Гекзарх Шуос Микодез сам не знал, что хуже: мерцающие показания, оповещающие его о кризисе в Крепости Рассыпанных Игл, или тот факт, что серебряная иконка вызова с пустомота гекзарха Нирай Куджена безостановочно подмигивала ему вот уже четыре часа и двенадцать минут. Для начала, Куджен был болтливым ублюдком, – впрочем, не Микодезу его за это критиковать, – а самое худшее заключалось в том, что у него имелась серьезная причина связаться с Микодезом по поводу опасности, грозящей гекзархату.
Штаб-квартира фракции Шуос располагалась в Цитадели Глаз, звездной крепости в марке Стеклянных ножей. Казалось бы, простой астрографический факт, только вот он означал, что Цитадель находилась неприятно близко к Крепости Рассыпанных Игл в прилегающей Запутанной марке, где недавно и начались неприятности. Календарные течения иной раз простирались на удивление далеко, даже с поправкой на межзвездные расстояния, и от этого Микодез с особенным вниманием воспринял проблему, которая маячила на горизонте. Увы, от маленькой ереси большие неприятности. Но он был уверен, что их лучший кандидат для решения этой задачки был одновременно и лучшим кандидатом на получение разрешения использовать кое-какое оружие Шуосов – самое старое оружие Шуосов, в особенности с учетом того, что оно находилось в Арсенале Кел. Гептарх Шуос Хиаз, которая и передала его под контроль Кел 398 лет назад в припадке безграничной злости, была ответственна за многое.
Так или иначе, Микодез не любил медлить, но требовалось время, чтобы его математики закончили последнюю проверку избранной им кандидатки из числа Кел с учетом того, что она только что учудила на Драге. В Цитадели Глаз у него было множество кабинетов, и сегодня он устроился в том, который использовал для завершения начатых дел, а не для того, чтобы пугать впечатлительных собеседников. Во всяком случае, ничто из того, что он держал в этом офисе, не испугает Куджена – ни картины с изображением девятихвостых лис с их глазастыми хвостами, ни отсутствие видимого оружия, ни узорчатая доска для игры в камни с незаконченной партией, ни случайная подборка натюрмортов. Микодез считал важным окружать себя вещами, которые не имели ничего общего с его работой. (В основном. Он не хуже других Шуосов придумывал способы убивать людей с помощью предметов, которые для этого как будто не годились.)
Сегодняшнюю картину он выбрал нарочно, чтобы вывести Куджена из равновесия: впечатляющее архитектурное сооружение с безумными изгибами и мозаичными гранями, существовавшее в далеком детстве Куджена. Куджена ничуть не волновали люди, в особенности те, которые не могли угнаться за ним в области вроде теории чисел – а таких в гекзархате было исчезающе малое количество, и текущий кандидат входила в их число, – но архитектуру он любил, а также двигатели и механизмы империи.
Микодез снова посмотрел на портрет кандидатки и нахмурился. Он хорошо изучил ее психологический профиль. Один из его агентов отметил ее выдающиеся математические способности еще когда она была лейтенантом, и они за ней следили, надеясь, что она не даст себя застрелить во время какой-нибудь дурацкой миссии, охраняя груз капусты. (К капусте Кел испытывали идиосинкразию. А вот маринованные пикули любили всей душой.) С точки зрения внешности в ней не было ничего особенного: черноволосая и кареглазая, как большинство жителей гекзархата, с кожей цвета слоновой кости, намного светлее, чем у него. Наделена некоей мрачной привлекательностью, но не такой, чтобы все взгляды устремлялись на нее, когда она входит в комнату, и этот рот… интересно, она вообще улыбается? Наверное, очень редко – только среди друзей или когда надо подбодрить какого-нибудь новобранца. Психопрофиль выделял сильное чувство долга; а вот это Микодезу пригодится.
Сколько еще он сможет морочить голову Куджену? Микодез поразмыслил, не вызвать ли математиков, но, если на их панели связи появится мигающая иконка в виде янтарного глаза, они лишь начнут ворчать, а ему нужно, чтобы они были в хорошем настроении, потому что эту задачку он не в силах решить сам. Кадетом он неплохо справлялся с математикой, но с тех пор прошли десятилетия. И он не стал математиком, не говоря уже о специализации по календарным техникам и об умении осуществлять подобную оценку.
В строгом смысле слова, гекзарх Шуос Микодез был выше Куджена по статусу, поскольку возглавлял более важную фракцию. Но Куджен не просто являлся самым старым гекзархом 864 лет от роду – он еще и, как это ни печально, нес ответственность за доминирование гекзархата. Он изобрел первую модификацию мот-двигателя, благодаря чему и стало возможным быстрое распространение влияния изначального гептархата, а также стал первооткрывателем целой математической области, породившей современную календарную механику. Микодез остро осознавал, что он, откровенно говоря, тривиальный бюрократ, возглавляющий кучку сварливых шпионов, аналитиков и наемных убийц, пусть даже ему удалось кое-чего добиться за последние четыре десятилетия, учитывая тот факт, что обычно срок жизни, отмеренный гекзарху фракции Шуос, измерялся однозначным числом. А вот Куджен, напротив, был незаменим – по крайней мере до тех пор, пока Микодез не подыщет лучший вариант.
