Часть первая Тёмная душа

Коли сияет чистый свет в душе,

Вольготно наслаждайся ясным днём.

Но коль в душе темно и в мыслях мрак,

Дневное солнце застилают тучи;

Ты сам своя темница.

Джон Мильтон

Глава 1 Гастон

Шале-де-Каррьер

Северная Франция

ТУЧИ ВИСЕЛИ, как намокшие простыни, так низко, что Гастону подумалось: если хорошенько потянуться, можно дотронуться до них. Решительно тоскливый день для охоты. Не то чтобы ему нравилось охотиться при другой погоде. Особенно с братом Жоржем. Откровенно говоря, Гастон терпеть не мог всё, что доставляло удовольствие Жоржу.

Жорж подбросил в костёр поленья, языки пламени взметнулись к небесам, а брат завопил, как пещерный человек, впервые убивший мамонта. Его неотёсанные друзья-неандертальцы тоже заулюлюкали и вскинули кулаки, и их длинные тени упали на Гастона, который съёжился на сырой траве, закутавшись в одеяло, и насыпал порох в дуло ружья. Отец и его друзья зааплодировали молодецкой удали брата, и Гастон раздражённо закатил глаза.

Охота ещё даже не начиналась, а у Гастона уже теснило в груди. Жорж был на два года моложе его, однако в два раза крупнее и как минимум на голову выше. Отцовская широкоплечая фигура почему-то не досталась в наследство старшему сыну. Так же как и атлетическая сила, без которой юноше благородного происхождения не стать хорошим охотником. Гастон никогда не обладал ловкостью и острым глазом. Не говоря уже о том, что слабые руки немилосердно дрожали, когда он пытался натянуть тетиву лука. А потому ему нечем было похвалиться на этом конкурсе мужского тщеславия.

Bomber le torse[1], – пробормотал Гастон.

В последнее время младший брат только и делал, что важничал. Гастон водил шомполом в дуле мушкета, уплотняя порох. Судьба жестока: когда-то они с братом вдвоём противостояли вздорному миру, хихикая за спиной у единственной сестры Гвенаэль, которая пробивала себе путь вверх по социальной лестнице бойцовским характером и неиссякаемым упорством. Братья наслаждались свободой: усталая гувернантка почти не следила за ними, а у родителей, казалось, тоже были дела поважнее – им хватало забот и с Гвен.

Но болезнь Гастона изменила всё. В то время как Жорж вытянулся, возмужал и превратился в миниатюрную копию отца, с Гастоном ничего подобного не произошло. Розовые детские щёки приобрели землистый цвет, мышцы и скелет остановились в росте, и он так навсегда и застрял в теле двенадцатилетнего мальчишки. Мать перебрала всех докторов – от модных парижских лекарей, которые назначали противные микстуры, вызывавшие у юноши рвоту, до травников, проводивших бесполезные, а иногда и весьма болезненные процедуры. А когда на лице у Гастона появились пустулы, вся семья стала относиться к нему как к прокажённому.

Сестра говорила, что «недуг» – так в семье называли его заболевание – вызван его подлой натурой, словно он сам навлёк на себя эту напасть. Что если бы в детстве он относился к ней добрее, то сейчас был бы здоров и бодр. Но Жорж тоже не отличался ангельским поведением – подбрасывал Гвени в суп головастиков, сшивал вместе нижние края её лучших шёлковых панталон, намазывал ей тосты топлёным свиным жиром вместо масла. (Правда, последнее, скорее всего, ему подсказал Гастон.)

Гастон отбросил воспоминания и схватился за дуло следующего ружья. Собственно, если подумать, то затевал все проказы именно Жорж. Скука – опасная вещь, и, когда на маленького маркиза нападала охота пошалить, слуги страдали от него ещё больше, чем сестра. Однако никакими хворями судьба его за это не покарала. Он вообще никогда не болел. Возможно, если бы его родные не придавали такого значения его физическим изъянам, Гастон даже присоединился бы к их стремлению пролезть в высший свет. А так он не хотел иметь с этими играми ничего общего.

Однако «болезненность» имела и свои преимущества. Вовремя симулируя головную боль и слабость, он мог отвертеться от отцовских охотничьих вылазок в шале, где папаша каждый сезон собирал всех самых богатых и влиятельных мужчин в округе. Но на сей раз ничего не вышло и выдумки Гастона не помогли ему уклониться от поездки.

Сейчас он наблюдал, как двенадцать человек – состоятельные торговцы, поместные дворяне и горстка обедневшей знати – присели на корточки у костра, сверкая высокими, по колено, сапогами. Кожаные ремни низко висели на шёлковых туниках и канареечно-жёлтых, бутылочно-зелёных или алых замшевых колетах, украшенных замысловатыми изображениями тех самых лесных обитателей, на которых они намеревались охотиться. По мнению Гастона, к случаю больше подошёл бы более сдержанный гардероб. Но его мнением никто не интересовался. Никогда.

А потому юноша сгорбился и попытался стать незаметным, волком поглядывая на Жоржа, который перекинул ружьё через плечо и, неспешно проходя мимо, бросил брату на колени крошечный пистолет.

– Такой размерчик тебе больше подходит, мелкий слизняк.

Слизняк. Гастон зарычал в ответ на используемое чернью оскорбление, означающее уродливого человека, ведущего мерзкую жизнь. Гастон схватил детский пистолетик и прикинул, какую рану способна нанести оскорбительно мускулистому бедру Жоржа выпущенная из него пуля. Сможет ли она изувечить его на всю жизнь? Или лучше пусть братец истечёт кровью к тому времени, когда его довезут до ближайшего лекаря. При мысли о том, чтобы унизить брата в глазах родителей, палец Гастона решительно лёг на спусковой крючок. Руки его дрожали, когда он прогуливался вокруг костров, раздавая оружие, которое только что зарядил.

Стук в ушах заглушили щелчки перезарядки и хвастовство охотников. Гастон выпрямил руку и уставился на пистолет; брат подходил ближе. Один выстрел – и он, Гастон, станет любимым сыном. Можно сослаться на непроизвольный выстрел. Честно говоря, в оружии он не разбирался. Солгать нетрудно. Палец на спусковом крючке задрожал, мышцы напряглись. Любой, кто знает Гастона, легко поверит, что пистолет сам сработал в его неуклюжих руках.

Жорж обошёл костры по кругу и уставился на него.

– Отложи эту штуку, пока никого не поранил, Гас.

Это прозвище юноша ненавидел больше всех остальных.

Гастон заскрипел зубами и сердито зыркнул на брата, не видя ничего вокруг. Одно мгновение. Ему нужно только спустить курок.

Ноздри раздулись, в ушах бешено стучала кровь. Насмешки. Подначки… Ну же. Прояви смелость хотя бы раз в своей жалкой жизни.

Гастон опустил пистолет и сник. Будь то несчастный случай или намеренная попытка, вина всё равно ляжет на него.

Чтобы скрыть ярость, колотящуюся в груди, Гастон фыркнул и презрительно выпалил:

– Ты же знаешь, что я бы тебе не навредил, Жоржи.

Жорж долгим взглядом посмотрел на него, затем отвернулся к огню и швырнул в костёр полено. Гастон отскочил от вспыхнувшего пламени в тень, чтобы сноп искр не прожёг его новые лосины и слишком большой, словно с чужого плеча, колет. La mère, его мать, специально для выезда на охоту велела сшить Гастону смехотворный костюм. Накануне вечером она принесла обновку в его комнату и велела не позорить отца. Гастон отполз глубже в тень деревьев, и его изрытое оспинами лицо вспыхнуло. Даже листья хихикали над головой, шептали оскорбления, которые тут же уносил ветер. «Трус. Кретин. Отщепенец. Неудачник».

Словно чтобы лишний раз подчеркнуть недостатки Гастона, его отец с проворством и изяществом вскочил на валун и широко развёл руки. Игра света и тени углубляла впадины под его скулами и глазами, и оттого он напоминал зловещее чучело, поставленное во дворе в канун Дня Всех Святых.

– Господа, сегодня мы собрались вокруг костра по освящённой временем традиции, которую столетиями неуклонно соблюдали аристократы! – Он помолчал и стукнул кулаком в выставленную колесом грудь, что вызвало одобрительный ропот и бравые возгласы. – Мужчины, подобные нам, обеспечивают средствами к существованию свои семьи, целые города, сёла, которые без нашей заботы умерли бы с голоду! Теперь мы преследуем и убиваем зверьё не для того, чтобы накормить слабых, – мы наслаждаемся состязанием, спортивным азартом! – Отец наклонился к приятелям, приложил руку к одной стороне рта и понизил голос, заставляя внимательно прислушиваться к его словам всех, включая Гастона, к большому огорчению юноши. – Мы бросаем вызов природе и упиваемся лихорадкой погони. Мы сражаемся, как гладиаторы древности, чтобы выяснить, кто из нас самый достойный мужчина!

Отец спрыгнул с валуна и ринулся к герцогу Оклеру, указывая сильным пальцем в направлении пожилого человека.

– Ты с нами, старинный друг?

– Я уже не тот, герцог Гаэль, – ответил Оклер и вдруг схватил своего сына за руку, дёрнул его к себе и хлопнул ладонью по спине. – Я должен уступить место своему потомку, Анселю, которого научил всему, что знаю, и у которого более острый глаз… да и колени получше!

Охотники захохотали, вероятно, от облегчения, что не на них упал насмешливый взгляд Гаэля, а Ансель демонстративно сделал приседание и согнул в локте руку, показывая, как играют под туникой бицепсы.

Лучший друг Жоржа Ансель Оклер, светловолосый и бледнолицый, представлял собой полную противоположность Жоржу, с его тёмными кудрями и румяными щеками. Гастон был уверен, что более гармоничной пары бестий вовек не существовало на широких просторах французской сельской местности.

Жорж, разумеется, не преминул подскочить к Анселю и ревниво толкнуть его плечом.

– Это мы ещё посмотрим, старик. В прошлом году на ярмарке я выиграл соревнование по стрельбе из лука.

– Я отстал от тебя всего на один балл! И не сомневаюсь, что твой брат, дай ему шанс, превзошёл бы нас всех, – объявил Ансель, чем вызвал бурный смех охотников.

Гастон втянул голову в плечи и обхватил себя руками, желая раствориться в листве.

На прошлогодней осенней ярмарке отец настоял, чтобы он принял участие хотя бы в одном турнире. Подначиваемый братом, Гастон присоединился к состязанию в стрельбе из лука, собираясь улизнуть до того, как настанет его очередь. Он даже подкупил Гвенаэль, чтобы она отвлекла всех, дав ему возможность скрыться. Но отец, хорошо зная повадки старшего сына, вцепился ему в руку и заставил стоять рядом с ним, пока не придёт время выходить к барьеру.

Выступление Гастона никого не впечатлило. Первая стрела попала в толпу, и, если бы месье Левек вовремя не отступил, город недосчитался бы школьного учителя. Во время второй попытки, последовавшей за суровыми и унизительными наставлениями отца, стрела улетела далеко в сторону от цели, в палатку с десертами, и сбила главный приз, вишнёвый пирог, с почётного пьедестала. Слушать истерический смех и язвительные колкости от Жоржа, Анселя и шайки их дружков, таких же болванов, было невыносимо, и Гастон бросился наутёк.

Теперь он отодвинулся дальше в кусты, но ветка зацепилась за рукав, и юноша замер на месте. Конечно же, отец не обрадовался напоминанию о позоре сына. Верный себе, герцог Гаэль повернулся к Гастону спиной и сказал:

– Я обращаюсь к настоящим мужчинам. Итак, как насчёт небольшого пари?

Когда сговорились о ставках, с головы Гастона посыпались багряные листья, а в ладони вонзились какие-то колючки. Он только сейчас заметил, что втиснулся между полинялым кустом и сосной. Юноша поднял руки и выдернул из кожи пахнущие смолой иголки.

Ему здесь не место. Уголок его рта скривился, пульс участился, в лицо бросилась тёплая кровь. Он лучше, чем эта выставка напыщенных спесивых жеребцов. Посмотрите на них – дремучесть во всём цвету. Если бы он не боялся привлечь внимание, то уже улизнул бы в лес, украл коня и к полуночи оказался дома.

– За дело, господа! Балл за каждую принесённую шкуру. Выслеживайте и большую, и малую добычу. Но главный приз ждёт того, кто убьёт самого большого зверя, – напутствовал подельников отец, потрясая ружьём. – На охоту!

Все ринулись к своим коням. Вопли и улюлюканье оглашали поляну, отражаясь от деревьев, топот сотрясал землю.

– Вот кретины, – пробормотал Гастон, выбираясь из-под веток сосны. Дураку ясно, что крики распугают всех животных на несколько километров в округе. Не говоря уже о топоте жеребцов, пущенных галопом.

Гастон встал и отряхнул мусор с лосин. Если отец до сих пор не заметил его отсутствия, то уж точно не заметит теперь, когда охота началась по-настоящему. Пора сматываться. Родное имение огромное, и можно спрятаться в гостевой комнате в заброшенном крыле замка, а если проявить осторожность, то мать даже не узнает, что старший сын вернулся рано.

Гастон поправил болтающийся на щуплом туловище колет и пригладил редкие, но шелковистые коричневые волосы. Нет сомнений, что Жорж с отцом ничуть не станут по нему скучать. Но на всякий случай Гастон углубился в лес, чтобы подойти к каретному двору окольным путём – вдруг кто-то из слуг, руководствуясь чувством непонятного долга, решит наябедничать на него.

Шале-де-Каррьер было уродливым сооружением из красного дуба и камня, с интерьером из тёмного дерева, с тяжёлой мебелью, каминами в человеческий рост и головами мёртвых животных на стенах в каждой комнате. Самый большой охотничий дом графства площадью сто акров славился настоящим озером и множеством служебных построек, среди которых были конюшни, арсенал, дом для постоянного садовника и мастерская чучельника – чтобы увековечивать добытые на охоте трофеи. Боже упаси, чтобы отец отправился куда-нибудь без целой армии челяди, удовлетворяющей малейшие его прихоти.

Сунув руки в карманы, Гастон пнул груду сухих листьев. А если отец или кто-нибудь ещё всё же заметит его отсутствие? Можно не сомневаться, что Жорж не упустит случая порезвиться. «Постарайся не позорить отца». По правде сказать, его нисколько не волнует, будет отцу за него стыдно или нет. Точно так же как ему ничуть не интересно, что думает его жеманная, одержимая мнением общества мать. Вообще-то, это была не совсем правда, но Гастон бросил попытки произвести на родителей впечатление ещё много лет назад. Юноша снова пнул ворох влажных листьев. Надежда, что семья примет его, каким бы он ни был, всякий раз оборачивалась очередной обидой.

Гастон пошёл быстрее, с каждым шагом всё сильнее стремясь домой. Он никому не должен угождать, кроме самого себя.

