Глава 4

Звезды так и не узнали моих сокровенных тайн. Еще перед закатом стали сгущаться тучи, а к половине девятого наступила тьма, хоть глаз выколи. Вооружившись фонариком и набив желудок вкусной пищей, конечно не идущей в сравнение с кулинарными шедеврами Фрица Бреннера, но неизмеримо лучше той, что подают в праттериях, я покинул изысканное общество, когда принесли кофе, и отправился на вахту. Пробравшись напрямик через сад, я вскоре наткнулся на Дейва. Он примостился возле забора на перевернутом бочонке в обнимку с неизменным дробовиком.

– Все в порядке, – возвестил я, выключая фонарик, чтобы сберечь батарейки. – Ты небось уже не прочь пожевать чего-нибудь?

– Нет, – промямлил он. – Я не ем так поздно. Мне дали мяса с картошкой в шесть часов. Зато я плотно завтракаю. Брюхо меня будит – под утро я так хочу есть, что сон как рукой сгоняет.

– Очень интересно. А где бык?

– Я уже с полчаса его не видел. Последний раз был там, возле того валуна. Почему его не привязывают, ума не приложу.

– Пратт сказал, что в первую ночь быка привязали, но он так ревел, что не давал никому спать.

– И пусть бы себе ревел, – хмыкнул Дейв. – А кто не может спать из-за бычьего рева, должен держать не быков, а вуньеров.

– Кто такие вуньеры?

Дейв уже затопал прочь, но остановился, услышав мой вопрос.

– Вуньеры, мистер, это те же быки, но с хвостом вместо морды. – Он хрюкнул от удовольствия. – Теперь мы с вами квиты! Доброй ночи!

Решив поискать быка – это все же лучше, чем торчать на одном месте, – я побрел вдоль забора к воротам, через которые мы проехали, когда спасали Вулфа. Да, ночка и впрямь выдалась темная – ни зги не видно. Отойдя ярдов на тридцать, я посветил по сторонам, но Цезаря не обнаружил. Лишь миновав ворота, я наконец увидел его. Бык вовсе не лежал на траве, как мне мыслилось, но стоял в величавой позе, уставившись на луч фонарика. Он возвышался, как слон. Я крикнул ему: «Все в порядке, дружище, это я, Арчи, не волнуйся!» – и с этими словами повернул восвояси.

Я окончательно убедился, что Цезарь скорее начнет давать молоко, нежели позволит себя похитить. Однако, поскольку мне выпал жребий караулить до часа ночи, я счел за благо проявить бдительность на случай, если какому-нибудь балбесу взбредет сунуться на пастбище. Вывести быка можно только через ворота, резонно рассудил я, причем проще это проделать не здесь, а в отдаленном конце пастбища, где находились вторые ворота. Туда-то я и поплелся вдоль ограды. Внезапно мне пришло в голову, что куда проще пройти напрямик через пастбище. В такой темноте Цезарю вряд ли захочется снова поиграть со мной в пятнашки. И все же благоразумие одержало верх.

Я решил обойти пастбище вокруг. За садом, ярдах в двухстах, светили окна дома. Дойдя до угла забора, я завернул налево и не успел глазом моргнуть, как очутился в зарослях шиповника. Десять минут спустя я достиг знакомого поворота дороги и удостоверился, что наш седан по-прежнему подпирает дерево. Вот наконец и ворота. Я взгромоздился на забор и посветил на пастбище. Впрочем, до быка было слишком далеко, и я выключил фонарик.

Если долго живешь в деревне, то тебе должны быть знакомы все ночные звуки. Мне же все было внове, и каждый шорох вызывал естественное любопытство. Сверчков и кузнечиков я в расчет не беру, но, когда что-то шуршит в траве, дело уже другое. Вот зашелестела листва на дереве, потом скрипнула ветка… Должно быть, сова или какой-то ночной зверек. Я решил не расходовать батарейку фонарика.

Так я просидел около получаса, когда послышался другой звук, уже со стороны нашей машины. Словно что-то тяжелое ударилось о нее. Я посветил фонариком и сначала ничего не заметил, но потом разглядел, что из-за капота торчит нечто, похожее на рукав. Я уже собрался подать голос, но передумал, погасил фонарик, соскочил с забора и пригнулся. Кто знает, вдруг гернзейская лига подослала парочку головорезов или Клайду Осгуду захотелось отведать острых ощущений? Как бы то ни было, я осторожно подкрался к машине, обогнул ее сзади, приблизился к капоту, наугад выбросил руку – и ухватился за чье-то плечо.