Бессмертие Куджена было секретом, который Микодез пока что не мог раскрыть. Дело заключалось не только в возрасте как таковом, хотя никто другой не смог найти разумный метод, позволяющий прожить дольше 140–150 лет. Четыре других гекзарха были чрезвычайно заинтересованы в том, чтобы разгадать секрет Куджена. Первый человек, на котором опробовали существующее устройство бессмертия, сошел с ума. Третий пустился той же дорогой. Куджен, номер два, ничуть не пострадал. Он любил намекать, что знает способ не сойти с ума, но отказывался поделиться. Как типично.
Если бы Микодезу кто-нибудь задал соответствующий вопрос, он бы ответил, что бессмертие похоже на секс: оно превращает разумных людей в идиотов. Но другие гекзархи ни разу его об этом не спросили. Наверное, думали, что он так же отчаянно нуждается в бессмертии, как и они сами.
Показатели Крепости опять мигнули. Серые щупальца гнили – цвет смерти, пыли и холодного дождя. Микодез нахмурился, а потом напечатал запрос. Кое-какой анализ он может провести и сам. Тотчас же появились цифры. Самые проблематичные элементы матриц мигали. Их было очень много.
Рахал, которые обычно следили за тем, чтобы календарь функционировал как положено, приняли собственные контрмеры; однако их не хватило, чтобы справиться с ересью такого масштаба. Придется пустить в ход военную мощь, пусть даже все (кроме Кел) желали иного.
Микодез опять посмотрел на пустомот и послал запрос помощнику. Может, что-нибудь изменилось за последние шестнадцать минут. Если нет, он всё равно поговорит с Кудженом и проверит, получится ли заморочить ему голову с помощью обычных уловок и трюков, протянув еще хоть несколько драгоценных минут. Скорее всего, не получится – ведь Куджен его отлично знает, – но попробовать всё равно стоит.
От помощника, Шуос Зехуна, пришел необычно прямолинейный ответ: «Хватит колебаться, Микодез. Она в здравом уме и подходит нам». К сообщению прилагались оценки математиков. Они пришли к единодушному мнению, что кандидатка и впрямь весьма хороша – по крайней мере, в этой конкретной области.
Что ж, ладно.
– Линия 1–1, – сказал Микодез. – Включайте мне Куджена.
Видео разместилось справа от набора параметров, которые позволяли Микодезу следить за тем, насколько ухудшалось положение с календарной ересью в Запутанной марке, и сопоставлять это с данными по зоне в непосредственной близи от Крепости. Пока что совокупные цифры выглядели устойчивыми, но маловероятно, что они такими и останутся.
Появилось изображение мужчины – стройного, темноволосого и очень бледного, с великолепными порочными глазами. Пускай Нирай Куджен возглавлял техническую, а не культурную фракцию, из него мог бы получиться подлинный Андан: он всегда оставался как минимум красив. Прямо сейчас на нем был дымчатый шарф с радужными полосками, а черная с серым рубашка застегивалась на перламутровые пуговицы в форме листочков. Куджен, видимо, тратил на свой гардероб столько же, сколько на целый научный отдел. Впрочем, он добивался результатов, с этим не поспоришь. Кел должны благодарить его за бóльшую часть своего оружия.
– Рад видеть, что тебя не убили, – сухо сказал Куджен. Философия Шуос гласила, что трон гекзарха может занять кто угодно, главное – суметь на нем удержаться. Драки за этот самый трон были любимым способом времяпрепровождения у членов фракции. – Будь ты каким-нибудь другим Шуосом, я бы заявил, что вместо ответа на мой звонок ты отправился кого-то застрелить, соблазнить или шпионил за ним, но тебя, не сомневаюсь, просто завалило горой бумаг.
Микодез пожал плечами. Обычно они соглашались друг с другом относительно того, насколько важна действенная бюрократия.
– Мне без разницы, каких кандидатов ты уже спугнул, – сказал он Куджену. – Есть кое-кто получше. – И переслал файл.
На этот раз, взглянув на фото кандидата, капитана Кел Черис, Микодез задержал взгляд на ее сигнификате, который был изображен под портретом: Пепельный ястреб, крылья в футляре. Хороший знак, предполагающий стабильность, хотя у Кел имелось в его отношении неразумное предубеждение. Куджен тоже не оценил бы такое, но социопату и не положено ценить здравомыслие.
– Знаешь, – начал Куджен, – я бы хотел, чтобы Кел разработали более надежные батареи тактической выучки. Я позволю Джедао вычислить, как… перфоратор мне в зад, это что такое? Кел с достойным уровнем математических знаний?!
– Тебя послушать, так выбор нужного Кел – такая морока, – сказал Микодез. – Вот я и решил предоставить тебе кого-то более-менее в твоем вкусе.
Черис не просто хорошо разбиралась в математике. Вероятно, она могла соперничать с самим Кудженом, хотя было трудно сказать наверняка, учитывая тот факт, что она не посвятила себя математическим исследованиям. Что не менее важно, она была достаточно хороша, чтобы компенсировать недостатки Джедао – их оружия – в этой самой области.
