Выйдя из лифта, Надежда Николаевна услышала, что в квартире разрывается телефон. Как всегда, когда торопишься, молнию на сумке заело, Надежда дернула сильнее, сумка раскрылась, и на пол вывалились разные мелочи – пудреница, помада, очешник, расческа, пакет кошачьих витаминов – словом, все, кроме ключей.

Телефон все звонил, и Надежда наконец вспомнила, что положила ключи в карман куртки, чего никогда не делала, – вытащат в метро или сами вывалятся. Хотя… сумку ведь тоже могут разрезать.

– Иду, иду! – крикнула она, вставляя ключ в замок, словно тот, кто звонил, мог ее слышать.

Казалось бы, куда спешить? Если кому надо, то еще позвонит. А если не позвонит, значит, и не большая у него нужда. Но Надежда Николаевна подумала, что звонит муж, которого она только что проводила в аэропорт, что он забыл что-то очень важное или хочет еще раз попрощаться. Она распахнула дверь и, не снимая уличной обуви, пробежала по коридору в поисках трубки. Нашла быстро – тут же, на галошнице. Вот как она туда попала, если кота в доме нет? Думать над ответом было некогда, Надежда Николаевна крикнула в трубку:

– Алло! Саша?

– Какой Саша? – изумленно спросили в трубке. – Это же я…

– Ты-ы… – обреченно вздохнула Надежда и села тут же, на галошницу.

– Надя, ты что, меня не узнала? – заволновались в трубке. – Это же я, Муся!

«Не узнаешь тебя, как же… – подумала Надежда. – Твой голос у меня навеки в памяти отпечатался».

– Да узнала я, узнала, – с досадой сказала она, – как не узнать, ведь мы с тобой сто лет знакомы.

Это была чистая правда. Сто не сто, но знакомы они с Муськой Васильковой почти сорок пять лет. А может, даже и больше. Это именно про таких, как они с Муськой, говорят, что в детстве сидели на соседних горшках.

Все верно, познакомились они в детском саду. А точнее, еще раньше, мамы их родили в одном роддоме в один день. Ну, познакомились мамы, пообщались, но продолжать дружбу не стали. А уж потом, через пять лет, когда Надя пошла в садик, мамы и встретились. И узнали друг друга. И дочек познакомили.

Муську родители назвали Мальвиной и вроде бы угадали – девочка с рождения имела абсолютно кукольную внешность. Сначала была похожа на пупса, а к пяти годам уже напоминала свою сказочную тезку. Только волосы были не голубые, а льняные кудряшки. Зато глаза синие, губки розовые бантиком, выражаясь словами детского классика – «цветок, а не девочка». И голосок тоненький, нежный. Полным именем Мальвину никогда не звали. Как сама выговорила в полтора года: «Муся», так и пошло. И в садике – Муся, и в школе – Муся, и во взрослой жизни то же самое.

В школу Надя и Муся пошли не вместе. Так уж получилось, Надежда с родителями переехали в другой район. Но связь девочки не потеряли. И вот тут-то и выяснилось, что Муська совершеннейшая бестолочь. Как говорят, если девчонка страшная – то дура, а если хорошенькая – то дурочка. Согласно этой классификации Муська Василькова была полной и законченной дурочкой. И в жизни, и в учебе. Но в школе это не очень мешало, учителя не слишком к ней придирались, одноклассники относились неплохо. Надежда тогда с Муськой мало общалась – неинтересно было. Но сведения о ее жизни доходили.

Муська закончила школу, дальше учиться не пошла, с трудом выдержала секретарские курсы, решив, что с ее внешностью этой работой она будет обеспечена навсегда.

Однако все оказалось не совсем так. Точнее, совсем не так.