Раздался истошный визг, плечо дернулось, и послышался протестующий возглас:

– Ой, больно ведь!

Я разжал пальцы, включил фонарик и отступил.

– Только не уверяйте, что вас обуревают нежные чувства к Цезарю, – проворчал я.

Лили Роуэн – а это была она, в темном пледе, наброшенном поверх светлого платья, – встала, потирая плечо.

– Если бы не эта дурацкая машина, вы бы ни за что не заметили, что я здесь. Ох и напугала бы я вас!

– Злодейка! А зачем?

– Проклятье, как вы меня ущипнули!

– Я вообще зверь. Как вы сюда попали?

– Пешком. Вышла подышать. Не ожидала, что так темно… Думала, что глаза привыкнут к темноте. Зрение-то у меня как у кошки, но такого мрака и не припомню. Это ваше лицо? Стойте спокойно.

Она дотронулась до моей щеки. Сперва я решил, что Лили поцарапает меня в отместку, но прикосновение пальцев вышло нежным. Потом они стали перемещаться по моему лицу, и я отшатнулся:

– Не надо! Я боюсь щекотки.

Девушка расхохоталась:

– Я хотела убедиться, что это точно ваше лицо. Так вы пообедаете завтра со мной?

– Да.

– На самом деле? – В голосе прозвучало удивление.

– Разумеется. Точнее, вы пообедаете со мной. Почему бы и нет? Вы очень забавная. Почему бы не скоротать вдвоем немного времени, как с прелестной игрушкой, которую можно выкинуть, натешившись вдоволь. Ничего другого женщины для меня не значат, поскольку все мои помыслы и мечты сосредоточены на собственной карьере. Я собираюсь поступить в полицию.

– Бедные женщины! Значит, мы еще должны радоваться, когда вы снисходите до нас. Давайте залезем в машину и поболтаем немного.

– Она заперта, а ключа у меня нет. К тому же в сидячем положении я могу заснуть, а это не положено – быка стерегу. Так что вам лучше уйти. Я обещал держать ухо востро.

– Чушь! – Она обогнула крыло, как бы невзначай слегка коснувшись меня, и присела на подножку седана. – Дайте мне сигарету. Клайд Осгуд совсем потерял голову и поставил себя в глупое положение. И что может случиться с быком, если здесь всего двое ворот: одни возле самого дома, а вторые охраняете вы? К тому же ночью на пустынной дороге вы ничего не сделаете для своей карьеры. Идите же сюда и поиграйте в одну из ваших игрушек.

Я посветил в направлении ворот, ярдах в ста от нас, выключил фонарик и повернулся, собираясь присесть на подножку, но, не заметив в темноте кочку, потерял равновесие и плюхнулся прямо на девушку. Она отпрянула.

– Не так близко, – сказала она изменившимся голосом. – Меня даже в дрожь кинуло.

Я потянулся за сигаретами, ухмыляясь в темноте:

– Это тактика наскока. Приводит к быстрому успеху. Впрочем, она мне надоела, а ничего нового вы не придумаете. К тому же вы немного не рассчитали. Такая игра в кошки-мышки оправданна, лишь когда вы убеждены, что рыбка уже клюнула, а это совсем не так… – Я прервал свои разглагольствования, потому что Лили вскочила и зашагала прочь. – Обед отменяется! – выкрикнул я вдогонку. – Придется поискать другой предлог.

Она вернулась, села на подножку подальше от меня и провела кончиками пальцев по моему рукаву от плеча до локтя:

– Дайте мне сигарету, Эскамильо.

Я чиркнул спичкой, и она прикурила.

– Спасибо. Ну что ж, давайте знакомиться? Расскажите мне о себе.

– Что именно?

– Ну… например, о своей первой женщине.

