, из которого была сделана дверь. – Мне должно быть стыдно. Вместо этого я не испытываю ничего, я даже не скучал по ней, Даф. Потому что она вечно превращает все в театральную сцену! Вот увидишь, через пару часов будет всем улыбаться как ни в чем не бывало, предлагать выпить с ней чаю и рассказывать, какие чудесные розы посадила в саду.
– Правда? – усомнилась Даф.
– Может, чаю с ядом, – пожал плечами Лир и, увидев встревоженный взгляд Дафны, рассмеялся. – Шутка. Кто доверит ей в руки я… – Дверь распахнулась так неожиданно, что он едва удержался, чтобы не упасть. На лице появившейся Райаны уже не было ни намека на слезы.
– Ты привел в дом даитьянку, Лир! – воскликнула она, с возмущением вздернув брови. – Во дворец, в столицу!
– Мам…
– Медред бы никогда так не поступил!
– Ма-ам.
– И не смей говорить, что твой брат мертв! Он жив. В том, что он скрывается от всех, включая собственную мать, виноваты они, – Райана перевела взгляд на Дафну, ее карие глаза наполнились жгучей ненавистью. – Когда Медред вернется, они пожалеют!
Последнее слово прозвучало как проклятье. Дафне почудилось даже, мать Лира готова вцепиться ногтями ей в горло прямо здесь и сейчас. Она тихо сделала полшага назад, как бы невзначай прячась за спину Лира и заодно вспоминая, с какой стороны ближе к выходу из дворца. Интересно, если Даф отправит мать Хэллхейта кулаком в нокаут, он сильно расстроится?..
Однако прежде чем царица успела что-либо сделать или продолжить обвинительную речь, Лир положил руки ей на плечи, тем самым вынудив не только остаться на месте, но и посмотреть на него.
– Мам, я знаю, ты не хочешь в это верить, – начал он успокаивающим, как врач, тоном, – но Медред погиб больше сорока лет назад, он мертв. И я не думаю, что даитьяне имеют к этому отношение, там наверняка был замешан Хораун.
– Конечно, Хораун, – на изумление легко согласилась Райана. – Я всегда знала, что советник твоего отца замышляет недоброе, что он в сговоре со старейшинами Суталы!
– Что? Нет, мам, ты не понимаешь…
– Я все понимаю! И ты поймешь, когда увидишь своего брата, – она погладила Лира по волосам с почти что правдоподобной для глаз Даф заботой. – Он скоро вернется, сынок, и научит тебя видеть истину, как ее вижу я. А пока, – покосилась на Даф, – может, чаю?
Сглотнув, Дафна покачала головой.
– Нет, спасибо.
– Ну что ж.
Поправив прическу и великодушно кивнув, Райана подняла валявшийся у ее ног букет, задумчиво посчитала бутоны, нахмурилась и отправилась по своим делам дальше по коридору. Вскоре ее каблуки застучали, разносясь приглушенным эхом на лестнице впереди, и только тогда Дафна выдохнула.
– Официально заявляю, я ее теперь боюсь больше, чем клинка твоего отца, – призналась она.
– А я боюсь за нее, – отозвался Лир. – Пойдем, поищем Кинира.
Миновав коридор, они повернули в другой и уже подходили к закрытым дверям той самой библиотеки, о которой говорил Имоджен, когда навстречу им вышел сам Крейн.
У Дафны все окаменело в легких. Перед глазами невольно тут же ожила картина дня, когда царь пронзил сердца Элеутерея клинком, как Тер упал замертво у нее на глазах. Кошмар, который снился Дафне на протяжении многих лет, кошмар, который, просыпаясь, она находила явью.
Инстинкт, на миг взявший верх над разумом, потребовал немедленно выдернуть меч и – отомстить! Нет. Нельзя. Даф сделала глубокий вдох и снова взглянула на царя.
Это не был тот фомор, которого она помнила со времен кровавой битвы. У того взгляд горел от ярости, тогда это был воин, жестокий, беспощадный, решительный. Крейн же, что шагал теперь им навстречу, казался лишь отдаленной копией того безжалостного властителя. Подделкой. На его лице не было ни радости, ни печали, ни гнева, и никаких мыслей в глазах. Навстречу им будто шла тень.
– Отец? – позвал Лир с той же, что и у Даф, растерянностью.
Отец не отреагировал.
– Пап?
Никакого отклика.
– Крейн!
