В дверь коротко постучали, и в каюту вошел Антиллар Максимус. Они дружили с Академии, добрых три года прожили в одной комнате, поэтому Макс, один из немногих на всем флоте, входил к Тави без спросу.
– Подумал, тебе следует знать, – с порога начал Макс и тут же замолчал, присмотревшись к Тави. Закрыв за собой дверь, он выпалил: – Кровавые во́роны, Кальдерон, ты что, заболел?
Тави, корпевший над картами за маленьким письменным столом, уныло протянул:
– Плохо спал ночью.
На резком привлекательном лице Макса сверкнула мальчишеская улыбка.
– Ага… Тяжко привыкать к холодной койке, когда уже привык к согретой. – Тави ответил ему ровным взглядом. Макс улыбнулся шире прежнего. – Не пойми неправильно. Я всегда считал, что командиру легиона необходимо порой отдохнуть и расслабиться. Если у него есть женщина – я целиком за. Я бы даже подыскал замену, если ты, командир, не будешь слишком разборчив.
Тави взялся за кружку с чаем:
– Если не замолчишь, пока я допиваю, эта кружка полетит в твою тупую башку.
Макс скрестил руки на груди и с безмятежной улыбкой прислонился к дверям.
– Конечно, правитель.
Прозвучавший титул отнял у Тави последнюю каплю принесенного Максом веселья. Тави знал о смерти деда, но ни с кем ее не обсуждал. Да и доказательств не было. Алера ясно дала понять, что никому на флоте показываться не станет.
К тому же большая разница: быть законным наследником или на деле занять пост Первого консула.
Тави отогнал эти мысли. Подумает об этом в свое время. Пока – главное выжить.
– Ты не просто так пришел, Макс?
Тот тоже погасил улыбку и неловко кивнул:
– Возвращается Красс. Вот-вот будет на палубе.
Встав, Тави залпом допил остатки крепкого чая. Едва ли его слабое бодрящее действие могло помочь после мучительных уроков Алеры, но надо было попытаться.
– Вызови ко мне Магнуса и Первое копье. Просигнальте на «Чистокровный» приглашение Варгу: при первой возможности прибыть на «Слайв».
– Уже исполнено, – успокоил Макс. – Ты хоть галету доешь.
Тави нахмурился, однако вернулся к завтраку – простой корабельной галете, сухой и серой, выпеченной из остатков муки и наименее тошнотворной части левиафана.
– И так бы обошелся, – сказал он, однако заставил себя откусить кусок. Если день обернется к худшему, поесть будет некогда.
– Я тут подумал, – сказал Макс. – В словах Китаи есть смысл.
– Не замечаю, – покачал головой Тави.
Макс крякнул:
– Слушай, Тави, ты мне друг, но, во́роны, бываешь иногда таким слепым…
– Ты это о чем?
– Ты, чтоб тебя, алеранский принцепс, парень, – ответил Макс. – Образец, так тебя и так, – или должен им быть.
– Смешно, – заметил Тави.
– Ясно, смешно, – огрызнулся Макс. – Но хочешь не хочешь, пост этого требует. Всегда и всюду являть пример чести и достоинства молодого алеранского гражданина.
– И что? – вздохнул Тави.
– А то, что принцепс не вправе смущать умы, – ответил Макс. – Любовница – одно дело, бастарды – другое.
При слове «бастарды» Макс невольно скривился. Он сам был зачат отцом, консулом Антиллы, с любовницей-танцовщицей. Второй законнорожденный сын, Красс, лишил Макса и титула, и прав. Тави знал Макса всю жизнь, знал и о том, с каким трудом его, бастарда, принимало гражданское общество Алеры.
– Ничего такого у нас не будет, Макс, – сказал Тави. – Для меня, кроме Китаи, других нет.
Рослый антилланец тяжело выдохнул:
– Ты меня не понял.
– Ну так объясни.
– Я к тому, что вопрос, с кем спит принцепс, – важный вопрос, – ответил ему друг. – Уже бывало, что соперничество за Корону приводило к войнам, Тави. И хуже того… Во́роны, оставь старик Секстус пару бастардов, одним Великим фуриям известно, что бы они натворили после убийства твоего отца.
– Тут я не спорю, – кивнул Тави. – Это важно. И все равно я не понял, к чему ты ведешь.
– Веду к тому, что тебя до прошлого года никто не знал как сына Септимуса, а когда и узнали, ты воевал себе где-то на задворках. Приемов не устраивал.
– И то правда.
– После нашего возвращения все изменится, – продолжал Макс. – За тобой все будут следить орлиным оком. Будут совать нос в твою жизнь – где можно и где нельзя, – и любой гражданин с дочкой подходящего возраста постарается сделать из нее Первую госпожу. – (Тави насупился.) – Ты хочешь жениться на Китаи, – утвердительно проговорил Макс. Тави кивнул. – Этим ты многих возмутишь. И эти люди обернут против нее любую крупицу неблагоприятных сведений, будут на нее давить, как сумеют, а ты, продолжая жить с ней, как жил, дашь им точку опоры.
– Честное слово, мне дела нет, что они там подумают, Макс, – буркнул Тави.