– С удовольствием. Я плыл вверх по Амазонке на каноэ. Я был один, так как всю провизию от избытка чувств скормил крокодилам, а нанятые мной туземцы, которых я звал боями, сбежали в джунгли. Два месяца я питался только рыбой, но однажды огромный тарпон оборвал мою снасть, и я остался без средств к существованию. Умирая от голода, я упорно продвигался вверх по реке, пока на пятый день не наткнулся на маленький островок, на берегу которого стояла женщина восьми футов ростом. Это была амазонка. Я причалил к берегу, она подхватила меня на руки и отнесла в хижину, уверяя, что мне не хватает только женской ласки. Ничего съедобного на островке не оказалось. Мне оставалось только одно. Я установил ловушку и к заходу солнца уже варил амазонку в огромном котле, в котором она делала лимонное масло. Ох и наелся же я тогда! Незабываемое лакомство! Насколько я помню, она была моя первая женщина. С тех пор, конечно…

В этом месте Лили меня остановила и попросила рассказать о чем-нибудь ином. Мы выкурили еще по сигарете, и так, наверное, закончилось бы мое дежурство, если бы с пастбища не послышался внезапный шум. Словно упало что-то тяжелое – разобрать было трудно из-за стрекота сверчков и кузнечиков. Возможно, тревожиться было не из-за чего, но, вспомнив, что охраняемые мной ворота не единственный путь на пастбище, я решил расследовать. Я встал и заявил, что собираюсь обойти вокруг и выяснить, что случилось. Лили запротестовала, но я настоял на своем, и мы пошли вместе.

Она уцепилась за мою руку, чтобы, по ее словам, не спотыкаться. Я забыл о зарослях шиповника, и Лили, конечно, запуталась в них, так что мне пришлось останавливаться и извлекать ее оттуда. Завернув за угол ограды, мы оказались в саду, рядом с домом, и я сказал, что теперь справлюсь сам, но она заявила, что ей нравится мое общество. Быка я не обнаружил, но он, казалось, всегда находился на другом конце пастбища. Мы прошли весь сад и добрались до ворот, но Цезаря по-прежнему нигде не было видно. Я остановился, навострив уши, поскольку услышал впереди какой-то шорох, словно что-то волокли по земле. Я поспешил вперед, светя по сторонам фонариком. Лили чуть-чуть отстала. Сказать по правде, шорох меня встревожил, поэтому, заметив наконец быка ярдах в десяти от забора, я испытал заметное облегчение. В следующий миг я увидел, что бык стоит на голове, во всяком случае, так показалось при тусклом свете фонарика. Я припустил трусцой. Приблизившись почти вплотную, я разглядел, что бык что-то перекатывает по земле рогами. Присмотревшись, я едва не выронил фонарик… За спиной раздался испуганный возглас, а затем послышался хриплый шепот Лили:

– Это… это же… Боже, да остановите же его!

Возможно, тот, на земле, был еще жив, поэтому я не стал тратить времени на поиски людей, которые могли справиться с быком. Переложив фонарик в левую руку, я выпростал пистолет и стал осторожно приближаться к Цезарю. Смекнув, что он может броситься на свет, я отвел руку с фонариком подальше в сторону, направив луч прямо на морду быка. Но бык не трогался с места. Я был уже в нескольких шагах, когда он поднял голову и заморгал. Я трижды выстрелил в небо. Бык взбрыкнул, резко развернулся и, дробно топоча, умчался прочь. Я мигом подскочил к распростертому на траве телу и посветил фонариком. Одного взгляда было достаточно. Черта с два он жив, подумал я и вернулся к забору. Лили, несвязно лопоча, спрашивала меня о чем-то, и я прорычал:

– Это Клайд Осгуд. Мертвый. Убирайтесь отсюда или замолчите, не то…

Со стороны дома донеслись крики, и я завопил что было мочи:

– Сюда! Сюда!

Показались огни фонариков – один подпрыгивал на газоне, а второй быстро двигался вдоль забора. Минуту спустя на место происшествия прибыли четверо: Пратт, Джимми, Каролина и Макмиллан. Мне не пришлось ничего объяснять – фонарики у них были, оставалось посветить себе под ноги. Посмотрев один раз, Каролина отвернулась и больше не оборачивалась. Пратт привалился к забору, не в силах отвести взгляд. Джимми влез было на забор, но тут же спрыгнул назад.

– Вынесите его отсюда! – хрипло приказал Пратт. – Надо убрать его… Где Берт? Куда подевался этот чертов Берт?!

