Часть I Культурогенез и этнокультурный код гагаузов (теорияч и практика этнологических исследований)
Глава 1 Стратегии и методы междисциплинарных и этнорегиональных исследований в гагаузоведении
1.1. Гагаузы на карте мира сквозь призму времени и пространства: регионы проживания и численность
Историческая Родина гагаузов – это Балканский полуостров, а колыбелью гагаузского этноса является Добруджа[3]. До конца XVIII в. они компактно проживали в Северо-Восточной Болгарии, а также в Греции (исторической Македонии) и северо-западной европейской части Турции.
Начало переселения гагаузов в Молдавское княжество, а затем в Бессарабию – в Буджак (в числе других задунайских переселенцев) началось со второй половины XVIII в., когда в результате русско-турецких войн положение христианского населения, особенно причерноморского побережья, стало особенно тяжелым. Чтобы сохранить свою веру, они были вынуждены покидать собственные жилища. В начале XIX в., в ходе русско-турецких войн 1806–1812 гг. и 1828–1829 гг., переселенческое движение приобрело массовый и организованный характер. Первоначально переселенцы селились в Запрутской Молдове в имениях молдавских помещиков, а позже – на освободившихся от ногайских татар землях Буджака. О намерениях переселенцев окончательно связать свою судьбу с новой Родиной служило возведение ими на месте поселений собственных церквей. Однако, согласно архивным данным, поселенцы не спешили с их строительством, что беспокоило светскую и духовную власти Бессарабии. Об этом свидетельствуют некоторые документы Попечительного Комитета о колонистах Южного края России[4], который возглавлял генерал И. Н. Инзов (в 1818–1844 гг.).
Указ Сената Российской империи от 29 декабря 1819 г. закрепил права задунайских переселенцев как иностранных колонистов. Согласно Указу, они получили значительные привилегии: освобождены от воинской повинности, наделены рядом налоговых льгот и др. Каждой семье было выделено в потомственное пользование 50–60 десятин земли. У колонистов сложилась своя сеть административных учреждений, действовавших до реформы 1871 г. и закрепивших их особый правовой статус в этом регионе.
После Крымской войны 1853–1856 гг. часть южной Бессарабии, в которой проживало и гагаузское население, перешла под юрисдикцию Молдавского княжества. Гарантии, данные правительством княжества населению этих областей, впоследствии не были соблюдены, что привело к ремиграции немалого числа семей, живших на тех землях, в пределы Российской империи.
С конца XIX в. в Бессарабии, ввиду значительного увеличения населения, стала остро ощущаться нехватка земли. С этого времени, и особенно со Столыпинской реформы, началось подготовленное российским правительством добровольное переселение части населения этого региона (в том числе гагаузов) в Приазовье, на Северный Кавказ и в Сибирь, где имелся запас свободных земель.
Так, в результате исторического развития гагаузы оказались разделенными на отдельные географические группы, для обозначения которых в гагаузоведении применяется страновая классификация (в соответствии с современными названиями стран, в которых они проживают): гагаузы Молдовы, Украины, России, Болгарии, Греции, Турции, Румынии и др. Отметим, что эти группы изучены очень неравномерно. Наиболее исследованными являются гагаузы Молдовы, Украины и Болгарии.
Для изучения культурогенеза данной этнической общности представляется целесообразным использовать классификацию в соответствии с регионами / территориями их проживания: 1) балканские гагаузы (гагаузы Болгарии, Греции и Румынии); 2) бессарабские гагаузы (гагаузы Молдовы и Одесской области Украины); 3) гагаузы на постсоветском пространстве: в России, Приазовье (Украина), на Северном Кавказе, в Казахстане, Средней Азии, Беларуси и других республиках и регионах; 4) гагаузы в Турции; 5) гагаузы в Латинской Америке (в Бразилии). Для каждой из указанных групп характерны региональные и локальные особенности в вопросах языковой и этнической идентификаций, а также в области духовной культуры и терминологии.
Наибольшими по численности являются «бессарабские гагаузы», которые более 200 лет компактно проживают на юге Молдовы и в Одесской области Украины (в историческом прошлом это территория южной Бессарабии, известная под названием Буджак). Соответственно, по отношению к ним в научной литературе употребляются термины «гагаузы Молдовы» и «гагаузы Украины».
Приведем краткую историческую справку о численности и расселении гагаузов в разных регионах мира в прошлом и настоящем. Относительно численности бессарабских гагаузов в те или иные исторические периоды в историографии можно встретить различные сведения. По Всероссийской переписи населения 1897 г., их общая численность на территории Бессарабской губернии составляла 55 790 душ [см.: Державин, 1937, с. 80–81]. В одном из Отчетов Кишиневского Православного Христо-Рождественского братства за 1907 г. отмечается, что в южных уездах Бессарабии проживает до 70 тыс. гагаузов-христиан, а в опубликованных в Кишиневских епархиальных ведомостях, материалах за 1908 г., численность гагаузов указана 80 тыс. чел. [КЕВ, 1908, с. 1638–1658].
Отметим, что на территории современной Украины гагаузы появились несколько позже, чем в Молдове. Их поселения в Одесской области, где они также преимущественно основывали мононациональные села, были образованы в 10–20-х годах XIX в. Украинский историк А. В. Шабашов отмечал, что «в связи со сложными и неоднократными вселениями и выселениями в течение XIX в. определить численность гагаузов в этих поселениях в этот период не представляется возможным». Согласно приводимым им данным, по первой переписи (1818 г.) задунайских колонистов там проживало около 1530 гагаузов (без сел. Табаки). Подавляющее их большинство поселилось в современных местах обитания в ходе русско-турецкой войны 1806–1812 гг., а также в 1821–1822 гг. В 1827 г. численность гагаузов на территории современной Украины составила около 3,5 тыс. чел., в 1847 г. – 6 тыс. чел., в 1907 г. – 17 356 чел. [подробнее см.: Шабашов, 2012, с. 417–420].
По имеющимся в историографии данным, в 1860–1862 гг. из румынской части Молдовы в Новороссийскую губернию переселилось более 4 тыс. семейств, что составляло примерно 21 500 душ обоего пола [Стойков, 1910, с. 1516]. Часть из них (среди которых были гагаузы из таких населенных пунктов, как Дмитровка, Александровка, Вулканешты, Кубей, Табаки и Бол-град [Шабашов, 2012, с. 420]) была поселена в Северном Приазовье.
Другой многочисленной и компактно проживающей этнорегиональной группой являются гагаузы Болгарии. Довольно подробные демографические сведения о них содержатся в работе болгарского историка А. Манова. На начало ХХ в. численность этой группы гагаузов (вместе с сургучами – экзоэтноним) составляла около 100 тыс. человек, а общее число гагаузов на 30-е годы ХХ в. определяется этим автором в пределах 300 тыс. чел. [Манов, 1938, с. 14, 36].
Что касается численности непосредственно гагаузов Болгарии, то все исследователи подчеркивали, что их количество невозможно точно определить, так как они используют иную идентификацию. Не рассматривая причину данного явления, отметим, что они называли себя «българи» (болгарами), «стари-българи» («старыми болгарами») и др. [Манов, 1938, с. 50]. (Подробнее об этом см.: Квилинкова, 2007а, 2013а, 2016а.)
На основе выявленных другими болгарскими историками статистических данных о численности гагаузов Болгарии, их количество в 1905 г. составляло 10 175 чел., в 1910 г. – 9329 чел.; в 1920 г. – 3669 чел.; в 1926 г. – 4378 чел.
[Чанков, 1936, с. 49–75; Градешлиев, 1994, с. 88]. По представленным Ст. Романски цифрам, число гагаузов в Южной Добрудже, которую Болгария уступила Румынии по Бухарестскому мирному договору в августе 1913 г., составляло 4912 человек – 1,7 % населения области [Романски, 1915, с. 33–112]. Уменьшение общей численности гагаузов в Болгарии за тот период объясняется болгарским исследователем Ж. Чанковым тем, что некоторые из них при более поздних переписях не идентифицировались как гагаузы, а также тем, что Добруджа вместе с населением (в том числе гагаузским) отошла перед Первой мировой войной к Румынии. Однако отметим, что в данных переписи населения Болгарии после 1926 г. не было отдельной графы «гагаузы», т. е. они не указаны как отдельная народность. Несомненно, что это результат проводимой Болгарией официальной политики, согласно которой гагаузы считались отуреченными болгарами.
Одним из первых исследователей, зафиксировавших в Болгарии села с гагаузским населением, является чешский историк К. Иречек, автор известного труда «История болгар». Согласно представленным в историографии сведениям, во второй половине XIX – начале XX в. их села компактно располагались по черноморскому побережью от Варны до устья Дуная с центром в Балчике. Во внутренней части Болгарии гагаузы жили в Провадийском округе, а также около Добрича, по краю Дуная в Силистре и в Шуменском округе [Иречек, 1878; Романски, 1915, с. 33–112].
По данным, приводимым в работах современных болгарских исследователей, в XIX–XX вв. большое число гагаузов проживало в Варненской, Добричской, Шуменской, Бургасской, Провадийской и Лозенградской областях, а также в ряде сел Северной Добруджи [см.: Чанков, 1936, с. 49–75; Градешлиев, 1994, с. 88; Матеева, 2006, с. 17–18]. И в начале XXI в. Северо-Восточная Болгария остается регионом компактного расселения гагаузов.
