Сводки, которые Сергеев получил от Романова, подтверждали догадки Станислава и сложившееся в результате инструктажа перед поездкой мнение. Население, особенно проживавшее на границе зон влияния правительственных сил и вооруженной оппозиции, именуемой в международной терминологии «никарагуанские контрас», было частично запугано, частично просто выжидало, «чья возьмет». Наверняка было много таких, которым вообще все равно, какая в стране власть. Жили своим мирком, своей коммуной, кормились своим ремеслом или земледелием, и им было все равно, кто у них покупает их продукцию.
Оказывается, уже с 1980 года в оппозицию к сандинистам начинают переходить предпринимательские организации и умеренные партии, представители которых в 1980–1981 годах вышли из состава правительства и Государственного совета.
А вот это уже плохо, подумал Сергеев. Это просто недоверие. А ведь теперь в правительстве остались практически одни сандинисты, и со стороны этот факт выглядит именно как недемократический. Где многопартийность, где оппозиционные парламентские круги? Это на руку США.
И США не медлят. Они уже с 1984 года минируют территориальные воды Никарагуа, пытаясь преградить доступ в порты судам других стран. То, что в мае уже этого, 1985 года Вашингтон ввел эмбарго на все торгово-экономические связи США с Никарагуа, Сергеев знал. Знал он и о том, что многие эксперты видят возникшую реальную угрозу прямой вооруженной интервенции США и соседних государств в Никарагуа. Действительно, понимал Сергеев, руководство в Москве не паникует, а реально оценивает ситуацию как критическую. Нужно срочно ударить по рукам тем, кто вот-вот взорвет ситуацию в Никарагуа.
Участились нападения на муниципальные учреждения, на блокпосты правительственных войск, на подразделения национальной полиции. Имели место и нападения на сельскохозяйственные предприятия. Явная попытка запугать население, а заодно поднять бурю недовольства на международном уровне. Надо что-то решать, вводить международные полицейские силы, активизировать национальные выборы, на которых сандинисты… не победят. Уж об этом американцы позаботятся.
Досье на Уголино представляло собой несколько листов обычной писчей бумаги, скрепленных канцелярской скрепкой. Листы были заполнены текстом, напечатанным на машинке. Вместе с последним листом был скреплен конверт. Станислав открыл его и вытащил две черно-белые фотографии. На одной крупно – лицо Уголино. Волевое, с прямым большим носом и густыми, чуть вьющимися волосами. Взгляд насмешливый, даже самоуверенный. Фото сделано явно где-то в Никарагуа, возможно, здесь, в столице, на фоне какого-то учреждения. На обратной стороне надпись шариковой ручкой по-русски: «Лето 1983, Манагуа».
На второй фотографии Уголино был снят в полный рост в спортивных трусах и майке на стадионе. Здесь он моложе, чем на первой фотографии. Ему здесь чуть больше 20 лет. Да это же «Лужники»! Ну конечно, спортивный праздник или соревнования. На обратной стороне тоже пометка, но почему-то карандашом: «Май 1974, Москва, МАДИ».
А ведь мы с ним могли тогда встретиться. Станиславу показалось, что это был как раз тот день, те отборочные соревнования, на которых он познакомился с Наташей Цветковой. Нет, он лица Уголино не помнил. Вряд ли они сталкивались в тот день, да и в другой тоже. Он бы запомнил эти глаза, характерный насмешливый взгляд. А ведь они были совсем рядом тогда, и вот судьба сводит их снова. Нет, это точно тот самый день! Вон спина в свитере тренировочного костюма. Это преподаватель кафедры физкультуры Афанасьев. Он уже тогда был немолод, уже не выносил больших нагрузок, но как тренер, как методист не имел себе на кафедре равных. Добряк-дядька.
Как мы тогда были беззаботны! Наверное, потому что были молоды, подумал Сергеев, с улыбкой вглядываясь в старую фотографию.
…В этот солнечный майский день 1974 года жизнь на стадионе «Лужники» кипела с особым энтузиазмом. Музыка из мощных «колоколов» лилась над трибунами бравурными потоками. Это были привычные праздничные, патриотические песни, которые должны были поднимать дух спортсменов, будить их молодые силы. И хотя мероприятие было скорее дежурным, чем праздничным, организаторы вложили в него много энергии. Музыка, транспаранты, флаги и не менее десятка фотокорреспондентов спортивных столичных изданий.
На беговых дорожках наматывали круги длинноногие девицы, где-то с мегафоном суетились организаторы, пытаясь собрать в кучу группу, закончившую эстафету. Шумно и как-то деловито-весело, как это бывает всегда на стадионе во время спортивно-массовых мероприятий, в которых участвуют студенты. Мелькают нагрудные номера, красные спортивные трусы с белыми полосками по бокам, флажки судей, дающих отмашки, хлопают стартовые пистолеты.