Привлеченные Муськиным внешним видом начальники с удовольствием брали ее на работу, однако предлагали уволиться, не дожидаясь окончания испытательного срока. Оказалось, что секретарю все же нужно обладать некоторыми навыками: не путать документы, писать без ошибок и кое-как уметь пользоваться компьютером. Из всех пунктов Муська умела только заваривать кофе, и то не всякая кофеварка ей подчинялась. Словом, неблагодарные начальники требовали от Муськи работы, а не только благосклонности. А которые брали ее на другую, так сказать, должность, те уж на поверку оказывались такими скотами, что и вспоминать противно.

Все это Надежда узнала от Муськи, случайно столкнувшись с ней на Невском проспекте.

Потом дошли слухи, что Муська вышла замуж. Надежда тогда даже удивилась – несмотря на Муськину внешность, по ее же собственному выражению, больше двух вечеров с ней никто не встречался, очевидно, мужчинам быстро надоедали ее заливистый смех и непроходимая глупость. Муська родила дочку и осела дома. Располнела и не всегда теперь напоминала куклу. Но повадки остались те же.

Муж продержался лет пять, потом ушел, обозвав Муську на прощание клинический идиоткой. Но не бросил окончательно, давал приличные деньги на дочку.

Муська подсунула дочку бабушке, а сама работала от случая к случаю – то приемщицей в химчистке, то администратором в маленькой гостинице, то распространяла какие-то биодобавки.

Дочка выросла и пошла не в мать – училась хорошо, во время учебы подрабатывала, потом устроилась в приличную фирму и через некоторое время вышла замуж за ее владельца.

Теперь Муське не нужно было работать, и она увлеклась разными курсами и семинарами. Причем все курсы были какие-то, на взгляд Надежды, бесполезные. Самопознание, корректирование кармы, восстановление внутренней гармонии…

Нет, Надежда Николаевна такие вещи не очень уважала. Как-то все неясно, нечетко, смутно и непонятно, для какого беса вообще это все нужно.

Муська оправдывалась тем, что дочка не хочет родить ей внука, тогда бы она все бросила и сосредоточилась на его воспитании. Дочка отмалчивалась, Надежда очень ее понимала, она считала, что глупой и безалаберной Муське нельзя доверить маленького ребенка даже на полчаса.

Теперь Муська была все время чем-то занята. В компании таких же, как она, обеспеченных тещ и матерей она посещала всевозможные курсы, лекции и семинары, оздоровительные процедуры и все такое прочее.

Как всегда, переносить Муську в большом количестве было тяжеловато, так что Надежда старалась поменьше с ней общаться. Муська звонила сама, вот как сейчас.

– А почему ты меня с Сашей перепутала? – посмеивалась Муська. – Неужели голос похож?

Голос у Муськи с детства был тоненький, а теперь, с возрастом, стал не ниже, а визгливее.

– Да нет, я думала, он что-то забыл… он улетел в Нижний Новгород на конференцию…

Надежда слишком поздно поняла свою ошибку, но было уже поздно. Слово – не воробей.

– Надя, так ты сейчас свободна?! – обрадованно завопила Муська. – Это же здорово, это очень кстати! Слушай, ты не могла бы записаться для меня на курсы?

– Опять… – вздохнула Надежда. – Тебе еще не надоело? Сколько уже разных курсов было.

– Надя, это совершенно другое дело! – заговорила Муська на повышенных тонах. – Это совсем новое! Цикл семинаров называется «Как изменить свое второе Я»!

– Как? – Надежда поперхнулась воздухом, закашлялась и едва не свалилась с галошницы.

– Да, именно так, «Как изменить свое второе Я»! Это очень актуальная тема!

– Тебе бы для начала свое первое Я изменить… – пробормотала Надежда Николаевна, прокашлявшись, но Муська как всегда ничего не слышала.

– И не спрашивай, как это сделать! – орала она. – Вот когда я прослушаю курс лекций, то все буду знать и тебе расскажу! Извини, тебя с собой не приглашаю, потому что там все сложно…

«Не больно-то и хотелось, – подумала Надежда. – Еще не хватало мне на всякую ерунду деньги и время тратить».