Довольно значительной по численности этнической группой являются гагаузы России. Из представленных в работах российского этносоциолога И. А. Субботиной подробных данных (приводимых нами ниже), следует, что Россия является третьей страной на постсоветском пространстве, после Молдовы и Украины, где весьма значительна численность гагаузов. По данным переписи населения 1959 г., в России проживало лишь 3,0 тыс. гагаузов, причем наибольшей концентрацией гагаузского населения выделялись области и республики, входящие сейчас в Южный Федеральный округ. В них было сосредоточено свыше четверти (25,7 %) российских гагаузов, или 0,8 тыс. человек, при этом самой большой численностью обладали Ростовская область, Северо-Осетинская АССР и Чечено-Ингушская АССР. Гагаузы Северной Осетии, Чечено-Ингушетии и Кабардино-Балкарии были сконцентрированы на небольшой территории, которая частями входила в состав этих трех республик в месте их пограничья [Субботина, 2005, с. 9].
Впервые гагаузы появились на Северном Кавказе, согласно приводимым российскими учеными сведениям, во второй половине ХIХ в., после отмены в России крепостного права [Субботина, 2006, с. 232–245]. Они переселялись туда из Бессарабии и Таврической губернии. Вначале гагаузы брали там землю в аренду, а затем, окончательно обосновавшись, выкупили ее через Государственный крестьянский земельный банк. В 1918 г. они вынужденно переселились в Семипалатинскую губернию, а «в 1925 г. обратились с просьбой к руководству Кабардино-Балкарской Республики разрешить им “вернуться на Родину”», т. е. на Северный Кавказ. Прежде некоторые местные исследователи ошибочно «рассматривали 1920-е – 1930-е гг. как начальный период появления гагаузов в этих краях» [Субботина, 2009, с. 386–402].
Помимо южных районов России, перепись 1959 г. зафиксировала существенную численность гагаузов в Челябинской и Курганской областях. Это были остатки спецпоселенцев, депортированных с юга Молдавии. В 1949 г. в Курганской области гагаузов насчитывалось 655 чел. Всего же, по данным на 1 января 1955 г., на разных территориях СССР среди спецпоселенцев гагаузов было 1376 чел. «К 1970 г. численность гагаузов в России возросла незначительно – с 3,0 до 3,7 тыс. чел., но картина расселения по территории республики стала более пестрой» [Субботина, 2005, с. 9–10; Субботина, 2007, с. 249–263; 2009; 2010, с. 142–151]. Значительное увеличение числа гагаузов в России произошло после распада Советского Союза, что является следствием трудовой миграции.
Довольно компактно гагаузы проживают в Греции. Согласно приводимым в историографии сведениям, в прошлом представителей этой группы, так называемых адрианопольских гагаузов, живших в полутора десятках сел под Адрианополем, называли также сургучи[5]. В. А. Мошков, совершивший в 1903 г. путешествие по Балканам, в своей работе упоминает о 17 селах в Адрианопольском вилайете, в которых в начале ХХ в. жили сургучи. По его подсчетам, сургучей-гагаузов там проживало около 7330 душ обоего пола [Мошков, 1904б].
Происходившие исторические и демографические процессы на Балканском полуострове наложили отпечаток на те места, которые прежде традиционно являлись территориями компактного расселения гагаузов. Это такие исторические области, как Мизия, Фракия и Македония. Как можно видеть, в недалеком прошлом в указанных районах были довольно многочисленные гагаузские села. Изменение мест расселения гагаузов связано с русско-турецкими войнами второй половины XVIII – первой половины XIX в., с переселением части населения этих областей в Российскую империю, а также с балканскими войнами, следствием которых стали внутренние и внешние миграции.
В результате происходивших на Балканах войн часть адрианопольских гагаузов (около 1,5–2 тыс. чел.) переселилась в 1913 г. на юг Болгарии, в Ямбольский округ, а другая (сургучи – около 7 тыс. чел.) в 1923 г. была, согласно Лозаннскому договору[6], переселена в Грецию [http://lib7.com/evropa/ 830-tyrki-narod.html]. По приводимым болгарским историком К. Младеновым сведениям, в том же 1923 г. часть гагаузов из Турции (из сел Азатлы, Татаркиой, Олпаша) переселилась в Болгарию, а часть – в Грецию [Младенов, 1938, с. 55; см.: Булгар, 2012а, с. 421–422].
В Греции гагаузы обосновались в основном в двух районах, находящихся на значительном удалении друг от друга. Большая часть переселившихся из Турции гагаузов осела в греческой Фракии, основав ряд городов (Неа Орестиада, Тригоно, Кипринос) и сел. Вторая группа гагаузов, в основном переселенцы из окрестностей Лозенграда, основала новое село в греческой Македонии (с. Хрисохорафа). Третья группа гагаузов Греции проживает в г. Неа Зихни, но там они являются не переселенцами, а коренными жителями и считают себя «хасыл гагаузами», т. е. «настоящими гагаузами». Гагаузы также проживают (но в меньшинстве) в городах Ираклия, Салоники и в ряде близлежащих сел. Признанным центром культуры гагаузов Греции является г. Орестиада. В 50-е годы ХХ в. многие жители с. Хрисохорафа эмигрировали в США, большинство из них обосновалось в пригороде Бостона [см.: Булгар, 2012а, с. 422–424, 426].
Гагаузы Казахстана составляют небольшую по численности группу. По имеющимся данным, некоторые гагаузские семьи в 1912–1914 гг. переселилась в Казахстан. Этот регион стал одним из направлений, куда в период Столыпинской реформы отправилась часть гагаузов, поскольку там имелся запас свободных земель. В ходе коллективизации группа гагаузов осела в Южном Казахстане. По приводимым Казахстанской народной ассамблеей сведениям на 2013 г., представителей гагаузского этноса там проживает 490 человек [Этносы Казахстана]. По неофициальным данным в этой стране их насчитывается около 1000 человек [Входили гагаузы …, 2020]. Часть из них идентифицирует себя как болгары.
В Румынии гагаузы исторически жили в юго-восточной ее части, в основном в Добрудже. Имеются отрывочные сведения о проживании и численности этой группы гагаузов, относящиеся к первой половине ХХ в. Так, в 1930 г. в уездах Тулча и Констанца число гагаузов составляло около 1000 чел. (в том числе 752 чел. в Констанце). С приходом в 1944 г. советской власти в Молдавию часть гагаузов, спасаясь от репрессий, переселилась в Румынию. Согласно переписи населения 2002 г., гагаузов в Румынии зафиксировано всего 45 чел., и всем им на тот момент было более 80 лет [На территории Румынии гагаузы закончились, 2016]. В результате проводившейся в данной стране национальной политики гагаузы были практически полностью ассимилированы. О том, что это национальное меньшинство находится на грани исчезновения, упоминалось еще около 10 лет назад в одном из румынских периодических изданий. По неофициальным данным, в Румынии насчитывается около 3 тыс. гагаузов [http://gagauzinfo. md/index.php?newsid=652].
О гагаузах Бразилии известно немного. В 1925 г. часть бессарабских гагаузов (вместе с болгарами, украинцами и русскими) иммигрировали в Южную Америку – в Бразилию (в Сан-Паулу на кофейные плантации), а также в Уругвай. Эту миграцию можно назвать трудовой. Она носила массовый характер и была организована представителями румынских властей (поскольку в тот период Бессарабия входила в состав Румынии). Со временем бессарабские иммигранты адаптировались там, овладели португальским языком и стали селиться в городах [Булгар, 2012б, с. 434–446]. В советский период (50–60-е годы ХХ в.) контакты с переселенцами были практически прерваны. Начиная с 90-х годов ХХ в. они частично стали восстанавливаться. Благодаря стараниям и финансовому обеспечению одного из бессарабских гагаузских энтузиастов (уроженца Одесской области Украины, ныне гагауза Беларуси) – И. С. Кыссá, а также историку С. С. Булгар в первом десятилетии XXI в. эти контакты не только возобновились, но о них даже был снят авторский фильм. Согласно собранным там полевым материалам, подавляющая часть гагаузов Бразилии гагаузским языком уже не владеет и идентифицирует себя как «бразильянцы» [ПМА: К. И. С., г. Минск]. Эта форма идентификации отражает территориальную, а не национальную идентичность.
В настоящее время основная масса гагаузского населения компактно проживает на юге Республики Молдова и в Одесской области Украины. В 1994 г. гагаузы Молдовы добились признания своей автономии – АТО Гагауз Ери / «Земля гагаузов». Это единственное в мире государственное образование гагаузов, являющееся их этническим материком.
Значение для гагаузов собственной государственности, пусть даже в виде автономного образования, сложно переоценить. Только с ее созданием у них появилась возможность изучать свою историю и язык, развивать свою культуру и этническую идентичность. До признания автономии об этой национальности в Советском союзе почти никто не слышал. С провозглашением Гагаузии о гагаузском народе стало известно во всем мире: большой интерес к ним стали проявлять зарубежные политики и ученые. Руководство автономии проводило празднования гагаузских национальных праздников (Хедерлéз и Кáсым), на которые приглашало зарубежных гостей и представителей дипломатических миссий. Гагаузия становилась все более узнаваемой.
В Академии наук Молдовы в отделе гагаузоведения, в котором работало 16 молодых научных сотрудников, шел сбор полевого материала и издавались научные труды по гагаузской проблематике. В результате имевшего место всплеска этнической энергии почти каждый гагауз стремился хоть как-то быть полезным своему народу. Немалый вклад в сбор исторического и этнографического материалов внесли краеведы и энтузиасты-любители, которые также издавали свои книги. Публиковалось много художественной литературы и поэтических сборников на гагаузском языке, снимались фильмы о гагаузах… Как научная, так и популярная литература издавалась на деньги спонсоров или на собственные средства авторов.
