Фосфоресценция. О том, что нас поддерживает, когда мир окутывает тьма - читать онлайн

«Самое прекрасное, что можно испытать, – писал Альберт Эйнштейн, – это неизведанность; это источник любого истинного искусства и любой науки. Тот, кто не знаком с этим чувством, кто не останавливается, чтобы подивиться и застыть в восхищении, все равно что мертвый, его глаза закрыты». Восхищение заставляет нас притормозить и смотреть во все глаза, оно побуждает нас принять свою незначительность, смириться, осознать, что все мы есть часть Вселенной, непостижимо большей, чем мы сами. По утверждениям социологов, оно даже делает нас добрее и восприимчивее к потребностям окружающего общества.

Изумление очень похоже на восхищение, и эти две эмоции зачастую тесно переплетаются. Изумление заставляет нас остановиться и задавать вопросы о мире, удивляясь тому, чего мы еще не видели, восхитительному или же обыденному. Философ-этик XVIII века Адам Смит – человек, получивший известность как «отец капитализма» после написания влиятельной книги «Богатство народов», – идеально сформулировал эту мысль. По его мнению, изумление возникает, «когда появляется нечто новое и необыкновенное… [и] память не может извлечь из всех своих тайников ни одного образа, который хотя бы приблизительно напоминал это странное явление… Оно само по себе запечатлевается в воображении». Смит верил, что порой мы физически ощущаем это изумление: «глядим, широко распахнув глаза, не дыша и с замиранием сердца».

Таинственное и непостижимое вдохновляло как великих философов, так и чудаков.

В своих исканиях фосфоресценции, – во время которых я много раз проваливалась в черные дыры и тонула в трясине, – я неизменно обращалась к восхищению, изумлению и целительным свойствам природы. Именно о них я пишу в этой книге: о лесе, море и обитающих в них живых существах. У многих из нас имеются уединенные, спокойные места, которые мы используем как убежище и пристанище – ближайшие пляжи, скамейка в парке, величественное дерево.

У меня это обычно море, нечто, столь же дикое и необузданное, сколь безбрежное и прекрасное. Недавно, плавая на восходе солнца, я вспомнила, как Оскар Уайльд сравнивал зарю с «робкой девой», которая «росой сандалии сребря, вдоль улиц крадется пустых»[2]. Внезапно это сравнение показалось мне таким скромным и британским (хотя Уайльд был ирландцем, он много лет прожил в Лондоне). В Австралии рассвет – это поджигатель, разливающий бензин вдоль горизонта, бросающий в него спичку и наблюдающий, как разгорается пламя.

Восход и заход солнца обрамляет наш день благоговейным восхищением. Зачастую подобное восхищение мы принимаем как данность, но тем не менее и современные ученые, и древние философы советуют нам стремиться к нему.

По большому счету, естественные науки могут предоставить гору доказательств того, что созерцание зеленого цвета – растений, листьев, деревьев, пейзажей из окна – делает нас счастливее и здоровее. Полученные доказательства и впечатления дали толчок бурному развитию японской практики «купания в лесу», или синрин-йоку. В процессе такой лесотерапии участники ходят среди деревьев, прикасаются к ним, прислушиваются к их звукам, пытаясь воссоединиться с природой. Как хорошо известно тем, кто занимается фридайвингом и скуба-дайвингом, аналогичные ощущения возникают, когда плаваешь в подводных лесах; ты медленно скользишь, пристально фокусируешь взгляд, и перед тобой открываются неизведанные миры.

Глава 1. Уроки каракатицы

Когда я впервые увидела каракатицу в естественной среде обитания, то была до глубины души поражена ее доисторическим и инопланетным внешним видом. Каракатицы – удивительные создания с похожей на слоновью головой, восемью руками, которые они периодически раскидывают в стороны, а потом складывают вместе. Их маленькое тело окаймлено тонким волнистым плавником, смахивающим на шелковую шаль. Они скользят по дну океана, сливаясь с лежащей под ними поверхностью, и меняют не только окраску, от золотой над песком до коричневой и красной над водорослями, но и свою фактурность, от гладкой до шипастой. Каракатицы так ловко маскируются, что зачастую становятся заметными лишь тогда, когда шевелят шелковыми плавниками.