Макмиллан осмотрел тело и подошел ко мне.

– В кого вы стреляли? – спросил он. – Не в Цезаря, надеюсь? Где он?

Я ответил, что понятия не имею.

Из темноты вынырнул Берт с большим электрическим фонарем. Откуда-то возник Дейв с дробовиком и в комбинезоне поверх ночной рубашки. Макмиллан куда-то исчез, потом вернулся и сообщил, что бык цел и невредим и что не мешало бы его привязать, но веревки поблизости нет. Дейв вызвался сбегать за веревкой, а я пока залез на забор. Каролина задала какой-то вопрос, я не расслышал, но на всякий случай утвердительно кивнул.

Уже после того, как Дейв притащил веревку и Макмиллан доложил, что бык привязан, я вдруг обнаружил среди нас Ниро Вулфа. Знакомый голос окликнул меня. Я, не веря своим ушам, обернулся и увидел своего патрона в шляпе и с тростью.

– Тебе сейчас не нужен фонарик, – сказал он, протягивая руку. – Дай его мне.

– Как вы добрались сюда в темноте? – спросил я.

– Пешком. Я услышал выстрелы и подумал, не случилось ли что с тобой. Я подошел, когда мистер Макмиллан привязывал Цезаря к ограде. Он и рассказал мне, что произошло, – точнее, что вы обнаружили. Кстати, я вынужден вновь предупредить, чтобы ты сдерживал свои буйные профессиональные инстинкты. Не хотелось бы оказаться замешанным в это дело.

– При чем тут мои профессиональные инстинкты?

– Разве не понимаешь? Ничего, просто у тебя был шок. Когда придешь в себя, не забудь, что мы должны соблюдать осторожность. Так могу я воспользоваться фонариком?

Я отдал фонарик, и Вулф двинулся вдоль забора. Услышав, что Макмиллан подзывает меня на подмогу, я заставил себя вернуться на пастбище и на негнущихся ногах подошел к нему. Дейв притащил рулон брезента, Джимми с Макмилланом разостлали его на траве, а Пратт, Дейв и Берт стояли и наблюдали за ними. Берт, впрочем, светил им фонарем.

– Нам не следует?.. – дрожащим голосом заговорил Пратт. – …Может, еще не поздно… Вы уверены, что он мертв?

– Глаза у вас есть? Убедитесь сами, – ответил Макмиллан, расправляя брезент. – Помогите, Гудвин. Положим его на брезент и возьмем каждый за угол. Пойдем через ворота.

Я сглотнул комок в горле и взялся за угол брезента.

Брезент несли все, кроме Дейва, который поспешил вперед открыть ворота. Когда мы миновали привязанного быка, он повернул голову и проводил нас взглядом. За воротами мы опустили ношу на землю, поменяли руки и понесли дальше. Поднявшись на террасу, мы в нерешительности остановились, но появилась Каролина и провела нас в комнату с фортепиано, в углу которой стоял диван, уже накрытый простынями. Мы опустили тело на диван не разворачивая и стояли, не глядя друг на друга.

– Ничего подобного прежде не видел, – сказал вдруг Дейв. Без дробовика он казался ниже ростом. – Господи, как же это случилось?

– Замолчи! – велел Пратт. Он выглядел вконец разбитым. – Надо позвонить… Мы должны уведомить Осгудов. И доктора. Надо обязательно вызвать доктора. Или нет?

Джимми взял его за руку:

– Успокойтесь, дядя Том. Вы не виноваты. Какого черта он забрался на пастбище? Выпейте чего-нибудь крепкого. Я сам всем позвоню.

Берт выскочил из комнаты, как только услышал слово «выпейте». Каролина куда-то пропала. Остальные переминались с ноги на ногу. Я оставил их и отправился наверх.

Ниро Вулф, уютно устроившись в кресле, читал при свете настольной лампы одну из захваченных нами книг. Зная мою поступь, он не поднял головы, когда я вошел, – точь-в-точь как у себя дома. Я прошел в ванную, снял рубашку, вымыл руки, плеснул холодной водой в лицо, оделся, вернулся в комнату и присел на край стула.

Вулф оторвался от чтения ровно настолько, чтобы сказать:

– Ты не собираешься спать? Тебе следовало бы прилечь. Надо расслабиться. Я скоро закончу. Уже одиннадцать.