В автономии был основан Комратский государственный университет, создан Научно-исследовательский центр Гагаузии, открыт Гагаузский национальный театр и др. Во многих селах были созданы краеведческие музеи, которые активно формировали фонды и подготавливали экспозиции…
С созданием Гагаузии, с преподаванием в школе предметов по истории, культуре и гагаузскому языку, с изданием книг о своих известных соэтниках у гагаузов произошел всплеск этнической идентичности. Они обрели внутреннюю уверенность и стали гордо говорить о том, что они – гагаузы. Таким образом, с созданием автономии ситуация коренным образом изменилась, так как до этого гагаузы, выезжавшие за пределы Молдавии на учебу и др., стеснялись своей национальности, стараясь не афишировать ее (данный момент рассматривается нами в главе 5). И в этом была не их вина, а беда, так как на вопрос: «А кто такие гагаузы?», они не знали, что сказать, поскольку в школе на эту тему не было ни одного урока.
Своей государственностью гагаузы дорожат и им постоянно приходится ее отстаивать (см.: глава 2, параграф 6.1). В АТО Гагаузия сохраняется этническое ядро гагаузского народа. На территории автономии проживает 155,6 тыс. человек или 4,6 % населения Республики Молдова. На долю гагаузов приходится 82,1 % общей численности жителей автономии (127,8 тыс. чел.) [Население. АТО Гагаузия].
В состав Гагаузской территориально-национальной автономии входят следующие населенные пункты с гагаузским населением[7], составляющие три административно-территориальные единицы: Комратский район: г. Комрат, с. Авдарма, с. Бешалма, с. Чок-Майдан, с. Дезгинжа, с. Кирсово, с. Конгаз, с. Конгазчик, с. Буджак, с. Котовское, с. Светлый, с. Русская Киселия, с. Ферапонтьевка; Чадыр-Лунгский район: г. Чадыр-Лунга, с. Джолтай, с. Томай, с. Кириет-Лунга, с. Казаклия, с. Баурчи, с. Гайдары, с. Копчак, с. Бешгиоз; Вулканештский район: г. Вулканешты, с. Карбалия, с. Чишмикиой, с. Етулия.
По официальным данным за 2001 г., гагаузов в Украине проживало 31 923 человек (0,07 % от общего населения страны). Наибольшая часть украинских гагаузов (около 28 тыс. чел.) – жители Одесской области. Из них почти 25 тыс. проживают в юго-западных районах области, т. е. в Буджаке. В Украине гагаузскими анклавами остаются: с. Виноградное / Виноградовка (с. Курчи), с. Александровка, с. Дмитровка / Димитровка и с. Червоноармейское (с. Кубей, совместно с болгарами) Болградского района; с. Котловина (с. Болбока) Ренийского р-на; с. Старые Трояны Измаильского района; с. Новосельское / Новоселовка (с. Ени-Кьой, совместно с болгарами) Килийского района. В с. Жовтневое (Каракурт) Болградского района, по переписи населения 1979 г., гагаузы составляли 50 % и столько же здесь проживало албанцев, а в селах Табаки и Зализничное гагаузы жили совместно с болгарами. Весомая доля гагаузов имеется в двух поселках городского типа Тарутинского р-на, в прошлом населенных немцами, – пгт. Березино, пгт. Серпневое (ранее Лейпциг), а также в с. Красное. Всего в Одесской области в 2001 г. проживало 27 617 гагаузов (86,5 % от всей численности на Украине). Более всего их в Болградском р-не, в том числе в г. Болград, а также в Ренийском и Килийском районах. В других административно-территориальных единицах области численность и доля гагаузов значительно меньше: г. Белгород-Днестровский, г. Измаил, г. Южный, Арцизский, Березовский и другие районы. Согласно переписи 2001 г., в Крыму проживало 387 гагаузов (или 1,2 %) [см.: Шабашов, 2012, с. 413–414].
Точные данные имеются по численности гагаузов, проживающих в России. Так, к 2002 г., времени проведения Всероссийской переписи населения, их численность выросла до 12,2 тыс. человек. В результате к указанному году в Российской Федерации сложилось несколько очагов повышенной концентрации гагаузского населения. Это, «в первую очередь, Тюменская область, где было сосредоточено 21,1 % российских гагаузов <…>, особенно такие ее субтерритории, как Ханты-Мансийский АО и Ямало-Ненецкий АО. Вторым крупным очагом сосредоточения гагаузов явились Москва и Московская область, на территории которых было сконцентрировано 13,7 % гагаузов России» [Субботина, 2005, с. 12]. На начало ХХI в. число гагаузов в России составляло 10,1 тыс. человек.
В настоящее время общее число гагаузов в мире – свыше 200 тыс. человек[8], из них более 150 тыс. чел. проживает в Республике Молдова и 31,9 тыс. – в Украине. В России, по переписи 2010 г., гагаузов насчитывалось чуть менее 14 тыс. человек. За последние два десятилетия их численность в этой стране значительно возросла. Многие из них имеют двойное гражданство (Молдовы и России). В Турции, начиная с 90-х годов ХХ в., в результате трудовой миграции сформировалась довольно большая гагаузская диаспора. По неофициальным данным, их общая численность в этой стране составляет от 5 до 15 тыс. человек [Входили гагаузы в османскую империю…, 2020].
Кроме того, гагаузы представлены практически во всех республиках бывшего Советского Союза. Кроме Казахстана, они живут также в Узбекистане[9], Азербайджане, Туркмении, Беларуси, Латвии, Эстонии, Грузии. Довольно компактно они проживают на территории Болгарии и Греции. Для ряда этнорегиональных групп гагаузов характерен иной способ самоидентификации. В современный период гагаузы Болгарии официально идентифицируют себя, главным образом, с болгарами, гагаузы Греции – с греками [Квилинкова, 2005а, с. 19; Квилинкова, 2006а, с. 98–103; Квилинкова 2006б, с. 264–283; Квилинкова, 2007а, с. 378–380; 2018а, с. 211–219]. По неофициальным данным [http://gagauzinfo.md/index.php?newsid=652], численность этих групп гагаузов, в значительной мере ассимилированных другими народами, является следующей: в Болгарии – 10 тыс., Румынии – 3 тыс., Греции – 3 тыс. (по Канаде и Бразилии данных нет).
1.2. Особенности методики сбора полевого материала в условиях дисперсного проживания представителей этнической группы (на примере гагаузов Беларуси)
Прежде всего отметим, что гагаузы в Республике Беларусь – это в основном выходцы из Республики Молдова, частично – из Одесской области Украины. При изучении данной этнорегиональной группы гагаузов стало понятно, что прежние использовавшиеся нами методы работы далеко не универсальны (несмотря на обширный 30-летний опыт полевой работы) и нуждаются в переосмыслении. Так, ранее, в соответствии с традиционной этнографией, сбор полевого материала осуществлялся нами в регионах компактного проживания гагаузов – в Молдове, Болгарии, Греции, Украине, где они являлись одной из этнических групп, исторически и компактно проживающих на данных территориях. В результате длительного раздельного проживания и тесного социокультурного взаимодействия с другими проживающими по соседству народами, в быту, фольклоре, языке и самосознании каждой из этнорегиональных групп появились характерные элементы, которые являлись объектом нашего исследования наряду с изучением сохранности ими основных компонентов традиционной культуры. В ходе полевого исследования мы непосредственно интервьюировали каждого респондента, иногда прибегали и к такому методу опроса как фокусгруппа. В основном сбор материала осуществлялся у пожилых информантов (без образования или с начальным образованием) и на гагаузском языке.
Ввиду того, что для гагаузов Беларуси характерны совершенно иные качественные характеристики, а также ввиду изменившихся внешних условий жизнедеятельности окружающей социальной среды, стала очевидной необходимость расширения и изменения ранее использовавшихся нами классических методов сбора полевого материала. Перечислим основные факторы, потребовавшие корректировки методов полевого исследования в связи с изучением дисперсно проживающей этнической группы:
1) гагаузы Беларуси – это одна из малочисленных этнорегиональных групп гагаузов, проживающих в данной республике дисперсно;
2) они не организованы ни в диаспору, ни в общину, в связи с чем поиск каждого респондента и установление контакта с ним представлял большую сложность. Поэтому опрашивались все гагаузы, которых нам удалось найти и которые согласились на интервью;
3) формирование данной региональной группы происходило в современный период – вторая половина ХХ в. – второе десятилетие XXI в. и являлось следствием определенных миграционных процессов (внутриреспубликанской миграции – в советский период и трудовой миграции – в постсоветский период). В связи с этим сбор полевого материала проводился: а) у поколения иных возрастных групп: в основном это информанты среднего возраста (35–45 лет), реже старшего (60–70 лет) и младшего возрастов (10–17 лет); б) информантами являлись гагаузы и члены их семей в основном с высшим, а также со средне-специальным образованием; в) опрос проводился на русском языке, редко респонденты переключались на гагаузский язык; г) принципиально иным было содержание опросника;
4) эпидемиологические ограничения из-за ковида предполагали шире использовать иную форму связи с информантами; поэтому сбор полевого материала осуществлялся как в результате личных встреч с ними, так и посредством общения по вайберу или скайпу (из удаленных регионов).