Инопланетность каракатиц проявляется не только во внешности. Только подумайте: их зрачки имеют форму буквы W; предполагается, что глаза у каракатицы в полной мере формируются еще до рождения и маленькие особи начинают распознавать свое окружение, находясь в яйце. Кровь каракатиц бесцветная, голубовато-зеленый цвет она обретает только после контакта с кислородом. У них три сердца и мозг в виде пончика, а соотношение веса мозга к телу значительно превосходит уровень других беспозвоночных. Кость каракатицы – тот самый белый овальный предмет, который частенько вымывает на берег или применяется в качестве кормовой добавки для попугаев – на самом деле является твердой хрупкой известковой внутренней раковиной, используемой для регулировки плавучести, и отличает каракатиц от других головоногих, в частности осьминогов и кальмаров. На каждую женскую особь приходится четыре-пять мужских – на мой взгляд, идеальное соотношение, – но живут они всего год или два.

Для меня каракатицы служат символом восхищения. После первой встречи с ними я на несколько часов зарядилась невероятной энергией. И они до сих пор оказывают на меня гипнотическое воздействие. Каждую зиму я постоянно наблюдаю за ними, а с приходом весны скорблю, находя на берегу вынесенные приливом их маленькие белые кости.

Когда я ныряю, чтобы поплавать рядом с каракатицами, как я уже делала несколько раз на этой неделе, окружающий мир замедляется до шелеста плавников. Каракатицы редко боятся меня и порой настроены довольно дружелюбно. Регулярное их созерцание в заливе у подножия холма натолкнуло меня на неожиданную мысль о восхищении. Если бы я могла предвидеть, что ежедневно буду наблюдать, как они скользят среди коралловых рифов, то давным-давно занялась бы подводным плаванием.

Питер Годфри Смит, профессор философии и истории, который также живет на моем холме, сравнивает гигантскую каракатицу, достигающую порой метра в длину, с «осьминогом на воздушной подушке» с руками, похожими на «восемь огромных и ловких губ». Он напоминает нам, что «разум развивался в море. Все начальные стадии эволюции проходили в воде: возникновение жизни, рождение живых существ, развитие нервной системы и мозга, появление сложных тел, обусловливавших наличие сложного мозга… Когда животные впервые выползли на сушу, то забрали море с собой. Все главные процессы жизни протекают в наполненных водой клетках, отделенных от внешней среды мембраной, крошечных сосудах, чье содержимое представляет собой остатки моря». Другими словами, море внутри нас.

Если вы присоединитесь к сотням участников моего плавательного отряда, то поначалу можете подумать, что смысл этого действа в основательных физических упражнениях в начале дня. Мы встречаемся после восхода солнца на пляже Мэнли в пригороде Сиднея, плывем до мыса, а затем пересекаем охраняемую морскую зону в сторону другого пляжа.

Мы носим ярко-розовые кепки. Название нашей команды «Смелые и красивые» кому-то, возможно, покажется глупым, однако это напоминание того, что она была сформирована несколько лет назад женщинами среднего возраста, которые слишком боялись плавать в одиночку. Эти утренние заплывы – демонстрация не умения, а мужества.

В том или ином месте примерно полуторакилометрового маршрута мы сбиваемся в кучу, показывая руками вниз, под воду, на огромных голубых груперов, каракатиц с различной степенью маскировки (периодически размножающихся или поедающих друг друга), бородатых воббегонгов, австралийских бычьих акул, орляковых скатов и даже крошечных черепах и морских коньков. Как раз на этой неделе мимо меня промелькнула стая дельфинов, пока я плавала вокруг мыса.