По позднеосеннему небу ползли тучи, укутывая лес темнотой. Гастон поднял голову к пологу ветвей и посмотрел, как бесцеремонный ветер ерошит листву. В нос ему ударил свежий запах чистого воздуха, юноша глубоко вдохнул и с досадой выдохнул. Несколько часов скакать на лошади в дождь – не большое удовольствие.

Пока болваны не вернутся, он спокойно посидит в шале. Может, прикинуться, что его внезапно свалила простуда? В отсутствие матери, которая посылает за лекарем по малейшему поводу, Гастон может погреться у очага, пока охотники «бросают вызов природе».

Приняв решение, юноша ускорил шаг и направился туда, откуда прохладный ветерок приносил аппетитные ароматы тушёного мяса. Ему не помешает подкрепиться тёплым хлебом и порцией хорошего рагу.

Для начала.

А ещё он мечтал согреть ноги тёплыми кирпичами, выпить котелок горячего чая с разнообразными кексами и положить голову на взбитые пуховые подушки.

На губах у Гастона медленно заиграла улыбка: он вспомнил симпатичную рыжеволосую горничную и испуганный взгляд на её лице, когда он прикрикнул на неё. Увидев поднимающийся из труб шале дым, юноша потёр замёрзшие руки. Возможно, эта вылазка окажется не такой уж и бесполезной.

Когда он вышел из-под густого полога леса, дождь сразу испещрил его колет тёмными пятнами, похожими на монеты. Вдали послышался звериный вой, его подхватило другое животное, и ещё одно, и в прохладном воздухе разлилось свирепое завывание. Гастон замер на месте и схватился за пистолет, который сунул за пояс.

Волки.

Глава 2 Агата

СКЕЛЕТОПОДОБНЫЕ ВЕТВИ деревьев сомкнулись над головой, закрыв солнце, и изрытая колеями земля утонула в темноте. Агата, не помня себя от ужаса, бежала по лесу. Мало того что отец столько лет относился к ней как к выродку, так теперь он решил продать её, словно вещь, тому, кто предложил самую высокую цену! Заскорузлому графу Герберту Дюрану. Развратный старик похотливо пялился на неё на рыночной площади, предлагал украшения и платья, посылал цветы и дорогие книги и не скрывал своих намерений с того дня, как ей исполнилось пятнадцать лет. Но в последнее время он совсем стыд потерял. На прошлой неделе на деревенском празднике он нахально прижимался к ней и наматывал её локон на палец, уверяя, что тусклые коричневые пряди блестят, как звёзды, и обжигая ей ухо влажным дыханием.

Отец об этом знал. Знал, что граф Дюран как никто другой разжигает страх в её сердце, и ничего не сделал. Чему же тут удивляться? И всё же, кроме отца, у неё больше никого не было, и предательство больно ранило.

Агата уже достаточно настрадалась от того, что много лет назад из семьи ушла мать и отец вбил дочери в голову, будто та помешалась на магии и то же самое произойдёт с Агги. Будто она, его единственный ребёнок, испорчена и представляет опасность подобно пороховой бочке, которая может взорваться от одной искры.

Последние счастливые воспоминания Агаты о maman[2] – как мать опускается рядом с ней на колени в маленьком, огороженном стеной саду, свежевыстиранные простыни хрустят на ветру, летний воздух пахнет солнцем, нежной зеленью и плодородной возделанной землёй. Босая, в простом платье из домотканой ткани, мама сияет. «Вот, chérie[3], потрогай этот стебелёк. Овощи ещё не созрели, а я так хочу приготовить на ужин зелёный горошек с маслом. – Она проводит кончиками пальцев Агаты по изумрудному стеблю и шепчет: – Ему нужно ещё чуть-чуть подтянуться». Сила перемещается из руки Агги в растение, и девочка издаёт изумлённый возглас, а когда стручки набухают, раскрываются посередине и из них сыплются зрелые горошины, визжит от восторга. Смеясь, мама собирает урожай и бросает крошечные жемчужины – как она их называет – в висящую на руке корзину.

Обращаясь мыслями к maman, Агата старалась вспоминать только хорошее – какие мягкие у неё были руки, с какой щедростью она лечила занедуживших односельчан, – а об остальном предпочитала не думать. Например, однажды вечером мама пришла домой сама не своя; она только что приняла роды и с остекленевшим взглядом бормотала что-то невнятное о детях, которым не следует появляться на свет. А когда отец попытался её успокоить, она убежала из дома. В другой раз Агата застала мать разговаривающей с чайником. Девушка даже пыталась выбросить из памяти ту ночь, когда maman ушла навсегда. Её глаза… лучистые глаза цвета морской волны казались потухшими, как погашенные свечи, пустыми и чёрными, как два колодца.

В конце концов maman пропала в ночи без всяких объяснений. Бросила свою дочь – дитя, которое любила, воспитанницу, которую звала своим «чудесным наследством», – в совсем нежном возрасте, в восемь лет. И, слушая, как звенит в ушах отцовское предостережение, Агата крепко заперла волшебное сияние внутри себя. Прятала его надёжно и выпускала на волю только в крайних случаях.

Слёзы затуманили зрение, девушка споткнулась и повалилась вперёд, проехавшись руками по прохладной влажной земле. Внезапно на неё нахлынуло воспоминание о другом падении – в холодный погреб. Казалось, она снова попала в ловушку без света, без воды, без тепла, и только мыши да тараканы составляли ей компанию. А ещё пауки. Боже сохрани её от пауков и их липких экскрементов, противных членистых ног и ядовитых клешней. По лицу ползали нити паутины, а когда девочка забилась в угол, то в темноте прижалась затылком к кокону с вылуплявшимися паучатами. От гнева мамы-паучихи на коже остались рубцы размером с куриное яйцо.

А всё из-за того, что отец поймал Агату за занятиями магией. Это случилось несколько лет назад, и тогда он не впервые бросил её в погреб на всю ночь. Но в тот раз pére[4] не выпускал девочку два дня. Тем более обидно, что с магией так получилось случайно. Она увидела, как новорождённый телёнок упал и не мог дышать, а ведь только вчера она наблюдала, как он появился на свет, и втайне назвала его Эстер, в честь мамы. Агата всего только протянула руку, чтобы коснуться его, узнать, что случилось с крошкой, и утешить. Но её сияние вспыхнуло, и свет и жар вырвались из рук. Телёнок вскочил на ноги и начал дышать нормально.

Но Агата не успела насладиться радостью, которая расцвела в сердце из-за чудесного воскрешения животного, – отец подошёл и рывком поднял её с земли, крича что-то о дьявольском отродье, живущем под его крышей, и о том, как он жалеет, что Эстер не забрала это исчадие ада с собой. Девочка возражала, что отец только выиграет от того, что телёнок останется жить, но он не слушал её мольбы. Не желал слушать.

Запертая в сыром подвале, теряя рассудок от страха и жажды, она приняла решение навсегда похоронить свою способность к магии, только бы не испытывать больше этот сводящий с ума ужас. В двенадцать лет она была ещё совсем ребёнком – напуганным и одиноким, покинутым матерью и отвергаемым отцом на каждом шагу, – и стремилась угодить взрослым. Но теперь ей исполнилось восемнадцать, и она больше не маленькая девочка.

Агата подняла глаза к небу. Красота и тепло осени растаяли в холодных ветрах ноября. В суровом сельском климате зимы порой начинались как небольшими дождями, так и злыми метелями. Трудно было выбрать более неподходящее время, чтобы сбежать в чём была, с котомкой милых сердцу безделушек. Она взяла Леона – игрушку, которую сшила ей мама, – томик Шекспира и другие вещицы, согревающие душу.

Крепко вцепившись в мешок, Агата сидела на земле без движения – ноги налились свинцом, сердце заныло. Погибнет она в этом безлюдном лесу без еды, без цели, и некого будет позвать на помощь. Но нужно продолжать путь, даже если в конце его от неё ничего не останется.

Когда над головой собрались тучи, Агата заставила себя встать и идти дальше. Перекинула котомку через плечо и направилась на юг. Оставалось надеяться, что дорога подарит неожиданные возможности. Maman всегда говорила, что нужно всего лишь подождать, и счастливый случай обязательно подвернётся. И тогда уж от человека зависит, ухватиться за него или позволить ему увять бесплодно. Агата надеялась, что распознает удачу, если столкнётся с ней лицом к лицу.

С неба обрушилась стена ледяного дождя. Девушка натянула капюшон плаща и стала осматриваться в поисках пещеры или купы деревьев. Нужно найти укрытие, иначе она рискует подхватить сильную простуду. Дождь ещё больше усилился, и Агги стала перебегать от дерева к дереву. Но ветви уже сбросили часть листьев и не защищали от вездесущих струй воды.

Вдруг вдали что-то прогремело, и Агата спряталась под ивой с длинными склонёнными ветвями, покрытыми крошечными листиками и, подобно занавесу, опускающимися до земли. Чувствуя, как в ушах стучит кровь, девушка прижалась спиной к стволу. Снова раздался грохот, и Агата поняла, что это ружейный выстрел. Скорее всего, поблизости идёт охота. Нужно держаться от вооружённых людей подальше, а то ещё в полумраке ненастья её примут за лесного зверя.

Но раз здесь кто-то охотится, рядом должно быть шале. Вот бы добрая хозяйка позволила ей немного погреться у очага.

Агата выглянула из-за ветвей ивы и взглянула на небо в поисках дыма. Но дождь мешал смотреть. Рядом хрустнула хворостинка, и девушка снова нырнула за зелёный занавес. Зашуршали листья, и Агги задержала дыхание – низкое рычание предупредило о присутствии животного. Какой-то большой зверь. Может, она вторглась в его логово под деревом? Или его привлёк запах человека? Агата боялась даже шелохнуться, а шорох приближался. Их деревню часто посещали дикие собаки – воровали кур и иногда стаями нападали на скот. Но они были невысокими и обычно выглядели костлявыми и исхудавшими.

Готовясь отразить нападение, Агата поискала вокруг крепкую палку, которой можно отбиваться, но на земле валялись только хрупкие веточки. Дыхание зверя послышалось совсем близко, от тонкого поскуливания по спине у девушки побежали мурашки. В ответ на призыв сородича к дереву приблизился вой и топот других животных. У Агаты перехватило дух, сердце выпрыгивало из груди, в лицо бросилась кровь. Замо́к, который она повесила на своё сияние, задребезжал. Она стиснула кулаки и попыталась сопротивляться рвущейся наружу магии. Прошло много лет с тех пор, как девушка давала волю своей волшебной силе. Сначала она была напугана яростью отца; потом, по мере взросления и осознания мира, страх сойти с ума, как maman, укрепил её решимость держать свой волшебный дар в узде. Не говоря уже о том, что из-за одного только слуха о занятиях чёрной магией женщину могли сжечь на костре как ведьму.

За зелёной занавесью заметались тени, которые становились всё беспокойнее. Какие-то существа скулили и жаловались друг другу, как дети. От их визга у Агаты чуть волосы не встали дыбом. Ей доводилось видеть курятник наутро после нападения собак: земля была усыпана клочками перьев, запятнана лужицами крови.

Животные вокруг завыли громче и злее. Агата вжалась в ствол дерева, магия дрожала у неё на кончиках пальцев. Девушка в панике соображала, какую судьбу выбрать: сумасшествие или смерть? Стараясь превозмочь сияние, она крепко зажмурилась, стиснула кулаки и стала медленно считать в уме. Обычно ей удавалось сдержать «низменные инстинкты», как это называл отец, сосредоточившись на цифрах. Но она так устала сражаться. Безмерно, невыносимо устала.

Послышался зловещий рык, и сквозь ветви просунулась широкая серая морда, а за ней лохматая голова с густой шерстью цвета соли с перцем и мускулистое туловище. Жёлтые глаза уставились прямо на девушку. Это была не отощалая дикая собака, а огромный волк, способный загрызть человека. И, судя по доносившимся звукам, позади завесы из ветвей за ним следовала целая стая.

Ну, для самозащиты не грех и воспользоваться сиянием. Агата закрыла глаза. «Я больше не ребёнок. Отца здесь нет, и он не сможет меня наказать. Речь идёт о моей жизни».

Даже не осознавая в полной мере, что делает, Агата медленно выдохнула, выставила вперёд ладони, напрягла мышцы и выпустила магию. Блеснула вспышка света, и по коже распространилось тепло, отчего и волосы, и плащ мгновенно высохли. Девушка глубоко вздохнула и чуть не упала от восторга, охватившего душу. После того как она так долго скрывала свой дар, её потрясло и восхитило, как естественно она им управляет.

Но радовалась она недолго.

Волк сделал шаг вперёд, оскалил свирепые жёлтые зубы и выпустил из груди рёв. Агги сжала кулаки. Неужели она столько лет подавляла в себе волшебные способности, чтобы они в такую важную минуту подвели её? Что толку в сухой одежде, если девушка оказалась перед лицом неминуемой смерти? Она потянула за ниточки света внутри себя, но снова сосредоточиться не смогла.

Волк, подёргивая носом, стал подкрадываться к ней.

Агата схватила котомку со всеми своими жалкими сокровищами и приготовилась размахивать ею, как оружием.

На расстоянии вытянутой руки от неё волк остановился и наклонил голову набок. Агата застыла, не осмеливаясь даже дышать, а хищник обнюхал воздух и тихо заскулил. Он стоял так близко, что она ощущала запах гнилого мяса из его пасти и видела проплешину за левым ухом. И всё же зверь не нападал, но опустил голову и стал нюхать листья вокруг лап. Разве он её не видит?

Может быть такое, что она сделалась невидимкой?

Агата медленно протянула руку, чтобы погладить животное, и тут в лесу снова раздался выстрел, так близко, что она вздрогнула и схватилась рукой за сердце. Волк тоже дёрнулся и, призываемый настойчивым визгом сородичей, развернулся и проскользнул через занавес из листьев.

Девушка услышала, что волчья стая удаляется, и с испуганно колотящимся сердцем на цыпочках подошла к склонённым ветвям и выглянула наружу. Отчётливый запах мускуса и крови задержался в сыром ветре. Только этот дух и смятые листья свидетельствовали о недавнем присутствии здесь диких хищников.

Агата медленно выдохнула. Теперь, когда опасность миновала, она ощущала, как магия словно тонкими волосками щекочет ей кожу. На губах у девушки расцвела редкая улыбка, Агата повернула ключ и снова заперла магию внутри. Но не полностью. В груди у неё дрожало пламя, освещая душу и освобождая разум.

Она чувствовала, что это благотворный дар. Как он может быть плохим? Чудесный зов, который поёт у неё в жилах, не может привести к сумасшествию. Неужели отец все эти годы лгал ей? Неужели память о матери так долго была измарана отцовскими пренебрежительными предостережениями? От удивления Агги застыла под пологом, с которого падали капли дождя. Что, если исчезновение maman вообще не связано с сиянием?