Итак, приступая в Беларуси к знакомству с объектом нашего исследования, у нас был номер телефона лишь одного гагауза – Ивана Степановича Кыссá, который удалось раздобыть в отделе внешних связей Исполкома Гагаузии. Иван Степанович – постоянный участник всех проводившихся в Комрате Всемирных конгрессов гагаузов и хорошо известен в автономии как представитель гагаузов в Беларуси. Он стал нашим первым информантом из данной группы гагаузов. От него мы получили самые первые сведения о гагаузах Беларуси и те немногочисленные контактные данные, которые имелись в его записной книжке. И. С. Кысса не только дал их нам, но и лично включился в поиск других гагаузов: созванивался с ними или членами их семей, уговаривал на беседу. Надо сказать, что первоначально сбор полевого материала продвигался с очень большими трудностями из-за сложностей с поиском согласившихся на контакт информантов. Многие гагаузы по каким-то причинам уходили от опроса. Отметим, что с данной проблемой (когда соэтники избегали или отказывались от общения) нам пришлось столкнуться впервые, в связи с чем мы попытались установить причины данного явления.
Благодаря энергии Ивана Степановича Кысса и его большому авторитету среди гагаузов Беларуси, многие из которых знают его лично, стало возможным записать интервью у тех, кто прежде не шел на контакт. Пользуясь возможностью, автор высказывает благодарность И. С. Кысса – учредителю белорусско-канадских компаний – Бел-Симекс и БелИнтерГен за финансовую поддержку в издании данной книги.
Другим источником информации, предоставившим контактные данные нескольких живущих в Беларуси гагаузов – выпускников Белорусской сельскохозяйственной академии в г. Горки (БСХА), был Павел Иванович Дювенжú, который в свое время сам окончил этот вуз (сейчас живет в Гагаузии в с. Конгаз). Более того, в 2015 г. он, при поддержке И. С. Кысса, пытался официально зарегистрировать представительство Гагаузии в Минской области и даже возникла идея создания гагаузской диаспоры в Беларуси. Однако по ряду причин данная попытка не привела к результату.
Более полные сведения обо всех гагаузах – выпускниках Белорусской сельскохозяйственной академии, а также о живущих в Беларуси гагаузских священниках нам удалось постепенно выявить уже в ходе проводившегося опроса и работы с содержащимися в Интернете сведениями. В поиске выпускников БСХА нам помог первый выпускник этой академии, уроженец с. Конгаз – Федор Михайлович Булгарáш.
В результате работы возникла потребность выявить общую численность выпускников БСХА, что позволило бы не только показать роль БССР в подготовке кадров для сельского хозяйства МССР, но и вклад уроженцев молдавской земли, в частности гагаузов, в развитие Беларуси, поскольку основная их часть осталась жить и работать в этой республике. Мы обратились к директору Центра исследований белорусской культуры, языка и литературы Национальной академии наук Беларуси Александру Ивановичу Локотко с просьбой направить официальное письмо на имя ректора БГСХА Виталия Викторовича Великанова с ходатайством о предоставлении имеющихся архивных данных обо всех уроженцах Молдовы, окончивших этот вуз. Тем самым мы рассчитывали получить новые сведения о численности гагаузов, окончивших этот вуз. Но, как оказалось, результаты проведенного нами опроса и осуществленного поиска получились довольно полными. Однако предоставленные БГСХА архивные данные позволили конкретизировать факультет и специальность, на которых обучались гагаузы, и дали ценную информацию, по другим жителям Молдавии, также окончившим указанный вуз. В связи с этим благодарим сотрудников архива и его заведующую Носкову Светлану Андреевну за предоставление важных для исследования сведений.
Частично информация о некоторых известных в Беларуси гагаузах-руководителях содержалась в СМИ – в региональных изданиях, выложенных на сайте редакций. По Интернету удалось найти контактные данные редакций газет и приемных сельских советов. Затем мы с ними созвонились, представились, объяснили цель поиска и попросили их помочь нам связаться с земляками. Так, например, удалось разыскать телефон бывшего руководителя совхоза Рытаньский Островецкого района Гродненской области Георгия Федоровича Карá и получить сведения о его трудовой деятельности, о которой в прежние годы писали журналисты районной газеты. Эту помощь нам оказала корреспондент редакции газеты «Астравецкая праўда» Нина Алексеевна Рыбик, которой мы очень признательны. Она на протяжении 26 лет была главным редактором этой газеты, и часть материалов (публикаций) предоставила нам непосредственно из архивов редакции.
На начальном этапе сбора полевого материала у нас на руках были контактные данные в основном только по гагаузам первой волны, переселившимся в Беларусь в советский период. Большая сложность заключалась в том, чтобы найти гагаузов второй волны. Благодаря тому, что И. С. Кысса дал номер телефона одного гагауза – Пéтку Валерия Михайловича, живущего в Брестской области, нам удалось впоследствии получить у него и у других осевших там односельчан – Перчемлú Николая Николаевича не только полную информацию об анклаве, образовавшемся в Пинском районе, но и общие сведения о том, в каких населенных пунктах Гомельской области есть гагаузы.
Удалось выяснить, что в д. Ленино живет священник-гагауз с семьей, но при этом нам не назвали ни его фамилии, ни телефона. И дальше мы стали искать его контактные данные через исполкомы и сельсоветы, прося телефон священника-гагауза. Там знали о том, что их священник – гагауз по национальности и предложили имеющийся у них номер телефона его супруги (матушки). Так мы связались с отцом Грек[10] Василием Владимировичем – настоятелем храма в д. Ленино Добрушского района. Затем он поделился с нами номерами телефонов двух других знакомых. Ну а потом поиск респондентов несколько облегчился, так как у каждого опрошенного мы просили номера телефонов живущих там соотечественников, с которыми они общаются.
Постепенно список респондентов дошел до 47, что для данного исследования (и при условии, что гагаузы в Беларуси – это очень малочисленная и дисперсно проживающая группа) представлялось достаточным для систематизации и анализа собранного материала. Ввиду того, что автор данной монографии является этнофором, это позволило установить доверительный контакт с соэтниками и собрать полные сведения об их жизни и особенностях адаптации в стране постоянного проживания. Важным было то, что в целом опросом были охвачены Минск, некоторые областные или районные города и все области Беларуси (Минская, Брестская, Гомельская, Витебская, Могилевская, Гродненская). Были опрошены как жители городов, так и деревень, как с высшим образованием, так и со средним специальным. (Возраст, пол, регион проживания, дата переселения и другие данные представлены в приложении «Список информантов».)
Поскольку форма опроса респондентов представляла не просто углубленное, а глубинное интервью, то по всем интересующим нас областям был получен обширный материал, что позволило довольно полно представить жизнь и стратегии адаптации 1-й и 2-й волн гагаузов в Беларуси. Помимо опроса первого поколения гагаузов Беларуси, мы по мере возможности проинтервьюировали и представителей второго поколения, чтобы выявить значимость для них этнической идентичности, знание гагаузского языка и др. С целью собрать данные об известных соэтниках, которые внесли большой вклад в социально-экономическое развитие Беларуси, но которых уже нет в живых, мы опросили членов их семей (из тех, кто согласился дать интервью). В связи с вопросом о вкладе гагаузов в развитие Беларуси отметим, что оценить его в полной мере можно, зная лишь общую численность в мире представителей этого этноса (около 200 тыс.).
Ввиду того что у данной региональной группы гагаузов принципиально иные характеристики (о которых мы писали выше), то и направленность предпринятого нами исследования в большей степени отражает одно из направлений социологии – этносоциологию. Автором был подготовлен опросник, позволяющий вести с респондентом свободную беседу в рамках определенных тем (полуформализированное интервью). Он включал в себя вопросы, связанные с установлением причин миграции и выбора страны проживания, степени адаптации и восприятия страны проживания, функциональной значимости родного языка и частоты поездок на Родину, востребованности контактов с родственниками и соотечественниками, планов на будущее и т. д. В ходе сбора полевого материала данный опросник постоянно корректировался и дополнялся с учетом новых полученных сведений.
Для анализа значимости этнической идентичности и процесса интеграции важным представлялось установить отношение гагаузов Беларуси к понятиям «Родина» и «родной язык». Степень адаптации представителей данной этнической группы в стране проживания анализировалась нами по ряду критериев: насколько комфортно они себя здесь чувствуют, насколько долго они здесь живут, насколько полно включились в процесс интеграции, как и каким образом идентифицируют страну проживания, включение местного населения в круг знакомых и родственников, и др. В ходе интервью респондентам задавались также вопросы, позволяющие установить: уровень языковой компетенции (в какой мере они владеют родным и другими языками), речевого поведения (язык общения дома между родителями и детьми, с друзьями и знакомыми, на работе; функциональную значимость того или иного языка (на каком языке разговаривают, читают и слушают передачи; язык приоритетного использования); отношение к языку как к народному достоянию (язык как культурная ценность для собственного и последующих поколений гагаузов); эмоционально-образное восприятие родного и русского языков и др.
Отметим, что сбор полевого материала осуществлялся нами и по другим тематическим блокам (авто- и гетеростереотипы; стратегии адаптации, сохранность блюд национальной кухни, народных традиций и праздников, семейных норм и ценностей, выбор брачного партнера; межнациональные отношения и др.), анализ которых, ввиду ограниченного объема книги, будет представлен в следующей монографии.
Пользуясь возможностью, автор благодарит всех информантов, которые откровенно поделились с нами своими личными ощущениями и внутренними впечатлениями, рассказав о своей жизни в стране проживания. Оказанное ими доверие налагает на нас большую ответственность, в связи с чем в отдельных случаях при цитировании мы не указывали в работе даже их инициалы. То что они согласились общаться и раскрылись, здесь, несомненно, сказалось происхождение автора, который по национальности – гагауз.
