Франческа да-Римини так рассказывает в «Божественной комедии» о любви к Паоло, о смерти:
– Однажды мы читали историю Ланчелота, вдвоем и беззаботно. Одна строка нас погубила! Когда мы прочли, как этот страстный любовник покрыл поцелуем улыбку на устах, которые он обожал, – тот, кого даже здесь никогда не разлучат со мной, весь дрожа, прильнул поцелуем к моим устам. Книга и тот, кто ее написал, были нашими могильщиками, – и в этот день мы больше не читали…
Франческа и Паоло любили друг друга.
И это святое чувство было преступлением, потому что Паоло был братом ее мужа.
Четырнадцать лет длилось то, что Данте назвал любовью, что мы назвали бы адюльтером.[2]
Однажды, когда любовники читали историю Ланчелота и иллюстрировали ее объятиями, – подкрался горбатый Франчески-Джиованни Малатеста и одним и тем же ударом шпаги пронзил обоих.
Со времен Данте до наших дней эта «верность в неверности» вдохновляла поэтов, музыкантов, скульпторов, живописцев, драматургов.[3]
Некий тяжеловесный мистер Крауфорд вдохновился тоже и написал трагедию.
Марсель Шауб перевел ее на французский язык. Сарра Бернар[4] поставила в своем театре[5] и создала.
Пьеса плоха. В пьесе ни одного выражения, которое не было бы банальным.
Весь гений Англии израсходовался на Шекспира. Создав Шекспира, страна разорилась. И когда она еще забеременеет новым гением!
Соотечественники Шекспира – самые плохие драматурги в мире. Это правило. И Крауфорд не исключение.