В начале зимы залив кишит молодыми узкозубыми акулами, кружащими всего в нескольких метрах под нами. Они мигрируют лишь тогда, когда станут достаточными крупными, чтобы нервировать людей, – ничего удивительного, что английское слово shiver означает и стаю акул, и содрогание. (Пока я это пишу, утреннего пловца укусила акула, в которую тот, по его собственным словам, врезался в темном море, поскольку плавал без головного фонаря. Учитывая тот факт, что это оказалась в целом неопасная акула-нянька, мы могли продолжать спокойно плавать.)

Однажды в залив заплыл кит и в течение часа играл с пловцами – хотя я не хочу об этом говорить, поскольку меня там не было. (Мне пришлось прочесть статью об этом случае в The Daily Telegraph под заголовком «Кит дня».) Мои друзья-атеисты, присутствовавшие при данном событии, описывали свои впечатления как молитву или нечто религиозное; на их лицах застыло торжественное и серьезное выражение. Ну да ладно.

Наши заплывы не всегда проходят идеально. Частенько нам приходится пробиваться через толщину морских водорослей, бороться с мощным течением и устрашающими, сокрушительными волнами, которые подминают тебя, накрывают с головой, кружат в вихре или выбрасывают на песчаный берег. Иногда волнение на море такое бурное, а глубинное течение такое сильное, что обратно к берегу я обязательно плыву в паре с подругой. Новичков часто приходится спасать. Иногда мы возвращаемся с красной сыпью на лице и конечностях от уколов ядовитых рыб. Никогда не забуду огромную стаю маленьких коробчатых медуз с длинными ловкими розовыми щупальцами, обитавших многие месяцы в заливе. Хотя мы надевали защитные гидрокостюмы и мазали лицо, руки и стопы мазью на основе папайи, у многих до сих пор остались шрамы от жал, а некоторые из нас даже попали в больницу. Но именно каждодневные различия в условиях и делают наши заплывы столь будоражащими.

Когда вы ныряете в мир, где не тикают часы и не тренькает входящая почта, происходит нечто восхитительное. Ваши руки рассекают, разрезают необъятный океан и проходят сквозь него, а в это время разум отправляется в свободное плавание, и вы открываете себя для восхищения, для возможности увидеть нечто удивительное, таинственно-загадочное и непостижимое. Исследования показывают, что восхищение делает нас более терпеливыми, менее раздражительными, более смиренными, любознательными и креативными – даже если вы просто смотрите документальные фильмы о природе. Оно может освежить и расширить наше представление о времени: исследователи Мелани Рад, Кэтлин Вохс и Дженнифер Аакер обнаружили, что «благоговейное восхищение приводит людей в настоящий момент, а пребывание в настоящем моменте позволяет восхищению корректировать восприятие времени, влиять на решения и помогать получать от жизни куда больше удовольствия».

Исследования, проведенные социальным психологом Полом Пиффом вместе с коллегами, указывают, что те, кто постоянно испытывает восхищение, с большей вероятностью отличаются щедростью, отзывчивостью, альтруизмом, этичностью и расслабленностью. В ходе одного эксперимента люди, которые созерцали вздымающиеся к небу эвкалипты, были в большей степени склонны помогать тем, кто споткнулся и рассыпал карандаши, чем те, кто этого не делал. Другими словами, в смирении от охватывающих нас эмоций мы чаще заботимся друг о друге, проявляем внимание и ощущаем более тесную связь с окружающими.

Было бы неверно воспринимать физические упражнения только лишь как средство наращивать мышцы и снимать напряжение. При любой возможности мы должны выгонять себя из спортивных залов на природу, зная или надеясь на то, что сможем пережить глубочайшее восхищение.

