На следующий день после похорон за завтраком отец сказал Зорине:
– Дочка, мне нужно с тобой обсудить наши дела. Я буду ждать тебя в своем кабине через час.
Его голос прозвучал строго, как приказ, будто директор давал указание подчиненному. В знак согласия Зорина кивнула. Допив кофе, она вместе с подругой вышла из-за стола.
– Аня, давай я отвезу тебя на работу. За час успею.
– Я могу сама добраться. Маршрутка ходит часто, каждые двадцать минут.
– Нет, мне все равно ничего не хочется делать. А отец будет ждать через час. Поехали. Я успею.
По дороге подруги долго молчали, и, подъехав к зданию, Аня спросила:
– Зорина, почему вы с отцом такие отчужденные?
– Раньше он таким не был. Или я не замечала, – пожала плечами Зорина. – Может, сейчас не до любезностей. Сколько его помню, он всегда был строг и даже суров, но я знаю, он любит меня.
– Честно говоря, не увидела, чтобы он горевал и тебе сочувствовал. Ну… Как-то пожалел, обнял.
– Не знаю, Аня, не знаю. И Виктория не сказала ни слова, а ведь женщина… Что происходит? Вот сегодня и поговорю с отцом. Надеюсь, появится хоть какая-то ясность.
– Поговори, конечно, ведь он – единственный родной человек.
У Зорины сдавило горло. Она шмыгнула носом, достала платок и вытерла набежавшие слезинки.
– Ну что ты, что ты, – обняла ее за плечи подруга. – Я не хотела тебя расстраивать. Просто меня который день мучают эти вопросы. Я жалею тебя. У меня отца уже нет, но раньше у нас с ним были теплые отношения.
Зорина глянула на часы.
– Ладно, Аннушка, мне пора возвращаться.
Подруга вышла из машины, оглянулась, послала воздушный поцелуй и медленно пошла по аллее под осенними кленами. Она думала: «Как плохо без мамы. Моя всегда прижмет меня к сердцу, когда плохо, ее тепло передается, окутывает облаком, и я успокаиваюсь».
Зорина грустно смотрела вслед девушке, а потом нажала на газ и плавно выехала на шоссе. Ровно в назначенное время она постучала в дверь кабинета отца и, не дожидаясь ответа, открыла ее.
– Заходи дочь, заходи. Ты как не родная, но, замечу, пунктуальна. Это хорошая черта.
Он встал с мягкого кресла и поспешил ей навстречу, отодвинул стул возле стола, чтобы она села и сам устроился рядом.
– Давай поговорим, дочка. Ты теперь остаешься одна, и я, естественно, волнуюсь. Хоть ты и самостоятельная, но для меня ты всегда ребенок. Когда была жива моя мать, я был спокоен, зная, как она тебя любила и опекала.
– Папа, ты же знаешь, что бабушка заменила мне маму. Ты уехал, бросил меня, – выпалила Зорина, устремив взгляд прямо на него. В глазах блеснула обида.
– Ну что ты такое говоришь… У тебя неправильное представление о происходившем. Это тебе вбила в голову моя мать, не так ли?
Зорина молчала.
– Хотя не отвечай. Я знаю. Это на нее похоже. – Он встал, обошел стол, повернул кресло, чтобы видеть дочь, удобно устроился и бросил на нее задумчивый взгляд, затем посмотрел на портрет бывшей жены. Как всегда, испытывая волнение, начал щелкать авторучкой и наконец тихо произнес:
– Ты многого не знаешь…
– Так расскажи мне, папа, – умоляюще произнесла Зорина.
– Может, и наступило время рассказать. Теперь ее нет… Нет моей матушки… можно…
– Ты ее боялся? – вопросительно посмотрела Зорина на отца. – Я не могла понять, почему ты с ней не общался? Да и она не стремилась к этому. Что произошло между вами?
– Ты права, мать… Но я не боялся ее. Просто не хотел ворошить прошлое. Ведь она растила и воспитывала тебя. Не хотел, чтобы ты слышала наши взаимные упреки.
Он откинулся на спинку кресла, перевел взгляд в сторону, собираясь с мыслями, не сразу продолжил разговор. Воспоминания тяготили, заставляя обдумывать каждое слово. Дочь, затаив дыхание, ожидала, внимательно всматривалась в его лицо и думала: «В чем же секрет нашей семьи? Чего я не знала всю жизнь?» Дмитрий Федорович несколько раз тяжело вздохнул, стараясь не смотреть на нее, и произнес:
– Девочка моя, я очень любил твою маму. Прошло много лет, но, когда смотрю на ее портрет, во мне вновь оживают те самые чувства. Но ее нет… Зачем себя мучаю, сам не знаю. Эта душевная боль не дает мне покоя. Вот такая бывает любовь, доченька! Как увидел ее, так и не могу забыть. Любовь с первого взгляда. Я счастлив, что есть ты, ее частичка. И как ты могла подумать, что я бросил тебя? Это только она, моя мать, могла внушить тебе… Полное безумие.
