В начале был Фридрих фон Бюрен[1], а Гогенштауфенов не было, и даже если бы спросили, где проживают Гогенштауфены, никто бы не мог ответить, потому что не о ком было бы говорить. – Я пишу эту летопись о своих предках, так как учитель – брат Иаков из Лорхского монастыря – поклялся, что при всех надерет мне уши, если я не смогу перечислить всех Штауфенов от основателя династии – первого человека. Вот и пришлось в летописцы податься, впрочем, если брат Иаков все-таки надерет мне уши, переложу летопись на стихи и пойду по миру вместе со странствующими вагантами, с ними весело. Вот потеряют единственного законного наследника, тогда узнают почем фунт лиха. Слезами горючими умоются, а меня и след простыл.
Никто не знает, были ли у Фридриха фон Бюрена графа Рисгау батюшка с матушкой, даже мой папа не знает, а ведь он Швабский герцог, даже матушка, даже дядька, что меня утром прямо с молитвы забирает ножи метать, да на деревянных мечах сражаться. А ведь он старый – седой весь и на лешака похож. Так что так и запишем: вначале сотворил Бог Фридриха фон Бюрена и надоумил его жениться на благородной вдове – хозяйке Эльзаса Хильдегарде, дочери графа Гуго V фон Эгисхейм-Дашбург. И стали они поживать, добра наживать.
Раз преследовал Фридрих хозяин Эльзаса в своем лесу благородного оленя. Час гнался за ним, два, уже и конь притомился, ох, и здорово же на охоте! Батюшка брал меня с собой, правда, не на оленя, на зайцев.
Нельзя отвлекаться. Долго ли, коротко ли преследовал Фридрих фон Бюрен дивного зверя, про то мы не знаем, не ведаем, но вывел олень хозяина Эльзаса к горе Гогенштауфен (Высокий Штауфен), что в горном массиве Швабская Юра. Поднялся Фридрих на гору, обвел взором окрестности и понял, что это хорошо, и повелел воздвигнуть на этом месте крепость Высокий Штауфен, и приказал отныне величать себя господином фон Гогенштауфеном. И вознес молитву Всевышнему о возвышении своего рода отныне и до скончания времен.
Уехал из Эльзасского замка Фридрих фон Бюрен, а вернулся в него Фридрих фон Гогенштауфен. Так что челядь еще недели две разучивала новое имя своего господина. Основал первый человек Фридрих крепость и монастырь Лорхе, дабы стал он местом вечного упокоения его самого, и его потомков.
Когда же помер первый Гогенштауфен, отнесли его, по слову его, верные слуги в усыпальницу Лорхе, и там он тоже был первым. А сын Фридриха – тоже Фридрих[2], мы все Фридрихи, сделался наследником Швабии и Эльзаса. Этот Фридрих был моим дедушкой, официально его звали Фридрих I, не знаю, отчего так.
А потом началась война, люблю я про войну рассказы, вот и рог у меня есть маленький тру-ту-ту, и деревянные рыцари, что двигают руками и ногами. Одному надену на голову корону, накину на плечи алый плащ. Вот он уже и не рядовой, а молодой король Генрих IV[3], который тру-ту-ту начал скликать окрестных герцогов да графов на подмогу. Фридрих – вот он в тонком венце и синем плаще присягнул его величеству. На колени воин Фридрих. Посвящаю тебя в рыцари. Когда же Генрих пришел к власти, сделал он своего друга Фридриха герцогом Швабии, отобрав владения у предателя Рудольфа Рейнфельденского[4], и отдал ему в жены свою любимую дочь – принцессу Агнес[5], а та подарила Гогенштауфену двоих прекрасных сыновей: Фридриха[6], моего папу, и дядю Конрада[7]. Так второй фон Гогенштауфен выполнил завет отца и возвысил род свой.
Ох и озлобились же на удачливого Фридриха герцоги да бароны, не бывало, кричат, еще такого, чтобы безвестный графчик за одну короткую войну сделался и герцогом, и королевским зятем! Долой, говорят, выскочку. Злятся, зубами щелкают, лают, да куснуть не могут. Потому как кто же в открытую пойдет против королевского зятя?