Членам нашего отряда и без всяких исследований прекрасно знакомы радость и польза от плавания в океане. Несколько моих Смелых и Красивых друзей перестали принимать антидепрессанты: они называют океан «водным витамином». Одна из моих подруг, любительница запечатлеть обитателей богатого разнообразными существами залива на фотографиях с фантастическим светом, называет плавание своей «таблеткой счастья». Другим заплывы помогают выжить: многие их участники, переживающие серьезную болезнь, тяжелые разрывы или семейные драмы, рассказывали мне, как плакали, заливая слезами очки и наворачивая круги по заливу, а потом возвращались к горячему душу и кофе и собирались с силами для следующего дня.

Как утверждает Уоллес Николс, автор книги «Ближе к воде», рассказывающей о необыкновенной пользе нахождения в воде или рядом с ней, вода «погружает в медитацию». В исследовании, опубликованном в British Medical Journal в августе 2018 года, озвучивается теория о том, что плавание в холодной открытой воде может послужить лекарством от депрессии. И опять-таки наука доказывает то, что мы и так знаем, – зачем же еще я, типичная «сова» просыпалась бы до рассвета и ныряла в темные воды, если бы это так не затягивало? Исследование основывалось на впечатлениях 24-летней женщины, которая обнаружила, что благодаря еженедельному плаванию в холодной воде она смогла прекратить принимать лекарство. Авторы исследования не могут определиться, почему так произошло. Согласно одному из возможных объяснений, вода оказывает противовоспалительный или обезболивающий эффект. Мне лично более правдоподобным представляется теория, выдвинутая одним из авторов, Майклом Типтоном: «Если вы адаптируетесь к холодной воде, то сможете ослабить стрессовую реакцию на повседневные факторы, такие как хамство на дорогах, экзамены или увольнение».

Восхищение, рождающееся во время плавания, пробуждает чувство единения. Совсем как дружба. Мы – сильное и крепкое сообщество, разношерстная команда, связанные общей любовью. Разговоры нашей пестрой публики – куда входят судьи, плотники, модели, священники, врачи, социальные работники и учителя, в возрасте от пятилетних малышей, которые плавают на лодках, до ветеранов за восемьдесят – тоже часть приятного ежедневного ритуала. Мы обсуждаем красоту восхода, погоду, температуру воды, видимость, запах, наличие жалящих медуз, существ, запримеченных нами на океанском дне, необходимость надевать гидрокостюм. И жалуемся на то, как долго местное кафе готовит нам горячие напитки. На следующий день мы продолжаем вести те же диалоги.

В эпоху растущей разобщенности, цифровых отношений и поляризации политических взглядов так здорово пообщаться с разномастной группой людей, – со многими из которых у тебя только одно общее, – и поболтать обо всякой ерунде и чепухе. Спускаясь по ступенькам на южном конце пляжа, я знаю, что перед тем, как ступлю в воду, увижу десятки сияющих лиц и что каждый член нашей группы понимает, как ему повезло разделить этот опыт. Мы частенько устраиваем продажу выпечки или сбор средств в пользу местного серф-клуба или какой-нибудь благотворительной организации. После моего возвращения из больницы члены нашей команды по плаванию многие месяцы оставляли на ступеньках моего дома еду, выгуливали собаку, кормили кота, сажали деревья в саду и выполняли еще кучу других важных дел, без всяких просьб с моей стороны.

Важность ежедневного общения с людьми – в старомодной манере, лицом к лицу – описана и подтверждена исследователями, включая американского социолога Роберта Патнема, который в своей книге 1995 года «Боулинг в одиночестве. Падение и взлет американского общества» (Bowling Alone: The Collapse and Revival of American Community) выражает горькое сожаление об упадке в Америке таких социальных организаций, как церкви, союзы и группы местной общественности. За последние годы резко возросло число людей, у которых нет задушевных друзей, что имеет печальные последствия для нашего здоровья. Изоляцию и одиночество связывают с растущим риском хронических заболеваний и деменции, алкоголизма, проблем со сном, ожирением, диабетом, гипертензии, ухудшения слуха и депрессии.