Благодаря тому, что респонденты пошли на контакт и были в достаточной степени открыты, это позволило не только получить объективные данные и осуществить задуманное нами научное исследование, но и сохранить в истории имена и память о тех гагаузах, которые, оказавшись по воле судьбы за пределами своей Родины, вносят свой вклад в социально-экономическое развитие Республики Беларусь – страны, ставшей для многих из них второй Родиной.
Нельзя не сказать и о том, что за пределами своей Родины гагаузы гордо несут свою этничность, достойно трудятся, гордятся своим народом и своим происхождением, делая все возможное для того, чтобы о них шла хорошая слава. И надо сказать, что местное население, видя их трудолюбие, хозяйственность, открытость и ответственность, относится к ним с большим уважением.
1.3. Этнорегиональный и междисциплинарный подходы в изучении культурогенеза гагаузов: состояние проблемы и результаты научных исследований
1.3.1. Понятие «этнокультурный код» в контексте значимости изучения культурогенеза гагаузов
Существует немало работ, в которых исследователи разных направлений дают свою трактовку понятию «культурный код». По мнению одних из них, «коды – это некая несущая конструкция, которая позволяет всему “зданию культуры” конкретного этноса сохранять прочность в течение длительного периода времени, а ее носителям (представителям разных поколений) глубоко осознавать свою неразрывность с родной культурой, поддерживать чувство этнокультурной идентичности» [Аванесова, Купцова, 2015, с. 28–37].
Многие лингвисты делают акцент на значимости семиотической системы, языка и языковых единицах как способе символизации окружающей действительности [Киреева, 2015]. Нередко культурный код рассматривается ими как знаковый носитель картины мира или как сама картина мира. Более того, в последние годы процесс обучения иностранным языкам все чаще строится на сравнении культурных кодов [Лаенко, 2015, с. 121–125]. В них видят этнолингвистический источник изучения как этнической, так и региональной картины мира [Баянова, 2014]. Это свидетельствует о том, что в структуре языка и в семантике его единиц ярко отражаются особенности мышления каждого отдельного этноса и характерные для него способы познания внешнего мира.
Ряд исследователей большее значение в культурном коде придает регулятивным функциям [Аванесова, Купцова, 2015, с. 28–37] как способу трансляции знаков и смыслов, «прописывающих» соблюдение определенных установок и моделей поведения.
Другие ученые, рассматривая культурный код как «многочисленные, взаимопересекающиеся, пронизывающие текст, порой трудно уловимые, но реально существующие, словесно выраженные темы, мотивы, которые выполняют знаковую (символическую) функцию в процессе общения» [Савицкий, 2020, с. 41], акцентируют внимание на обусловленности культурных кодов этнической спецификой.
Несомненно, важная роль в культурном коде отводится языку. Через стереотипы речевого поведения, отражающих мировосприятие и понятийную систему, передается накопленный народом опыт жизнедеятельности и межкультурного взаимодействия. Однако на формирование у этноса характерной системы образов и символов, смыслов и ценностей влияет ряд факторов, соотношение воздействия которых зависит от конкретно-исторических условий. Следует отметить, что значимая для этноса информация транслируется не только через язык, но и через модель поведения, а также через религию (религиозные установки), которая в ходе исторического развития адаптируется к этнической культуре и становится неотъемлемой составляющей ее этнокультурного кода.
Под «этнокультурным кодом» мы понимаем значимые для этноса формы жизнедеятельности и взаимодействия, отраженные в культуре, фольклоре, языке, особенностях мировосприятия, модели поведения индивидов и стратегии адаптации этноса, а также систему регламентаций и норм, позволяющих транслировать от поколения к поколению значимые для этноса элементы материальной культуры и духовные ценности и сохранять ее носителями в виде социальной памяти народа. Культурный код каждого отдельного этноса представляет собой используемую этносообществом определенную систему знаков для обработки, хранения и передачи информации, через которую сохраняется и транслируется культурогенетическая память, поддерживающая и подпитывающая этническую идентичность. Изучение процессов культурной динамики тесно связаны с понятиями «культурное наследие» и «культурогенез».
Понятие «культурогенез» трактуется специалистами разных областей с учетом принятых в той или иной дисциплине подходов и методов исследования. В центре внимания ученых, изучающих культурогенез как проблему, лежащую в плоскости культурогенетических исследований, находятся «внутренние кодирующие программы человеческой деятельности, обеспечивающие порождение, изменение и наследование культуры во всем многообразии ее проявлений» [Бондарев, 2009, с. 19]. Таким образом, если биолого-генетический код определяется учеными как основной способ передачи информации от человека к человеку биологическим путем, то другой значимой кодирующей системой, по мнению этнологов, антропологов и культурологов, является «культурогенетический код, при помощи которого передается от поколения к поколению социокультурный опыт в виде знаний и навыков, умений и образцов деятельности, норм и правил, ценностей и мировоззренческих установок» [Степин, 2011, с. 42–43].
Различные научные школы вкладывают свой смысл в понимание термина «культурогенез», что обусловило существование разных подходов к определению его смысловых границ. Применительно к теме нашего исследования, связанной с изучением культурогенеза гагаузов, которое проводилось на протяжении более трех десятков лет, важным представлялось исследование генезиса основных областей традиционно-бытовой и социо-нормативной культуры, процесса этнокультурного взаимодействия и механизма сохранения этнического ядра, роли языковой и религиозной идентичности в становлении этнического самосознания, формирование и развитие этнической культуры, анализ процессов ее динамики и трансформации, т. е. всего того, что позволяло выявлять корни и генетические связи этнической культуры. Соответственно, предметом наших исследований являлось изучение этнической культуры гагаузов во времени и пространстве.
Поскольку в данной работе акцент делается на прикладной этнологии, то мы лишь обозначим подход, которого придерживались в процессе изучения культурогенеза гагаузов. В осуществленных нами этнологических исследованиях культурогенез рассматривается сквозь призму процессов коммуникации одного этноса с другими, проживающими по соседству, народами и его адаптации к новым историческим, социально-экономическим, природно-географическим условиям и этнокультурному ландшафту, в ходе которых у него сформировались характерные этнокультурные маркеры. Иными словами, под культурогенезом мы понимаем процесс развития и трансформации культуры определенного этноса в конкретных исторических и социокультурных условиях, а также выработанные им способы ее трансмиссии.
В этнической идентичности гагаузов, появившихся, как мы отмечали выше, на карте народов мира под этим этнонимом в первой половине XIX в., этнокультурный код играет большую роль. Их происхождение до настоящего времени остается дискуссионным. Из более чем 20 гипотез об происхождении гагаузов, в качестве основных можно выделить три: «тюркская», «болгарская» и «турецкая».
Наиболее распространенной является точка зрения о тюркских корнях в этногенезе гагаузов (конгломерат различных северотюркских кочевых племен, осевших на Балканах в XI–XIII вв.). К ее сторонникам относятся русский этнограф В. А. Мошков, а также современные российские и молдавские ученые (М. Н. Губогло, Н. А. Баскаков, С. С. Курогло, М. В. Маруневич и др.). Гипотезы о северотюркском происхождении гагаузов с выделением в нем роли протоболгарского компонента придерживается украинский ученый А. В. Шабашов и др. Некоторые болгарские историки (П. М. Мутафчиев, Стр. Димитров) также являлись сторонниками северотюркского происхождения гагаузов, уточняя значимость сохранения ими до настоящего времени тюркского языка процессом ретюркизации [Димитров, 1995, с. 153–155; 1996, с. 199–221]. В изданной болгарским историком Г. Атанасовым монографии научно аргументируется точка зрения о куманском происхождении гагаузов [Атанасов, 2010, с. 20–71]. Однако в довольно стройно изложенной в историческом отношении теории не затрагивается проблема глоттогенеза, без объяснения которой невозможно дать окончательный ответ о происхождении гагаузов.
Согласно исследованиям значительной части болгарских и некоторых советских ученых (И. Титоров, Е. Боев, И. Градешлиев, Ж. Стаменова, И. И. Мещерюк и др.), гагаузы – это отуреченные болгары, которые в результате османского господства утратили свой родной язык (т. е. болгарский), но сохранили свою веру (христианство). Точку зрения о том, что гагаузы – это остатки средневековых турок-сельджуков (турецкая теория), отстаивали Г. Баласчев, И. Димитров, В. Зайончковский, а также ряд турецких исследователей.
Выводы тюркологов (Н. К. Дмитриева, Л. А. Покровской, Н. А. Баскакова и др.) об огузском происхождении гагаузского языка ставят новые вопросы перед историками и требуют их комплексного рассмотрения.
Об имеющихся в турецком и гагаузском языках различиях говорят лингвисты. «Так, по классификации Н. А. Баскакова гагаузский язык, наряду с мертвыми печенежским и узским, входит в огузо-булгарскую подгруппу огузских языков, а современный турецкий, в свою очередь, в огузо-сельджукскую подгруппу. А. Н. Самойлович относит турецкий и гагаузский к западно-огузским языкам… Турецкий язык схож с гагаузским на уровнях фонологии, морфонологии, морфологии и лексики, но он не в такой степени подвергся влиянию индоевропейских языков. Близость турецкого и гагаузского языков позволяет выявить отличия структуры гагаузского языка от традиционной тюркской структуры и засвидетельствовать значительные изменения в гагаузском языке именно на уровне синтаксиса» [цит. по: Погуляева, 2019, с. 155–156].