Однако Агата не успела поразмыслить об этом – вдалеке послышался крик, а следом за тем словно бичом рассёк воздух громкий вой. Снова раздался и разнёсся эхом выстрел, но, судя по усилившемуся после него лаю, пуля не достигла цели. Агата, поначалу с опаской, осмелилась выйти на поляну. Потом она услышала человеческий крик и бросилась на звук.

Глава 3 Гастон

ТРЯСУЩИМИСЯ РУКАМИ ГАСТОН пытался перезарядить пистолет, благо его насильно научили обращаться с охотничьим оружием. Отец вколачивал в него это умение с десяти лет. Очень жаль, что попадать в цель он так и не выучился. Последняя пуля вонзилась в дерево, зато звука выстрела было достаточно, чтобы отпугнуть волков. Вскоре, однако, они снова осмелели; искоса посматривая на подкрадывающегося к нему огромного вожака, Гастон пытался засыпать порох в узкое дуло. Глядя на человека злыми жёлтыми глазами, волк угрожающе зарычал. Гастон вздрогнул от страха и уронил кожаный мешочек с порохом в лужу под ногами.

Драгоценный чёрный порошок высыпался в воду, и Гастон хрипло вскрикнул от досады. Он наклонился за мешочком и, сочтя его бесполезным, бросил в голову вожака. Как всегда, промазал, но животные все как один попятились. Гастон медленно выпрямился в полный рост, сделал глубокий вдох и, вложив весь свой испуг в новый крик, швырнул незаряженный пистолет в стаю.

Не нанеся никакого вреда, он шлёпнулся в грязь, и волки разоблачили обман. Сердито рыча и щёлкая зубами, они окружили человека. Время тянулось медленно, и Гастону казалось, что он смотрит на себя со стороны. Хищники смыкали кольцо, он дрожал. Дыхание замедлилось, и на юношу снизошло странное спокойствие. С холодной отстранённостью он размышлял, насколько будет больно, когда они начнут рвать его тело клыками. Быстро ли он умрёт, когда они станут поедать его плоть.

Станут ли родные оплакивать его? Или испытают тайное облегчение от того, что его уродство больше не будет омрачать их чудесную жизнь? Гастон попытался припомнить что-нибудь хорошее, чтобы уцепиться за эти воспоминания в последнюю минуту. Семейный ужин… пикник на солнечной лужайке… рождественское утро. Но ничего не вышло. Как много дней могли бы стать счастливыми, но каждый раз он был отвергнут, оплёван и затравлен всеми вокруг.

Теперь, перед лицом смерти, он понял: если уж на то пошло, он сам был источником неприятностей, а с недавнего времени стал совсем невыносим и вымещал на других обиду на свою паршивую жизнь. Он ни с кем не подружился, и потому опереться ему было не на кого. Ни разу он не совершил хорошего поступка. Напротив, он хмурился, топал ногами и оскорблял людей, как своенравный ребёнок. Он не принёс миру ни малейшей пользы. От сожаления у юноши свело живот, а вожак стаи тем временем подобрался вплотную к нему.

Гастон был эгоистичным жестоким ничтожеством. Возможно, он заслужил такой ужасный конец своей жалкой жизни.

Волк с вставшей дыбом шерстью и оскаленными зубами подпрыгнул, и Гастон загородился руками, приготовившись к нападению. Каждый мускул в его теле дрожал. Юноша зажмурился и торопливо пробормотал молитву, прося за свою бессмертную душу. Он не заслуживал рая, но, может быть, ему будет даровано прощение.

Внезапно вокруг вспыхнул и заискрил яркий свет, и Гастон так напугался, что открыл глаза и отпрыгнул назад. Почти около его лица вожак с чем-то столкнулся в воздухе, как будто ударился о толстое стекло и, оглушённый, упал на землю. Два других волка бросились вперёд и разбились о ту же преграду. Капли крови и выбитые клыки зависли в воздухе.

Только тогда Гастон увидел хрупкую фигуру с низко опущенным на лицо капюшоном, источающую из ладоней волшебные лучи. Волки заскулили и глухо зарычали, и Гастон задержал дыхание. Его спаситель ловко остановил нападающих, но нельзя быть уверенным, что это отпугнёт целую стаю хищников.

Вожак встал, встряхнулся и покачнулся. Гастон не осмеливался пошевелиться, сердце отстукивало громкое стаккато. Потом, фыркнув и тряхнув головой, альфа-самец рванул к деревьям. Спустя долгое мгновение соплеменники развернулись и последовали за ним.

Гастон прерывисто выдохнул в тишину, и момент его спасения как будто остановился во времени. Свежий ветер бросил в него капли с листьев и немного охладил разгорячённое лицо. Юноша втянул носом воздух, наслаждаясь запахом сосновых игл, раскрывшихся грецких орехов и влажной земли – ароматом, сравнимым с самым дорогим парижским одеколоном. Жизнь вокруг него возобновлялась. Птицы выводили трели. Лесные обитатели шмыгали в траве. Когда он тряхнул кистями рук, оказалось, что пальцы в крепко сжатых кулаках онемели.

Он получил второй шанс. Ему, Гастону, судьба позволила начать жизнь заново. Вырвала из самой пасти смерти подобно древнему рыцарю или воскресшему герою волшебных сказок.

Он повернулся и увидел, как волшебница падает на землю, словно марионетка, которую отпустил кукловод. Гастон успел заметить тонкий нос и овальное лицо, и плащ девушки лёг на листву подобием тёмной лужи, как будто спасительница растаяла. Юноша в изумлении уставился на неё. Он никогда не видел собственными глазами, как творится магия – сила, с помощью которой незнакомка остановила волков, несомненно, была сверхъестественной. Разумеется, он смотрел фокусы на праздниках и слышал о могущественных волшебниках. Он даже встречался с лекарями, которые использовали обряды вуду и уверяли, что их эликсиры обладают чудодейственными свойствами и способны изменить его жизнь навсегда.

Из-под вороха коричневой ткани высунулись бледные как туман пальцы. Гастон вздрогнул. Показалась вторая рука, и плащ начал подниматься. Гастон отступил на шаг, потом ещё. Колдунья, конечно, спасла его, но ради чего?

Завернутая в плащ девушка с тихим жалобным стоном села. Гастон приготовился бежать, но остановился. «Я не принёс миру ни малейшей пользы» – разве он не думал об этом с сожалением несколько минут назад? Но ведьма может пожелать забрать его с собой в свой дом и высосать его душу. Или приготовить из него рагу на завтрак. Выбелить его кости и сделать из них музыкальную подвеску.

«Не будь смешным, – сказал он себе. – Ты жил только для себя, как неразумное животное, и посмотри, что из этого вышло».

Подняв глаза к небу, Гастон повернулся назад и медленно подошёл к сидящей на земле юной ведьме.

– Вам плохо, мадемуазель? Могу я вам помочь?

Она подняла голову, капюшон соскользнул, и оказалось, что это совершенно обычная девушка примерно его возраста с тёмными волосами, растерянным взглядом и бесцветными губами на белом, как мука, лице. Ничего устрашающего.

Гастон протянул руку, удивившись, что она не дрожит. Ледяные пальцы легли на его ладонь, и он помог незнакомке встать. К его облегчению, она сразу отпустила его. И тут же покачнулась. Он придержал её за плечи и усадил на поваленное дерево.

– Лучше вам посидеть.

Юная колдунья тяжело опустилась на дерево, похлопала по грязной котомке, висевшей через плечо, и сказала:

– Спасибо, добрый господин.

Мягкая, мелодичная интонация выдавала выговор образованной девушки. Но плащ из домотканой материи и забрызганные грязью юбки говорили о принадлежности к челяди.

Гастон откашлялся.

– Я должен поблагодарить вас. Это было… просто чудо. – Ощущая непомерную сухость во рту, он одёрнул полы своего безразмерного колета. Почему ему так трудно произнести добрые слова? Выразить признательность, которая переполняла его несколько мгновений назад? Гастон сглотнул слюну и попробовал ещё раз: – Я ваш вечный должник.

Широко раскрытые глаза взглянули на него, и юношу поразил их изменчивый цвет. Серовато-зелёный, с мерцающими чёрточками, лилово-голубыми и цвета морской волны.

– Это необязательно. На моём месте каждый… – Она запнулась, осознав, что создать невидимый щит всё-таки не каждому под силу. – Я хочу сказать, что любой человек… прогнал бы тех волков.

Изо рта у Гастона вырвался короткий истерический смешок, и он закрыл рот рукой, чтобы остановить его. Он ощутил внезапное безрассудное желание обнять странную девушку, заплакать счастливыми слезами, уткнувшись в её замызганный коричневый плащ, или пригласить её на танец.

Незнакомка насторожилась и слегка отодвинулась от него.

Титаническим усилием воли он успокоил бушующие эмоции и произнёс:

– Меня зовут Гастон. Весьма рад познакомиться с вами, мадемуазель…

По лицу её пробежало паническое выражение, но потом она, видимо, поняла, что он всего лишь представился. Напряжённые губы расслабились, и она ответила:

– Меня зовут Агата. Можете называть меня Агги.

Её немногословие говорило о том, что девушка в бегах, и у Гастона мелькнула мысль, что она назвала ему не настоящее имя. Но какая разница? Холодный ветер забрался ему под колет со спины, Гастон задрожал и внезапно затосковал по своему подбитому мехом плащу и тёплому очагу. Он вынул из кожаной поясной сумки горсть монет.

– Я хотел бы отблагодарить вас.

Девушка снова отшатнулась и замотала головой:

– О нет, месье. Я не могу взять.

Гастон бросил деньги назад в мошну.

– Простите, я не хотел вас обидеть. Просто желаю выразить благодарность за то, что вы рисковали своей жизнью, чтобы спасти меня. – Он потёр затылок, испытывая неловкость.

В лесу раздались несколько выстрелов – поблизости шла охота. Агата вскочила на ноги, взгляд заметался, как бегущая лань.

– Мне надо идти.

Гастон тоже вскочил, не желая её отпускать.

– Как я смогу отплатить вам за доброту?

– Я…

Послышались один за другим новые выстрелы. Только бы Жорж и его друзья не принесли с охоты волка или медведя, иначе хвастовству не будет конца. Особенно если Жоржу достанется главный приз.

– Что с вами? – спросила девушка, делая шаг к Гастону.

Молодой человек сразу понял, что лицо его снова раскраснелось, и кадык заходил ходуном.

Агата нахмурилась и прошептала:

– За вами погоня?

Он посмотрел в её пытливые глаза, теперь скорее серые, чем зелёные, и прочитал в них то, чего она не сказала: за нею гонятся. Ну конечно! Любой мужчина хотел бы завладеть такой девушкой, чтобы управлять её способностями в своих интересах.

Встретив её озабоченный взгляд, Гастон почувствовал, как в груди расцветает надежда. Насколько сильна её магия? Какие чудеса она может творить? Такой союзник пришёлся бы очень кстати. По сути, девушка могла бы полностью изменить его жизнь. Не то чтобы он хотел использовать её в бесчестных целях, но кто откажется от возможности получить власть над обладательницей такого дара? Точно не он.

– Пойдёмте ко мне домой, – само собой вырвалось у него.

Девушка оцепенела и сжала губы, как будто он обидел её. Он определённо выразился неудачно и сделал грубую ошибку. Гастон быстро прикинул: она не берёт подачек и не принимает сомнительных предложений; от кого-то прячется, но при этом всё-таки спасла его. Может, он неправильно оценил её социальное положение, но на вид она принадлежала к прислуге. Он отказался от своих слов, качая головой:

– Я плохо сказал. Я не имел в виду ничего дурного. Куда вы направляетесь? Позвольте проводить вас.

– Я… – Она замолчала и прижала забрызганную грязью котомку к груди. – У меня… нет определённой цели. Я иду куда глаза глядят…

Именно на такой ответ Гастон и надеялся. Он сложил губы в улыбку – вышла неловкая гримаса, поскольку он уже давно в этом не практиковался.

– Понимаю. Тогда я предлагаю вам место в нашем замке. Вы умеете готовить?

Девушка покачала головой. Дождь снова разошёлся не на шутку.

– А не согласитесь ли вы стать горничной?

Агата немного подумала и сказала:

– Я никогда не работала горничной, но с восьми лет ухаживаю за отцовским домом и садом.

– Превосходно! – На этот раз улыбка далась ему легче. – Я представлю вас нашей экономке, мадам Бургунди. Она надзирает за слугами в нашем охотничьем доме – тут недалеко, за холмом. По моей личной рекомендации она сразу же предложит вам работу.

Глаза Агаты увлажнились, и она сморгнула слёзы.

– Это очень щедро с вашей стороны.

– Значит, решено. Давайте наконец скроемся от дождя.

Гастон предложил девушке руку, она взялась дрожащими пальцами за его локоть, и молодой человек уверенно повёл её с поляны в лес. Многочисленные трубы охотничьего дома выбрасывали в свинцовое небо столбы дыма, показывая ему путь домой.

Пока шли по тропинке, наклонив головы против непогоды, Гастона не раздражал ни ледяной дождь, ни пронизывающий ветер. Всего час назад его единственной целью был побег. Ему не на что было рассчитывать. Теперь он почти преисполнился надеждой. Он заглянул смерти в ужасные жёлтые глаза, вышел победителем и теперь намеревался в полной мере воспользоваться вторым шансом. Но лучше всего то, что он встретил юную волшебницу, которая будет жить с ним под одной крышей, среди прислуги его семьи, в пределах его сферы влияния.

Приходилось признать, что жизнь налаживается.

* * *

– Где ты был? – взревел отец.

Массивные оленьи рога, висевшие над камином, о который он оперся, потягивая бурбон, задрожали.

Комната с огромным каменным очагом и высокими потолками с открытыми балками представляла собой типичное жилище сельского землевладельца. Тяжёлая мебель красного дерева, тёмно-бордовые кожаные кресла, диваны, обитые рыжевато-коричневой парчой, сочетались с видом осенней природы за окнами.

Гастон заскрипел зубами, проклиная себя за то, что не воспользовался чёрным ходом. Главный зал охотничьего домика был владением отца – здесь он творил свой верховный суд. Наспех соображая, что соврать, Гастон вошёл в комнату и выдал первое, что пришло ему в голову:

– Пошёл в лес, чтобы справить нужду, и заблудился.

Жорж и Ансель, которые развалились на диване с дымящимися кружками в руках, взгромоздив грязные сапоги на подушки для ног, прыснули от смеха.

К счастью, остальные охотники не присутствовали в комнате, когда Гастон ляпнул:

– Там были волки.

– Волки, говоришь? – Жорж встал и насмешливо выгнул бровь. – Ты, конечно, хотя бы ранил одного из них?

– Да, Гастон. – Ансель наклонился вперёд и упёрся локтем в колено. – Твой брат уложил здоровенного оленя, чтобы выиграть сегодняшнее пари. Однако туша хищника изменила бы расклад в твою пользу!

Его слова сочились таким ядовитым сомнением, что Гастон попятился и столкнулся с маячившей за его спиной Агатой, о которой он мгновенно забыл, увидев отца. Юноша развернулся, схватил девушку за руку и выволок её вперёд.