Меж тем отправился его величество в Италию, с папой римским Григорием VII[8] о делах толковать, а Фридрих с Агнес наместниками за него остались. Ох, и натерпелся же второй Гогенштауфен от своих недоброжелателей, которые то королю вести слали, облыжно утверждая, что мол, Высокий Штауфен измену затеял да трон захватил. То душегуба с кинжалом в покои запустят, то кашу страшным ядом отравят. Да от этого яда только собака, лизнувшая из господской тарелки, сдохла. И поделом, матушка ни за что не позволила бы блохастой суке жрать ее еду. Вот любимому коту – черному Сарацину – другое дело. Но это я отвлекся.
Фридрих же был молодец и герой: как перед отъездом приказал ему король (нет, надо все-таки писать «император»), покончить со сторонниками предателя Рудольфа Рейнфельденского, усмиряя их огнем и мечом, так и бил он супостатов, поджидая своего господина. Был он в походе против Рейнфельденов, против Вельфов и даже против Церингенов. Когда же я пойду хоть в какой-нибудь поход?
Тан-дарадай, тан-дарадай,
Эй, веселее в ногу шагай!
Эй, собирайся на праведный бой,
Меч и копье неизменно с тобой.
Тан-дара-дай, тан-дарадай,
Нехристей крепко за яйца хватай![9]
Долго ли, коротко ли отсутствовал государь, честный Фридрих сносил обиды от природных аристократов, вернулся Генрих и не с грозой во взоре, а с улыбкой на устах и раскрытыми объятиями. Всех клеветников покарал, ох и полетело же золотых да серебряных венцов! Один Гогенштауфен свою герцогскую корону и уберег.
А потом уже вместе с Генрихом участвовал Фридрих и в битве при Фларххейме, в которой императорская армия была разбита Рудольфом. Вместе они там кровь пролили, и в Эльзасе так же рядом были, в одном шатре спали, одну еду ели. В этой битве злейший их враг Рудольф потерял руку и на следующий день умер. Думали, войне конец. Заживем теперь припеваючи. Не тут-то было, за смерть отца явился мстить сын его, Бертольд I Рейнфельденский[10], и зять, Бертольд II Церинген[11]. Наследник Рудольфа провозгласил себя законным герцогом Швабии, что не понравилось честному Фридриху, и он пожаловался императору. А тот и без того был зол на Рейфельденского, так как стало известно, что выбрали супостаты нового антикороля – Германа Зальмского[12].
Сцепились сторонники короля и антикороля и ну резать друг дружку. Рубят, колют, из луков стреляют, а все обороть друг дружку не могут. Потому что силы равны. А потом пришел к Фридриху Швабскому на помощь его единоутробный брат Оттон по прозвищу Пройдоха[13].
Благодаря хитроумному Оттону удалось добиться мира, разделив огромную Швабию на три части. Так из Брейзгао образовалось герцогство Церинген под эгидой Бертольда II Церингена, восточная часть отошла герцогу Баварии Вельфу IV[14], Фридрих же остался в Швабии – но это была не прежняя Швабия, а всего лишь северная часть от того, что было.
А через шесть лет опять тру-ту-ту, то есть нормальный рог так не поет, но у меня ведь не рог, а так, свистулька. В общем, новая война, против императора Генриха вот ведь стыдоба, восстал его родной сынок и наследник, тоже Генрих[15], видно, заждался, когда жестоковыйный отец уступит ему трон. Неблагодарный наследник. Вот я бы никогда не восстал на папу. Я люблю своего папу.
Разумеется, Фридрих тут же поддержал друга, послав ему письмо с утешениями. Старые слуги до сих пор поговаривает о том, как нелегко ему было решиться пойти против родного шурина, брата любимой жены. Долго горевал Фридрих, оплакивая свою долю, почитай целый год, пока не сошел от тяжких дум в холодную могилку, что в монастыре Лорхе, где уже основатель рода Фридрих и супруга его законная покоились. Сниму с него герцогскую корону и синим плащом закрою, будто он и вправду умер.