По мнению болгарского профессора Н. Драговой, два основных довода в проблеме происхождения гагаузов до настоящего времени остаются чрезвычайно уязвимыми: «Сложно ответить сразу на два вопроса. Является ли их культура культурой отуреченных христиан? (Такое предположение представляется сомнительным ввиду структуры турецкого языка, сохраняющей в себе арабские реликты). Или это обращенное в христианство тюркоязычное меньшинство, отделенное от своего религиозного центра в условиях, когда действует наиболее сильный закон культуры – необходимость общения, приобщивший их к вере окружавших со всех сторон христианских народов? (Данная гипотеза также уязвима, поскольку представляет собой обобщение представлений без конкретных исторических доказательств такого отделения, без проникновения в предполагаемый глубинный процесс, в котором происходит становление феномена)» [Драгова, 2012, с. 359].
Этногенез гагаузов отражает сложность и длительность их формирования как отдельной этнической общности, несмотря на то, что первое упоминание о них относится лишь к первой половине XIX в. Ставить вопрос о времени принятия гагаузами христианства преждевременно, пока не решена проблема этногенеза гагаузов. Несмотря на то, что упомянутые гипотезы являются совершенно противоположными, но у каждой из них имеются свои «за» и «против».
В происхождении культуры гагаузов (в культурогенезе) также много загадок. Анализ основных компонентов традиционной духовной культуры гагаузов (календарной и семейной обрядности, народной медицины, обычного права, песенного фольклора, апокрифических текстов и др.), проведенный нами в ряде монографий [Квилинкова, 2002а, 2005а, 2007а, 2010-2017а, 2020а], свидетельствует о том, что она далека от идеальной целостности.
Неотъемлемой частью гагаузской религиозной идентичности является сосуществование терминов, относящихся к двум различным религиозным системам – христианской и мусульманской. Например, к мусульманской религиозной системе относятся следующие лексемы: Allaa (Бог, Всевышний), cendem (ад), cennet (рай), hacı (паломник), şeytan (черт), kurban (курбан – жертвоприношение) и др. По мнению российского тюрколога Л. А. Покровской, ввиду того, что они обозначают общие религиозные понятия, нет оснований связывать их с религиозной принадлежностью гагаузов в прошлом [Покровская, 1974, с. 139–144]. Наряду с терминами арабско-персидского происхождения (распространенными у тюркских народов) в области религиозных воззрений у гагаузов употребляются также термины славянского происхождения.
В связи с вопросом о принятии гагаузами христианства (от кого и когда) загадкой является терминологическое разнообразие, представленное в гагаузском языке для обозначения основополагающих для христианства понятий «крест» и «крестное знамение». Так, в указанных значениях гагаузы используют лексемы греческого (stavroz) и румынского (kruça) происхождения. Болгарский термин кръст представлен опосредованно – в термине родства (kresniţa / «крестная мать»). А вот термин haç (арабо-персидского происхождения) употребляется гагаузами исключительно в похоронной обрядности и обозначает «крест, который делает священник лопатой по четырем сторонам могилы при погребении» [Мошков, 1904а, с. 105]
Использование параллельной терминологии (гагаузской и болгарской) характерно для разных областей традиционной духовной культуры гагаузов. Очень неоднородной по своему происхождению является гагаузская терминология родства. В ней наряду с тюркскими и арабско-персидскими терминами широко используются лексемы, распространенные у болгар (возможно, тюрко-болгарские) [Квилинкова, 2005а, 2007а]. Ряд значимых лиц в родственной группе обозначаются исключительно терминами славянского происхождения. Основная часть лексем, связанных с институтом кумовства (крестное родство), также имеет славянское происхождение, в то время как термины, обозначающие искусственную форму родства и относящиеся к области усыновления, являются тюркского происхождения.
Таким образом, анализ культурогенеза гагаузов дает основание говорить о том, что в его культурно-генетическом коде присутствуют различные исторические и культурные пласты. Требует объяснения вопрос о двойственности содержания культуры гагаузов, которая проявляется в сочетании «языческого» и «христианского», «оседлого» и «кочевого», «балканского» и «тюркского» («европейского» и «восточного»), «общинно-коллективистского» и «частнособственнического».
Исследования российских, молдавских и украинских ученых по антропологическому облику гагаузов, дерматоглифике, молекулярно-генетическим данным, ДНК маркерам пока не дали окончательного ответа. Тем не менее ими делается однозначный вывод о том, что «гагаузы принадлежат к балканской популяции» [Дубова, 2012, с. 467–474; Дяченко, 1952, с. 86–89; Варзарь, 2008, р. 99–104; Варзарь, Спицин, Шереметьева, 2003, с. 1258–1267; Варзарь, Спицын, Спицына, 2006, с. 49–53 и др.].
«В итоге по данным дерматоглифики предпочтительнее оказывается гипотеза происхождения гагаузов, предполагающая, что они являются потомками отуреченных болгар. Однако, учитывая отмеченное сходство гагаузов и с турками, и с северокавказскими этническими группами, более определенно можно будет судить об этом лишь по мере появления новых данных о турках и при включении в анализ более полных данных о тюркоязычных народах Северного Кавказа. При сравнении полученных данных с частотами соответствующих генов, свойственных румынам, албанцам, грекам, русским, башкирам и туркам подтверждается большее взаимное сходство гагаузов с болгарами и их общее единство с другими народами Балканского полуострова (греками, албанцами) и турками. <…> Современные гагаузы были сопоставлены с другими балканскими, анатолийскими и Центрально-азиатскими популяциями с помощью генетических расстояний, не метрического многомерного шкалирования и анализа молекулярных вариантов. Исследования показали, что гагаузы принадлежат к балканской популяции» [Дубова, 2012, с. 474] и «входят в состав балканского кластера» [Варзарь, 2008, с. 99–104].
Очевидно, что при изучении вопроса этногенеза необходимо учитывать данные по традиционной культуре, тем более что они могут служить важным этногенетическим источником, который, в свою очередь, требует объективной трактовки и научного объяснения. Однако ряд гагаузоведов изучает культуру и фольклор гагаузов в отрыве от других балканских народов. Делая чрезмерный акцент на тюркскости, они притягивают для этого этнографический и фольклорный материал (в частности по Волчьим праздникам и культу волка, по дастанному эпосу и сказкам, по традиционным блюдам и др.).
Распространение в гагаузоведении в конце 90-х – начале 2000-х гг. таких подходов поставило на повестку дня вопрос о необходимости разработки и обоснования иных исследовательских методов и подходов, которые позволили бы приблизиться к объективной трактовке этнической истории гагаузов через культурогенез. Поскольку гагаузский этнос находится в состоянии перманентной этнической мобилизации, то данная проблема остается более чем актуальной.
Сложность изучения проблемы их этногенеза заключается не только в том, что до сих пор не выявлены или должным образом не интерпретированы археологические памятники, непосредственно относящиеся к этнической истории народа, но и в их дисперсном проживании на территориях различных государств (Молдовы, Украины, Болгарии, России, Греции и Румынии), а также в том, что наименование «гагаузы» встречается лишь в первой половине XIX в. Это значительно актуализирует изучение проблемы этногенеза гагаузов через культурогенез, который, наряду с антропогенезом (биологическое происхождение народа) и глоттогенезом (происхождение языка народа), является составной частью современной методики исследований процессов складывания и становления этнических общностей.
Очевидно, что исследователям разных отраслей науки необходимо приложить усилия, чтобы найти научное объяснение имеющимся загадкам. Пока же, на наш взгляд, не использованы другие имеющиеся данные, позволяющие хотя бы косвенно затрагивать проблемы этногенезоведения. В частности, до сих пор гагаузские этнографы и фольклористы сделали совсем немного для разрешения вопросов культурогенеза гагаузов. А ведь задачи реконструкции гагаузской духовной культуры и изучения ее корней тесно связаны с проблемой этногенеза. Более того, проблема происхождения гагаузов не будет окончательно решена, если ограничиться вопросами этногенеза и глоттогенеза, так как она прямо или косвенно затрагивает вопрос о культурной идентичности, процесс выбора которой имеет свою специфику.
1.3.2. Православие и тюркскость как основа этнокультурного кода гагаузов
Неоспоримым фактом является то, что в этнокультурном коде гагаузов основополагающее значение имеют две идентичности – языковая (тюркоязычные) и религиозная (православные), которые отражают принадлежность к двум различным культурно-цивилизационным мирам.
Характерной чертой самосознания гагаузов является тесное переплетение религиозной и языковой идентичностей. Однако на разных этапах их этнической истории это соотношение было различным. Процессы, характеризующие динамику гагаузской этнической идентичности, связаны не только с изменением исторических и социокультурных условий в ареале проживания (Балканы, Бессарабия), но и с вырабатывавшимися этносом стратегиями самосохранения.
Представляется важным рассмотрение соотношения религиозной и языковой идентичностей в этнокультурном коде гагаузов на различных этапах их этнической истории. Свою задачу автор видит в необходимости анализа условий и процессов, оказавших влияние на изменение у гагаузов значимости этих идентичностей, способствовавших усилению их этнического самосознания.
Отметим, что формирование гагаузов в качестве самостоятельного этноса происходило на территории Балканского полуострова, а последний этап – в Северо-Восточной Болгарии, откуда более 200 лет назад основная их часть переселилась в Бессарабию. На Балканах на протяжении многих столетий они жили по соседству с болгарами, греками, турками, татарами, албанцами, сербами, румынами. Христианство коренным образом повлияло на ход этнических процессов и на культурогенез гагаузов.
С принятием предками гагаузов христианства был задействован механизм, позволивший им четко дифференцировать себя от родственных по языку турок [Мошков, 1904а, с. 173, 175, 176]. Христианство (в форме православия) оказалось мощным фактором, способствовавшим сохранению ими своей гагаузскости, вопреки языковой близости с турками.