– Короче, Надя, записывай адрес, – бухтела Муська, – значит, это такая организация, называется «центр самопознания»… или «центр самосовершенствования», в общем, не суть важно… Находится она во дворах напротив Спаса-на-Крови…

– Где? – вскинулась Надежда. – В каких дворах?

– Слушай, я понятия не имею, я там никогда не была! – ответила Муська. – Вот тут написано – во дворах. В общем, найдешь, ты женщина грамотная, недаром столько лет инженером работала, это у меня топографический кретинизм.

«И не только топографический, – мысленно вздохнула Надежда. – Это же надо – собралась переделывать свое второе Я! Впрочем, я больше чем уверена, что на этих курсах только деньги выманивают у доверчивых людей, так что хуже Муське не будет».

Однако тащиться никуда не хотелось, и Надежда спросила, отчего Муська сама не запишется на курсы.

– Ой, я никак не могу! – тараторила Муська. – Мне тут подвернулась путевка в пансионат, там такая специальная программа по очищению организма! По старинной вьетнамской технологии… Значит, в тебя поселяют аксолотлей…

– Кого? – завопила Надежда и снова едва не свалилась с галошницы.

– Аксолотлей. Это такие мелкие паразиты, не видимые глазом, они живут у тебя в органах и съедают все вредное…

– Муська, аксолотли очень большие, до тридцати сантиметров, их в аквариумах разводят, ты что-то путаешь!

– Ну, может быть, не аксолотли, а кто-то другой… В общем, когда они съедят все вредное, их выводят.

– Муська, а вдруг им там у тебя понравится и они не захотят уходить? – фыркнула Надежда.

Но Муська, как всегда, юмора не поняла.

– Значит, Надя, я на тебя надеюсь. Понимаешь, когда я вернусь через неделю, у них группы будут укомплектованы. Ты заплати там за первый месяц, а я потом деньги отдам. Очень прошу!

– Да ладно уж, – сказала Надежда, зная, что Муська все равно не отстанет.

В конце концов, этот центр самопознания не у черта на куличках находится, можно и съездить. У нее, конечно, полно дел, но можно выкроить время.

– Да, чуть не забыла! – спохватилась Муська. – Ты там скажи, что ты – не Василькова, а Фараонова Елена Петровна.

– Как это? – удивилась Надежда. – С чего это ты под чужим именем там фигурируешь?

– Понимаешь, эта Фараонова работает в фирме «Вега-плюс». И у этой фирмы договор с центром на пятидесятипроцентную скидку. Так что все нормально, записываешься Фараоновой, я потом разберусь. Только ничего не перепутай.

– Она-то хоть в курсе? – сдаваясь, спросила Надежда, но Муська уже повесила трубку.


Надежда решила не откладывать дело в долгий ящик и поехать по Муськиной просьбе уже сегодня. Как говорится, сделал дело – и весь день свободен. Хоть муж и уехал на неделю, но хлопот у Надежды Николаевны полон рот – и уборку в квартире сделать, и сантехника вызвать, и вещи в химчистку отдать.

Май нынче выдался очень теплый, поэтому кота Бейсика отвезли пораньше на дачу к бабушке. Сан Саныч всегда очень болезненно переживал разлуку с котом, но поскольку он все равно уезжал в командировку, то согласился, что в такую жаркую погоду рыжему разбойнику будет гораздо лучше на свежем воздухе и на зеленой травке, чем в душной квартире. Надежда дала мужу честное слово, что будет навещать кота как можно чаще.

Так что дел было невпроворот, и Муська со своей просьбой пришлась как всегда некстати. Ну да ладно. И Надежда отправилась по Муськиному поручению, не догадываясь, что судьба опять готовит ей опасное приключение.


– Напротив Спаса-на-Крови… – пробормотала Надежда, оглядевшись по сторонам.

Она стояла на набережной Екатерининского канала, рядом с нарядным, как свадебный торт, храмом, выбивающимся из строгого, респектабельного петербургского стиля. Перед ней были обычные жилые дома, ничего похожего на центр самосовершенствования. Или, как там говорила Муська, самопознания.