Наша семья всегда жила в достатке. Все предки были интеллигентными состоятельными людьми, можно сказать, богатыми, по тем временам. А Настя из рабочей семьи со средним достатком. Я увидел ее случайно, молодую красивую девушку. Ты даже представить себе не можешь, какая была твоя мама… Прошло столько лет, а я так и не встретил подобную ей. Не влюбиться было невозможно. Выразительные карие глаза, черные волосы, смуглая кожа, точеная фигурка. И походка… Как бабочка порхала! Мне иногда казалось, что она вдруг улетит от меня, я никогда ее не найду. А как она звонко смеялась… Можно было любоваться бесконечно. Я влюбился сразу, растворился в ней. Настя собиралась поступать в институт, но любовь так закрутила нас, что не до того стало. Твоя мама вскоре забеременела. И ты была желанным ребенком. Мы радовались. Я после института уже семь лет работал. Все складывалось хорошо. Мне исполнилось двадцать девять лет, открывал свой бизнес. Казалось, ничто не мешало семейной жизни. А твоя бабушка, узнав обо всем, решила помешать нашему счастью. Настя это почувствовала сразу, как только я привел ее в дом. Я же, напротив, ничего не замечал. Любовь сделала меня слепым. Думал, Насте кажется, не должна моя мать так предвзято относиться. У девушек часто не сразу складывается с будущей свекровью. При мне мать старалась не показывать неприязни к моей Настеньке. Это теперь я знаю, что улыбки были наигранными. Представляешь, дочка, мы же ушли к Настиным родителям, тайно зарегистрировались и стали ждать твоего рождения. Но потом вернулись. Я подумал, что здесь мой дом, столько комнат, условия несравненно лучше. Нужно было думать о ребенке. Когда я показал матери свидетельство о браке… Что началось… Потом, кстати, мать неожиданно притихла, чему я очень обрадовался. Теперь-то я знаю, что она выжидала. Ждала, когда Настя родит. Но тогда мне было невдомек. Я подумал, что мать смирилась, и у нас все будет хорошо. Мы с Настей закрывались в комнате и наслаждались, слушая, как ты в ее животике бьешь ножкой. Часами ждали, когда ты снова пошевелишься. Это было настоящее счастье. Зорина, твоя мама – самая лучшая женщина на свете. Она ради нашей любви могла терпеть любые невзгоды, даже боль, отчаяние.
– Папа, мамин портрет в твоем кабинете говорит о том, что ты помнишь о ней, она живет в твоем сердце. Или это приносит тебе боль? Почему тогда не снимешь его?
– Не могу. Никогда не сниму. Если и есть боль, то она сладостная. Я живу своим прошлым, когда нахожусь здесь. Виктория ревнует меня к воспоминаниям, но я не могу иначе. Забыть не могу.
– У меня на столике в рамочке такой же портрет. Я не знала маму, не слышала нежных слов, но попыталась нарисовать на холсте. Не получилось, не смогла передать взгляд. Сама не пойму почему. Ведь у меня есть работы, которые я срисовывала с фотографий, и все получалось, а мама…
– Доченька, я думаю, что когда-нибудь получится. Вот станешь сама мамой, и твоя душа сможет постичь то неуловимое, что передает портрет. Когда я уезжал из дома, матери строго-настрого наказал не трогать, не снимать картину со стены. – Дмитрий Федорович вновь посмотрел на изображение. – Красивая?
– Очень.
– Вы похожи. У тебя даже ямочки на щечках от нее.
Зорина улыбнулась.
– Я все время сравниваю черты ее лица со своими и нахожу много общего… Папа, что же было дальше?
Дмитрий Федорович встал, подошел к окну, подняв жалюзи, приоткрыл окно. В кабинет сразу проник свежий воздух. Отец глубоко вздохнул и, будто преодолевая какое-то душевное препятствие, продолжил:
– Бабушка твоя действительно спрятала эмоции, мне показалось, что она оттаяла. Стала с Настей общаться, о питании ее заботиться: фрукты, витамины давала, что требовались для беременной женщины. Настя искренне верила ей. Когда начались роды, моя мать принимала самое активное участие. А роды были тяжелыми. Большая потеря крови, но, к великому счастью, моя кровь Насте подошла и по группе, и по резусу. Выписали ее совсем слабенькой. Я не отходил от нее часами… Если бы знал, что так получится… отвез бы в лучшую клинику, но…
Тяжелые воспоминания не позволили Дмитрию Федоровичу усидеть на месте, он нервно мерял шагами кабинет. По всему было видно, что они приносят ему душевную боль. Несколько минут мужчина молчал, затем взял со стола графин с водой, налил в стакан и залпом выпил. Испытывая жалость и сочувствие к отцу, Зорина смотрела на него и терпеливо ждала продолжения рассказа.