Хэллхейт старший немного наклонил голову, и Даф показалось, он наконец-таки заметил сына. Показалось. Крейн кивнул, точно машинально откликнулся на звук голоса, не отвлекаясь от своих раздумий, и опять отвернулся, продолжая идти. Дафне с Лиром пришлось расступиться, иначе бы они буквально столкнулись с ним.
– Совсем не странно, – отчего-то не желая говорить громко, прошептала Даф.
Дойдя до конца холла, Крейн замер. Просто остановился, словно забыл, куда шел и зачем. И наличие глухой стены прямо перед носом, очевидно, его не смутило. Дафна переступила с ноги на ногу, не понимая, как себя вести. Что-то сказать? Сделать? Снова искать Райану и расспрашивать обо всем под тяжестью ее ядовитого взгляда? Нет, ни за что. Дафна сегодня просто гость, так что пусть Лир разбирается с этим, она же…
– Сам Лир удостоил нас своим визитом? – раздался вдруг чужой голос. – Удивительно.
Даф обернулась. Из библиотеки вышел высокий фомор с аккуратно подстриженной бородой, в черном кожаном мундире патилского полка, и на груди у него красовались несколько отполированных орденов. Все во внешности и одежде незнакомца прямо кричало, что он тщательно потрудился, чтобы выглядеть идеально.
– Добро пожаловать домой, Хэллхейт, – добавил он и уже с сарказмом спросил: – Уже пообщались с семьей?
– Пообщался так, что на ближайшую пару лет хватит, – проворчал Лир. – Теперь хочу и с тобой поболтать, Кинир.
– О, я уж думал не предложишь.
– Что с ним? – спросила Даф, продолжая краем глаза следить за Крейном. Тот все так же неподвижно стоял, будто ждал, когда стена растворится и позволит ему пройти.
– Удивляет? – Генерал громко произнес, обращаясь к царю: – Ваше величество, пройдемте обратно в библиотеку.
Его величество не пошевелился.
– Крейн! Прошу пройти в библиотеку.
– Библиотека… Да, да, мне нужно в библиотеку… – пробубнил Крейн и, развернувшись, двинулся к открытым дверям. Когда остальные вошли следом, отец Лира подошел к стеллажу, взял какую-то книгу и, усевшись за стол, начал ритмично листать страницы, даже не читая их.
– Я надеялся, что после гибели Хорауна он придет в себя, – покачал головой Лир, наблюдая. Его такое поведения царя явно не так сильно сбивало с толку, как Даф. – Но очевидно, стало только хуже. Чарна говорила, что каждый раз, когда Хораун заставлял ее повиноваться своим приказам, она чувствовала, будто часть ее рассудка исчезает бесследно и она не понимает, где находится. Однако я никогда не думал, что последствия могут быть настолько серьезными.
– Ты думал, что без тебя здесь гармония и покой? – сердито поинтересовался Кинир, плотно закрыв за собой двери. Он подошел к окну, выглянул, убедился, что внизу никого нет, и удовлетворенно кивнул сам себе. – Даже в лучшие времена такого не бывало.
– Поэтому во дворце пусто?
– Я всех отпустил. Хочешь, чтобы слуги увидели, что страной управляет… никто?
– Нет.
– Вот и я не хочу.
– А Райана?
– Ты ведь ее уже видел, Лир, с твоей матерью все как обычно. Ее все устраивает, если, конечно, ее вообще что-то когда-то устраивает… Но, думаю, она рада исчезновению Хорауна, потому что истерик не закатывает, и этого мне уже достаточно. – Кинир многозначительно сложил на груди руки, переведя взгляд с Лира на Крейна и обратно. – Хэллхейт, ты понимаешь ведь, рано или поздно поползут сплетни, сплетни перерастут в бунт, а бунт…
– Знаю, – тот оборвал генерала недовольным взмахом руки.
– Если знаешь, надо что-то делать.
– Ну уж точно не рассказывать всем, какой я герой, решающий все проблемы сиюминутно!
– Что я должен рассказывать?! Что наследник трона бросил свою страну ради какой-то даитьянки?
У Даф в груди зачесалось от возмущения.
– Какую-то даитьянку зовут Дафна Аурион, и она – дочь главы старейшин Суталы, – сказала она, выпрямив спину и пожирая наглого фомора взглядом. Но это его совершенно не смутило, к сожалению.
– Кинир Пендрог, генерал патилской армии, – дежурно представился он.
– Я не бросал свою страну, – продолжал Лир и опустился в кресло напротив отца. – Ты понятия не имеешь, через что я прошел, чтобы сегодня быть здесь.
Кинир опять покосился на Аурион, в его темных глазах мелькнуло веселье.