– Я спас эту девушку от волков. Не уверен, что мои пули попали в цель, но выстрелов оказалось достаточно, чтобы напугать их.

Отец, лихорадочно блестя глазами, оторвался от камина.

– Тебя осаждала стая, fille[5]?

Агата смотрела прямо в лицо Гастону, словно спрашивала: «Вот как? Значит, это ты спас меня?» Ложь сорвалась с его губ так легко, что он не подумал о последствиях – как это может повлиять на едва зародившуюся дружбу с юной колдуньей. Не вспомнил он и о своей решимости после чудесного спасения вести себя благородно, стать лучше.

Но теперь Гастон уже не мог изменить свой рассказ. Если он признается, что на самом деле эта худосочная девчонка спасла его, позорная история распространится по родной деревне Тольмару со скоростью лесного пожара. Уж Жорж об этом позаботится.

Гастон с молчаливой мольбой заглянул Агате в глаза. Будь он красивым, или высоким, или мускулистым, как его брат, может, ему помог бы лёгкий флирт. Но он слишком хорошо знал, что его узкое лицо уродуют красные прыщи, к потному лбу прилипли пряди редких каштановых волос, а пропитанный водой колет топорщится на его тощей фигуре. У Агаты не было причин подтверждать его россказни, и выражение её лица красноречиво говорило об этом.

Под ложечкой засосало. Когда, если не сейчас, отказываться от прежних привычек. С рваным вздохом он повернулся и начал:

– Ну, вообще-то…

Девушка прервала его на полуслове причудливым реверансом.

– Агата де Вильнёв, к услугам вашего сиятельства. Ваш сын проявил большую храбрость перед лицом неминуемой смерти. Если бы не его отвага, меня бы здесь сейчас не было.

Хотя Агата беззастенчиво подыгрывала ему, Гастон вдруг сообразил, что ни одно её слово не может считаться ложью. Он опустил голову, пряча удивлённую улыбку. Потом он сунул руки в карманы и для убедительности пошаркал на месте, изображая героя поневоле. Он надеялся на лучшее.

– Это правда, Гастон? – переспросил отец.

Его сын вскинул голову и поднял плечи к ушам.

– Да, père.

– Как мило. – Отец снисходительно повёл рукой и подошёл ближе. – Так говоришь, в нашем лесу бродит целая стая волков? Сколько их? Какого они размера?

Жорж с энтузиазмом встрял в разговор:

– Сколько, по-твоему, они весят? Как человек?

Отец обнял старшего сына за плечи и подвёл к дивану, где развалились Жорж и Ансель. Глубоко в груди у Гастона вспыхнула тёплая искра.

– Расскажи, где ты видел волчью стаю.

– Может, отведёшь нас туда завтра? – спросил Ансель, передавая Гастону кружку с горячим напитком. – Если следы животных ещё не смыло дождём, мы найдём их логово.

– Да! – Жорж широко улыбнулся. – Мы устроим им такой праздник, которого они никогда не забудут.

Гастон взял замёрзшими руками тёплую кружку и сделал большой глоток. Сладкий пар пощекотал ему нос. Только когда приторная жидкость стекла в желудок, до него дошло, о чём его просят. Вернуться в дьявольскую берлогу? Никогда в жизни.

Преувеличенно дрожа, Гастон опустил кружку.

– Кажется, я простудился в этой мокрой одежде. Ах да, и, père, мадемуазель де Вильнёв ищет место. Я привёл её, чтобы мадам Бургунди взяла её на работу.

– Да, да, конечно. – Отец небрежно повёл рукой в сторону Агаты и так сильно хлопнул Гастона по плечу, что у того чуть не подкосились ноги. – Прими ванну, а за ужином поговорим подробнее.

Жорж и Ансель обменялись недоумёнными взглядами. Они считали его слабым, потому что сидели в своих непросохших, заляпанных грязью плащах, как «настоящие мужчины»? Или его рассказ внушал им сомнения? В обоих случаях пора отсюда убираться.

– Прошу прощения, – окликнул его тихий голос. – Проводите меня, пожалуйста, к экономке.

Агата. Идеальный повод удалиться.

Гастон расправил плечи.

– Позвольте сопровождать вас, мадемуазель.

– Я могу вызвать горничную, – возразил отец.

Гастон поднял руку.

– Нет, отец, я сам провожу девушку. Заодно попрошу внизу приготовить мне ванну. Встретимся за ужином.

Отец царственно кивнул.

Спеша сбежать, пока не выдал себя неосторожным словом, Гастон, не глядя на брата, повернулся и последовал за Агатой к двери. Когда вышли из комнаты и двинулись по коридору, он произнёс:

– Спасибо.

– Пожалуйста. Я не могла позволить своему рыцарю в сияющих доспехах потерять своё лицо.

Он резко повернул к ней голову и обнаружил, что она хихикает, прикрыв рот рукой.

Гастон улыбнулся и игриво спросил:

– Гордитесь собой, да?

– Не без этого. – Девушка стала серьёзной. – Мне показалось, вам нужна помощь, да и как бы мы сказали им, что на самом деле произошло. Кстати. – Она дёрнула его за рукав, заставив остановиться перед самой лестницей, ведущей на служебную половину. – Если я останусь с вашей семьёй – а мне очень этого хочется, – то должна просить вас никому не рассказывать о моих способностях.

Он осмотрел её запрокинутое лицо, заглянул в глаза, сиявшие, как отражение летнего неба в глубоком пруду. Её нельзя было назвать симпатичной, но и дурнушкой она не казалась.

– Я и не собираюсь, – хрипло произнёс Гастон. Потом отступил на шаг назад и прочистил горло. – Я хочу сказать, я вас не выдам.

– Хорошо. Потому что, если вы кому-нибудь разболтаете об этом или попытаетесь манипулировать мною, чтобы использовать мою силу в своих интересах, я уйду – вы и глазом моргнуть не успеете.

У Гастона упало сердце. Она читает его мысли. Пока они молча шли под дождём к шале, он увлёкся мечтаниями, как Агата поможет ему сбить спесь с Жоржа, унизить заносчивую сестру и даже воспрепятствовать интригам матери и положить конец бесконечной череде званых ужинов, пикников и вечеринок. И как он наконец заставит их всех страдать. Со вздохом ему пришлось отказаться от этих фантазий. Пока.

Гастон приложил правую руку к груди и одарил девушку улыбкой.

– Как ваш самопровозглашённый рыцарь в сияющих доспехах, обещаю оправдать ваше доверие.

Уголок её рта чуть поднялся, и она сделала быстрый книксен.

– Благодарю вас, месье Гастон Галантный.

Гастон гордо выпятил грудь. Ему понравилось, как это звучит.

Глава 4 Агата

СЛЕДУЮЩИМ УТРОМ АГАТА стояла опёршись о стену на служебной лестнице и через маленькое окошко наблюдала, как солнце лениво встаёт над лесом и зарождается новый день. Девушка работала уже четыре часа. Охотники храпели в своих кроватях, а она бегала в темноте по шале, удивляясь комфортным нужникам и роскошным комнатам, богато убранным пышными мехами, пухлыми подушками и дорогими бархатными покрывалами. К каждой комнате примыкала уборная с фарфоровой ванной длиной в человеческий рост, туалетным столиком и никогда не виданными ею мягкими сиденьями на медных ночных горшках.

Дома на ферме отхожее место было в деревянной будке в дальней части сада, где любили прятаться лягушки и змеи, особенно ночью. В их скромном каменном домике теснилась шаткая сосновая мебель, накрытая обветшалыми хлопковыми покрывалами и побитыми молью накидками на стулья. Так было не всегда. Агата помнила, что первые восемь лет её жизни были чудесными. Мама заботилась о том, чтобы семья ни в чём не нуждалась.

Девушка сдула со лба прядь волос, всё ещё удивляясь, что накануне сумела остановить стаю волков. После совершённого чуда она упала без сил, но почти сразу же по венам побежало сияние и Агата почувствовала прилив радости. Если бы это не привлекло внимания, она бы использовала свои способности, чтобы справиться с работой по дому.

Со вздохом Агги вынула натёртые ноги из тесных башмаков. К чёрной работе ей было не привыкать, но, знай она, что в обязанности горничной в богатом доме входит чистить очаги и разводить в них огонь перед рассветом, таскать вёдра с углём по лестнице на третий этаж и мыть ночные горшки, поискала бы удачи в лесу.

Но вообще-то всё не так уж и плохо. Здесь она нашла надёжное пристанище, где можно спрятаться от богатого и влиятельного графа Герберта Дюрана, который, как подсказывали ей тошнотворные предчувствия, не остановится ни перед чем, чтобы отыскать её. Из головы не выходил подслушанный разговор между отцом и стариком. В тот вечер, когда она сбежала, к ним явился граф Дюран, и после ужина отец велел ей разлить по стаканам лучшего портвейна. Агата выскользнула в коридор и услышала, как отец дал согласие на её брак с графом. Перед глазами у девушки всё помутилось, она оцепенела и некоторое время слышала только бешено стучащий в ушах пульс.

Но теперь, когда Агата в спокойных условиях прокручивала в уме тот роковой разговор, она вспомнила усмешку отца: «Девчонка строптива, как дикая гусыня, но, если вы сможете приручить её, она будет нести для вас золотые яйца». Поначалу Агги подумала, что он намекает на потомство, но, поразмыслив над этими словами, заподозрила, что père имел в виду магию. Жар бросился ей в лицо. Неужели он на самом деле выдал её секрет Дюрану? А если так, то как он мог торговать тем товаром, который презирал? Неужели он так отчаянно стремился сбыть её с рук?

– Девочка! – рявкнул резкий голос, отрывая Агату от размышлений. Внушительная фигура экономки, мадам Бургунди, выросла на нижней площадке, водя клювообразным носом в поисках места, где прячется новая служанка. – Повариха всюду тебя ищет. Нужно почистить кастрюли и вынести помои. Работать в господских покоях – это привилегия, к которой тебе лучше не привыкать.

Её наняли судомойкой – прислугой самого низшего звена, как не преминула сообщить ей мадам Бургунди. Но поскольку рабочих рук в шале не хватало, до конца пребывания здесь охотников ей предстояло выполнять и обязанности горничной.

– Слушаюсь, мадам.

Агата сделала торопливый книксен, снова сунула ноги в башмаки и поспешила вниз по лестнице, надеясь проскользнуть мимо дородной женщины, как мышь мимо кота. Но когда она спустилась на площадку, глаза мадам Бургунди сузились до щёлочек, и она схватила Агги за руку.

– Не думай, что благосклонность молодого хозяина возвышает тебя над остальными, bécasse[6], – усмехнулась экономка.

Агата выпрямила спину и напряглась. Она не дура!

Женщина продолжала, и с каждым словом её пальцы всё больнее впивались в руку Агаты:

– Один бог знает, что такое жалкое создание, как ты, может понимать в жизни знатного дома, но будь уверена: когда мы вернёмся в имение, ты будешь по уши в кастрюлях и картофельных очистках, так что света белого не увидишь. Не говоря уже о маркизе Гастоне.

Рука задрожала, и Агата подавила сияние, которое рвалось наружу для самозащиты. Похоже было, что магия, которую после стольких лет выпустили на волю, рвалась на свободу. Но этого нельзя было допустить.

Напоследок мадам Бургунди ещё сильнее стиснула руку Агаты и наконец отпустила её, слегка подтолкнув к лестнице. Девушка, спотыкаясь, просеменила по трём ступенькам вниз, пока не схватилась за перила и не развернулась к деспотичной женщине, державшей её судьбу в своих руках. Экономке не удастся запугать Агги. Мадам Бургунди ничто в сравнении с её отцом.

Не отрывая глаз от сурового лица высокомерной женщины, она присела в низком реверансе.

– Как пожелаете, мадам.

Мадам Бургунди фыркнула и, подняв фиолетовые саржевые юбки, потопала вверх по лестнице.

Агата спустилась ещё на два пролёта в цокольный этаж и подумала: интересно, как вынос содержимого ночных горшков и отскребание сажи могут возвысить её над остальными? Она выполняет самую чёрную работу.

Когда девушка свернула в коридор, который вёл к кухне, из тени появилась фигура. Сияние поднялось так близко к поверхности, что у девушки онемели кончики пальцев.

– Мадемуазель Агата, – прошептал Гастон и затянул её в комнату.

Агги, которой надоело, что её пихают, вырвала свой рукав из руки Гастона и, развернувшись, сердито крикнула:

– Не пугайте меня так!

Гастон закрыл дверь, и они остались в полной темноте.

– Прошу прощения.

Она услышала звук шагов, и в комнату из высокого окна упал приглушённый свет – юноша раскрыл занавески. Помещение напоминало кладовку, в одном углу стояла узкая кровать, а в другом большой шкаф, запертый на висячий замок.

– Где это мы? – поинтересовалась Агги.

– Это… – Гастон огляделся, словно до её вопроса не осознавал, где находится, – комната для больных. Используется для карантина или для лечения раненых.

– Понятно. – Ей ничего не было понятно. Комната была похожа скорее на камеру, чем на лазарет. Но отчаянное выражение лица Гастона, широко раскрытые голубые глаза, пот, выступивший над верхней губой, вызвали у неё желание как-то успокоить его. – Что я могу для вас сделать, ваша светлость?

У него дёрнулись губы.

– Мне нужна ваша помощь.

Агата выгнула бровь и поставила на пол тяжёлое ведро для угля.

– А вы не хотите спросить: «Агги, как прошёл твой первый день в услужении? Понравилось ли тебе выносить нечистоты из девятнадцати уборных?»

У Гастона поникли плечи, и он убрал со лба жидкие волосы, падавшие на глаза.

– Ну… да, простите. Об этом я не подумал.

– У меня возникло впечатление, что такая у вас привычка – не думать.

Гастон резко перевёл на неё взгляд и, некоторое время посмотрев на неё, издал лающий смешок.

– А вы забавная, – произнёс он.

– Ужасно. – Она опустила глаза на потёртые носы башмаков, выглядывающие из-под края юбки, потом посмотрела ему в лицо и снова отвернулась. При виде его улыбки и большого рта с ровными белыми зубами голова у неё закружилась. Ей не было весело с тех пор, как ушла мама. Но раньше она всегда вела с ней глупые разговоры, подтрунивала над ней. Странно, что этот чудаковатый юноша пробудил в ней те качества, которые она глубоко похоронила после того, как maman бросила её.

Решив, что ей это нравится, Агата подняла глаза.

– Чем я могу вам помочь, Ваша Галантность? Если я немедленно не займусь работой, мадам Бургунди отрежет мне голову и подаст её вам за ужином на блюде.

Гастон фыркнул от смеха, и луч солнца, упавший из окна, заиграл в его глазах, сверкая, как голубое пламя.

– Нельзя этого допустить. Я должен сразить фиолетового дракона?

Услышав сравнение грузной экономки в безвкусном платье с драконом, Агата заулыбалась.