– Так вот, – глубоко вздохнул он, – тебя бабушка сразу взяла под свою опеку. Никого не подпускала. Настя оказалась слишком слаба, была не в силах ухаживать за тобой. Молока не было, понадобилось детское питание. Я был рад, что мать помогает Насте. Уходил на работу, возвращался поздно и сразу бежал к жене. Приоткрывая дверь спальни, видел, как Настя спит, и ты, моя крошка, крепко спала в комнате бабушки. Почему-то я был уверен, что мать сделает все для выздоровления жены. Я старался никого не тревожить, ложился в гостиной и рано утром уходил на работу. Стремительно строил карьеру. Бизнес шел в гору. А через месяц Настеньке стало совсем плохо, она сгорела, как свеча. Увезли в больницу… А на следующий день сообщили, что она умерла. Для меня это был шок, никак не мог понять, что спровоцировало смерть. В медицинском заключении тогда мне было многое непонятно, но теперь я знаю, что врачи обнаружили какую-то инфекцию. Ей делали переливание крови, но почему не спасли, не знаю. Я, молодой мужчина, не понимающий ничего в медицине, полностью доверился матери.
– Мама умерла от заражения крови? Или что-то другое с ней случилось? Ты что-то узнал, поэтому и не общался с бабушкой?
– Слушай дальше, детка. Мы похоронили твою маму с почестями. Настя была единственной дочерью у своих родителей. Ее смерть сильно подкосила их. Они приходили к нам, чтобы с тобой общаться, но моя мама не подпускала их к тебе. Я ругался с ней, но она и слышать ничего не хотела. Отец Насти скончался через два месяца после перенесенного инфаркта. Мать не выдержала две смерти за один год, с ней случился инсульт. Я, как мог, помогал ей, но однажды пришел в больницу, и мне сообщили о ее смерти. Тот год был сплошной черной полосой в моей жизни, чтобы забыться, я полностью погрузился в бизнес. Только работа спасла меня от нервных срывов. Мог спиться, пойти по наклонной… Но, слава Богу, этого не случилось. Мать делала настои из трав, и я после работы засыпал так крепко, что разбудить меня иногда было очень сложно. Всегда приходил с работы поздно, и ты была полностью во власти матери. Я с тех пор привык к такому режиму, иначе уже не могу. А бабушка временами даже Марту не подпускала к тебе, хотя та выполняла работу няни и была для нас членом семьи. Убирала, стирала, готовила. Шустрая такая…
Однажды я поссорился с матерью. У нас частенько были разногласия по поводу моей дальнейшей судьбы. Она считала, что я должен жить по ее плану. Жениться на той женщине, которая ей понравится. Говорила, что я в женщинах не разбираюсь, слишком доверчив. И вот во время очередного «горячего» разговора она проговорилась, что избавилась от невестки, чему очень рада. Как у нее вырвалась эта фраза, не знаю… Наверно, она сто раз пожалела об этом. Но я запомнил эти слова, они живут во мне по сей день. После ссоры между нами образовалась пропасть. Я мучил ее вопросами, на которые не получал ответа. Еще в детстве слышал, но не верил никогда, что моя бабушка занималась колдовством, готовила всякие снадобья. Помню, я был еще совсем маленький, лет пять, наверно. Бабушка и мать сидели за круглым столом, было темно, только горящая свеча освещала их лица и руки, которыми они водили над пламенем. Обе смотрели в чашу, из которой шел пар. Запомнил я тогда слова «колдовство и зелье». Все происходившее было для меня страшной сказкой. Потом я забыл об этом. Вспомнил лишь тогда, когда у нее вырвались те страшные слова, и понял, что моя мать продолжила дело бабушки. Стало ясно, что смерть Насти – ее рук дело. По-видимому, чем-то поила… Теперь в этом не сомневаюсь. Настя никогда не жаловалась на здоровье, все началось после родов. И я этого не смог простить матери. Она прекрасно знала причину моего отчуждения. Я тебе никогда не рассказывал, потому что ты жила с ней, не хотелось портить ваши отношения. Теперь ее нет, я могу рассказать правду. Не хочу, чтобы ты думала, будто я тебя бросил.