– Где же этот центр, будь он неладен, – пробормотала Надежда. – Ну, Муська… вечно от нее одни неприятности…

В это время мимо Надежды проскользнул долговязый молодой человек с дредами, в пестрой вязаной шапочке, совершенно не соответствующей сезону, и скрылся в подворотне. Следом за ним в ту же подворотню уверенно направилась блеклая женщина средних лет в длинном бесформенном платье, за той – моложавая бабушка с двумя внуками, за бабушкой – деловой мужчина в приличном костюме…

Подворотня явно пользовалась популярностью. Надежда перестала колебаться и вошла в нее.

Она оказалась в длинном, просторном, неаккуратно заасфальтированном дворе, расположенном на задах Конюшенной площади. По сторонам двора размещались многочисленные флигеля и пристройки, украшенные разнокалиберными вывесками.

«Веган. Магазин экологически чистых продуктов. Ресторан натурального питания».

«Раджа. Мебель и товары для интерьера из Индии и Индонезии».

«Человеческое тело. Постоянная выставка».

«Наше далекое детство. Игровые автоматы советской эпохи».

«Театральная студия “Задворки”».

«“Сатори”. Клуб восточных единоборств».

– Чего здесь только нет! – проговорила Надежда вполголоса. – Развлечения на любой вкус!

Впрочем, как раз того, что искала Надежда, в этом дворе не было.

Парень в дредах вошел в магазин экологически чистых продуктов, бабушка с внуками – в зал антикварных игровых автоматов. Блеклая женщина в бесформенном платье неторопливо проследовала дальше, во второй двор.

Надежда прислушалась к внутреннему голосу и направилась за ней.

Здесь вывесок было чуть меньше, и они были не такие броские. Но именно здесь Надежда нашла то, что искала.

Над входом в очередной флигель красовалась неброская табличка: «“Смоковница”. Центр самопознания и духовного совершенствования».

Надежда толкнула дверь флигеля и оказалась в маленьком непрезентабельном помещении, все стены которого были увешаны крупно отпечатанными изречениями на темы морали и философии и фотографиями людей с просветленными лицами. Надежде и изречения, и просветление на лицах показались какими-то фальшивыми, но она пришла сюда по делу.

В дальнем углу помещения стоял шкаф, из-за которого доносились какие-то негромкие звуки, выдававшие присутствие живого человека.

Надежда обошла шкаф и увидела допотопный письменный стол, за которым сидела сухопарая особа в старомодных очках в металлической оправе. На столе перед ней стоял монитор компьютера, но особа не смотрела на экран – она листала толстую амбарную книгу в картонном переплете, не обращая на вошедшую Надежду никакого внимания. Над письменным столом был приколот плакат, на котором от руки было написано: «Позаботься о своем втором Я, и твое второе Я позаботится о тебе!»

– Здравствуйте, – проговорила Надежда, подойдя к самому столу. – Я могу записаться на курсы… – она набрала воздуха, – на курсы по поводу изменения своего второго Я?

– Одну минуточку, – строго отозвалась особа, перевернула очередную страницу, затем сняла очки и надела другие – нарядные, из розовой пластмассы, обильно украшенные стразами. Эти очки удивительно преобразили ее и даже изменили характер. Деловитая строгость куда-то делась. Любезно улыбнувшись Надежде, женщина проговорила мягким, приветливым голосом:

– Чем я могу вам помочь?

«Вот тебе и второе Я, – подумала Надежда. – Как, оказывается, все просто…»

Вслух же сказала, тоже улыбнувшись:

– Я хочу записаться на курсы и оплатить первый месяц. Моя фамилия Фараонова. Елена Петровна Фараонова.

– Одну минуточку, Елена Петровна… – Женщина снова зашуршала страницами амбарной книги, наконец нашла нужную и подняла глаза на Надежду: – Да, вот, я вас нашла… вы относитесь к льготному контингенту… значит, вы хотите оплатить три месяца занятий?