А еще через год не стало благородного короля Генриха IV, и на трон вступил Генрих V. И короля рядом положим. Корону – сыну, плащ – ему же. Надо будет, когда меня выпустят, изготовить ящичек и похоронить обоих славных рыцарей по всем правилам, с отходной мессой, молитвами, цветами. Ребята, что ко мне приставлены будут в восторге, только сначала нужно в войну поиграть, чтобы все как по писаному.
Так Швабия перешла от моего дедушки, герцога Фридриха I, под эгиду моего отца, Фридриха II. А корона Германии с головы Генриха IV увенчала Генриха V. И это было правильно.
Дабы не ссориться с новым королем, мать свою и нашу бабку Агнес Фридрих II сразу же после траура выдал замуж вторично – за маркграфа Австрии Леопольда III.
Интересно, позовут меня сегодня кушать, или решили весь день голодом морить? Ох, учителешки это проделки не иначе, вот бы его кнутом выдрать, да по голой попе, вмиг бы позабыл, как законного наследника Швабии обеда лишать. Вот сейчас пропущу трапезу, зато дядька-пестун своего уж точно не упустит, не даст чаду на перинах-то пуховых поваляться, как пить дать потащит чучело, в кольчугу обряженное, колоть. Не спросит, сыт ли, голоден, его дело из меня отменного бойца сделать, а не на стол подавать.
Ладно, попробую дальше, авось с Божьей помощью и справлюсь, где у меня деревянный конь? Цок-цок, стучат копта – это Генрих V отправился за императорской короной в Италию, потому что корону Империи может дать один только римский папа. А мой папа Фридрих и дядя Конрад остались наместниками в Германии, били всех, кто против законной власти поднимался, за что отца моего в Кёльне отлучили от церкви. Сначала отлучили, а потом, когда ветер поменялся, обратно возвернули, потому как сильно мой папа нужный в Империи человек оказался.
Но это я сильно вперед забежал, в тридцатилетнем возрасте женился мой отец на маме Юдит[16], дочери Генриха IX Чёрного[17], герцога Баварии и Вульфхильды Саксонской[18]. Видел я бабушку Вульфхильду – волчью, а Черного дедушку, не видел. Спрашивал, отчего это он черный? Одни говорят, что де постригся он в монахи и оттого ходит в черном, а раньше его иначе дразнили, другие, что, мол, волосы у него черные, как у его мамы, Юдит Фландрской[19], как у моей мамы Юдит. Оно и понятно, что когда вокруг все почитай светлые да рыжие, один черный – точно ворон в ячменном поле.
Ночью вышел по замку пройтись, все ли в порядке, поглядеть. Мне этого пока что не дозволяют, мол, за порядком специальные слуги доглядывают, но хозяйский глаз ничто не заменит. Опять же – разведка. Ходил, бродил, щеколды, замки проверял. А когда мимо людской хотел прошмыгнуть, любопытный разговорчик услышал.
– Госпожа-то наша – чистая ведьма, прости господи, – хнычет ключница, – я ее, стерву толстую, по голосу сразу спознала.
– Твое ли это дело, безмозглая? – отвечает ей дядька. – Знай свои кладовки, дура, да помалкивай.
– Чего помалкивать-то, когда герцогиня Юдит – не просто женщина, она и мать ее суть одно и то же. Потому как знает о таких вещах, о таких людях судит, которые задолго до нее померли, но которых мать ее, тоже ведьма из ведьм и тоже Юдит чернокосая, знать могла. В роду их латинском так ведется, ведьма обязана на свет божий другую ведьму породить и именем своим назвать. Тогда душа ее после смерти в дочь перейдет и вечная Юдит по земле не прекратит шлындать.