– Знаю. Однако сейчас явится доктор выписывать свидетельство и наверняка захочет со мной поговорить. Я первый подоспел на место происшествия.

Вулф буркнул что-то нечленораздельное и снова уткнулся в книгу. Я остался сидеть, поглощенный мрачными мыслями. Не знаю, сколько это продолжалось, поскольку я пребывал в прострации, но, когда Вулф снова заговорил, я обнаружил, что бессознательно скребу ладонь левой руки пальцами правой, уставившись в пол.

– Ты должен знать, Арчи, что меня это раздражает. Как можно с таким бессмысленным видом тереть ладонь?

– Привыкнете со временем, – вызывающе ответил я.

Он дочитал до абзаца, загнул страницу, захлопнул книгу и вздохнул:

– Что это, проявление буйного нрава? Я понимаю, шок есть шок, но тебе случалось сталкиваться с насилием. Правда, при виде обезображенного трупа с каждым может…

– Труп здесь ни при чем. Читайте, я не буду вам мешать. Настроение у меня неважное, но к утру я очухаюсь. Вы упоминали мои профессиональные инстинкты. Не знаю, как насчет инстинктов, но профессиональная гордость у меня есть. Мне было поручено следить за быком, верно? А я сидел у дороги и курил, пока бык убивал человека.

– Ты охранял быка, а не человека. Бык не пострадал.

– Благодарю покорнейше. Фу! Когда еще случалось, чтобы я не справился с вашим поручением? Когда Арчи Гудвину вменяется в обязанность проследить, чтобы с быком ничего не случилось, то ничего не должно случиться. А вы мне говорите, что бык не пострадал, что он всего-навсего прикончил человека… Просто голова кругом идет. Как это называется?

– Софистика. Казуистика. Ignoratio elenchi[3].

– Пусть так. Согласен и с тем, и с другим, и с третьим.

– Тебя довело до этого состояния чувство долга. Ты считаешь, что должен был предотвратить случившееся?

– Да. Я должен был проследить, чтобы ничего не случилось.

– Когда ты наконец научишься рассуждать корректно? – вздохнул Вулф. – Вот ты говоришь, я сказал тебе, что бык убил человека. Я этого вовсе не говорил. Я бы погрешил против истины. Мистер Осгуд, безусловно, был убит. Но не быком.

Я вытаращил глаза:

– Вы спятили! Я видел собственными глазами…

– Расскажи, что ты видел. Я не слышал от тебя никаких подробностей, но готов держать пари, что ты не видел, как бык подцепил живого Осгуда на рога. Я прав?

– Нет, видел. Когда я туда добрался, бык таскал его по земле. Словно играл. Я не знал тогда, кто это и жив ли он еще, поэтому перелез через забор и приблизился. Но когда я был футах в десяти…

– Ты подвергал себя ненужной опасности, – нахмурился Вулф. – Осгуд был уже мертв.

– Тогда я этого не знал. Я выстрелил в воздух, бык дал деру, и я получил возможность посмотреть, что случилось. Вы что, хотите высосать из пальца дело, потому что у нас сейчас нет клиентов?

– Нет. Я хочу только, чтобы ты прекратил скрести ладонь и дал мне возможность дочитать главу. Хочу также втолковать тебе, что мистер Осгуд погиб вовсе не из-за твоей халатности. Он погиб бы и так, вне зависимости от того, где ты находишься. Это не софистика. У тебя тысячи недостатков, но сегодняшний промах в счет не идет. И это вообще не промах. Ты должен был следить, чтобы быка не похитили. У тебя не было причин подозревать, что быку попытаются причинить вред, поскольку задача противника состояла, наоборот, в том, чтобы сохранить ему жизнь. Надеюсь, ты не станешь больше… – Он умолк, услышав шаги в коридоре.

В дверь постучали, и вошел Берт. Он обратился ко мне:

– Вас просят спуститься. Приехал мистер Осгуд. Он хочет с вами поговорить.

Я ответил, что сейчас приду. Когда Берт вышел, Вулф сказал:

– Можешь ограничиться существом дела. То, что ты навязчиво чесал руку, а я пытался этому воспрепятствовать, пусть останется между нами.

Ответив, что разделяю его мнение, я оставил его наслаждаться книгой.

Загрузка...