– Да где же ты ее разыскал? Нет, не отвечай. Так очаровательно – где-то есть Кел, который кое-что смыслит в высшей математике. Жаль, что я не могу наорать на вербовщиков Кел за то, что они не послали ее ко мне.
– Надо отдать им должное, – заметил Микодез, – они попытались направить ее к Нирай, но она настояла, что хочет сделаться Кел. Она была достаточно привлекательна в качестве кандидата на офицерский пост, и они поддались.
Что-то мелькнуло на краю его поля зрения. Куджен нахмурился и сказал:
– Погляди-ка на комбинированные индексы показателей Крепости, Микодез. Чем бы они там ни занимались, это ударило по всем округам одновременно. Надо же, как нам повезло – столкнулись с умными еретиками вместо обычных тупиц, поэтому надо определиться с кандидатом, который с ними разберется. Это не так-то просто сделать, когда ты валяешь дурака, избегая меня.
– Я просто хотел сделать правильный выбор, – возразил Микодез.
– Она хороша, – согласился Куджен, – но тот коммандер с красивыми руками тоже хорош. И не закатывай глаза, я говорю о его квалификации, а не о внешности. Честное слово, Микодез, разве ты не из серьезных типов? У коммандера, по крайней мере, есть опыт в космических боях, коим не обладает твой капитан пехоты.
– Я отношусь к ситуации в Крепости очень серьезно, – заверил Микодез. – Тот факт, что математика – специализация Черис, даст ей больше возможностей, чтобы разобраться с календарным оружием. – Сказав это, он одарил Куджена ленивой улыбкой, не желая слишком явно демонстрировать свою заинтересованность.
Крепость Рассыпанных Игл располагалась в узловой точке на участке пустого космоса, вблизи от системы Сломанной Ступни. Рахал уже разместили там линзомот, но до той поры, пока сама Крепость охвачена ересью, он мог лишь уменьшать ее воздействие.
Крепость делилась на шесть округов, по одному на каждую фракцию, хотя границы соблюдались не так строго, как в былые дни. Когда-то существовал седьмой округ, в котором главенствовала фракция Лиож. Когда с ересью Лиож было покончено, внутренность Крепости перестроили, чтобы ценой ошеломляющих затрат избавиться от седьмого округа.
Кто бы ни заразил Крепость, гниль поразила все шесть округов одновременно. Степень координации, которая потребовалась для такого, была проблемой сама по себе, однако у Микодеза имелись основания предполагать, что конкретная форма ереси стала результатом того, что еретики воспользовались экспериментом, затеянным гекзархом Рахал Ируджей и фальшивым гекзархом Нирай Файан. Файан должна была руководить Нирай на публике, чтобы Куджен мог в свое удовольствие заниматься научными исследованиями, но Ируджа почти сразу после вступления в должность подкупила ее. Узловая крепость стала безупречным испытательным полигоном для их работы, потому что она представляла собой гекзархат в миниатюре. Чего Микодез не понимал, так это причины, по которой они не воспользовались вместо этого какой-нибудь крепостью поменьше.
А что касается того, почему Ируджа и Файан экспериментировали с календарем, то всё очевидно. Все гекзархи знали, и даже Куджен, которому никто не говорил, мог догадаться. Они нуждались в лучшей форме бессмертия. Обширные исследования утверждали, что при существующем календаре превзойти результат Куджена не получится. Микодез был не прочь спросить его об этом напрямую, но ему полагалось следить за Кудженом по поручению остальных гекзархов. Ирудже не понравилось бы, раскрой он их намерения, пусть даже о них так легко догадаться.
Со своей стороны, Куджен терпел остальных гекзархов, поскольку его бессмертие опиралось на высокий календарь в нынешней форме, а высокий календарь включал не просто цифры и меры времени, но также сопутствующую общественную систему. В этом случае шесть фракций. Если бы Куджен предложил жизнеспособную альтернативу, которая устранила бы конкуренцию, он бы превратился в реальную угрозу системе. Тот факт, что он еще не расправился со всеми прочими, прозрачно намекал на маловероятность существования такой альтернативы.
В какой-то момент Рахал Ируджа попросит Микодеза устранить Куджена по-настоящему. Микодез уже обзавелся файлами, в которых перечислялись возможные способы это сделать, и обновлял их дважды в месяц (или чаще, когда скучал), хоть и не собирался так поступать без крайней необходимости. Конечно, развлечения Куджена превращали его в досадный источник операционных издержек, но в своей работе он был хорош и представлял собой некую степень стабильности. Разумеется, у Микодеза были планы на случай неизбежного переходного периода после смерти Куджена – просто на всякий случай.
Куджен выслал Микодезу свои предположения относительно календаря еретиков.
– Я отсортировал их по степени вероятности, – сказал Куджен. – Первый вариант – самый плохой, в особенности если они выбрали в качестве центрального целого числа семерку. А я-то думал, никто уже не уделяет внимания прошлому. – Он был одним из двух людей, которые всё еще помнили, какой была жизнь при семи, а не шести фракциях.