– Не сегодня. Но прошу вас держать меч наготове, – ответила Агги королевским тоном.

Гастон некоторое время улыбался, но вдруг улыбка сошла с его лица – видимо, он вспомнил, зачем искал девушку.

Père заставляет меня возглавить сегодня охоту на волков. Я должен привести их на то место, где чуть не расстался с жизнью. Он ждёт, что я отомщу за нападение и сам убью одного хищника. – С каждым словом его голос повышался. Гастон сгорбился и обхватил себя руками.

Агата подошла ближе, сочувствуя его страху. Она бы тоже не хотела больше встречаться с волками. От одной только мысли об этом по спине бежали мурашки.

– Откажитесь. Объясните…

– Не могу! Вы должны помочь мне, – грубо гаркнул Гастон. – Он… Вы видели, какой он. Отец и мой брат Жорж – они оба беспощадные.

Агата отшатнулась. Она и в самом деле заметила, как родные обращаются с Гастоном, видела, что они смотрят на него свысока. Разве можно придавать такое значение физическим качествам? Но это не значит, что она станет помогать Гастону по первому его требованию. Больше ни одному мужчине она не позволит относиться к ней с неуважением.

– Мне нужно идти.

Она взяла ведро для угля и повернулась к двери.

– Подождите.

Агата остановилась, ожидая извинений.

Но вместо этого он обшарил её взглядом так беззастенчиво, что щёки у неё вспыхнули.

– Новое платье вам к лицу.

Агги осмотрела униформу прислуги: добротный материал цвета зимней слякоти; всё лучше, чем промокший под дождём плащ, в котором она была, когда они встретились. Совсем чуть-чуть, но лучше.

– Этот цвет подчёркивает ваши зелёные глаза, – задумчиво проговорил Гастон.

Никто никогда не делал комплиментов её глазам. Девушка заморгала и взглянула на него, пытаясь догадаться о его намерениях. Судя по сосредоточенному выражению лица, он не лукавил. Но любезность прозвучала в лучшем случае не вовремя. В худшем, молодой маркиз пытался манипулировать ею.

– Мне надо идти.

– Ну подождите, – взмолился Гастон. – Вы можете создать для меня какое-то прикрытие, вроде вчерашнего щита? Или заколдовать моё ружьё, чтобы оно всегда било в цель.

– Нет, не могу. – Агата подошла к двери, но, прежде чем открыть её, обернулась, взглянула ему в глаза и добавила: – И не хочу.

– Но… – попытался возражать Гастон. – Я не хотел переходить границы. Извините.

Агата выскочила из комнаты и побежала по коридору.

* * *

Девушка перемыла двадцать девять кастрюль, пятьдесят шесть тарелок и бесчисленное количество столовых приборов. Из-за грубого хозяйственного мыла и горячей воды кожа на руках сморщилась до самых локтей. Гастон не выходил у неё из головы. Ей показалось, что она поняла его или, по крайней мере, нашла правдоподобное объяснение его поведению: семья юноши относилась к нему как к своенравному ребёнку, и в итоге он таким и стал. Но если она правильно догадывалась о его возрасте, он уже был достаточно взрослым, чтобы решать, кем хочет быть, какие бы надежды ни возлагал на него отец.

Иными словами, оправдания его бесцеремонной требовательности не было.

– Девочка, это ценный фарфор, – рявкнула вдруг повариха, и Агата только сейчас поняла, что слишком грубо бросила на стол последнюю вымытую тарелку. Но она была занята своими мыслями и не придала этому значения. Она представляла, как Гастон сейчас скачет по лесу, трясясь от страха, и преследует животных, которые чуть не загрызли его. Правильно ли она поступила, отказав ему в помощи? Агата вообще не была уверена, что может наложить заклинание, о котором он просил. Она понятия не имела, как заговорить оружие от промаха или создать защитный колпак, когда её даже не будет рядом, чтобы удерживать невидимую преграду.

Несмотря на её разочарование в Гастоне, Агата не могла отрицать, что её тянет к нему. Но почему? По общепринятым меркам он не был привлекательным. Негодник солгал своей семье, чтобы сберечь свою гордость. А теперь подтвердились её худшие опасения, что он хочет использовать её дар. И всё же что-то ей в нём нравилось. Может, то, что он оказался на краю гибели? После встречи с ним в душе у девушки засела какая-то заноза. Возможно ли, что первое использование магии после долгого перерыва каким-то образом связало её с ним?

– Глухая ты, что ли? – рявкнула повариха.

– Извините. – Агата повернулась и обнаружила, что все на неё смотрят. – Я замечталась.

Морщинистый лоб поварихи нахмурился под белым колпаком с оборками.

– Замечталась, говоришь? Такие трескучие господские словечки не к лицу замарашке вроде тебя.

Кухонная прислуга захихикала.

Агата предположила, что её назвали замарашкой, потому что она выполняет самую грязную работу. Сначала требования Гастона, потом выволочка от мадам Бургунди, теперь оскорбления поварихи. С неё хватит! Мама учила Агги красиво говорить и соблюдать правила приличия и объясняла, что хорошего воспитания стесняться не нужно. Шлёпнув тряпкой о стол, она резко развернулась к толстой женщине.

– Меня зовут Агата де Вильнёв, – произнесла она по слогам, обводя взглядом прислугу, от стайки молодых кухарок до группы лакеев. Все лица оживились в предвкушении скандала.

– Какие мы заносчивые, – фыркнула повариха, чьи щёки разрумянились от жара печи и от возмущения.

– Только посмотрите на неё. Никогда даже не была в приличном доме, а гонору хоть отбавляй, – заявил англичанин среднего возраста в ливрее кучера.

По кухне прокатилась волна смеха.

Сияние закипало под кожей Агаты и умоляло выпустить его наружу. Она сунула кулаки в карманы фартука, стараясь сдерживать этот напор. Раньше такого никогда не было. Но теперь, когда она раскрепостила свою силу, та жаждала цели. У Агаты тоже вспыхнули щёки, глумливые лица вокруг неё исказились, и внезапно у девушки перехватило дыхание.

Ища повода выйти, она нашла глазами ведро с очистками и подхватила его.

– Пойду вынесу помои.

– Давай-давай, замарашка. А когда вернёшься, вон гора картошки ждёт, когда такая важная особа, как ты, её почистит.

Агата пропустила мимо ушей издёвки и смех, которые неслись ей вслед, и выбежала через кухонную дверь на улицу. Свежий ветер раздул ей юбки, охладил щёки, и девушка побрела в сторону леса. Она почти бегом забралась на холм, смрадная смесь кислого молока, гнилых овощей и объедков с господского стола плескалась через край ведра, и от вони слезились глаза. Почему люди так жестоки? Агата никогда в жизни не работала столь усердно, и всё же повариха относилась к ней гнусно, а остальные ей подпевали.

Деревья и густой кустарник поглотили её, лесной полог приглушил солнечный свет, и девушка замедлила шаг. Остановившись, она заметила на земле мутные лужи, куски костей и раздавленную яичную скорлупу и опрокинула содержимое ведра, вскрикнув от досады. Может быть, не стоило принимать предложение Гастона о помощи? Надо было бежать дальше. Но куда и к кому? Ей представилось блаженное материнское лицо, золотые и бронзовые кудри, обрамляющие его, как львиная грива. Агата уронила ведро, и глухая боль стиснула грудь. Где-то в глубине сознания она надеялась найти maman.

Глупая, неразумная девчонка.

Агата повернула назад к дому, волоча ведро по земле. Мама пропала. И кто знает, в каком психическом или физическом состоянии она была после срыва? В ту ночь, когда она сбежала, дикое выражение на лице матери испугало Агату. Это была уже не та нежная мама, которая растила её с одной только любовью, и девочка даже хотела, чтобы эта новая женщина ушла.

Дверь кухни открылась, и появились два одинаково одетых лакея. Они не удостоили девушку взглядом и, закурив дешёвые сигары, направились к каретному сараю. Выглядели они весьма довольными. Агата решила, что нужно посмотреть на вещи по-другому. Она в безопасности, над головой крыша, еды вдоволь. Может быть, когда двор переедет в замок, всё наладится. Насколько она поняла, прислуги там в два раза больше. Она будет работать так тихо и старательно, что никто не обратит на неё ни малейшего внимания.

* * *

Из окна большой столовой Агата смотрела, как охотники галопом въезжают на двор, кони цокают по булыжнику, выдыхая из ноздрей пар в прохладный воздух. С сёдел не свешивались ни волчьи туши, ни другая добыча. Отец Гастона с чрезвычайно суровым видом сидел на своём гнедом мерине. Жорж и его друг ехали позади, расправив плечи и изогнув губы в ухмылке. Потом, замыкая процессию, появился Гастон, понурый, с явно пристыжённым видом. Он казался невероятно маленьким, как ребёнок, который упросил покататься на отцовском жеребце, но не сумел справиться с ним.

Сердце у Агаты сжалось от жалости, но она тут же напомнила себе, что он сам виноват. И всё же было до ужаса любопытно, что там произошло. Он привёл их на место своего столкновения со стаей, а волчьи следы смыло дождём? Или они нашли животных, но никому не удалось сделать точный выстрел? При таком количестве оружия трудно было поверить, что все охотники, которых больше десятка, промахнулись.

Звон посуды за спиной заставил Агату обернуться: две горничные расставляли на столе хрустальные бокалы.

– Вернулись охотники, – сообщила им Агги, чтобы объяснить, почему замешкалась у окна.

Горничная постарше, рыжеволосая, коротко кивнула:

– Нужно подать в главный зал портвейн и сидр.

– Я отнесу, – слишком поспешно вызвалась Агата. – Если, конечно, это дозволяется.

– Только здесь, в замке будет нельзя, – ответила рыжая. Надо бы выучить их имена.

Другая девушка, бледная, с пушистыми светлыми волосами, по-доброму засмеялась:

– Нет, месье Обер не допустит ни малейшего нарушения этикета.

– Кто это, месье Обер? – поинтересовалась Агата, поправляя тканевые салфетки глубокого бордового цвета.

– Дворецкий, – в один голос ответили женщины.

Потом блондинка продолжила:

– Но здесь, в охотничьем домике, прислуги мало, а потому нам всем разрешается обслуживать семью напрямую.

Агата не поняла, чем объясняется сочетание страха и уважения в их голосе. По её представлениям, дворецкий в богатом доме открывает двери.

– Тогда я отнесу портвейн и сидр?

– Конечно, – махнула рукой рыжая. – Если лакеи ещё не опередили тебя.

Агата побежала по коридору к служебной лестнице; от спешки сердце у неё затрепетало. Сама не зная, почему хочет непременно отнести напитки охотникам, она влетела в кухню.

– Его сиятельство вернулся, – крикнула она поварихе.

– Проклятье, как рано! – закудахтала та и развернулась на месте, прижав руки к разгорячённым щекам.

– Сидр готов? – Агата подскочила к плите и подняла крышку медного котла; от терпкого запаха яблок, смешанного с пикантным ароматом гвоздики и корицы, рот наполнился слюной. – Я могу отнести в главный зал.

– Да-да. – Повариха сняла с полки глиняный кувшин и сунула в руки Агате черпак. – Налей сюда и в зале поставь на буфет. А я попробую найти этого бездельника Гаса и заставить его отнести портвейн и бокалы. – С этими словами женщина бодро поковыляла из кухни, неуклюже переставляя коротенькие ножки.

Через несколько минут Агата вошла в большой зал через служебную дверь, как раз когда группа охотников ввалилась в помещение с другого конца, жужжа, как рой сердитых пчёл. Опустив глаза – она видела, что так делают другие горничные, – девушка подошла к буфету, поставила рядом с блестящими медными кружками кувшин с сидром.

– Ты уверен, что видел там волков, парень? – спросил человек позади неё.

Кто-то откашлялся, и Агата поняла, что это Гастон, ещё до того, как он ответил:

– Да, месье. Я насчитал в общей сложности восемь животных. Видимо, стая поменяла место. – В голосе его звучал оттенок раздражения, но юноша хорошо его скрыл.

– Налейте мне сидра, petite fille[7].

Агата обернулась и увидела Жоржа. Глаза его расширились, когда он узнал её.

– Вы та, кого Гастон привёл вчера?

Она кивнула.

– Да, ваша светлость…

– Можете звать меня месье Жорж. – Он очаровательно улыбнулся. – А вас как зовут?

– Агата, месье, к вашим услугам. – Она опустила глаза и сделала глубокий реверанс.

Жорж погладил небритый подбородок.

– Сколько волков вы видели вчера, Агата?

Он явно стремился уличить брата во лжи и мечтал услышать от неё другую версию событий. Девушка чуть отступила назад. От неё он этого не дождётся.

– Я насчитала восьмерых, месье Жорж. Позвольте мне налить вам сидра.

Она наполнила кружку до краёв, надеясь, что он отойдёт. Но когда она передавала ему кружку, он сузил глаза, того же чистого голубого цвета, как у Гастона, и она впервые заметила сходство братьев.

– А вы видели, как Гастон подстрелил волка?

Агата ненавидела врать. Когда она погрешила против истины, чтобы спасти Гастона, ложь оставила горький привкус на языке. Девушка быстро перевела взгляд за плечо Жоржа и увидела приближающегося Гастона, очень хмурого и унылого. Агги снова посмотрела на Жоржа.

– Точно не могу сказать, но, когда он выстрелил, животное испугалось.

– Надоедаешь прислуге? Я думал, те дни у нас уже позади. – Гастон остановился рядом с Агатой, почти касаясь её плечом.

От этой демонстрации поддержки всё напряжение Агаты как рукой сняло.

– Всего лишь беседую. Ты ведь помнишь, каково это, а, братец?

Укол был тонким, но от Агаты не ускользнул; она вспыхнула и повернулась к кувшину с сидром.

– Предпочитаете портвейн или сидр, ваша светлость?

Он встретился с ней взглядом; в глазах у него плясали огоньки, на губах играла едва заметная усмешка, как предположила Агата, из-за её формального обращения.

Жорж ретировался, и появился тяжело дышащий лакей Гас, весь провонявший дымом.

– Дальше я сам. Поварихе нужна твоя помощь на кухне.

Агата кивнула и направилась к выходу, чувствуя спиной взгляд, и, когда она оглянулась через плечо, оказалось, что Гастон с надеждой смотрит ей вслед. Она невольно улыбнулась во весь рот. Юный маркиз опустил глаза, но она успела заметить, что он тоже скрывает улыбку.

* * *

Ночью в полной тишине Агата лежала на своей кровати на чердаке в комнате, которую делила с тремя другими горничными, и прокручивала в голове свои разговоры с Гастоном, тщательно обдумывая его поведение и слова. Раньше её никогда никто не защищал. От этой мысли в животе у девушки затрепетало.

Возможно, это из-за того, что большую часть жизни она чувствовала себя невидимкой.

Казалось, Гастон разглядел её. Но что он видел?