Стас Сергеев после неудачного прыжка в длину массировал ногу на лавке и смотрел на ребят из своей студенческой группы, которые окружили первокурсниц. Шли отборочные соревнования на право участия вузов Москвы в предстоящей VI Спартакиаде народов СССР. Спартакиада должна была пройти по всей стране, на самых разных площадках. И каждый сегодняшний участник соревнований понимал, что он никогда не попадет в список претендентов. На спартакиаду поедут мастера и кандидаты в мастера, которые были в институте на особом счету. Собственно, их основной задачей было не учиться, а тренироваться и побеждать на таких вот грандиозных состязаниях, защищать честь своего вуза. Но праздник есть праздник, а молодость есть молодость.
– Эй, прыгуны! – Стас поднялся с лавки, когда подошла его очередь прыгать, и махнул рукой однокурсникам. – С кого сегодня обед в столовке?
Парни мгновенно обернулись к Сергееву. Вместе с ними с интересом посмотрели на высокого стройного третьекурсника и девушки. Сегодняшний спор на дальность прыжка подходил к своему закономерному финалу. Стас держал лидерство и не собирался его отдавать. В группе он был сильнейшим в прыжках и беге на длинные дистанции. И сейчас его особенно волновала победа в их споре, потому что вон та девушка с темно-каштановыми густыми волосами и тонкой талией смотрела на него. Ах, эти жгучие карие глаза. Стас еще раз проверил сустав, попрыгав на носках, и решил, что для одного прыжка вполне сойдет.
Они шли рядом по Лужнецкой набережной и оба старательно делали вид, что совсем не устали и совсем не хотят есть. Стас смотрел на профиль Наташи, на то, как она чуть щурит глаза, когда внимательно смотрит вдаль, и снова начинал думать о том, что этой девушке надо учиться в Институте кинематографии. Не в театральном, а именно на актрису кино.
– Наташ, а почему ты пошла в МГИМО? – спросил он, старательно нашаривая в кармане мелочь и пытаясь понять, хватит ли ее на то, чтобы угостить свою спутницу мороженым.
– А ты? – мгновенно ответила вопросом на вопрос девушка и с вызовом посмотрела Стасу в глаза.
– Нет, ты не подумай, что я имел в виду, что тебе не подходит этот вуз, – соврал он, – или что ты не сможешь стать дипломатом.
– Я еще не успела так подумать, – засмеялась девушка. – Ты так быстро просчитал варианты моей реакции. А я, кстати, собираюсь стать не дипломатом, а журналистом-международником.
– Ну, тоже интересно, – солидно кивнул Сергеев.
– Представляешь, – Наташа взмахнула рукой, как будто раздвигала границы времени и пространства, – пройдут годы, мы с тобой встречаемся где-нибудь в Южной Африке или Латинской Америке…
– То есть сейчас мы расстаемся? – усмехнулся Стас, старательно удерживая на лице беззаботную улыбку. – Или только после окончания?
– Слушай, – Наташа остановилась и со смехом посмотрела Сергееву в глаза. – С тобой страшно разговаривать. Ты любое гипотетическое или реально происходящее событие сразу рассматриваешь в перспективе его развития. А знаешь, чего ты не смог просчитать, будущее светило внешнеполитического ведомства?
– Чего?
– Того, что я сейчас потащу тебя есть мороженое, – засмеялась девушка, – потому что у нас с тобой в двух карманах сегодня вряд ли наберется мелочи на бутерброды или пирожки!
Стас вскинул брови, как это делают истинные английские аристократы, когда видят, что слуга принес к костюму для верховой езды не коричневые, а черные перчатки. Не опуская бровей и не снимая с лица налета легкого ироничного удивления, он двумя пальцами неторопливо вытянул из нагрудного кармана летней куртки трешку. Наташа, увидев купюру, сложила губы трубочкой и произнесла со стоном в голосе:
– Котлета… с макаронами.
Стас неопределенно дернул плечом. Какие вопросы, хоть с лимонадом! Родители всего две недели назад уехали на раскопки в Туркмению. Деньги, оставленные ему на три месяца для нормального питания и походов в кино и театр с друзьями, кончились два дня назад. Стас не удержался и купил, наконец, немецкий кассетный «Грюндик». У него не было выхода, потому что до конца лета такого магнитофона в Москве могло уже не появиться. Он четко рассчитал, на сколько ему хватит оставшихся денег. Но сейчас не хотелось думать о том, что это его последние три рубля. А жить до следующей стипендии еще две недели.
Информация из Москвы пришла на следующий день. Судя по тому, как Романов легко ориентировался в четырех листах текста с местами, датами и фамилиями, он успел изучить присланный ему документ основательно.
– Парень учился очень успешно, входил в студенческий совет факультета. Активно занимался спортом, – тут Родионов уловил, как Станислав хмыкнул и поднял на него глаза. – Ты чего? Не веришь в спортивное прошлое Уголино?
– Верю, Олег Иванович. Как раз по поводу его спортивного прошлого у меня и будут предложения. Так что там дальше?