– Слишком часто общаешься с Кел, – заметил Микодез, хотя вера в то, что Кел презирали историю, не вполне соответствовала истине. Тем не менее перспектива возрождения Лиож – а с ними и того времени, когда гекзархат был гептархатом, – его и впрямь тревожила. В гептархате Лиож отвечали за философию и этику, и кое-какие свидетельства намекали, что их уничтожили из-за попытки избавиться от поминальных церемоний, которые так обожал Куджен. Микодезу не понравилась мысль о том, что Куджен со всеми его склонностями может проявить к этому делу личный интерес. Кроме того, пусть и сложно было утверждать наверняка в отсутствие данных, но раз уж Лиож потерпели неудачу со своей ересью в первый раз, с чего вдруг здравомыслящим еретикам выбирать их в качестве образца для подражания?
– Унизился до шуток в стиле Кел? – спросил Куджен. Уголок его рта приподнялся.
– Кто-то же должен, – ответил Микодез. Как известно, гекзарх Кел и сама ими не брезговала.
Куджен повозился с чем-то за пределами экрана.
– Как бы там ни было, все те календари совместимы с щитами Крепости. Я порекомендовал Командованию Кел просто рассказать, как вырубить щиты, поскольку тайное всё равно станет явным, но они продолжают сопротивляться.
– Никогда не делись информацией, если в этом нет острой необходимости, – сказал Микодез. Если щиты отключатся, Крепость окажется опасно уязвимой.
– Да, но речь-то о союзниках!
«Союзники» – это было слегка чересчур.
– Им не понравится, если ты такое скажешь, – предупредил Микодез, как будто Куджен в этом нуждался. Впрочем, у Куджена всё равно не было права голоса в военных вопросах, если не считать того факта, что никто другой не мог контролировать особое оружие, которое Командование Кел хотело пустить в ход.
– Я могу держать рот на замке, – раздраженно ответил Куджен. – Ты не скрывал, что наделен обычными предубеждениями Шуосов, но я полагаю, у тебя есть свои причины, чтобы санкционировать эту миссию.
Это была больная тема для предводителей фракции Шуос вот уже около четырех веков – ведь Кел забрали у них последнего генерала, пусть даже Шуосы по-прежнему должны были одобрять операции Кел, в которых тот участвовал.
– Как бы там ни было, – проговорил Микодез, выдержав паузу и убедившись, что Куджен не желает больше ничего добавить, – ты так и не сказал, считаешь ли кандидатку приемлемой.
– Тебе ведь нравятся эти крылья-в-футляре, правда? Не боишься, что она уложит Джедао баиньки?
Это было целиком и полностью в характере Куджена – считать стабильную психику скучной.
– Уверен, генерал сделает ее жизнь веселее, – сказал Микодез.
– Пустую трату ресурсов, вот что она нам принесет, – сказал Куджен. – Я всё же думаю, что коммандер подходит лучше. И я могу применить крылья-в-футляре с большей пользой, если Командованию Кел она не нужна.
Иногда Микодезу приходило в голову, что Куджену пошло бы на пользу, если бы ему кто-то дал по пальцам.
– Не жадничай, – сказал он. – У тебя будет предостаточно времени обсудить с ней последние криптологические гипотезы после того, как с Крепостью разберутся. – И еще вопрос, что ей понравится больше: решать проблему с Крепостью или общаться с гекзархом-социопатом.
– Кайфолом… – проворчал Куджен. – Ты не сдашься, да?
Микодез улыбнулся в ответ.
– Тебе нужны дополнительные средства на тот последний проект с системой подавления сигналов, верно?
– Прибегаешь к открытому подкупу? На тебя это не похоже, – удивился Куджен. – Впрочем, я не жалуюсь.
– Мне скучно, – признался Микодез, – и если я не потрачу эти деньги, кто-то из моих подчиненных направит их на что-то полезное, вроде алгоритмов по установлению угрозы. – Он славился принятием непредсказуемых решений в подобных случаях.
– Ладно, ладно, я завизирую твое предложение со своей стороны, – заявил Куджен. – Если ты считаешь, что у тебя много канцелярской работы, поглядел бы на мою.
«По-твоему, я не глядел?» – подумал Микодез, но сохранил бесстрастное выражение лица. Системы безопасности Куджена вовсе не были такими современными, как он считал.
– По крайней мере, у меня появился шанс с ней поздороваться, – продолжил Куджен, – пускай даже она будет думать лишь о долге. Иногда я думаю, что мы с Висьясом перестарались, разрабатывая формационный инстинкт, но некоторыми результатами можно только любоваться.
Микодез пожалел бы Кел Черис, но пока что Куджен был не склонен навредить тому, кто мог развлечь его в вопросах, касающихся теории чисел. Кроме того, угроза была реальной. Очень жаль, что она сделалась кандидатом на ликвидацию календарной ереси, но кто-то должен это сделать, и у нее больший шанс на выживание, чем у многих.