Maman часто говорила, что Агата выглядит точь-в-точь как она сама в детстве, и юное сердце девочки ныло от желания поскорее вырасти и унаследовать мамину небесную красоту. И всё же в восемнадцать лет цвет её кожи был почти землистым, лицо невзрачным, как заварной крем, а волосы напоминали редкую бурую паклю. Ничего общего с мамиными шелковистыми золотыми локонами.

Она всегда недоумевала, почему maman вышла за фермера. Правда, отец отличался крепким телосложением, мужественными чертами лица и владел самой большой по площади фермой в графстве. Но maman могла бы уехать в Париж или Лондон, и мужчины падали бы к её ногам.

И тут Агги вспомнила один эпизод, словно всё это время он ждал своего часа, чтобы всплыть в её памяти. Мама стояла перед зеркалом в спальне, и по щелчку её пальцев прямые коричневые волосы вдруг заструились золотыми кудрями. «Естественная красота заурядна. Чародейка может создать свой облик так же, как художник творит произведение искусства».

Агата резко села в кровати. Материнская красота казалась неземной, потому что… её создала не природа, а магия! Девушка провела пальцами по лицу, сияние задрожало в жилах. Способна ли она на такое сложное колдовство?

С бешено бьющимся сердцем Агата встала с кровати и выскользнула в коридор. Дверь уборной для прислуги была приоткрыта, и девушка юркнула туда. При лунном свете она посмотрелась в крошечное зеркало и представила, что её кожа сияет, как мамино лицо в тот далёкий день в саду. Потом она повернула незримый ключ, отперла магию и про себя выразила сильное желание, чтобы цвет её лица изменился.

Щёки и лоб, нос и подбородок засверкали, как блестит солнечный свет на поверхности воды. Агата даже зажмурилась.

Когда она открыла глаза, то не знала, сколько времени прошло – несколько минут или несколько часов. Она сидела на полу – видимо, упала от слабости. Возможно, утомление из-за использования магии наложилось на усталость после трудового дня. Даже после борьбы с волками в лесу она была выжата как лимон, а сегодня она ещё проработала двенадцать часов подряд.

Тряхнув головой, чтобы избавиться от головокружения, Агата встала и приблизилась к зеркалу, но увидела там то же самое овальное лицо, длинный нос, тонкие губы и широко раскрытые глаза, однако кожа сияла, как летний день. Быстро задышав, Агги сдёрнула ночной колпак, расплела косу, но остановилась.

Нужно подождать, иначе, если продолжить преображение, она рискует привлечь к себе внимание. Но главное – у неё получилось! Причём легко и просто. Девушка улыбнулась своему отражению в зеркале, в глазах заблестела надежда.

Сейчас она ощущала себя ближе к maman, чем за все последние годы.

Глава 5 Гастон

РУКИ У ГАСТОНА ДРОЖАЛИ. Он вытер потные ладони о брюки, поднял дротик с синим пером и повернулся лицом к мишени, которая потухала и вспыхивала, как волшебное зеркало на ярмарке. При первой попытке он не попал в цель, и дротик беспомощно плюхнулся на ковёр. Никто не удивился, включая самого Гастона. Но после провальной утренней охоты на волков ему требовался выигрыш. Юноша не повёл отца с приятелями к месту нападения, хотя оно крепко впечаталось ему в память, а вместо этого отправил их искать ветра в поле вдоль устья реки рядом с озером. Проскакав несколько часов и ничего не обнаружив, брат недвусмысленно намекнул, что Гастон морочит им голову.

– Хватит уже, Гастон, – подначивал его Жорж с дивана, – заканчивай со своим жалким представлением, и начнём настоящий турнир.

За спиной у юноши прокатился взрыв смеха – Ансель и другие молодые месье согласились с Жоржем.

Эти пустоголовые кретины будут зубоскалить, даже если Жорж покажет им палец.

Гастон зажал дротик в кулаке. Ничего, когда-нибудь он продемонстрирует братцу, каково это – быть всеобщим посмешищем. Он, Гастон, найдёт способ заставить тупого олуха понять, что старший брат – законный наследник отца и заслуживает уважения. Руки у юноши перестали дрожать, он прицелился и метнул дротик в доску. Снаряд воткнулся во второй сектор, обозначенный цифрой пять.

Гастон возликовал и с ухмылкой обернулся к Жоржу.

– Неплохо, брат, – произнёс тот. – В следующий раз расставь ноги пошире.

К Гастону подошёл отец и вытянул ему руку, показывая самое лучшее положение для метания дротиков.

Обычно Гастон презрительно отмахивался от советов отца, которые тот чаще всего давал громогласно и при свидетелях. Но на этот раз он подавил раздражение и внимательно выслушал каждое слово. Ради того, чтобы сбить спесь с братца, он готов в кои-то веки проявить покладистость.

– Перестаньте, père. Не тратьте время понапрасну, – сказал Жорж. – Вы же знаете, что Гас предпочитает потягивать в своей комнате чаёк с пончиками.

Гастон стиснул зубы, ехидство брата больно укололо его, потому что это была правда. Но ему и самому не нравилось такое положение вещей. Он решился зажить полной жизнью, а для этого требовалось в том числе угождать отцовским желаниям и таким образом стать его полноправным наследником.

Повернувшись к брату спиной, Гастон повторил позу отца и спросил:

– Вот так?

– Да, именно так.

Гастон приосанился, сделал глубокий вдох, прицелился и метнул дротик. Кровь, казалось, остановилась в венах, пока он смотрел, как маленькая стрела с голубыми перьями рассекает воздух. Наконец её кончик вонзился в зелёное кольцо, расположенное рядом с центром.

– Ура! – обрадовался Гастон и повернулся к отцу, но тот уже стоял спиной к доске и увлечённо разговаривал с герцогом Оклером.

Сильная рука хлопнула Гастона по спине.

– Неплохо, слизняк. Теперь я тебе покажу, как это делается. – Жорж взял несколько дротиков с малиновым опереньем.

Ансель записал счёт Гастона и вынул синие дротики из мишени.

Жорж, широко расставив ноги и развернув плечи, один за другим метнул три дротика. Два вонзились во внешнее кольцо. Третий попал прямо в яблочко, обнулив счёт Гастона.

От горечи у Гастона стало жечь в груди, и ему показалось, что он дышит огнём. Как удаётся Жоржу каждый раз брать над ним верх? Бормоча проклятия и заламывая руки, Гастон отвернулся и тут заметил у буфета служанку.

Агата.

Он направился к буфету с закусками и напитками. Когда он подошёл к девушке в тускло-коричневом платье и накрахмаленном белом фартуке, та застенчиво улыбнулась. Мучивший Гастона огонь в груди неожиданно погас.

– Что вам предложить, Ваша Галантность? – тихо спросила она, блестя своими удивительными глазами. Сегодня они были орехового цвета.

Гастон не обратил внимания на блюда с едой и уставился в её лицо – она выглядела иначе: глаза стали ярче, по носу рассыпались веснушки, щёки, когда она слегка улыбнулась, засияли.

– Хорошо выглядите. Изменили причёску? – Он сразу понял, что говорит глупость. Её негустые каштановые волосы были заплетены в косу, спускающуюся по спине, а на голове сидел белый чепчик горничной.

Агата опустила взгляд и снова подняла на него глаза:

– Нет, но спасибо.

Гастон внезапно засмущался и бросил в рот виноградину.

– Вы очень меткий, – похвалила его Агата. – Почему вы не продолжили игру?

– Мне не удаётся попасть в цель. – Он выбрал корнишон и откусил от него. – Я не могу выиграть.

– Разве выигрыш – единственная цель игры? – возразила Агата. Она взяла тарелку и положила на неё канапе с пикантным крабовым мясом и пармезаном, бриошь со свежими сливками и похожими на жемчужины икринками, слоёный пирожок с мясом и мидии, начинённые поджаренными хлебными крошками. Отдав тарелку Гастону, девушка сказала: – Возможно, вашему брату надо показать, что вы не сдадитесь.

– Жорж – невыносимый мужлан, – пробормотал Гастон под нос, когда один из отцовских старых друзей подошёл и попросил эля.

Агата наполнила бокал, повернулась к топтавшемуся у стенки буфета Гастону и передала ему ещё одну тарелку с закусками.

– Предложите брату мир и вызовите на очередной раунд турнира.

Гастон взял тарелку и посмотрел ей в лицо.

– С чего бы?

Агата сжала губы. Она действительно изменилась. Вероятно, отсутствие опасности и хороший сон пошли на пользу её здоровью.

– Вы должны научиться играть в его игры по своим правилам, – тихо произнесла девушка.

Гастон почесал затылок, растерявшись как никогда. Он не знал способов жульничать в дартсе. Агата загадочно повела глазами, серовато-коричневый цвет превратился в бирюзово-зелёный, пульс Гастона замедлился, затем понёсся вскачь. Неужели она намекает, что его надежды осуществимы? Что она поможет ему? Наколдует удачу?

Гастон в изумлении развернулся и направился к Жоржу и его горластой компании. Собравшись с духом, он подошёл к брату и сунул ему в руки тарелку. Жорж застыл на месте, глядя на брата непонимающим взглядом.

– Предлагаю мир, брат. – Гастон чуть не поперхнулся словами, но буквально чувствовал спиной взгляд Агаты. Она наблюдала, что он будет делать. – Ещё один раунд?

Жорж удивлённо заморгал и на мгновение стал напоминать того младшего брата, который годами ходил хвостом за Гастоном, во всём подражая ему, добиваясь его одобрения, пока он не вырос большим и сильным юношей и отец не вбил между ними клин, нахваливая Жоржа при любой возможности.

Жорж взглянул на друзей и снова с усмешкой обратился к Гастону:

– Почему нет? Я с радостью снова обыграю тебя.

Зверь в душе Гастона вскинул голову, и молодой человек ухмыльнулся.

– Это мы ещё посмотрим. – Гастон взял три дротика с синим опереньем. – Правила обычные. Кидаем по очереди, лучшее из трёх попаданий выигрывает.

Жорж вальяжно развалился на диване и пожал плечами.

– Как скажешь, Гас. Ты кидай, кидай.

Гастон подошёл к линии, расставил ноги, как учил отец, и стиснул зубы, чтобы подавить желание обернуться через плечо на Агату. Правильно ли он её понял? Она в самом деле ему поможет?

Он сделал глубокий вдох, прицелился и метнул дротик. Тот воткнулся во второй сектор от центра, дающий десять очков. Неплохо, но, чтобы одержать верх над Жоржем, нужен результат получше.

– Моя очередь.

Жорж встал рядом с Гастоном и бросил дротик, даже не прицеливаясь. Он попал во второй круг, прямо над дротиком Гастона.

– Ничья, – огласил счёт Ансель, наблюдавший за игрой.

Гастон взял следующий дротик и переступил с ноги на ногу. Он надеялся выиграть со значительным преимуществом. Но Агата, вероятно, пыталась сделать так, чтобы соревнование выглядело правдоподобным. Юноша снова повторил позу, показанную ему отцом, метнул дротик и затаил дыхание. Маленькая стрела уверенно воткнулась в кольцо вокруг «яблочка». Закусив губу, Гастон сдержал улыбку и повернулся к брату с поднятыми бровями.

– Твой бросок, брат.

На этот раз Жорж, казалось, постарался встать в наиболее выгодную позицию и прицелился. Дротик полетел с такой стремительностью, которой Гастон позавидовал, и воткнулся слева в непосредственной близости от «яблочка».

Дружки Жоржа возликовали, и Ансель объявил:

– Один балл Жоржу!

Тогда Гастон всё же обернулся на Агату и увидел, что она разговаривает с отцом, передавая ему тарелку с едой. К горлу поднялась желчь. Колдунья и не собиралась помогать ему. Разве она не сказала ему об этом в подвале накануне?

Отец отошёл от буфета и присоединился к толпе зрителей, собравшихся вокруг доски для дартса.

– Вижу, братья затеяли финальное сражение, – прогремел он, сгоняя одного из друзей Жоржа с кожаного кресла у камина.

– Да, père, – ответил Жорж, – я выигрываю.

Отец кивнул ему и пронзил старшего сына взглядом синих глаз.

– Ты встаёшь, как я тебя научил, Гастон?

Гастон подавил гнев. Отец не научил его почти ничему, а всё свободное время в последние несколько лет посвящал тому, чтобы сделать из Жоржа подобие самого себя. Хотя должен был заниматься Гастоном – это он старший сын, это он наследник. И всё же отец игнорировал его, как будто малый рост и плохой цвет лица означали, что он не доживёт до вступления в наследство. Руки у Гастона задрожали, и он сунул их в карманы. Снова проиграть брату и так большая неприятность, а на глазах у отца и своих ровесников – просто трагедия.

Он взял последний дротик и украдкой глянул на Агату, которая наливала из кувшина эль в две кружки. Заметив его взгляд, девушка направилась к толпе.

– Прошу тебя, Гас, прекрати мои мучения и метни дротик, – издевательски произнёс Жорж, к восторгу своих клевретов.

Агата вручила кружки с элем отцу и герцогу Оклеру. Гастон следил за ней глазами, отчаянно надеясь, что она всё-таки намеревается помочь ему. Потом девушка остановилась позади толпы зрителей, встретилась с ним взглядом и кивнула. На душе у Гастона просветлело. Обернувшись к Жоржу, он сказал:

– Как насчёт пари?

– Ха! Ты уверен, что хочешь этого, Гас? Жаль, если придётся обобрать тебя до нитки.

Последовали новые насмешки, и Жорж выпятил свой раздражающе крупный подбородок.

В ответ на заносчивость брата Гастон медленно растянул губы в улыбке.

– А я и не собираюсь расставаться с деньгами. Я ставлю на soirée[8], что устраивает mère на следующей неделе. Если я выиграю, ты будешь изображать пай-мальчика и потанцуешь со всеми дебютантками, которых она обычно предназначает для меня.

Жорж распахнул глаза:

– А если выиграю я?

– Тогда насладишься зрелищем, как те девицы будут меня с оскорблениями отвергать.

– Я и так имею это удовольствие, – засмеялся Жорж.

– И ещё… – Гастон поднял указательный палец. – Если ты выиграешь, я приглашу на вальс вдову Харпер.

Зрители разразились хохотом. Вдове Харпер давно перевалило за шестьдесят, а одевалась и вела себя она так, словно до сих пор была девицей. Своё дряблое décolletage[9] она с бесстыдной развязностью совала под нос всем молодым мужчинам, которые попадались ей на глаза.

– Вот такое пари я принимаю! – ответил Жорж.

Гастон кивнул и встал в позицию. Чувствуя, как отец прожигает у него в спине две дыры взглядом, юноша картинно расставил ноги и прицелился. Потом он метнул дротик со всей силы, и рука ещё на некоторое время зависла в воздухе. Стрела, дрожа, впилась в самый центр мишени.

Гастон подпрыгнул.

– Ура!

– Превосходно, Гастон! – воскликнул отец.

– Я могу лучше. – Слова Жоржа пунктиром прорезали радость Гастона, и он резко повернулся к брату.