– Ты что, дурак? – устало осведомился его друг. – Ты станешь Первым консулом Алеры. Тебе предстоит вести за собой народ и граждан с самыми противоречивыми интересами. Если ты не наберешь достаточно сторонников, готовых за тобой пойти, пострадает множество людей. Соберешься послать помощь опустошенному наводнением графству, а Сенат наложит вето, или перехватит поставки, или обрежет финансирование. Станешь разбирать спор между патрицием и гражданином, а обе стороны будут на тебя коситься, что ты ни делай, и в конечном счете все будут целить в тебя, пока кто-нибудь не попытается отнять у тебя Корону.
Тави, задумчиво глядя на друга, почесывал подбородок. Таких речей он от Макса… не ожидал. У его старого друга был подлинный дар к стратегии и тактике, и Академия его еще отточила, а вот такие рассуждения были не в его натуре.
Сообразив, Тави глубоко вздохнул:
– Это Китаи тебя надоумила.
– Пару недель назад, – признал Макс.
Тави покачал головой:
– Клятые во́роны.
– Не ручаюсь, что это сработает, – добавил Макс. – В смысле, открытое сватовство.
– По-твоему, может сработать?
Макс пожал плечами:
– По-моему, это даст твоим верным сторонникам возможность противостоять любому, кто попытается использовать Китаи для привлечения оппозиции. Ухаживая за ней со всем почтением, какое причитается высокопоставленной алеранской гражданке, ты создашь ей положение в обществе. И к тому же… – Макс нахмурился.
Тави почувствовал, что друг споткнулся на какой-то мысли. И покачал головой, ощутив, как усталая улыбка растягивает краешки губ.
– Макс, – тихо попросил он, – выкладывай уж.
– Во́роны тебя побери, Кальдерон, – вздохнул Макс. – Это же я относился к девицам как к минутному удовольствию. Ты же всегда был умником. Отличником. Не пропускал занятий, усердно учился – и с успехом. Это ты придумал неслыханный способ применения фурий – притом что сам с ними почти ничего не мог. Ты выступал против канимов, маратов, царицы ворда… и умудрился сохранить голову на плечах. – Встретив взгляд Тави, он договорил: – Я знаю, ты смотришь на Китаи не так, как я на своих любовниц. Она для тебя не игрушка. Ты видишь в ней равную. Союзницу.
Тави, кивнув, выдохнул:
– Да.
Макс, потупившись, дернул плечом:
– А может, она заслужила и немножко романтики, Кальдерон? Может, ничего с тобой не случится, если изменишь своим привычкам, чтобы показать, какая она необыкновенная? Не потому, что умеет драться, и не потому, что она фактически принцепса своего народа. А просто потому, что тебе так хочется. Хочется показать ей, как она тебе дорога…
Тави уставился на него как громом пораженный.
Макс был прав.
Они с Китаи очень давно были вместе. У них все было общее. Без нее у него внутри оставалась огромная, не дававшая покоя дыра, и дыра эта наотрез отказывалась заполняться чем-либо другим.
Они так много пережили вместе, но о своих чувствах он ей не говорил. Конечно, она знала о них, как и он чувствовал ее преданность – через ту необыкновенную связь, что протянулась между ними.
Но есть вещи, которые надо высказать словами. Без этого они не станут настоящими.
А есть вещи, которых словами не выскажешь. Только делом.
Клятые во́роны. Он никогда не спрашивал ее, каковы брачные обычаи ее народа. Просто не додумался.
– Во́роны, – негромко заговорил Тави. – Я… Макс, кажется, ты прав.
Макс развел руками:
– Да. Извини уж.
– Ладно, – решился Тави. – Итак… я ищу способ заставить Алеру принять помощь канимов, а потом победить ворд и еще собрать достаточно сторонников, чтобы стать настоящим Первым консулом, а теперь в моем расписании еще и великий роман.
– Вот почему ты – принцепс, а я скромный трибун, – улыбнулся Макс.
– Я… не очень-то силен в романтике, – признался Тави.
– Да и я тоже, – весело ответил Макс. – Но смотри на это так: нельзя усовершенствоваться в том, чего вовсе нет.
Тави зарычал и потянулся за пустой кружкой.
Макс, уже открыв дверь, грохнул правым кулаком по нагруднику и открыто ухмыльнулся.
– Я встречу прибывающих, принцепс, и всем покажу дорогу к твоей каюте.
Тави удержал руку с кружкой. Не швыряться же на виду у всей палубы. Поставив кружку, он взглядом пообещал сквитаться попозже, а вслух сказал:
– Благодарю, трибун. Не забудьте закрыть за собой дверь.
Когда дверь за Максом закрылась, Тави устало опустился на стул. Оглядев разложенные на столе карты, он вытянул одну, которой никому не показывал. Алера помогла ему с ней. Она показала, как распространяется по лику страны кроч – как гангрена от инфицированной раны.
Ворд к этому времени насчитывал сотни тысяч, если не миллионы.
Тави горестно покачал головой. Что прикажете думать о мире, в котором угроза ворда для него на втором месте? О чем-то это явно говорило, только он еще не разобрался, о чем.