Коллективистский дух придает нам душевной стойкости и запас жизненных сил, не только укрепляя нашу психику в настоящий момент, но и защищая ее в будущем. В ходе одного из самых продолжительных исследований взрослой жизни людей в истории, Гарвардского исследования развития взрослых, наблюдение за участниками велось на протяжении восьмидесяти лет начиная с 1938 года. По его результатам были сделаны выводы о том, что основным фактором, влияющим на здоровье и счастье, являются социальные контакты и отношения. (Заголовок в недавнем выпуске Harvard Gazette, посвященном полученным данным, гласил «Хорошие гены хорошо, но радость еще лучше».) Руководитель данного исследования, Роберт Уолдинджер, профессор психиатрии в Гарвардской медицинской школе, утверждает, что теперь близким отношениям уделяет намного больше внимания, чем раньше. Еще одно исследование, опубликованное в Australian & New Zealand Journal of Psychiatry в 2017 году, пришло к выводу, что ресурсы, обеспечиваемые социальным единением, могут служить «социальным лекарством» при психологических заболеваниях.

Так почему бы нам всем не попытаться приложить больше усилий и не пробуждать в себе чувство единения? Сделать это трудно, когда ты робеешь, болеешь, печалишься или страдаешь; мое первое побуждение – закрыться на все замки и тихо сидеть в одиночестве. Однако это побуждение не всегда самое здоровое. Чтобы справиться с болью, потерей или травмой или просто удержаться на плаву, когда жизнь пытается утянуть нас на дно, нам необходимо знать, что мы не одиноки.

Важны не только отношения с друзьями или семьей: контакты и общение с людьми, которые живут с вами на одной улице, работают в одном с вами здании, ездят на одном с вами поезде, играют не менее значительную роль. Исследование, проводившееся в 2014 году учеными университета Британской Колумбии, выяснило, что немалую пользу приносят даже «слабые социальные связи», случайные знакомства, как в спортивном клубе. Еще пример. Студенты, которые в любой из дней активнее обычного общались с одногруппниками, чувствовали себя счастливее.

Я точно знаю: дни, которые начинаются с будничной болтовни и долгого заплыва в соленой воде, почти всегда проходят лучше, чем те, которые начинаются иначе. Спросите любого серфера или пловца. Память сохраняется в моем сознании и на моей коже (а также, к огромному сожалению визажистов, вынужденных готовить к вечерним съемкам, в виде кругов от очков на глазах). Со мной согласятся многие пловцы: если им не удается поплавать в океане перед работой, то в течение дня они отмечают у себя повышенную раздражительность, нервозность и невозможность сосредоточиться.

Долгий период своей юности я предпочитала искусственный свет солнечному. Но я не была готом, просто любила ночной образ жизни. Я часами танцевала под лазерами и зеркальными дискотечными шарами в блестящих и шумных ночных клубах и складах, освещенных мерцающими лампами. Но снаружи, на широком австралийском побережье, я охотилась на запутавшийся в воде солнечный свет. На выходные мы с друзьями закидывали в машину палатки и уезжали на расстояние нескольких часов от Сиднея, в местечко под названием Сил-Рокс, прибывая туда уже в темноте. На дороге, ведущей прямо к океану, большими белыми буквами было написано «ПОСЛЕДНИЙ РУБЕЖ».

Тамошний пляж был дикий, неосвоенный, изобилующий представителями дикой природы. Мы парковали машины и бежали к черному океану, ныряли и кружились под луной, наблюдали за серебряной, искрящейся лентой фосфоресценции. Наше плескание будоражило крошечных обитателей океана, поглощающих солнечный свет. Мы обнаружили, что за нами тянутся длинные потоки блесток – галактики биолюминесценции. На самом деле это был фитопланктон, который химически реагировал на движение – использовал накопленную энергию от солнца (фотосинтез) для фотогенной химической реакции в случаях, когда его тревожат, – но нам все это казалось волшебством. Этот живой свет стал для меня символом радости и раскрепощенности, и я пыталась искать новые возможности испытать эти чувства, а также соратников, которые любили бы их так же, как я.