– Каким образом?

Ансель вышел вперёд:

– Собственно, если он тоже всадит дротик в центр, то окажется победителем на основании предыдущих попаданий.

Гастон поискал глазами Агату и увидел, что она вернулась к буфету, где лакей сменил её и жестом велел ей уходить. Сердце упало. Он всё ещё мог проиграть.

Жорж приготовился к последнему броску.

– Ты в отличной форме, Жорж, – похвалил отец, и его слова как иглами вонзились в грудь Гастона. Он хотел в последний миг подтолкнуть брата, пожелать, чтобы у него дрогнула рука, но ничего этого не сделал. Как обычно, он беспомощно стоял рядом, а безразмерные сапоги брата топтали его репутацию.

Когда Жорж бросил дротик, Гастон бессильно упал в кресло и лишь вполглаза увидел, как стрела огибает широкую дугу и втыкается в дерево стены около мишени.

– Нет! – закричал Жорж. – Что это… Как это?

– Выигрыш достаётся Гастону, – объявил Ансель без всякого энтузиазма.

Со всем достоинством, которое сумел собрать, Гастон встал и пожал руку Жоржу. Ему до смерти хотелось выкрикнуть в кислое лицо брата что-нибудь обидное, посыпать соли на рану, нанесённую ему поражением. Он уже открыл было рот, но тут заметил, как Агата разворачивается и бежит к боковой двери, а за ней с гримасой несётся лакей.

У Гастона вспыхнули щёки. Она сделала так, чтобы дротик Жоржа отклонился в сторону. Эта девушка, которую он знал меньше двух суток, нашла способ помочь ему, даже когда лакей приказал ей удалиться. Его восторг приглушило неизвестное ему ранее чувство, и он отступил от брата, придержав оскорбления, висевшие на кончике языка.

– Хорошая игра, – сказал он вместо этого.

– Дротик выскользнул у меня из рук. Нужно переиграть, – зарычал Жорж.

Гастон преувеличенно зевнул.

– Может быть, в другой раз.

– Молодец, Гастон, – похвалил отец и хлопнул его по спине так, что сыну пришлось сделать несколько шагов вперёд, чтобы сохранить равновесие. В самом деле, этому надо положить конец.

– Спасибо, père. – Гастон осёкся, глядя отцу вслед. Похвала была брошена мимоходом. Но в эту минуту Гастон принял решение найти другие способы заслужить отцовское одобрение.

А сейчас пора было погреться у камина, протянув ноги к огню и обхватив руками кружку крепкого чаю. Не оглядываясь и ни у кого не спрашивая разрешения уйти, Гастон стремительно вышел из главного зала и взлетел по лестнице.

Нужно спросить у Агаты, почему она отказалась помочь ему в охоте, но решила поспособствовать его выигрышу в дартс. Каковы бы ни были её мотивы, он чувствовал себя окрылённым, словно мог спрыгнуть с крыши и полететь. Перед глазами у него стояло искажённое от стыда и гнева лицо проигравшего братца. Челюсть у того так и отвисла, ноздри стали раздуваться, жилы на шее напряглись. Гастон постарался запомнить этот момент, чтобы в нужное время извлечь его из памяти и насладиться.

* * *

Следующий день тянулся медленно. После завтрака Гастон вернулся в свои комнаты и обнаружил, что его вещи уложены. Вскоре им всем предстояло сесть в кареты и пуститься в долгий путь домой.

Всё утро Гастон высматривал Агату, но не придумал способа найти её, не привлекая к себе внимания.

Он сел в карету, где уже дремали несколько пожилых господ, и забился в угол, накрывшись мягким одеялом и поставив ноги на тёплые кирпичи. Через несколько часов процессия свернула на длинную, обрамлённую деревьями дорогу, ведущую к Шато-де-Бомон. Гастон отодвинул занавеску и подумал, что скоро Агата впервые увидит замок. Как он ей понравится?

Гигантские дубы расступались, открывая вид на массивное здание из серого камня, раскинувшееся среди зелёных холмов, поросших густым лесом. Восьмиугольная башня была построена ещё в двенадцатом веке, но главный дом с высокими этажами и арочными окнами, а также круглую башню, где поместилась библиотека и хозяйская спальня, возвёл прадед Гастона, в честь которого назвали юношу. При нём по последнему слову тогдашней архитектуры в окна вставили свинцовые стёкла, а в каждой спальне устроили личную уборную.

Когда карета остановилась на круглой подъездной дороге, Гастон посмотрел на синюю сланцевую кровлю и слуховые окна третьего этажа, где жила прислуга. Впервые в жизни он подумал об этом жилище под крышей. Есть ли у каждого из слуг своя комната? Хорошо ли благоустроены эти помещения или имеют только самое необходимое? Тщательно ли заделаны щели или летом там жарко, а зимой гуляют сквозняки?

Обрадуется ли Агата, что ей предстоит жить в настоящем замке?

Двери распахнулись, появился месье Обер и глубоко поклонился. Старый дворецкий до болезненности был привержен правилам этикета и традициям.

– С возвращением, ваша светлость.

– Обер, – поприветствовал его Гастон. В детстве они с Жоржем только и делали, что издевались над чопорным слугой.

Дворецкий выпрямился и заговорил, глядя поверх головы Гастона со своей неизменной почтительностью:

– Ваша светлость, обед подадут в семейную столовую незамедлительно.

Потом он повернулся к спутникам юноши и пригласил их отобедать с хозяевами. Все они отказались под тем предлогом, что им не терпится вернуться домой.

Гастон выпрыгнул из кареты и сказал:

– Обер, скажи маме, что я устал с дороги и предпочитаю поесть у себя в комнате.

Старый дворецкий напружинился ещё больше и сцепил руки за спиной.

– Герцогиня Сильвена настаивает, чтобы за столом собралась вся семья, ваша светлость.

Гастон закатил глаза.

– Ну хорошо.

По опыту он прекрасно знал, что сопротивляться желаниям матери бесполезно. С поисками Агаты придётся подождать.

* * *

Гастон вошёл в столовую и осмотрел фамильные кресла с жёсткими спинками и сиденьями из алого бархата, расставленные вдоль длинного прямоугольного стола, покрытого накрахмаленной белой скатертью. Пламя свечей в серебряных канделябрах, разгоняющее полумрак туманного дня, отражалось в хрустале и позолоченном фарфоре. Внезапно Гастон понял, почему отец так любит охотничий дом. Его скромная обстановка – как глоток воздуха после этой душной роскоши.

Все уже сидели за столом.

Mère. Сестра. – Гастон по очереди поклонился каждой из них, лакей выдвинул для него стул рядом с Жоржем, и он уселся.

Разворачивая салфетку и расстилая дорогой лён на коленях, он заметил, что отца во главе стола нет.

– Его сиятельство скоро прибудет, – произнёс Обер от двери, словно услышал мысли Гастона. У дворецкого был дар предугадывать все желания семьи. Это порой приводило в замешательство.

– Как прошла охота? – поинтересовалась мать у Жоржа.

– В первый день я добыл самого крупного оленя, – похвастался тот.

– Поздравляю, сын. – Мать отхлебнула воды и обратила бледно-голубые глаза на Гастона.

Они с Гвенаэль нарядились в шёлковые платья, уложили каштановые волосы по последней моде, шеи украсили ожерельями. Мать и дочь обе были довольно привлекательными, отличались слишком вытянутыми лицами с сильно выраженными скулами и компенсировали отсутствие общепризнанной красоты тем, что одевались в стильные парижские туалеты, даже когда целый день не выходили из своих комнат. «Никогда не знаешь, кто может заехать с визитом», – любила говорить мать.

– А тебе понравилась поездка, Гастон? – Прежде чем он успел ответить, герцогиня впилась взглядом ему в лицо. – Ты пользовался карболовым мылом, которое прописал доктор Бельмон? Прыщи выглядят ещё хуже, чем раньше.

Жорж захихикал, глядя в кубок с водой, и Гвен опасливо посмотрела на Гастона, как будто пятна с его лица могли прыгнуть через стол и испортить её идеально чистую кожу.

– Нет, не пользовался, – грубо ответил он, вспыхивая. Как бы ей понравилось, если бы он при каждой встрече спрашивал её, использует ли мать новый крем от морщин, который изготовил для неё аптекарь? Или краску для волос, которая скрывает седину, но окрашивает кожу на висках в чёрный цвет. Наверное, ей стало бы стыдно и неприятно. Уж Гастону-то это хорошо известно. Дня не проходило, чтобы мать не навязывала ему новые снадобья от прыщей, или для ускорения роста тела, или для густоты волос. Лакей поставил перед ним тарелку с супом из тыквы со сливками, и Гастон со вздохом отодвинул её. – Mère, от этого мыла у меня жжёт кожу, она становится багровой и раздражённой.

Gniard[10], – уронила Гвен, бросая на него злой взгляд.

По сравнению с её обычными оскорблениями дразнить его балованным ребёнком было довольно пресно.

– Скажи мне, по крайней мере, что ты дал отцу повод гордиться тобой, – требовательно продолжила мать. – Ты охотился вместе с остальными?

– Ещё бы! – встрял Жорж, хихикая. – Он выследил и притащил домой… девицу.

Мать уронила ложку в суп и чуть не вскочила со стула.

– Гастон! Этого не может быть!

В её ограниченном мирке не существовало ничего, кроме благопристойности и приличия. Если человек хоть на дюйм выходил за границы допустимого, последствия могли быть катастрофическими. Не только для того, кто осмелился нарушить вечно меняющиеся законы высшего общества, но и для всей его семьи. Сколько раз он слышал, что перспективы Гвен выйти замуж зависят от будущей женитьбы Гастона, поскольку он старший брат! При этом не скажешь, что пылкие кавалеры осаждали ворота замка.

Гастон открыл было рот, чтобы объяснить, что он спас девушку в лесу. Но, вспомнив своё решение измениться, сложил руки на коленях и приготовился по возможности сказать правду.

– Да, mère, нас окружили волки, и мы едва унесли ноги.

– А где сейчас эта девушка? – спросила мать, выгнув брови на строгом лбу.

– А это самое интересное. Он нанял её в прислуги, – вставил Жорж, весело хлопнув ладонью по столу.

Вода из кубков расплескалась, столовое серебро зазвенело, и Гастон стиснул руки так, что чуть не сломал пальцы. Будь его воля, он бы засадил кулаком в нос брату.

– Девушку зовут Агата, и ей некуда было больше идти. Разве мы не должны проявлять христианское милосердие, как учит нас брат Вик?

– Ты хочешь сказать, что привёл бездомную бродяжку в нашу семью? – Мать повысила голос чуть ли не до визга. – Она может оказаться преступницей или блудницей, Гастон!

Он закатил глаза.

– Значит, великодушие подходит только для персонажей Библии, но неприменимо для высших слоёв общества?

– Гастон! – Отец вошёл в столовую в самый неподходящий момент. – Не смей разговаривать с матерью в таком тоне! Извинись немедленно.

Гастон поднял глаза. Мать промакивала салфеткой уголки глаз, грудь вздымалась от неудержимых слёз. Ну вот опять! Вечно она разыгрывала это представление. Но он не хотел терять едва обретённое расположение отца, а потому сел прямо и хладнокровно произнёс нужные слова:

– Извините, mère.

Мать всхлипнула и, задыхаясь, визгливо произнесла:

– Чем я заслужила… такое отношение? Я всё… всё отдала. Мой старший сын… ненавидит… меня!

Вообще-то она была недалека от истины.

– Посмотри, до чего ты довёл мать, – насмешливо произнёс Жорж. – Она совсем раздавлена.

– Видимо, мне в этом нет равных, – пробормотал себе под нос Гастон, испытывая странную смесь раздражения, стыда и разочарования. Когда в лесу он смотрел на голодного волка, вся его короткая жалкая жизнь промелькнула перед его глазами, и он тешил себя надеждой, что сможет искупить свои грехи. Тогда он подумал, что достаточно изменить своё отношение к людям и попробовать измениться самому. Но он не ожидал, что демонстрировать эту перемену будет так сложно, когда все вокруг видят в нём только плохое.

Гастон сделал глубокий вдох, собираясь что-то сказать – что угодно, только бы мать прекратила рыдания, – но тут отец прогремел:

– Гастон, всё, чего твоя мать хочет от жизни, – это красота и гармония. Если ты всерьёз намерен быть таким дикарём, немедленно выйди из-за стола.

Гастона охватил неудержимый гнев, и очищающая обида стёрла все сожаления.

– С радостью. – Он встал и бросил салфетку на стол. Хотят увидеть дикаря – что ж, он может его показать. – Не буду нарушать красоту и гармонию вашей трапезы, – издевательским тоном произнёс юноша и вдруг, развернувшись, увидел Агату, которая стояла около буфета с непроницаемым выражением изменчивых глаз.

Плечи у него поникли. Он и не знал, что она в комнате. Слышала ли она неодобрительные материнские высказывания о ней? Была ли она свидетельницей его невероятного унижения – как эти люди, которые должны принимать его безоговорочно таким, какой он есть, со всеми его недостатками, глумились над ним?

Гастона бросило в жар, и он выбежал из комнаты в прохладный коридор. Он попытался что-то изменить. Он не соврал о спасении Агаты от волков. Как они не понимают, что он действовал из благородных побуждений? Не догадываются, что он хочет стать другим, лучшим человеком? Даже родную мать ничуть не встревожили слова о том, что он чуть не погиб.

– Гастон, подождите, – послышался из-за его спины шёпот, прежде чем он взлетел по лестнице, чтобы спрятаться в своих комнатах.

Юноша обернулся и увидел Агату, которая с пустой супницей в руках спешила к нему. Он снова удивился, как сияет её лицо. Несмотря на сморщенный от волнения лоб и слишком длинный нос, она каким-то образом казалась… более привлекательной, чем раньше.

Гастон остановился в арочном дверном проёме и, когда она догнала его в темноте, горько засмеялся:

– Превосходный пример семейного благочестия, да?

– Жаль, что они… – Большие глаза выражали жалость. – Ваша мама не должна была говорить вам таких слов.

«Как и я ей», – подумал Гастон и сунул руки в карманы.

– Извините за то, что они сказали о вас.

– Я не переживаю. Они совсем меня не знают. А вот ваш отец ужасно вас недооценивает, – твёрдо произнесла Агата.

Он не привык, что кто-то встаёт на его сторону, и всё же не хотел жалости от этой девушки. Он хотел, чтобы она улыбалась ему и называла Вашей Галантностью. Считала его героем. Или королём, который приобрёл преданность великого волшебника, как Артур заручился поддержкой Мерлина.

– И брат с сестрой тоже! – продолжила Агата. Руки у неё задрожали, и крышка супницы угрожающе задребезжала.

– Дайте-ка сюда. – Гастон протянул руки к тяжёлому сосуду, исполняя роль рыцаря. – Я подержу.

Она кивнула и позволила ему взять супницу.