– Тогда я всё подготовлю, – решил Микодез. – В зависимости от того, как тесно мне придется работать с Командованием Кел, я предоставлю ее тебе через восемнадцать дней или около того.
– Великолепно, – сказал Куджен. – На будущее, постарайся не избегать меня столь явным образом. Я испытываю неловкость, когда взрослый Шуос ведет себя так банально. – И он отключился, не дожидаясь ответа.
Что ж, стоило оказаться в неловком положении, чтобы убедиться, что на борьбу с календарной ересью пошлют того, кого предпочел он. Микодез потратил несколько минут на составление инструкций Командованию Кел, а потом отослал их.
Кел Черис была в здравом уме, хотя всё указывало на то, что это не навсегда. И всё же Микодез был вынужден обменять ее благополучие на благополучие гекзархата. Может, однажды кто-то придумает лучшее правительство, где промывка мозгов и ритуальные поминальные пытки не будут тривиальной правдой жизни. До той поры он будет делать всё, что в его силах.
Черис провела в молчании всё время, пока они летели обратно к боксмоту, который перевозил пехоту. Боксмот был совершенно обычным: стены выкрашены в мрачный черный и темно-серый, с редкими вычурными вкраплениями золота. Черис доложилась заместителю коммандера, неулыбчивому мужчине со шрамом над правым глазом. Отсалютовала ему, прижав кулак к плечу, и он отсалютовал в ответ. Она передала сетевой ключ роты, чтобы начальство смогло в свое удовольствие проанализировать данные.
– С возвращением, капитан, – сказал заместитель, и в его взгляде Черис заметила проблеск любопытства.
Это ее встревожило – среди Кел не стоило выделяться, – но, похоже, ответа не требовалось.
Мот-сеть сообщила ей текущую схему транспортного судна и указала, где можно найти кают-компанию для офицеров, ее личную каюту и казармы солдат. На самом деле, прежде чем отправиться в соответствующую кают-компанию, надо было сперва привести себя в порядок. Согласно протоколу, она узнала статус тех, кого забрали в медотсек ввиду ранений. Она подумала о непокорном отряде, который погиб на Драге перед эвакуацией.
Ее каюта располагалась рядом с казармой роты. Ей предоставили две комнатки и ванную. Все ее мышцы ныли, но она разыскала среди личных вещей коробочку, откуда достала вороний камень удачи, подаренный матерью на двадцать третий день рождения. Силуэт ворона на полированной тускло-серой поверхности был приятным напоминанием о доме, который она навещала так редко.
Потом кто-то быстро постучался в ее дверь: три, один, четыре, один, пять ударов…
– Входите, – сказала Черис, удивленная ритуалом. Камень удачи она спрятала.
Вошел один из сервиторов боксмота – птицеформа, – неся букет цветов из анодированной проволоки. Их было двенадцать, по одному на каждого сервитора, который пал при исполнении. Никто не признавал их заслуг официально, но это не причина, чтобы их не вспоминать.
– Спасибо, – сказала Черис птицеформе. – Внизу нам пришлось туго. Жаль, что мне не удалось сделать больше.
Птицеформа выдала череду ироничных золотых и красных вспышек. Черис, которая научилась читать упрощенный универсальный машинный язык, кивнула в ответ. Сервитор прибавил, что у него проблема с одним из зажимных устройств, и не могла бы она уделить минутку, чтобы его отрегулировать?
– Разумеется, – сказала Черис. Она не была техником, но кое-какие ремонтные работы лучше всего выполнять человеческими руками, а основы она изучила. Как выяснилось, пришлось всего лишь чуточку повозиться с плоскогубцами особой конфигурации. Птицеформа удовлетворенно звякнула, словно колокольчик.
– Теперь мне надо вернуться к своим обязанностям, – сказала Черис. – Побеседуем позже?
Птицеформа выразила согласие и удалилась, оставив цветы.
Черис не знала ее имени. Сервиторы были предназначены для удобства людей, но она не сомневалась, что у них имелись собственные имена. Она нарочно не спрашивала об этом.
Она быстро помылась, а униформа в это время очистилась сама. Последние морщины на ткани разгладились, когда Черис взяла ее.
– Средняя официальная, – велела она ткани, и это не очень отличалось от боевой, за исключением манжет и яркости золотой отделки.
У Черис оставалось четырнадцать минут до того, как ей следовало появиться в кают-компании и разделить с ротой общинную чашу, празднуя их возвращение живыми. Незапланированное время было куда более ценным сокровищем, чем возможность искупаться. Черис в одиночестве опустилась на стул и положила руки на стол, наслаждаясь холодным и твердым стеклянным деревом. Взглянув вниз, она могла бы увидеть свое темноглазое отражение, пересеченное завитками и вихрями, похожими на странствующие галактики.
Ее сосредоточенность нарушила тепловая пульсация в руке. Ей велели явиться к защищенному терминалу для получения приказов. Формальная завершающая фраза указывала, что Черис имеет дело с кем-то из высокого начальства. В бою использовали сокращенные завершения. Она не могла и представить себе связанный с ее ротой вопрос, который мог оказаться срочным сейчас, когда сопротивление Угрей сломлено.