– Так ведь вскрытие не показало отравление? Бабушка говорила, что мама умерла от заражения крови.
– Дочка, ты не знала Клавдию. Она с моей бабушкой много чего умели. Не подкопаешься.
Зорина тут же вспомнила последний разговор с бабулей. Все, что она говорила, тогда показалось ей странным. Только сейчас поняла, что смерть ее матери и была тем грехом, про который бабушка намекала. Дочь решила не говорить отцу про разговор, но он заметил, как Зорина изменилась в лице.
– Что с тобой? Тебе плохо?
– Нет, нет.
– Выпей водички. Понимаю, что узнать такое о самом родном и любимом человеке нелегко.
Он налил в стакан воды и подал дочери.
– Папа, неужели бабушка могла убить маму? Я не верю. Это не доказано. Неправда это!
– Могла. Она не хотела, чтобы я женился. Но я пошел против ее воли. Мать поняла, что никакими силами не заставит меня отречься от Насти, решила действовать по-своему. Знаешь, еще до Виктории я стал встречаться с одной женщиной. Твоя бабушка узнала и все сделала для того, чтобы мы расстались. Дочка, я стал бояться собственной матери… Думал, все, к чему она прикасается, все, что ей не нравится, оборачивается несчастьем. У меня развилась фобия. Боялся, что случится беда с очередной женщиной, которую я приведу в дом. Когда встретил Викторию, мы решили временно пожить в съемной квартире, а потом вообще уехать из города. Я купил недостроенный дом в хорошем месте, возле моря. Модернизировал его по своему проекту. Тебе пора там побывать.
– Теперь я понимаю, почему ты меня бросил.
– Да не бросал я тебя! Не бросал! – отец нервно заходил по кабинету. – Мы же каждый год встречались. Я возил тебя за границу, к морю. Мы были вдвоем. – Он подошел к дочери и с нежностью положил руку на ее плечо, впервые за эти дни, посмотрел в ее карие, как у матери, глаза. В эту минуту Зорина вспомнила детство, его теплый взгляд.
– Ты же знаешь, когда появилась Виктория, я никогда не брал ее с нами, чтобы ты не ревновала, не чувствовала себя брошенной. Раз в неделю мы с тобой обязательно разговаривали по скайпу. Я все время беспокоился о тебе, думал о твоем будущем. Может, я недостаточно уделял тебе внимания, лишил ежедневной отцовской любви, которая должна была присутствовать постоянно, но прости меня. Ты у меня единственная дочь и наследница. Я всю жизнь занимался бизнесом, вложил деньги в акции, это все для тебя. Я люблю тебя, доченька…
Зорина бросилась к нему, прижалась и впервые почувствовала невидимую отцовскую защиту, которой всегда так не хватало. Ей были приятны эти слова.
– Помню, папа, наш отдых на море. Я благодарна тебе за те дни. Я люблю тебя, папа.
– Доченька, я тоже тебя люблю.
Отец гладил ее по волосам, смотрел в красивые глаза.
– Как я мог тебя бросить, когда ты – это она. Настя подарила мне тебя, оставила частичку себя. После ее смерти я ведь двенадцать лет не прикасался ни к одной женщине. Могу тебе это сейчас сказать, потому что ты взрослая. Не мог. Я и сейчас люблю твою маму, мою единственную женщину. А с матерью, видишь, какая история вышла… Не суди строго. Это только часть того, что я рассказал. Об остальном можно только догадываться. Много было разного, что невозможно объяснить.
– Папа, может, ты ошибаешься? Я могу поверить в магию, даже в колдовство, но чтобы убить… Нет, бабушка не могла. Это совпадение какое-то, просто вырвавшиеся в сердцах слова, которые не имеют отношения к действиям. Ведь бывает так: человек выпалит в ярости – и все. Прости ее.
– Нет, дочка, я не ошибся. А простить… Теперь, наверно, прощу.
– Хорошо, не буду тебя убеждать, но я все равно не верю. Ты просто вбил себе в голову. Бабушка любила тебя. Она мне рассказывала про твое детство. Причинить тебе боль она не могла… Скажи, ты Викторию любишь так же, как маму?
– Она хорошая женщина. Я люблю ее, но иначе. Мама – это моя юность, и любовь там была другая.
Зорина с нежностью посмотрела на отца. Она поняла: мама в его душе навсегда. Было приятно, что отец однолюб и так тепло отзывается о Насте. Они одновременно посмотрели на портрет, и Зорина подумала: «Мама всегда в его кабинете, смотрит сейчас на нас и улыбается. Радуется, что мы любим друг друга и помним ее».