Поклонение австралийцев океану заключает в себя несколько священных аспектов. Во-первых, мы тянемся к нему, вглядываясь в его безбрежные просторы, ложимся возле него при любом удобном случае. Во-вторых, это очищающий ритуал ныряния и плескания. В-третьих, погружение в его глубины и попытки проникнуть в его подводные тайны. В-четвертых, уважение серферов к его громовым валам, приливам и вихревым волнам. Хлорированные бассейны никогда не будут обладать такой же притягательностью, как бескрайний голубой океан; огороженные дорожки тоже могут оказывать гипнотическое воздействие, но они такие скучные, а в воде полно химических веществ.

После первой серьезной операции я мечтала снова окунуться в океан. Когда я снова присоединилась к группе Мужественной бухты, то до конца дня просто-таки танцевала. По мере того, как сильнее становились мои плечи, укреплялся и мой разум. Плавание – это форма медитации. Как рассказывала New York Times великолепная Дайана Найад, которая в 2013 году стала первым человеком, переплывшим Флоридский залив от Кубы до США без специальной клетки для защиты от акул, плавание отлично помогает притупить чувства: «Ты остаешься один на один со своими мыслями в очень жестких условиях».

Звуки заглушаются, это правда. Но для меня плавание в океане – это возможность расширить гамму чувств – зрения, пространства и приглушенных звуков – и обострить восприятие. В течение всего оставшегося дня в моей голове то и дело всплывают воспоминания о зыбком океанском дне и усатых акулах. Я коллекционирую подводные виды, о которых потом рассказываю детям, как охотник коллекционирует шкуры животных.

Плавание служит напоминанием безграничности океана и всего, что в нем обитает. Мы тратим столько времени на попытки повысить собственную значимость – стараемся произвести впечатление, занимаем побольше места, требуем к себе внимания и уважения, – что порой забываем, как приятно ощутить себя маленьким и испытать благоговейное восхищение, когда нас заставляет замолчать нечто великое и величественное, невообразимое, неодолимое и таинственное.

Ощущение собственной малости лежит в основе истинного благоговейного восхищения и единения с другими людьми. В попытках сформулировать академическое определение восхищения социальные психологи Дахер Кельтнер и Джонатан Хейдт писали: «Две характеристики являются центральными во всех случаях проявления благоговейного трепета: воспринимаемая необъятность и потребность в приспособлении, определяемая как неспособность существующих психических структур усвоить новый опыт». Они указывали на то, что архитекторы больших храмов всегда пытались вызвать у смотрящих ощущение собственной ничтожности и, как следствие, благоговейного страха: взмывающие ввысь потолки, гигантские купола, мощные колонны, огромные витражи. В ходе своих исследований Пол Пифф заметил, что стоящие рядом с громадным скелетом тирекса впоследствии утверждали, что находились в составе группы, возможно, потому, что рядом с таким огромным – пусть даже и вымершим – существом они воспринимали себя иначе.

Проводя исследование, участниками которого стали американцы и китайцы, Кельтнер выяснил, что, испытав восхищение, люди подписывались более мелкими буквами. Журналу New Scientist он объяснил это явлением тем, что «благоговейный трепет влечет за собой исчезновение “я”. Внутренний голос, себялюбие, самосознание, растворяются. Эта эмоция подавляет в нас весьма важную часть нашей личности… Думаю, основная идея благоговейного трепета в том, чтобы на мгновение усмирить эгоизм и пробудить в нас коллективное чувство».

То же самое мы чувствуем, когда плаваем в океане. Мы становимся маленькими. Умаляя свою значительность, мы научаемся существовать рядом с другими и заботиться о них. И испытываем больше удовлетворенности от жизни.