– Один месяц! – поправила ее Надежда. – Я хочу заплатить только за первый месяц! Это возможно?

– Конечно, возможно… – В голосе женщины прозвучало не то чтобы недовольство, но разочарование или светлая печаль. – Конечно, это возможно, но лично я, Елена Петровна, советовала бы вам оплатить сразу три месяца. При этом ваша скидка будет значительно больше. Так за первый месяц вы должны заплатить десять тысяч, а при единовременной оплате за три месяца – двадцать четыре тысячи, то есть всего восемь тысяч за месяц… по-моему, выгода очевидна…

– Нет, извините, я все же хочу заплатить за один месяц! – твердо повторила Надежда. – Кстати, вы принимаете банковские карты? А то наличных у меня маловато…

– Принимаем, конечно, принимаем! – Женщина улыбнулась. – Хорошо, значит, оформляем оплату…

– Оформляем!

Надежда достала карточку, вставила ее в платежное устройство, набрала код.

– Позвольте, – проговорила она, взглянув на чек. – Но вы сказали – десять тысяч, а сняли шестнадцать…

– Ну да, я провела оплату за два месяца, а скидку сделала, как за три! Это же очень выгодно!

– Ой, ну ладно, оплатили и оплатили… – недовольно проворчала Надежда. – Что еще?

– Вот ваш пропуск. – Женщина протянула Надежде пластиковую карточку. – Занятия начнутся через месяц, приходите, не опаздывайте, очень важно, чтобы вы были на первом вводном занятии. И не забудьте сменную одежду.

– Но я думала… – Надежда прикусила язык – вдруг эта неизвестная Фараонова должна быть полностью в курсе, что за занятия тут проводятся. Вот зачем спортивная одежда для изменения своего второго Я? Как бы Муське не навредить.

Надежда вышла во двор и остановилась на солнышке.

Ну, Муська! Еще и шестнадцать тысяч пришлось выложить! Впрочем, Надежда не сомневалась, что деньги Муся ей вернет, а сердилась больше на себя за то, что не умеет вовремя сказать «нет». Хотя погода такая хорошая и место тут интересное… Живешь в городе с самого рождения, а ничего нового и не знаешь…

Вдруг по двору протарахтел большой сверкающий мотоцикл, рыкнул напоследок и остановился рядом с Надеждой.

На мотоцикле восседало существо в кожаных доспехах и черном сверкающем шлеме. Именно существо, поскольку определить возраст и половую принадлежность мотоциклиста было невозможно. Он мог быть кем угодно – мужчиной или женщиной, негром или китайцем, возможно, даже инопланетянином.

И это удивительное существо обратилось к Надежде Николаевне.

– Вы – Елена Петровна Фараонова? – донесся из-под забрала мотоциклетного шлема приглушенный голос.

Надежда не знала, что ответить. Она изумленно и испуганно уставилась на мотоциклиста, словно пытаясь найти в его лице подсказку. Впрочем, как раз лица не было видно, Надежда увидела только собственное отражение в темной зеркальной поверхности шлема. Отражение было смешное и беспомощное – с маленькими ручками и ножками и большой взлохмаченной головой.

– Вы – Елена Петровна Фараонова? – повторил мотоциклист нетерпеливо.

– Да, это я… – робко произнесла Надежда, решив придерживаться легенды.

Раз велено представляться Фараоновой, так и нужно делать. Раз сказала – так и стой на своем, чтобы Муську не подводить.

– Тогда вот это для вас! – Мотоциклист протянул Надежде длинный голубоватый конверт.

Надежда машинально взяла конверт, хотела что-то сказать, что-то спросить, но мотоцикл уже взревел, встал на дыбы и умчался, обдав Надежду облачком выхлопного газа.

Надежда какое-то время удивленно смотрела вслед, думая, не привиделась ли ей эта сцена, но голубой конверт у нее в руке был вполне реальным.