Христианское население Османской империи консолидировалось в первую очередь по конфессиональному признаку. Этим в известной степени объясняется тот факт, что у гагаузов этническая идентичность в тот период этнической истории во многом отошла на второй план. Религиозная идентичность выступала в качестве маркера этнического размежевания гагаузов-христиан от турецкого мусульманского населения Балкан, объединив первых с христианскими балканскими народами на почве конфессиональной общности.
Отметим, что основная масса гагаузов, переселившихся во второй половине XVIII – начале XIX в. с Балканского полуострова на территорию Молдавского княжества, а затем в Бессарабию, в русских официальных источниках обозначалась под общим названием «задунайские переселенцы» или «болгарские колонисты». В основном они идентифицировали себя с болгарами, а некоторая часть – с греками. Данный способ идентификации профессор М. Н. Губогло рассматривал как факт длительного отсутствия у гагаузов самостоятельного этнического самосознания и видел в этом не их вину, а их беду [Губогло, 2007а, с. 13].
По нашему мнению, использование гагаузами на том историческом этапе данного способа самоидентификации следует рассматривать в рамках выработанной гагаузским малочисленным этносом стратегии самосохранения. На Балканах в условиях угрозы для жизни со стороны турок-мусульман для гагаузов приоритетной была православная идентичность. Соответственно, идентификация себя с проживающими по соседству этносами (болгарами и греками) позволяла им максимально интегрироваться в балканскую религиозную общность, не выделяясь из местной этнической среды, тем более что традиционная культура во многом была общей. В результате протекавших исторических процессов, в которых происходило формирование гагаузского этноса, православная идентичность выполняла важную этнодифференцирующую и культурообразующую функцию.
Способ идентификации себя в рамках иных этнических общностей был актуальным для гагаузов и при переселении в пределы Российской империи, так как позволял им без лишних вопросов и подозрений обосноваться в Бессарабии вместе с другими задунайскими переселенцами, бежавшими от войны. Спустя чуть более полувека, когда стало понятно, что все опасности в прошлом, включился новый механизм самосохранения этноса. В результате роста этнического самосознания, произошедшего в ходе процессов в области языковой идентичности, гагаузы дифференцировались и от болгар (и от греков) и стали заявлять о себе как о самостоятельной тюркоязычной и православной общности. В связи с этим важным представляется изучение причин и механизма, активизировавших процесс этнической идентичности.
Поскольку после переселения в Бессарабию для гагаузов отпала необходимость противопоставлять себя родственным по языку туркам и объединяться по принципу религиозной общности с болгарами, то в этих условиях именно язык явился одним из решающих факторов, оказавших мощное влияние на рост их самосознания и этническую мобилизацию. В этот период их истории основную функцию по сохранению этничности стал выполнять гагаузский язык. Выступая в качестве носителя и хранителя народной истории, культуры и менталитета, он позволял гагаузам не только сохранять свои этнокультурные особенности, но и дифференцировать себя от проживающих по соседству православных народов Бессарабии, в том числе от болгар.
В 1897 г. при проведении Всероссийской переписи впервые численность гагаузов была зафиксирована отдельно от болгар. Как следует из представленной в переписи формулировки, она отражает в первую очередь языковую особенность, характерную для гагаузов. Речь идет о родном языке гагаузов, который фиксировался в официальных документах как турецкий. Исходя из этого, представители данной этнической группы были обозначены как «турки-гагаузы». При этом Н. Державин особо подчеркивал, что на территории Бессарабской губернии «ни сам себя этот народ, ни его соседи никогда не называли и не называют его “турками”, а всегда гагаузами, иногда булгарами» [Державин, 1937, с. 80–81].
Выявленные архивные документы, раскрывающие сложившиеся исторические условия, освещают некоторые аспекты процесса культурогенеза и формирования гагаузской этнической идентичности в конце XIX – начале XX в. Данный этап их этнической истории, характеризующийся качественными трансформациями самосознания, выражался в требовании сельских обществ о назначении в приходы священников своей этнической принадлежности, в стремлении к переводу религиозных книг на гагаузский язык, совершению богослужения на родном языке [Квилинкова, 2013а, с. 267–301, 322–330; 2016а, с. 50–51].
Известно, что наряду с другими компонентами культуры язык выступает значимым маркером этничности. Именно он дает возможность человеку идентифицировать себя в качестве члена той или иной этнической группы, и одновременно позволяет идентифицировать другого как чужого, как не принадлежащего к его собственной группе. Утверждение глоттонима гагаузский язык и идентификация своего языка как гагаузского шли одновременно или даже вслед за ростом и завершением процесса становления у гагаузов этнического самосознания.
С 1908 г. после начала издания книг (богослужебных) на родном языке гагаузы постепенно стали отходить от маргинального отношения к собственной этнической и языковой идентификации. Именно с переводом и изданием первых религиозных книг на гагаузском языке можно говорить о начале коренного изменения соотношения идентичностей – о смещении акцентов с религиозной составляющей (игравшей особую роль на Балканах в период османского господства) в сторону языковой и этнической.
Свидетельством усилившейся в народе языковой идентичности является возникновение в конце XIX – начале ХХ в. гагаузской религиозной рукописной традиции – перевод апокрифических молитв на гагаузский литературный язык, а также появление народных песен религиозного содержания (духовных стихов) [Квилинкова, 2011а; 2012а]. Таким образом, начало ХХ в. следует считать отправной точкой в процессе формирования гагаузского литературного языка.
Гагаузское духовенство (во главе с протоиереем М. Чакиром), занимавшееся переводом и изданием первых религиозных книг на гагаузском языке, выполняло миссию народных просветителей. Результатом этой деятельности, а также бурно протекавших внутриэтнических процессов стало то, что гагаузы добились права на официальное признание собственного этнонима (гагаузы), глоттонима (гагаузский язык) и права на сохранение своей этнокультурной уникальности. Это свидетельствует о том, что на территории Бессарабии в начале ХХ в. соединились все три идентичности: религиозная, языковая и этническая (культурная и социально-бытовая) [Квилинкова, 2013а, с. 594].
В работе М. Чакира «История бессарабских гагаузов», изданной в 1934 г. на гагаузском литературном языке, акцент был сделан на объединении всех трех идентичностей. Написание данной работы было вызвано протекавшими внутриэтническими процессами и, вместе с тем, она сама была призвана оказать на них воздействие. При этом он обращал особое внимание на значимость православной идентичности для сохранения гагаузского народа. М. Чакир призывал гагаузов не оставлять православной веры, наставляя их быть истинными христианами, какими были их отцы и деды, давшие клятву всегда быть православными христианами [Çakir, 2007, с. 83]. По своему значению данная работа может быть приравнена к труду болгарского просветителя и основоположника Болгарского возрождения Паисия Хилендарского «История славянобългарска» (1762), разумеется принимая во внимание различный исторический контекст написания этих работ и, соответственно, разные цели.
Надо сказать, что для гагаузов сам процесс идентификации себя в рамках собственной этнической общности происходил очень непросто и довольно болезненно. В XIX в. для инонациональных священников (и для представителей бессарабской администрации) в происхождении этого народа было много непонятного и противоречивого: их именовали в основном болгарами, но при этом все отмечали, что болгарского языка они не знают; в быту они использовали язык «тюркча», который официально именовался «турецким» («турецкое наречие»); пользовались караманлийскими книгами (чисто ортодоксального содержания, написанными на турецком языке греческими буквами); основу их христианской религии, которой они были фанатично преданы, составлял обширный языческий пласт, лишь прикрытый православной обрядностью. Да и сам путь восприятия гагаузами христианского вероучения посредством «турецкого языка» рассматривался многими представителями инонационального духовенства как неестественный, маргинальный. Нередко инонациональные священники отпускали в их адрес нелицеприятные слова и выражения («татары», «турки», «язычники», «еретики» и др.) [см.: Квилинкова, 2013а, с. 180, 593], оскорбляющие их национальные и религиозные чувства.
В защиту этого небольшого по численности, но загадочного по происхождению народа выступили исследователи – историки и филологи, проявив к ним значительный интерес в связи с их этнокультурным своеобразием. Именно этот интерес подвиг русского исследователя В. А. Мошкова на сбор обширного полевого материала, благодаря чему современные этнографы и фольклористы получили ценнейший источник по языку, фольклору, материальной и духовной культуре гагаузов [Мошков, 1900, 1901, 1902; 1904а].
О проявляемом исследователями интересе к культурному наследию гагаузов можно судить по высказываниям бессарабского историка И. Халиппы – кандидата богословия. Он писал, что Ю. Венелин, занимавшийся изучением фольклора бессарабских болгар, «первым обратил серьезное внимание на бессарабских гагаузов, столь ныне интересующих как историков, так и филологов, особенно после того как у гагаузов (правда, у Рущукских[11]) открыта была своеобразная письменность с греческим алфавитом, турецким лексиконом и чисто христианским ортодоксально богословским содержанием» [КЕВ, 1905, с. 162]. Сам же И. Н. Халиппа, возглавлявший Бессарабскую губернскую ученую архивную комиссию, в восприятии гагаузами христианства посредством тюркского языка видел их этнокультурное своеобразие, заслуживающее научного изучения: «Каждая из народностей, обитающих в Бессарабии, своеобразно восприняла свет христианства, его культуру и мировоззрение, и потому они имеют одинаковые права на внимание к ним науки» [КЕВ, 1905, с. 162].