У Черис возникло предчувствие, что она не разделит эту трапезу со своими солдатами, но с этим ничего нельзя было поделать. Приказы превыше всего.
Терминал стоял в дальнем углу выделенной ей каюты. Он выглядел как утопленная в стене металлическая плита, матово-черная. На полу перед терминалом была выгравирована эмблема гекзархата: колесо с шестью спицами. Каждую спицу венчала эмблема фракции, каждой высокой фракции соответствовала низшая: девятихвостый лис Шуос с колышущимися хвостами, на каждом из которых был глаз без век, и полыхающий пепельный ястреб Кел; ножевая роза Андан и электрический скат Видона; волк-предсказатель Рахал и пустомот Нирай, усеянный звездами.
Она велела униформе принять полный официальный облик. Пепельный ястреб сделался ярче и изогнул шею – «чистит перышки», шутили Кел; изысканные бирюзовые и фиолетовые переливы придали ткани глубину. Манжеты и воротник удлинились и приобрели парчовую текстуру. Перчатки остались такими же, простыми и практичными. Кел носили более замысловатые перчатки только на похоронах.
– Капитан Кел Черис по вашему приказанию прибыла, – сказала она.
На терминале появился ее сигнификат, вокруг силуэта пепельного ястреба нарисовались красно-золотистые языки пламени. В отличие от эмблемы на мундире, пепельный ястреб на сигнификате был в конфигурации крылья-в-футляре.
Черис не уделяла сигнификату слишком много внимания, хотя в ее случае он указывал на природную склонность к тщательному планированию. Впрочем, имелись исторические примеры вопиюще неверных сигнификатов. В любом случае они были приблизительными, а не пророческими оценками. Архипредатель и безумец Шуос Джедао являлся как Девятихвостый лис, коронованный очами, визионер и стратег, но на самом деле оказался Жертвенным лисом. Последний гептарх Лиож, который до самого конца был Паутиной миров, единством из единств, умер, не выдержав давления войск Шуос, Кел и Рахал.
Она уже подумывала принести извинения и попытаться выйти на связь позже, как вдруг сигнификат на терминале рассыпался и превратился в ее собственное лицо: те же темные волосы, те же темные глаза. Но улыбка была чужой, и незнакомка носила распахнутые пламенеющие крылья верховного генерала, в то время как Черис – капитанский коготь с каплей крови на конце.
– Капитан, – сказало существо ее голосом. – Это Подкомандующий композит[4] номер два, Командование Кел. Подтвердите.
Черис вспотела. Композиты менялись от задания к заданию. Не было никакой возможности узнать, с каким верховным генералом она имеет дело или сколько из них объединили свои разумы в нечто большее. Но «номер два» указывал, что в составе композита есть как минимум один генерал самого высокого ранга. Дурной знак. Она выполнила положенный салют, не слишком быстро и не слишком медленно.
– Теперь вы понимаете, – сказал Подкомандующий номер два, как будто возвращаясь к прерванному разговору, который они начали прошлым вечером за бокалом вина, – что порученная вам миссия была ужасной. По правде говоря, это пустая трата хороших офицеров.
– Я знаю свои клятвы, сэр, – проговорила Черис, тщательно выверяя осторожность. Кел не любили осторожных – об этом инструкторы напоминали ей не один раз.
Подкомандующий номер два никак не отреагировал, что было лучшим ответом, на который она могла надеяться.
– Вот контекст, которого вам не дали, когда послали на Драгу. Вы вычислили, что Угри построили оружие, чья работоспособность основана на календарной ереси. Не отрицайте. Ваши действия против еретиков указывают, что вы понимали ситуацию.
Черис проговорила так ровно, как только могла:
– Я готова к обработке.
Это была не та судьба, которой желали Кел. Она происходила из семьи, где не было традиций службы Кел или какой-то другой фракции. Невзирая на противодействие родителей, она выдержала испытания и была принята в Академию Кел. Она сделала службу целью своей жизни, и было горько думать о том, что всё закончится. И всё же, подходящая судьба для Кел: яркий взлет, внезапная смерть.
Многие знали, что у пепельного ястреба есть другое имя: ястреб-самоубийца.
Подкомандующий номер два сказал:
– В самом деле большинство ваших солдат подвергнутся обработке в соответствии с Доктриной. Но поступать так же с вами было бы напрасной тратой вашего таланта к импровизации.
Черис не хуже других Кел распознавала эвфемизмы. Они приготовили для нее участь похуже и собирались распустить роту. И всё-таки она испытала робкое облегчение. Они бы не тратили время на этот разговор, если бы не замыслили какое-то задание – а совершенно невыполнимых заданий не так уж много.
– Правда в том, что ситуация хуже, чем горстка Угрей на периферийных системах, – сказал Подкомандующий номер два. – Календарная ересь закрепилась не только на Драге, но и в нескольких центральных марках гекзархата. Непозволительно, чтобы она продолжала существовать.
– Сэр, – проговорила Черис, – разве это задание для Кел, а не для Шуоса?
