Я занимался своими делами в русской деревне со знаменитым названием Бородино, когда «начальник начальников» позвонил мне на мобильный телефон из Рима. Чертовы мобильники, тут же подумал я. В течение года при поддержке профсоюзных активистов мне удавалось блокировать сотовые звонки из компаний, – я сделал это вопросом защиты свободы. Затем я был ошеломлен прогрессом: я был вынужден брать трубку от босса, и слушать его голос всегда, даже дома, даже когда я отдыхал.
В тот раз я ответил «готов» после долгой паузы, с острым чувством вины, потому что я находился в этой деревне, в 120 километрах от Москвы, далеко от моего рабочего места. И еще потому что шеф никогда не звонит тебе, чтобы сказать «о, молодец, хорошо», он всегда звонит тебе по какому-то другому загадочному и враждебному поводу. На сей раз он спросил без обиняков, хочу ли я поехать в Индию, и я с готовностью ответил: «Отлично!». Ответил так только для того, чтобы потянуть время и не разочаровать его, признавшись, что идея поехать работать в Индию или какую-то другую часть заброшенного третьего мира никогда не приходила мне в голову.
С «главным босом» я общался всего пару раз в жизни. Лицемерие необходимо, когда ты достиг определенного возраста, продавая слова, то есть, выполняя журналистскую работу. Однако четкое и незамедлительное «да» – это не просто вопрос плачевного конформизма, рабского следования корпоративным решениям. Дело в том, что послушание – один из краеугольных камней ANSA[1], компании, в которой я раньше работал. В точности как монастырское правило: perinde ac cadaver – будь послушен как труп. ANSA – это итальянское информационное агентство, которое по своим правилам жизни представляет собой отдельный корпус журналистики. Позвольте мне объяснить.
Что пугало корреспондента агентства, работающего за границей – в моем случае в России, – так это не только непосредственные последствия слова «нет», то есть возвращения в Рим по окончании контракта. Мой уже и так истекал. Возвращение в Италию означало ужасающую меня кабинетную работу. Однако дело не только в этом.
Голословное «нет» – это первый шаг в болото подрывной деятельности, в которое суждено ступить бунтарю – в компании, имеющей в своем уставе журналистскую трезвость и вежливость в общении с властью.
Чтобы попасть в ANSA – бывший глава отдела иностранных новостей в третьесортной газете Paese Sera – я сдал письменный экзамен на знание языков: сидя один в комнате с 20 депешами на столе, на английском и французском языках, я должен был перевести их на итальянский без помощи словаря. Когда я сдавал экзамен, мобильных телефонов с переводчиками еще не было. После того как меня приняли на работу, я три года работал в ночную смену: работал один с 11 вечера до 7 утра; ночная смена – это время, когда единственный дежурный репортер находился один в здании Датарии, старом здании, граничащем с Квириналом[2].
Случалось, что террористы звонили в ANSA с обычными претензиями (я случайно забрал пару прокламаций), звонили ночные совы, которые хотели с кем-то поговорить, были даже экзальтированные лунатики, которые, по их словам, только что после беседы один на один с Папой Римским хотели сделать горячее заявление для прессы. Отдельный разговор – землетрясения, войны, бомбардировки.
Незабываемой была ночь, когда полковник позвонил мне, чтобы сообщить новость о том, что итальянский «Торнадо», совершенно новый истребитель-бомбардировщик, был сбит через несколько часов после начала войны в Ираке. «Не повезло», – подумал я.
Война в Персидском заливе (1990–1991) стала первым конфликтом «глобальной деревни», названным так потому, что транслировался в прямом эфире по телевизорам по всему миру.
2 августа 1990 года Ирак оккупировал Кувейт, чтобы захватить чрезвычайно богатые нефтяные скважины крошечного ближневосточного государства; США, имея мандат ООН, решили вторгнуться на иракскую территорию во главе военной коалиции, в которую входила Италия. Как только началась военная операция, итальянский «Торнадо» был сбит иракцами; два пилота попали в плен. Этот эпизод доминировал в заголовках газет в течение нескольких дней. Лавину СМИ спровоцировали именно те несколько строк, переданных ночью по каналу ANSA. Вот как все происходило. Пресс-служба ВВС позвонила в агентство, чтобы сообщить новость. «Хорошо, господин полковник. Однако кто может сказать мне, что вы действительно полковник, а не псих, который хочет обмануть новостное агентство?». Дело в том, что у нас есть репортеры, которые поддерживают постоянные связи с Вооруженными силами, но в это время ребята спят. Что оставалось? Разбудить журналистов? Я отогнал эту мысль и попытался распутать ситуацию сам. «Так точно», – ответил полковник. После нескольких телефонных разговоров между мной и ВВС Италии появились официальные новости (официальные, потому что их написала АНСА) о том, что итальянский «Торнадо» был сбит, а два пилота взяты в плен.
Похвала – дело не скорое; вероятно, меня отправили в Москву (тогда еще был СССР!), потому что я хорошо поработал в те три года в качестве «ночника». Порицание же, с другой стороны, сразу же возвращается к тебе на голову, заставляя склонять шею.
Однажды в конце смены – сразу после семи утра – директор остановил меня и сказал: «Меньше прилагательных в новостях, которые мы пишем: это АНСА, а не Paese Sera». (примечание, не нуждающееся в переводе: о Paese, nda…).
Ночью произошел налет израильской авиации на палестинские лагеря в Ливане. Я писал, признаюсь, по-своему, возможно, чуть эмоционально. К семи часам утра директор уже прочитал ночной репортаж, включая очень скучный обзор прессы, который мне приходилось писать между четырьмя и пятью часами утра, потому что сразу после этого был первый выпуск новостей: последнее усилие перед окончанием смены.
Журналисты ANSA не подписывают статьи, они лишь ставят в конце новости аббревиатуру, которая имеет внутреннее значение. Корреспондент в таком случае не ищет так называемых сенсаций, иногда, правда, проскальзывает несколько. Когда на телевидении ведущий, прерывая новости, довольно пунктуально говорит: «Только что прибыла новость из ANSA…», – это сенсация.
И вот что еще важно в рамках профессиональной этики: репортер агентства не должен выпрашивать интервью или принимать предложения об интервью, сделанные потенциальным интервьюируемым. Обычно именно политики, жаждущие попасть в СМИ, просят об интервью.
Однажды я шел по длинному коридору штаб-квартиры с коллегой. Когда мы подошли к двери, он прервал дискуссию (а мы говорили о футбольном дерби «Рома» – «Лацио»[3]