Она внимательно оглядела конверт – на нем не было ни адреса, ни имени, ни штемпеля, ни каких-либо пометок. Обычный голубой конверт. Заклеенный.

Надежда пожала плечами и сунула конверт в сумку.

Он предназначался Елене Фараоновой. Муся эту Фараонову знает – значит, сможет передать ей конверт. А пока нужно идти домой, и так столько времени потратила на чужие дела… А своих-то навалом. В квартире порядок навести, на лоджии с цветами разобраться, пока кот на даче и не сможет помешать. А вечером муж будет звонить…


Войдя в свой подъезд, Надежда открыла почтовый ящик и вытащила все его содержимое – рекламные буклеты, счета и какие-то конверты. В подъезде было слишком темно, и Надежда, не разбирая, сложила все в сумку, чтобы дома разобраться – что-то выкинуть, что-то пустить в дело.

Открыв дверь квартиры, в первый момент Надежда Николаевна удивилась, что ее не встречает Бейсик… но тут же вспомнила, что отвезла кота на дачу к своей маме, и почувствовала легкую печаль. Отношения с котом у нее были непростые, но без него в квартире стало как-то пустовато.

Надежда переобулась в удобные тапочки и прошла на кухню, чтобы разобрать почту.

Большая часть корреспонденции оказалась рекламой и перекочевала напрямую из сумки в мусорное ведро. Причем рекламщики хитрили – они не только опускали в почтовый ящик буклеты и листовки, но некоторые из них клали в конверты и заклеивали, рассчитывая, что, пока человек будет возиться с конвертом, он проникнется серьезностью предложения…

В двух конвертах были рекламные листовки, в третьем оказалось извещение из телефонной компании – нужно было оформить какой-то новый договор. Надежда вскрыла очередной конверт. Из него на стол выпал билет. Билет в Эрмитаж.

Странно…

Надежда взглянула на конверт и поняла, что вместе с почтой вскрыла тот самый конверт, который передал ей таинственный мотоциклист. Конверт, предназначенный для Елены Петровны Фараоновой, которую Надежда ни разу в жизни не видела…

Нехорошо получилось! Она вскрыла чужое письмо. Но раз уж вскрыла…

Надежда еще раз внимательно оглядела содержимое конверта. Кроме билета в Эрмитаж там ничего не было. Никакой записки, никакого имени – ничего. Но осмотрев сам билет, Надежда увидела, что на его обратной стороне от руки написано несколько слов.

Точнее, два слова и несколько цифр: «Септимий Север. 16.30».

– И что бы это значило? – удивленно проговорила Надежда. И тут же смущенно оглянулась.

Когда она разговаривала сама с собой, Бейсик всегда смотрел на нее очень насмешливо. Но кот на даче у мамы, и Надежда может делать в квартире все что пожелает, не опасаясь его ехидного взгляда…

Да, но все же – что за странное письмо?

Надежда Николаевна почувствовала легкое покалывание в корнях волос. Это ощущение появлялось у нее всякий раз, когда она сталкивалась с криминальной загадкой.

А загадка здесь явно была.

Кому понадобилось посылать этой Елене Фараоновой обычный билет в Эрмитаж? Билет стоил совсем недорого, курьерская доставка обошлась наверняка дороже. Если, конечно, тот таинственный мотоциклист был курьером… Так, может, дело не в билете, а в надписи на нем?

Надежда еще раз перечитала ее. «Септимий Север. 16.30».

Что такое Септимий Север? Или точнее – кто такой?

Что-то смутно мелькнуло у Надежды в памяти. Что-то, связанное со школьными уроками истории. К счастью, сейчас существует простое и надежное средство как от склероза, так и от обычной забывчивости – его величество Интернет, который знает все.

Надежда включила ноутбук и набрала в поисковой строке два слова: Септимий Север. Через минуту она уже знала, что Септимий Север был римским императором и правил огромной империей восемнадцать лет – со сто девяносто третьего года по двести одиннадцатый.