– Во дура баба! Во испужала, – ответствует ей дядька Хротгар. – Да если бы было по слову твоему, нашу красотку Берточку, голубку ясноокую, звали бы Юдит, и была бы она ведьмой. Берта же – девочка светлая да богобоязненная. Никакая не ведьма. А станешь господскую доченьку ведьмой бранить, доложу господину, пусть он твой поганый язык железом выжжет – другим наука.
– Да в том-то и дело, что Берта не черной уродилась, не в мать, а в отца – рыженькая! В такую черной Юдит вовек не вселиться.
Дура баба. Действительно дура. Хотел я выйти из схорона, пальцем ей погрозить, да только как бы мне самому за ночные мои вылазки по одному месту не схлопотать. Дядька на руку тяжелый. Пока отец узнает, что я измену раскрыл, так задницу разукрасит.
Ладно, что дальше, женился мой отец, и через два года я на свет народился, в 1122-м от Рождества Христова, а на следующий год – сестра Берта. И никакая она не ведьма, сестра-то, неумеха только, кому такая в жены достанется?
Когда мне исполнилось три года, помер Генрих V и пошли князья нового короля избирать. Назвали двоих претендентов – папу и Лотаря Саксонского[20]. Судили, рядили, выбрали Лотаря. Он наш враг и я писать о нем не буду. Папа вначале присягнул ему, и дядя Конрад присягнул, ибо не присягать – измена. А он тут же злом за добро отплатил, потребовал, чтобы мы Гогенштауфены отдали родовые владения Генриха V, отошедшие в приданое нашей бабке Агнес! Ну ничего себе аппетиты!
Папа стазу же восстал, и дядя восстал, и я бы восстал, если бы мне тогда сказали, что все восстают. Начали армию набирать, крепости укреплять. А тут и войско имперское сгрудилось у крепостных стен. Трубят в рога и трубы, кричат разные гадости, выманивают. В общем, война. Да только силен папа, селен дядя, и все мы не просто так над людьми поставлены, мы – высокие Штауфены, от вершины горы к небу тянемся. Год от года растем и крепнем. Так и воюем. А что делать?
На военных советах я по левую руку от отца восседаю. Скучно, конечно, то собаку под столом хлебом покормишь, то кота Сарацина погладишь, а за окном – птички ласточки. Папины сотники военную обстановку докладывают, гонцы прискакивают, скажут, что им велено, и ответа ждут. Я на папу смотрю, он кивнет с достоинством – и я кивну. Он нахмурится – и я брови сведу грозно. Он кулаком по столу грох! И я грох – больно!..
В прошлом годе другой дядя, герцог баварский Генрих Гордый[21], в замок пожаловал. Письмо от Лотаря супостата привез, мол, разбит наш враг там-то и там-то, посему воевать далее остерегается, самому бы раны зализать. А просит папу и дядю в место условное приехать, на подписание мирного договора. В общем, на радостях все перепились в гогу-магогу, а потом ночью предатель баварский попытался пьяного папу из замка через врата, никем не охраняемые, на своем жеребце вывезти. Плащ на него надел, капюшон длинный на голову – ни дать ни взять один из монахов монастыря Лорхе. В последний момент кто-то руку с перстнем герцогским приметил, тревогу забил. А то не было бы у меня сейчас папки. Да и всех нас, пожалуй, того. И маму, и сестренку… у вражина паскудная! А еще родный дядька – мамин брат!
Пленить не пленил, но папа после этого неудавшегося похищения окривел. А кому нужен одноглазый король? На одного претендента меньше.
Но папа не шибко расстроился, вместо себя дядю Конрада в короли-императоры предложил. А что? Тоже племянник короля, тоже сын принцессы. Вот его 18 декабря прошлого года швабские и франконские князья королем и избрали. Конрадом III. Дядя, понятное дело, принял избрание и был за это отлучен от церкви немецкими епископами, а потом и самим папой, тем не менее он уже короновался железной короной лангобардов. Так что теперь я тоже племянник короля! И я тоже претендент на престол.
Сейчас 1128 год, декабрь.