– Простите мне дерзость, ваше величество, но предположу, что ваш путь был довольно приятным.
Даф застыла.
Лир перестал барабанить пальцами по столу.
Гробовая тишина повисла в зале. Хэллхейт поднял глаза, посмотрев сначала на Пендрога, а затем на даитьянку. Злость окончательно вспыхнула внутри Даф: никто не смеет обсуждать ее личную жизнь, тем более в ее же присутствии! Только вот разрешения ударить генерала кулаком в челюсть она не нашла во взгляде Хэллхейта, наоборот, увидела лишь забаву.
«Ладно, врежу в следующий раз, – подумала Даф. – Обоим».
– Прощаю, – наконец сказал Лир. Помедлив, он усмехнулся: – Но повесил бы, Пендрог, если б было кем тебя заменить.
Тем временем, долиставший книгу до конца Крейн поднялся из-за стола и у всех на глазах отточенной годами, царской походкой направился к выходу. Ему это не удалось, он запнулся о вазу, стоящую у дверей. Ваза упала и со звоном разбилась, окатив отглаженный темно-синий костюм Крейна брызгами и усеяв осколками пол. Завядшие цветы упали к его ногам.
– Получается, ваза раньше стояла не здесь, – сдвинул брови Кинир.
– Не здесь… – эхом повторил Крейн и отправился к окну.
Кинир опять повернулся к Лиру.
– Так что делать будем? Мне это не нравится, Лир. Я солдат, а не сиделка, и не собираюсь вечно создавать видимость порядка в стране.
– Мы может забрать его в Суталу, – предложила Даф.
Лир опять барабанил пальцами по столешницы, ни на кого не глядя; его взгляд заволок задумчивый туман.
– Да, – согласился он, – может, Нааек с Кллиссом смогут помочь.
– Даже знать не хочу, кто твои даитьянские друзья, – проворчал Кинир, – и как ты с ними познакомился…
– И не надо.
– …но это не решение проблемы. Если все узнают, что Крейн отбыл в Суталу, сплетен поползет еще больше.
– Ты пока отлично справляешься.
– Я пришел в армию не для того, чтобы плести интриги и кормить с ложки царя, Хэллхейт! А если…
Оставив их спор без внимания, Даф подошла к Крейну. Патил ее не волновал, но вот то, какие еще трюки Хорауна предстоит им узнать, беспокоило. Царь, как ребенок, потерянный в своих фантазиях, глядел в окно, под которым журчал небольшой фонтанчик. В жестких чертах лица Крейна застыла безмятежность, какая бывает только у совсем юных и спящих.
Дафна покосилась на Лира, закатившего глаза в ответ на очередной поучительный комментарий Пендрога. С первого взгляда он очень похож на отца: цвет волос, форма носа, овал скул… Однако глядя на суровое лицо, каким от природы обладал Крейн, в первую очередь боишься ослушаться; глядя же в менее угловатое, но более лукавое лицо Лира, хочется угодить.
Все еще сомневаясь, Даф протянула руку, осторожно положила на плечо Крейна и мысленно коснулась его сознания. О чем же он думает в этот момент? Мечтает? Грустит? Радуется? Однако то, что она обнаружила, ее напугало. Вместо ясных и четких образов, которые обычно приходят, когда соприкасаешься с чьим-то разумом, Дафна словно окунулась в вязкий туман, наполненный обрывками воспоминаний.
Поврежденные стараниями Хорауна мысли Крейна были точно рваная ткань, разлетевшаяся на миллион лоскутков. Голоса, вкусы, запахи, – все перемешалось в его голове, теряя смысл. Обращаясь в бесформенное ничто.
–…хочешь сказать, что если бы грянула война, было бы лучше? – рассерженно хлопнул по столешнице Лир.
– Нет! – ответил Кинир. – Но у людей была причина сплотиться! Теперь твоя обязанность, как правителя, дать им другую причину.
И вдруг снова повисла тишина. Даф вопросительно обернулась и увидела, как Лир почти что испуганно смотрит на Пендрога. Заметив взгляд Даф, Хэллхейт посмотрел на нее, затем моргнул и быстро стер все эмоции с лица.
– Я не правитель, – тихо ответил он Киниру.
«Тера никогда не пугали эти слова», – мелькнула в мыслях Дафны. – Не пугала необходимость брать власть в свои руки».