Это очень интересно, подумала Надежда, но какое отношение имеет римский император, правивший почти две тысячи лет назад, к нашему городу и в частности к Эрмитажу? Она просмотрела еще несколько материалов, посвященных Септимию Северу. В частности, в одной из статей перечислялись дошедшие до нашего времени скульптурные портреты императора. Один из таких портретов хранился в Мюнхене, в Старой Пинакотеке, еще один – в Лондонской Национальной галерее, и третий… третий – в Государственном Эрмитаже!

Вот оно!

Надежда перешла по очередной ссылке и увидела на экране высеченное из мрамора изображение приятного мужчины с вьющимися волосами и кудрявой бородой. Выражение лица у него было мягкое и задумчивое, так что трудно было поверить, что этот человек разбил несколько армий, покорил дальние провинции и убил нескольких конкурентов, претендовавших на императорский трон…

Ниже было написано, что скульптурный портрет римского императора Септимия Севера находится, как нетрудно догадаться, в отделе античной культуры, конкретно – в зале римской скульптуры, на первом этаже музея. Этот портрет поступил в коллекцию Эрмитажа еще в восемнадцатом веке, когда императрица Екатерина приобрела собрание какого-то знатного, но обедневшего испанского гранда…

– Господи, как давно! – проговорила Надежда и по непонятной ассоциации взглянула на часы.

На часах была уже половина третьего. То есть до указанного в билете времени оставалось всего два часа…

– Ой, как нехорошо! – пробормотала Надежда, переводя взгляд с билета на часы и обратно.

Что именно нехорошо, она не уточняла. Это и так было ясно.

Некто неизвестный отправил с курьером странный билет Елене Фараоновой. Он потратил время и деньги, а значит, для него было важно, чтобы билет попал в нужные руки. И он, этот неизвестный, уверен, что Фараонова билет получила. Но билет из-за случайного стечения обстоятельств попал не к Фараоновой, а к ней, Надежде… Точнее, не из-за стечения обстоятельств, а из-за интриг Муськи Васильковой. Видите ли, ей хотелось получить скидку на какие-то дурацкие курсы…

Но Надежда была вынуждена признать, что и сама виновата в сложившейся ситуации – не сумела отказать, не сумела вовремя сказать нет. А значит, она должна исправить то, что сама испортила. Должна вернуть билет Фараоновой, причем сделать это быстро, раньше указанного на билете времени.

Первое, что сделала Надежда, – набрала номер Мусиного мобильного телефона, чтобы узнать у нее номер Фараоновой. Но Муськин мобильник был отключен. Ну да, Муська, наверное, уже добралась до того удивительного пансионата и очищает свой организм при помощи аксолотлей или каких-то других экзотических созданий. Так что ей совершенно не до разговоров по телефону. Нужно сосредоточиться, а то вьетнамские паразиты не подействуют.

Но тогда что делать? Как передать Фараоновой этот злополучный билет?

«Да забудь ты про этот билет! – прозвучал в голове у Надежды внутренний голос. – Сделай вид, что ничего о нем не знаешь! Выброси в мусор вместе с рекламными листовками и прочей макулатурой! Тем более, что так и должно было случиться, если бы ты не вскрыла этот конверт по ошибке!»

– Я не могу так поступить! – ответила Надежда своему внутреннему голосу. – Я виновата в том, что конверт попал не по адресу, значит, должна что-то сделать…

«И что ты можешь сделать? – бубнил внутренний голос. – У тебя же нет телефона Фараоновой, нет никаких ее координат!»

– А я пойду в Эрмитаж! Приду к назначенному времени в зал римской скульптуры и посмотрю, кто подойдет к этому несчастному Септимию Северу! И скажу, что Фараонова не получила билет!..

«Это просто глупо, – проворчал внутренний голос. – Глупо и опасно!»