Рахал занимались Доктриной и отправлением правосудия, но редко вмешивались в усмирение масштабных бунтов; Видона разбирались с последствиями, но никто бы не доверил им подавление ереси в зародыше. Шуосы и Кел в совокупности считались мечом гекзархата, но Кел занимались быстрым реагированием и краткосрочными целями, в то время как Шуосы посвятили себя сбору информации и долгосрочным планам. Ни один Кел не любил лисьи игры, но каждому методу – свое место и время.
На миг отражение дрогнуло, и она увидела янтарный взгляд из-под золотых крыльев: проницательные глаза девятихвостого лиса. Тогда-то Черис и поняла, что в композит входит Шуос – скорее всего, посланец самого гекзарха. Ее немедленно охватило смятение. Командование Кел не разрешило бы кому-то из Шуосов подглядывать, если не случился настоящий кризис.
– Я слушаю, сэр, – сказала Черис.
– Шесть офицеров соревнуются за право разобраться с ересью в Крепости Рассыпанных Игл и ее окрестностях, – сказал композит. – Шуосы обратились с запросом назначить их представителя – седьмую фигуру, паутинную. – Двойник Черис на миг оскалил зубы в ухмылке. – Вас.
Сперва Черис подумала, что ослышалась. Высокий календарь проецировался по всему гекзархату посредством сети узловых крепостей, и Рассыпанные Иглы была самой знаменитой из них. Как же такое могло случиться?.. И почему Шуос пожелали сделать своей паутинной фигурой ее, а не кого-то другого?
В былые дни гептархата правительственные обязанности были возложены на фракцию Лиож. В учебной игре Шуосов, созданной после падения Лиож, паутинную фигуру назвали в честь их эмблемы – зеркальной паутины. Черис играла лишь однажды, но помнила основные правила. Игроки делились на несколько марок, и каждая вела свою игру. Некоторые действия давали значительное преимущество, но вместе с тем вынуждали стрелки еретических часов потихоньку двигаться. По мере того как менялось положение, правила игры становились другими. Паутинная фигура взаимодействовала с еретическими часами и представляла собой оружие, которое спасало – и одновременно отравляло самые принципы бытия.
– Я буду служить, сэр, – сказала Черис. Что ж, если можно стать паутинной фигурой в игре и выжить, она попробует.
Это что такое – еще один проблеск немигающего лисьего взгляда?
– Знаете, что сказал ваш главный экзаменатор, прежде чем допустить вас к службе? – поинтересовался Подкомандующий номер два.
– Насколько я припоминаю, сэр, – тихо проговорила Черис, – в том году я попала в шесть процентов лучших выпускников Академии.
– Он отметил ваш консерватизм и удивился, что могло привести вас во фракцию, где полным-полно людей, которые рискуют жизнью, выполняя приказы. Должны ли мы интерпретировать вашу продолжающуюся службу как свидетельство того, что у вас всё же душа Кел?
– Я буду служить, сэр, – повторила Черис.
Подкомандующий номер два мог бы потребовать более внятного ответа, но не стал. Двойник Черис снова улыбнулся – на этот раз с удовлетворенной безмятежностью лисы – и исчез.
Чтобы выиграть в игре, нужно быть в курсе ситуации или знать расклад сил. Черис уже разобралась в своем положении. Предложить она могла немногое – всего-то свою единственную жизнь, – и в случае неудачи ее поджидала какая-нибудь ужасная смерть; и всё же в какой-то момент надо просто довериться собственному чутью.
Убедившись, что совещание закончено, Черис уставилась на свое отражение в терминале. Оно по-прежнему демонстрировало пепельного ястреба, крылья-в-футляре. В юности Черис надеялась, что сигнификат изменится и позволит ей узнать что-то новое о самой себе, но сегодня, как всегда, ничего нового в этом смысле не произошло.
Надо отправиться к солдатам и сообщить им новости. Вспомнив о долге, она подала очень сжатый рапорт и заверила форму с указанием понесенных потерь, поморщившись от цифр. Она надеялась, что удастся навестить раненых в медотсеке, но теперь это было маловероятно.
– Средняя официальная, – велела она униформе, и та подчинилась. Руки Черис вспотели внутри перчаток.
Она вышла из каюты в коридор, где было тихо и почти холодно; легкий изгиб с каждым шагом делался всё более крутым. Изгиб был отчасти иллюзией, топологическим трюком, позволяющим пустомоту вместить побольше пассажиров, но она всё равно воспринимала его как нечто совершенно реальное.
За первым же витком коридора располагалась кают-компания, где пехотинцы Кел ели отдельно от обычного экипажа мота. Прямо у дверей висела картина на текстурированной бумаге: королева птиц устроила прием в лесу, занесенном снегом, и рядом с нею пряталась лиса, оскалив зубы в усмешке от уха до уха.
Когда Черис вошла в выделенную им кают-компанию, то оказалось, что та не так полна, как следовало бы. Другие кают-компании, для рот, которые не выжили, останутся пустыми. Сервиторы накрыли на стол, чтобы малочисленность солдат не бросалась в глаза. Некоторые из них летали туда-сюда, поспешно заканчивая приготовления: пепельный ястреб, светло горящий, распростер крылья на стене; под ним отображался каллиграфический девиз «Из всякой искры – пламя», который повсюду сопровождал Кел; висели гобелены, сплетенные из волокон униформы погибших солдат, с их вышитыми именами, а также датами боев и названиями тех мест, где герои отдали свою жизнь.