– Дальше твой протеже был одним из организаторов фольклорных фестивалей «Звездные ночи» и «Костер дружбы». Это тебе отдельно список контактов, – Родионов перебросил через стол Станиславу лист бумаги. – Это те, с кем он был хорошо, а не шапочно знаком, с кем поддерживал постоянные отношения. Кстати, там есть ребята и из МГИМО.
– А была, по вашим данным, у него в Москве девушка? – просматривая список, спросил Сергеев.
– Серьезных отношений не было. Легкие увлечения, возможно, с кем-то доходило и до постели, но мы этого не знаем. Он не кичился дружбой с русскими девушками. Я даже думаю, что он был верен своей невесте, что ждала его здесь, в Манагуа. Кстати, после приезда он в том же году женился на ней. Анна Мария Эстебан – его жена. Ну, на чем ты его собрался вербовать, Станислав? Передашь привет от кого-то из старых московских знакомых? Я бы порекомендовал тебе напомнить ему дружбу… с Карлом Нойманном из ГДР.
– А чем примечательна их дружба?
– Дружбой, – улыбнулся Родионов. – Нормальной мужской дружбой, когда один за другого, не оглядываясь, впрягается в любой скандал. Там была история во время танцев в студенческом общежитии. Какой-то наглый парень из Гвинеи пригласил русскую девушку танцевать. Она отказала, он ее схватил за руку, она стала вырываться, негр ее ударил.
– И все на это смотрели? – удивился Сергеев.
– Не все смотрели. Просто все так быстро произошло. Первым подлетел русский студент и чуть не врезал негру по физиономии. Между прочим, его бы за такую выходку, невзирая на суть, отчислили в два счета. Но, к счастью, успел подскочить Нойманн. Он удержал нашего парня и впечатал негру. Тот упал. На подмогу кинулся еще кто-то из африканцев, но тут рядом с Нойманном появился плечом к плечу твой Уголино. Страсти сразу поутихли, потому что никарагуанец был хорошим спортсменом, это знали многие, а может, просто перетрусили против двоих выступать.
– Иностранных студентов не отчислили за драку?
– Нет, потому что это вопрос политический. Пожурили, конечно, надавили на братские чувства, которые они должны питать друг к другу, и замяли этот маленький мордобой.
– Знаете, Олег Иванович, у меня есть предложение поинтересней. Я тут посмотрел, что у Уголино в контактах больше половины – девушки. А с другой стороны, он примерный верный муж. Или таковым хочет казаться. Я смотрел его фотографию из того досье, что вы мне дали. Он снят в «Лужниках» на соревнованиях. Я был в тот день там, и Наташа Цветкова была там. Я с Уголино не пересекался, возможно, Наташа с ним была знакома или просто они могли запомнить друг друга по мимолетному разговору. Даже если они и не были знакомы, мы можем разыграть эту встречу много лет спустя. Позиция железная: Наташа сейчас замужем, я ее друг со студенческой скамьи, мы в одно время были в одном месте и… виделись там, общались. Он не сможет точно вспомнить, видел он нас там или нет. Это сработает, раз мы практически старые знакомые. А это уже доверительные отношения.
– Молодец! – одобрительно покачал головой Родионов. – А что, может получиться. Цветкова моя официальная подчиненная. Я подготовлю ей настоящую легенду для того, чтобы она могла столкнуться с Уголино прямо в стенах его управления. Но готовить ее морально придется тебе.
Дождаться Цветкову из поездки на восточное побережье в Бильви мне было в этот день не суждено. Сначала Наташа позвонила в посольство и сообщила, что представитель Государственного комитета по культуре отложил встречу, но предложил провести внеплановое мероприятие в детском санатории. Родионов, услышав это, поморщился, но разрешил. Все же с него никто не снимал обязанностей советника по развитию культурных контактов между СССР и Никарагуа, хотя эти обязанности и были его легендой, его прикрытием.
Потом выяснилось, что на перевале прошли сильные дожди и селевый поток нарушил автомобильное сообщение. За ночь экстренные службы обещали расчистить этот участок дороги, а это означало, что раньше утра Цветкова в посольство не вернется. Значит, и разговор с Наташей придется отложить на завтра, и «знакомство» с Уголино тоже откладывалось на неопределенное время.
Сергеев понимал, что быстрых успехов у него здесь не будет. Ситуация слишком напряженная, слишком настороженно относятся все стороны конфликта к иностранцам, слишком замкнулось в себе местное население. Нужно думать, думать и думать. И искать эти кончики, за которые, возможно, удастся вытащить хоть какую-то ниточку.
Но поспать в эту ночь Станиславу не удалось. В половине первого к нему без стука ввалился Борецкий.
– Стас, вставай! – выпалил он, но, увидев Сергеева за столом, махнул рукой. – А… ты и не ложился еще. ЧП! В провинции Матагальпа контрас сожгли деревню.