Приведенные выше данные показывают, что на территории Бессарабии (после переселения из-за Дуная) у гагаузов усиливалась языковая идентичность и активно шел процесс духовного развития этноса, в результате которого утвердились гагаузский язык, письменность, гагаузская литература. Выявленные данные свидетельствуют о том, что свою лепту в этот процесс внесли и исследователи – историки и фольклористы.
Таким образом, этнокультурный код гагаузов исторически формировался под воздействием ряда факторов, два из которых можно охарактеризовать как абсолютно преобладающие – православие и тюркскость. Религия (христианство) и язык (тюркоязычные) – это не только специфические маркеры, объединяющие гагаузский этнос и являющиеся взаимно сопряженными, но и форма их общественной организации, а также важные составляющие их культуры и менталитета[12].
В связи с этим отметим, что гагаузы, веками жившие на Балканах, впитали в себя балканскую идентичность (подробнее об этом см. ниже). Общая история, система культурных ценностей и норм, обычаи и традиции связывают гагаузов с балканскими христианскими народами. Если рассматривать данный вопрос шире, то этногенез гагаузов продолжает оставаться «неразгаданной загадкой», которая «во многом определяется динамичным развитием их этничности и участием в этом развитии элементов различных культур» [Губогло, 2007б, с. 260]. Это объясняется тем, что большинство событий их истории «происходили на стыке тюркской, византийско-славянской и романской цивилизаций» [Губогло 2008, с. 61]. Все эти компоненты демонстрируют особенность культурогенетического кода гагаузов и их этнической истории.
Проведенные нами исследования традиционной духовной культуры гагаузов позволяют заключить, что окончательное становление их этнической идентичности происходило на территории Бессарабии. На этом историческом этапе значительную роль в активизации этнического самосознания у бессарабских гагаузов сыграл язык, который выступал в качестве основного этнодифференцирующего признака, и духовенство, выступившее в качестве просветителей и будителей этнической идентичности.
Таким образом, на Балканах и позже на территории Бессарабии гагаузы через православную и языковую идентичности поддерживали, развивали и укрепляли свою гагаузскость. Они продолжают крепко держаться за свои обычаи, обряды и язык, заботливо сохраняя их, в том числе благодаря силе общественного мнения [см.: Квилинкова, 2013а, с. 135, 144, 552, 581]. В этом, на наш взгляд, отражается не только чувство любви к освященному временем наследию предков – культурному наследию. Сохранение функциональной значимости родного языка, веры предков, а также культурнобытовых особенностей, фанатичное отношение к исполнению народных обычаев и обрядов, многие из которых исполнялись как неотъемлемая часть православной обрядности, – это, по сути, и есть их культурогенетический код, благодаря которому они сохранили себя как отдельная этническая общность, несмотря на свою малочисленность. И в этом коде, как можно видеть, важная роль принадлежит православию, гагаузскому языку и самосознанию. Эти этнокультурные компоненты тесно взаимосвязаны. Выпадение хоть одного из них приведет к исчезновению гагаузов как этноса с карты мира.
В результате культурной динамики и сформировавшегося в процессе исторического развития этнокультурного кода гагаузы оказались не только тесно связаны с восточноевропейскими христианскими народами, для которых характерна единая система культурных ценностей и норм, но и гармонично вписались и развиваются в тюркском мире. Это говорит о том, что этническое своеобразие культуры гагаузов и их менталитета объясняются историческим прошлым, сложившимся образом жизни народа и особенностями их этнокультурного кода.
Подытоживая вышесказанное, отметим, что в балканский период этнической истории гагаузов православная идентичность, в силу ряда факторов, являлась доминирующим признаком их этнического самосознания. Особое место данной идентичности в этнокультурном коде обусловлено историческим прошлым народа. Этническая история гагаузов свидетельствует о том, что «гагаузы, выбрав себе православную веру, выбрали свою судьбу» [Квилинкова, 2013а, с. 3]. Однако в Бессарабии именно через тюркскость усилилась их этническая идентичность, что в конечном итоге привело к официальному закреплению этнонима «гагаузы». В результате рефлексии гагаузским духовенством своей этнокультурной отличительности и большой работы, направленной на ее признание (через издание религиозной литературы и совершение богослужений на родном языке), укрепился глоттоним «гагаузский язык».
На основании выявленных и проанализированных архивных документов и историографического материала [см.: Квилинкова, 2013а], можно говорить о том, что в конце XIX – начале XX в. в гагаузской среде произошли «тектонические сдвиги», которые запустили процесс этнической мобилизации и привели к последующему «взрыву» этнической идентичности. Сложившиеся в Бессарабии исторические условия, появление в гагаузской среде мобилизаторов и национальных лидеров, привели в движение внутреннюю энергию этноса (пассионарность), результатом которого стал всплеск этнического самосознания. В разные годы он то усиливался, то приглушался. В конце 80-х – начале 90-х годов ХХ в. процесс этнической идентичности у гагаузов усилился, результатом которого стала борьба за создание собственной государственности. В 1994 г., с признанием Гагаузской автономии, началась новая страница истории гагаузов.
На примере своей этнической истории гагаузы показали, что процессы в области культурогенеза и степень их интенсивности зависит от состояния пассионарности этносообщества. Согласно теории этногенеза Л. Н. Гумилева, «пассионарность определяет степень интенсивности процессов этногенеза и культурогенеза, а доминанта (ментальность) – направление и своеобразие их проявления» [Гумилев, 2001; цит. по: Бондарев, 2012, с. 208].
Переплетение религиозной (христианской) и тюркской идентичностей, а также ориентация на русский язык и Россию не только выступают в качестве важных маркеров их современного самосознания [Аникин, 2009, с. 21], но и составляют особенность культурно-генетического кода гагаузов, являясь их национальным наследием. В зависимости от складывающихся конкретно-исторических условий гагаузы делают приоритет то на конфессиональной, то на языковой идентичности, что позволяет им сохраняться как народ в современном глобализирующемся мире и развивать свою национальную культуру.
1.3.3. Этнорегионалистика как новое научное направление: особенности подходов и методы исследования на примере гагаузской проблематики
Изучение вопросов формирования этнической идентичности и проблемы этногенеза невозможно без всестороннего анализа различных составляющих «исторической памяти народа». Она включает в себя коллективную память о прошлом своего народа, в том числе на межэтнические отношения, а также традиционные знания и механизмы их действия. Поддержание этой памяти обеспечивается носителями и хранителями традиции, в качестве которых выступает народ и интеллигенция. Полнота исторической информации зависит не только от объема народной памяти, но и от механизма ее селекции и интерпретации. В последние десятилетия происходящий в мире «взрыв» этничности нередко сопровождается попыткой некоторых представителей национальной интеллигенции сконструировать новую память, «прописывая» ее в качестве исторически присущих народу национальных символов. Пытаясь вернуть народу его историю, эта часть интеллигенции не опирается на исторические факты и не дает объективную оценку событиям прошлого, не анализирует реальную картину в области традиционной обрядности, а занимается мифотворчеством, используя традиционные знания, обрядность и фольклор для конструирования новой этнической или культурно-цивилизационной идентичности.
В связи с этим важным является анализ динамики развития этнической культуры и историко-культурный контекст жизнедеятельности каждой отдельно взятой этнической общности (проблема этногенеза которой не решена), а также характер ее взаимоотношений с соседними народами. Такой подход позволяет объективно рассмотреть этнокультурные процессы, результаты межэтнического взаимодействия в области традиционной обрядности и в целом динамику культурных процессов.
Если конкретизировать данную проблему в связи с изучаемым нами этносом – гагаузами, то анализ их этногенеза невозможен без рассмотрения процессов культурогенеза, без учета региональных особенностей в области языка, культуры и самосознания, свойственных различным группам этого этноса, проживающим в настоящее время в разных географических регионах и государствах. Отметим, что данная задача реализовывалась нами на протяжении более 30 лет. В результате были изданы монографии, в которых на широкой эмпирической базе во временном и пространственном разрезе, с использованием синхронного и диахронного подходов комплексно исследованы различные области традиционной духовной культуры групп гагаузов, проживающих в разных регионах.
Изучение основных компонентов традиционно-бытовой и праздничной культуры, песенного фольклора и особенностей идентификации позволило не только выявить этнорегиональные особенности в области традиционной духовной культуры у различных географических групп гагаузов, но и рассмотреть на основе полученных данных процесс динамики и трансляции культуры.
Для всестороннего исследования этнорегиональных и этнокультурных особенностей, которые являются ключом к изучению функционирования генетического механизма культуры в прошлом и к объяснению ее феноменов в настоящем, нами было разработано новое научное направление – этнорегионалистика. Предложенные нами подходы и методы, апробированные при изучении традиционной духовной культуры гагаузов, позволяют рассматривать отдельные аспекты проблемы этногенеза через культурогенез. Кратко остановимся на содержании использованных нами стратегий и методов исследования.
Прежде всего уточним, что мы понимает под терминами «региональное» и «этнорегиональное». Понятие «регионализм» стало распространяться в Европе с начала ХХ в., а в постсоветских странах региональные исследования активизировались с 80-х годов ХХ в. Данный термин имеет самые разные значения, но на слуху такие сочетания, как региональные процессы, региональные интересы, проблемы регионального развития, региональная консолидация, региональные организации, региональные конфликты и т. д. «Многие теоретики и эксперты-практики под регионализмом понимают подход к проблемам социума с позиций интересов и потребностей регионов, их учет в экономике, политике, управлении, отказ от чрезмерного централизма и унификации» [Стрелецкий, 2012, с. 9]. Таким образом, «регионализм» больше ассоциируется с международно-политическим феноменом надгосударственного уровня.