Когда она вошла, все до единого встали, и зал огласился позвякиванием отложенных приборов и палочек для еды. Черис замерла в ответ и улыбнулась глазами. Лейтенант Вераб был, как всегда, мрачен, но Анкат невесело усмехнулся. Несомненно, он готов рассказать за офицерским столом какой-нибудь новый анекдот в стиле Кел. Репертуар у него был получше всех, с кем выпало встретиться Черис. Потом она направилась к своему месту в центре офицерского стола и знаком велела им садиться.
Ее ждала общинная чаша. Красная, лакированная, с выгравированными кленовыми листьями – и кто-то наполнил ее почти до краев. Вераб, сидящий справа от Черис, передал ей чашу. Он выглядел очень усталым, и она безмолвно изогнула бровь. Он чуть пожал плечами: ничего серьезного. Черис не подала виду, что это была ложь. Она и сама ощущала усталость, зная новость, которую придется сообщить ему и остальной роте. Придав лицу спокойное выражение, она сделала глоток. Вода была сладкой и прохладной, но Черис подумала: жаль, что не горькая.
Перед нею стояла миска риса, а на общих блюдах был знакомый набор: рыба, обжаренная в рисовой муке и яйце с листьями шалфея, маринованные сливы, яйца перепелов с кунжутной солью. Для нее приберегли немного свежих фруктов. Вераб был в курсе ее любви к мандаринам, хоть они и бывали роскошью; кроме того, сам он был к ним равнодушен. Она посмотрела на еду и подумала о всех трапезах, которые разделила с этими людьми, о всех моментах, когда, измученная битвой, понимала, что скоро будет сидеть с ними за одним столом, есть одинаковую еду и слушать шутки Кел, которые ничуть не обижали, пусть даже иной раз она сама становилась их объектом, и утешится голосами тех, кто выжил. И всё это должно было закончиться.
– У меня плохие новости, – сказала Черис. – Нашу роту распускают.
Они уставились на нее, даже Вераб, которому следовало бы догадаться.
– Доктрина, – сказал он внезапно охрипшим голосом. Вераб – Кел в пятом поколении. Его семья воспримет это тяжело.
– Кто-то из вас сможет служить снова, – сказала Черис, понимая недостаточность собственных слов, – но это зависит от оценки должностных лиц. Простите. У меня нет подробностей.
– Непруха – обычное дело для Кел, – сказал лейтенант Анкат. Он собирался обратить собственный беспримесный страх в шутку, и Черис это поняла. Она пристально посмотрела на лейтенанта, и он проглотил свои слова.
– Это долг, – сказала Черис, и слово показалось ей пустым звуком. – Я с вами не пойду. Для меня у них другие планы.
Вдоль стола прокатился шепот и быстро затих. Они тоже знали толк в эвфемизмах.
Будущее было безрадостным. Большинство из них утратят традиции Кел и формационный инстинкт. Может, не забудут девизы и формации, но первые больше не будут успокаивать, а вторые потеряют силу.
– Что ж, сэр, удачи там, куда вы направляетесь, – сказал Анкат, и Вераб что-то пробормотал в знак согласия. Он не верил, что это случилось на самом деле. Она всё понимала по его потрясенному взгляду.
– Хочу услышать ваши имена и сроки службы, – тихо сказала она. Так всё станет реальным, и церемония поможет им взять себя в руки, пусть и не утешит. – Хочу услышать каждого. Подтвердите.
– Сэр, – ответили они хором. Анкат посмотрел на свои руки, потом снова на нее.
Это была не официальная перекличка. Не было ни барабанного боя, ни пламени, ни флейт. Она могла бы всё это добавить по желанию. Но ее услышали даже сервиторы. Они прекратили свои дела и приняли позы слушателей. Она кивнула им.
Они начали с самого младшего рядового – теперь, когда Дезкен погиб, им был Кел Ниррио, – и продолжили, поднимаясь по иерархической лестнице. Никто не ел, пока звучал перечень. Черис была голодна, но голод мог подождать. Не нужно было запоминать имена – она это сделала давным-давно, – но она хотела убедиться, что запомнит каждое сосредоточенное лицо, каждый грубый голос, и эти воспоминания будут согревать ее в грядущие дни.
Как и положено, она произнесла свое имя последней. Кают-компания погрузилась в молчание. А потом, нарушая ритуал, Черис сказала:
– Спасибо. Я желаю вам всем удачи.
Она их покидала, в глубине души ощущая проблеск нетерпения в преддверии того, что ей предстояло, и угрызения совести из-за этого нетерпения; но демонстрировать эти чувства не стоило.
– Поешьте, сэр, – проговорил Анкат, и она принялась за еду – не слишком быстро, но и не слишком медленно, не забыв доесть два мандарина, которые отложил для нее Вераб.