И внезапно она кое-что поняла. Зная все о том, как и чем жил когда-то Мунвард, и видя теперь, какой была жизнь Хэллхейта до их встречи, что-то, словно потайная дверь, отпертая маленьким ключиком, раскрыло Даф ее собственный секрет. Она поняла, почему стала послом, почему ее смущали чужие взгляды и сказанные в их адрес слова.
Ей не стыдно признаться в любви к фомору, нет, – ей страшно, что она тем самым, откажется от любви к даитьянину, предаст прошлое. Будто между Хэллхейтом и Мунвардом существует какая-то неуловимая граница, которую сложно определить. В конце концов, Лир и Тер – это две отдельные жизни, хоть и связанные одной душой, и эта душа не могла не измениться спустя столько лет.
«Вот, о чем он говорил, – осознала она. – Он тоже теряет в себе эту грань».
– Так пора им стать, – ответил генерал. – Ты был рожден для трона, Лир.
– Я был рожден быть собой!
«Только вот кем он был, когда был собой?»
– И быть тобой подразумевает…
За окном раздался гул, точно оползень в горах где-то неподалеку. Мебель вокруг задребезжала по полу, а люстры над головой закачались.
– …но найдешь наследников воздуха и огня, ибо их пламень не угасает день ото дня… – пропел себе под нос Крейн, все так же глядя в окно.
– Это что такое? – Даф уставилась на звякнувшие осколки вазы.
Кинир выругался.
– К северу от города, у хребта потухшего вулкана, – коротко сказал он. – Сами взгляните.
* * *
Телепортировав, они очутились на скалистом холме за городом, где неподалеку начинался лес. Рядом стояли несколько сверхскоростных джетов; отлитые из цельного металла, они слепили глаза Даф на солнце. Дюжина солдат собралась у нависающей над землей скалы, громко споря и мешая рассмотреть причину ажиотажа.
– Разойтись по постам! – рявкнул Кинир, расталкивая их.
Подойдя следом за Лиром, Даф увидела под скалой огромный провал, диаметром с человеческий рост. Будто уходящий глубоко под землю тоннель, слишком аккуратный, чтобы быть природным образованием, но откуда ему тут взяться? Это должен быть обман зрения.
– Не очень похоже на вулкан, – заметил Лир.
– Совсем не похоже, – отозвалась Дафна.
Они переглянулись, но больше ничего друг другу не сказали.
– Мы пытались засыпать несколько раз, – начал Кинир, подойдя к самому краю и заглядывая вниз. – Но через день или два то же самое появляется снова. Наши сейсмологи не смогли разобраться, в чем дело.
– И из него… там… – поморщившись, уточнила Даф. – Там ничего нет?
– А что должно там быть? Гигантские скалоройки, гейзер? Клад? Даитьянка, послушай, если это дело рук твоего народа, новое климатическое оружие или…
– Исключено.
– Как скажешь. В конце концов, Хэллхейту разбираться с этим, не мне. Я поставил круглосуточный караул, но пока, слава Арию, яма больше не стала.
– Других поблизости нет?
– Не заметил.
Лир все это время молчал, потирая двумя пальцами переносицу и то всматриваясь в дыру в земле, то щурясь и задумчиво разглядывая выстроившихся в ряд солдат. Среди холмов даже под садящимся солнцем было жарко, но фоморы застыли по стойке смирно, не решаясь вытирать пот со лбов под надзором Хэллхейта. «Если они так хотят ему угодить, вряд ли бы были замешаны в этом», – подумала Даф, но от этой мысли становилось лишь хуже. Кто же тогда замешан?
– Мне надо кое с кем посоветоваться, – наконец решил Лир. – Генерал, если будет что-то подозрительное, немедленно сообщить. Дафна, пошли.
– Куда это ты собрался? – возмутился Кинир, но тихо, чтобы солдаты не слышали. Он дернул рукой, пытаясь преградить Лиру с Дафной дорогу. – К даитьянам опять? Даже если ты доверяешь кому-то, не значит, что они тебя не предадут. Наши страны воюют друг с другом на протяжении всей истории, Лир! Прекращай играть в политику, давай будем взросл…
– Пока я в Сутале, ты за главного в стране, – оборвал его тот, достав из кармана кристалл.
При виде адри, брови Пендрога поползли вверх, он почти что с мольбой теперь покосился на Дафну. Та, однако, равнодушно опустила уголки губ, отказываясь помогать и признавать в нем друга после всех его колких комментариев.
– Ну уж нет, Хэллхейт! – топнул ногой Кинир. – Ты не исчезнешь опять, я понятия не имею как управлять государством!
– Не поверишь, я тоже.
И они с Дафной исчезли.