– У нас в семье никто не любит друг друга, – объяснил он. – Сколько себя помню, этот дом был скорее полем битвы, чем семейным очагом.

– Они просто слепы! – воскликнула Агата, сверкая глазами. – Родные должны принимать вас таким, какой вы есть… со всеми достоинствами и недостатками.

Гастону пришло в голову, что её гнев может происходить не из сочувствия, а из подобного же опыта. Он шагнул ближе к девушке, вгляделся в её лицо и сказал:

– Вы ведь тоже испытали это, правда? Когда от вас отворачиваются самые близкие. Это как-то связано с вашей… способностью к магии?

– Мой отец. – Она кивнула и закусила нижнюю губу, словно старалась заставить себя замолчать.

Неожиданно Гастон почувствовал сильное сочувствие и ступил ближе, пока их не стала разделять только супница. Он понизил голос, и ему показалось, что он всегда говорил только шёпотом.

– Я часто думаю: выгляди я так же, как мой брат… если бы каким-то образом я был больше похож на Жоржа… сильнее, выше, не таким уродливым… относились бы они ко мне как к сыну, а не как к ошибке природы, которую нужно исправить?

– Вы этого хотите? – прошептала Агата.

Он кивнул.

– Больше всего на свете.

Девушка распахнула глаза, в них заблестели слёзы. Гастон чуть было не отказался от своего признания. Захотелось вернуть ей супницу и сбежать. Руки у него дрожали от тяжести фарфорового сосуда, ноги просились пуститься наутёк.

Тогда Агата сморгнула слёзы, и на лице её отразилась решимость. Пока Гастон ни о чём её не попросил, она положила ладони ему на щёки. Глаза их встретились, и она прошептала:

– Не шевелитесь. Это не больно.

Не больно? Так всегда говорили врачи, шаманы и шарлатаны-аптекари, прежде чем проткнуть его кожу иголками или вывалить на него муравьев. Вообще-то это случилось только однажды – знахарь из Африки опрокинул на его голое туловище банку огненных муравьёв, утверждая, что это феи-целительницы, которые выгрызут болячки с его кожи.

Гастон дёрнулся, но Агата держала его крепко, а её глаза приобрели сияние чистого водоёма на солнце. Он собрался с силами и решил проявить храбрость. Большие пальцы её рук погладили его щёки, и кожу закололо крошечными иголочками. Потом вспышка света заставила его зажмуриться, но боли он не почувствовал, только свежую бодрость, как в тот раз, когда зимой на спор окунул голову в ледяное озеро. Неприятно стало, только когда он вынул голову и холодный ветер заморозил капли на его лице.

Прохлада волной прошла с головы до кончиков пальцев, и глаза открылись как раз в тот миг, когда Агата опустила руки, прижалась спиной к стене и стала сползать на пол. Её узкие плечи поникли, голова упала, словно шея не могла её удержать.

Гастон поставил на пол супницу и, испугавшись, что девушка потеряет сознание, взял её за плечи.

– Агата, что с вами? Что вы со мной сделали?

Она не ответила, и тогда он наклонил голову и всмотрелся ей в лицо. Глаза у неё были закрыты, щёки покрывал румянец, на губах играла лёгкая улыбка. Она казалась совершенно здоровой. Гастон слегка потряс её.

– Агги?

Она заморгала, и вдруг рот её, не раскрываясь, растянулся в широкой улыбке, словно её застали за чудесным сном.

В коридоре зазвучали быстрые решительные шаги.

Сердце у Гастона заколотилось в горле. Если его обнаружат в такой компрометирующей позе со служанкой, родители сошлют его в Сибирь. Но не может же он просто бросить здесь Агату на произвол судьбы. Правда?

Шаги приближались, и тогда Гастон обнял Агги рукой за талию и попробовал повернуть ручку двери. Заперто. Дверной проём, в котором они прятались, был шириной как минимум тридцать сантиметров; если молчать и не шевелиться, то им может повезти и человек пройдёт мимо. Гастон закрыл Агату своим телом, чтобы они слились с темнотой проёма.

Шаги стучали в унисон с его сердцем, и живот у юноши подвело.

«Пожалуйста, пусть только это не Обер, и не отец, и не мать, и не дай бог Жорж!»

Слуг можно запугать, Гвени подкупить, но все остальные с удовольствием воспользуются возможностью разрушить его жизнь. Агата пошевелилась и издала слабый стон. Он прижал губы к её уху.

– Ш-ш-ш…

Топот шагов вдруг остановился, и Гастон мог поклясться, что вместе с ним остановилось его сердце. Потом он услышал тихие голоса.

– Повариха в бешенстве. Где новая девушка?

– Я отправил её на кухню с супницей десять минут назад!

– Может, заблудилась?

– Лучше найти её, а то…

Голоса стихли, потонув в скрипе сервировочного столика. А значит, лакей увозил из столовой посуду.

– Агги! – прошептал Гастон и отпустил её.

Оказалось, она смотрела на него и моргала.

– Вы очнулись? Хорошо. Нужно уходить. Сейчас мои родственники пойдут с обеда. – Он отступил назад. – Вы можете идти?

Она кивнула, всё ещё мечтательно.

Какая она милая. Эта мысль пришла к нему неожиданно, когда он изучал её лучезарное лицо.

Агата тоже обежала его глазами и расплылась в широкой улыбке.

– Получилось.

– Что получилось? – Гастон поднял супницу, сунул её в руки девушке и только сейчас вспомнил, что его кожа вдруг будто проснулась от долгого сна. Он прикоснулся к лицу, и ноги у него подкосились. – Что вы со мной сделали?

Агата победоносно улыбнулась.

– Я вас вылечила.

Глава 6 Агата

– ЧТО? – ГАСТОН раскрыл рот и тут же закрыл его, щёлкнув зубами. – Поэтому вы потеряли сознание? Потому что использовали свою магию… на мне?

Сомнения погасили в сердце Агаты искру радости. Наверное, надо было сначала спросить у него разрешения? Она собиралась, но предположила, что он будет без ума счастлив, когда заметит перемену.

Плечи у неё поникли, и она уставилась на ярко-оранжевое пятно на краю супницы. Она только хотела помочь. Чтобы приглушить боль Гастона и сломать одну из преград между ним и его матерью. Девушка вытерла большим пальцем пятно толчёной тыквы с поверхности фарфора, точно так же как стёрла изъяны с лица Гастона.

Разве это плохо? Желать помочь. Вылечить человека.

И всё же это был опрометчивый поступок. Она подняла глаза, собираясь извиниться, но увидела, что Гастон, оторопев от удивления, ощупывает свою новую гладкую кожу. Потом он широко улыбнулся, обнажив зубы.

– Вы просто чудо! – Его голос эхом отозвался в коридоре. Гастон поморщился и заговорил тише: – Мать приглашала лекарей и шарлатанов со всего континента, чтобы излечить мою кожу, и всё напрасно. А вы справились мгновенно!

Агата вспыхнула, вдруг ни с того ни с сего засмущавшись:

– Нужно только желание и чуть-чуть магии.

Из столовой донёсся звук задвигаемых стульев, оповещая, что родные Гастона в любую минуту могут выйти из комнаты и появиться в коридоре.

– Мне надо идти, – сказала Агата и вышла из дверного проёма.

– Подождите! – Гастон коснулся её плеча. – Как же я объясню это… всем?

У колдуньи перехватило дух. Об этом она не подумала. Но голоса из столовой зазвучали громче – хозяева дома приближались к открытой двери. Если их с Гастоном застанут вместе, им обоим не поздоровится.

Девушка почти побежала к служебной лестнице. Гастон последовал за ней. Нельзя, чтобы их видели вместе, к тому же ей и так уже влетит за то, что из столовой она сразу не вернулась в кухню. На бегу Агата сказала:

– Спрячьтесь на несколько дней, а потом скажите матери, что помылись тем ужасным мылом, о котором она говорила.

– И что вы предлагаете мне делать в моих апартаментах целыми днями? Вы будете меня навещать?

– Почитайте книгу. Их у вас тут тысячи. Превосходная библиотека!

Гастон открыл ей дверь, и девушка скользнула внутрь. Спустившись на три ступеньки, она поняла, что он всё ещё идёт за ней.

– Когда я смогу увидеться с вами снова?

Она порывисто обернулась:

– Гастон, это ведь вы помогли мне устроиться на это место, но каждый раз, когда мы разговариваем, я рискую потерять его. Думаю, лучше, если какое-то время вы не будете искать встреч со мной. Скажите родным, что вы злитесь, или заболели, или… я не знаю. Но чем дольше они не увидят вашего лица, тем лучше.

– Но… я так много хочу у вас спросить!

Агата была уверена, что на эти вопросы у неё нет ответов.

– Мне надо идти! – Она сбежала по лестнице, оставив Гастона на площадке.

К счастью, на этот раз он не увязался за ней.

Агата бросилась к кухне. И зачем этот дом такой чертовски большой?

* * *

Тем утром, после долгой и утомительной поездки в тесной холодной карете на жёстком сиденье, Агате до ужаса хотелось выйти на улицу размять ноги. Но как только кони выехали рысцой на подъездную дорогу, всю её усталость как рукой сняло при виде Шато-де-Бомон с его башенками, витражами в окнах и романтическими балконами. Гастон жил в замке!

Карета проехала мимо роскошного главного входа к служебному, и девушка восхищённо смотрела на пятиэтажное здание из серого камня и высокую синюю сланцевую крышу. Одна из кухарок, которая не назвала своего имени, остановилась около Агаты и заметила:

– Тебе невероятно повезло, что тебя так просто приняли на работу в самое изысканное поместье на севере Франции. Большинству из нас пришлось заслужить честь получить здесь место.

Подошла горничная с красивыми рыжими волосами и громко заявила:

– О, я думаю, она постаралась заслужить эту честь!

Посмеиваясь и фыркая, служанки направились в дом. С горящим лицом Агата поплелась за ними, намереваясь найти в своей новой комнате укромный уголок, чтобы припрятать там свою котомку с дорогими сердцу вещами. Но повариха выдернула её из процессии и приказала немедленно приниматься за работу. Оказалось, что вздорная женщина управляет кухонной прислугой и является вторым лицом после уважаемого персидского шеф-повара, Огюста Грожана, которого никто не звал иначе как Шеф.

Агата считала, что в охотничьем домике большая кухня, но она не шла ни в какое сравнение с несколькими помещениями, богато обставленными необходимой утварью, которые примыкали к задней части главного здания. Кладовая с полками до потолка и ледником в подвале была почти такого же размера, как дом, в котором девушка выросла. Были здесь отдельный цех для выпечки, столовая для слуг и «сервировочный уголок», где готовые блюда раскладывались по тарелкам и украшались гарнирами, прежде чем их несли к хозяйскому столу. В главной кухне блестели медные котлы, в которых кипели густые соусы и супы, дымились плиты, в которых жарилась баранина, утятина и индюшатина. От утончённых запахов у Агаты заурчало в животе, как только она вошла.

Теперь, спеша на слабых ногах по служебному коридору, девушка размышляла, почему чуть не потеряла сознание, когда использовала магию для лечения Гастона и когда улучшала собственный цвет лица. Ведь в детстве сияние никогда не изнуряло её.

Она знала, что заклинание, с помощью которого она остановила волков, отбирает много сил, и всё же тогда в лесу она лишь на мгновение опустилась на землю. Странно.

Но сейчас у неё была более неотложная забота: повариха велела ей возвращаться на кухню сразу после того, как она подаст к столу. Сколько времени она провела с Гастоном? Лакей явно вернулся больше чем четверть часа назад. И без неё.

Девушка понеслась что было мочи, и от дурных предчувствий сердце выпрыгивало из груди. Её отпустили накрывать на стол только потому, что лакеи были заняты распаковкой вещей после поездки, а она вовремя подвернулась под руку. Повариха ясно дала понять, что прислуживать хозяевам за столом – это привилегия, к которой ей лучше не привыкать.

Агата влетела в кухню и обнаружила, что главное помещение пусто. Она с облегчением выдохнула, поставила супницу в маленький тазик для мытья и придвинула к горе грязной посуды, которая, несомненно, ждала именно её. Закатав рукава и потянувшись за чистой тряпкой, Агги услышала оживлённый разговор. Она уже окунула первую тарелку в мыльную пену, когда до её ушей донёсся смех. Девушка замерла, догадавшись, что смеются и болтают, скорее всего, кухарки.

Она весь день не ела, а потому вымыла тарелку, поставила её на сушилку и, вытирая руки о фартук, прошла через главную кухню в столовую для слуг.

– А кому нужна эта маленькая грустная игрушечная собачка с одним глазом? – звенел женский голос, словно его обладательница проводила аукцион.

У Агаты защемило сердце, и она ускорила шаг. Не говорят же они про её Леона?

– Мне! Мышастику, амбарному коту, она понравится! – ответил мужской голос.

Агги вбежала в комнату. Около шести человек собрались вокруг обеденного стола, на котором, как мусор, были разбросаны дорогие ей вещи.

– Прекратите! Это моё. – Она протолкалась к столу и потянулась за своей котомкой.

Агата схватила книгу в кожаном переплёте с надписями, сделанными мамой и бабушкой, но огненно-рыжая горничная тут же выдернула её у девушки из рук.

– Я уже её присмотрела. Обожаю… – Она уставилась на обложку, моргая большими жёлто-зелёными глазами.

– Шекспира, Эмили, – театральным шёпотом подсказал ей лакей.

Эмили вскинула подбородок:

– Да, я люблю Шекспира.

В груди у Агаты заклокотал гнев. Эмили не умела даже читать и при этом пыталась украсть у неё книгу! Сияние хлынуло из укрытия и задрожало под самой кожей.

– А я возьму эти ленты. Они хорошо будут смотреться в моих волосах в праздник, согласны? – Черноволосая служанка подмигнула младшему дворецкому Джеймсу.

– Несомненно, – с ухмылкой заверил он наглую девицу.

– Пожалуйста! – умоляла Агата. Добрый странствующий торговец подарил ей ленты, когда она ходила в город за продуктами для себя и отца. Это было ровно через год после того, как ушла мама, и подарок немного утешил её. – Отдайте мне мои вещи. Это… это всё, что у меня есть. – Она стиснула кулаки, зная, что, если выпустит на волю магию, то, по меньшей мере, потеряет место и окажется без защиты. Не говоря уже о том, что обвинение в колдовстве означает неминуемую смерть.

– Что упало, то пропало, – пропела ещё одна девушка, хватая со стола игольницу и бросая её в карман фартука. Это была всего лишь жалкая подушечка в виде помидора, набитая бобами, но Агги сшила её сама под руководством maman.

Слёзы выступили на глаза Агаты, когда она поняла: они не отдадут ей её сокровища.

Она бросилась вперёд и собрала то, что осталось на столе: сшитые листки жёлтой бумаги, перо с полосатым опереньем и пустую бутылочку из-под духов, которые всё ещё сохранили запах, напоминавший о маме.

– Что здесь такое? – раздался вдруг сердитый голос.

Загрузка...