На этот раз Надежда не стала ему отвечать. Потому что ответить ей было нечего. В самом деле, не могла же она сказать, что настоящей причиной, по которой она собирается пойти в Эрмитаж, является покалывание в корнях волос. Покалывание, которое однозначно говорило Надежде, что она столкнулась с очередной криминальной загадкой…


«Стыд и позор! – думала Надежда Николаевна, двигаясь в толпе туристов по холлу Эрмитажа. – Я живу в этом городе, могу приходить сюда хоть каждую неделю, а когда я здесь последний раз была? Страшно подумать – почти год назад, когда двоюродный племянник из Москвы приезжал! А чтобы с Сашей просто так прийти – это нет! Да и сейчас бы не собралась, если бы не история с билетом!»

Большая часть посетителей направилась на второй этаж по роскошной Иорданской лестнице, сверкающей лепниной и позолотой, а Надежда Николаевна свернула направо и по длинному коридору первого этажа направилась в зал античной культуры.

Она миновала огромный Египетский зал, мельком взглянула на расписные саркофаги древних египтян, на свою любимую статую египетского писца, на изящные статуэтки кошек и соколов, каждой из которых было не меньше трех тысяч лет, и наконец дошла до зала римской скульптуры.

Здесь она столкнулась с большой группой финских туристов. Бодрые старушки и их неторопливые спутники внимательно слушали экскурсовода и дружно поворачивались то к одной, то к другой скульптуре. Надежда тоже осмотрела статуи сенаторов и полководцев, знатных матрон и легкомысленных куртизанок – и среди них увидела знакомого бородатого мужчину.

Вот он, Септимий Север!

Рядом со статуей императора стояла самая обычная женщина. Средних лет, невысокая, ни худая, ни полная, одета скромно – в общем, ничем не привлекающая внимания. Она нервно оглядывалась по сторонам и то и дело бросала взгляд на часы.

Все понятно, подумала Надежда, ждет Елену Фараонову!

Надежда Николаевна спряталась за статуей толстого мрачного человека в мраморной тоге (должно быть, какой-то очередной император) и оттуда наблюдала за незнакомкой.

Неожиданно к Надежде подошел один из финских туристов – коренастый жизнерадостный дядечка лет шестидесяти, в смешной клетчатой панаме и джинсовой куртке, обвешанной яркими значками, и что-то бойко залопотал по-фински.

– Я не понимаю по-фински, – проговорила Надежда недовольно: финн нарушал ее конспирацию.

Тот тут же перешел на ломаный английский, с вкраплениями отдельных русских слов. Впрочем, на этой чудовищной смеси языков он лопотал так же бойко, как на родном.

– Вы не из нашей группы?

– Нет-нет, я вообще здешняя! – ответила Надежда, судорожно вспоминая английские слова из школьного и институтского курса. – Я родилась и живу в Петербурге.

– О, это очень красивый город! – оживился финн. – Я приезжаю сюда уже третий раз и обязательно приеду еще! А я живу в Тампере, это тоже хороший город, но не такой красивый, как Петербург! Вы когда-нибудь были в Тампере?

– В Тампере? Нет, в Тампере не была, я была только в Хельсинки!

Из-за плеча своего собеседника Надежда взглянула на незнакомку. Та все больше нервничала и оглядывалась по сторонам.

– Вы обязательно должны побывать в Тампере! – не сдавался упорный финн. – Тампере – красивый город, конечно, не такой красивый, как Петербург, но там тоже есть достопримечательности! Например, дворец Нясилинна, церковь Калева, кафедральный собор… а еще у нас есть музей хоккея! Вы любите хоккей?

– Люблю… – ответила Надежда не очень уверенно и снова взглянула на незнакомку.

– Тогда вы обязательно должны побывать у нас в Тампере!

– Да, непременно! – проговорила Надежда. – Когда-нибудь обязательно соберусь…

– Тогда вы должны навестить нас с женой! – Финн сунул ей визитную карточку. – Вот наш адрес!

– Непременно! – повторила Надежда с вымученной улыбкой и отошла в сторонку.

Время как раз подошло к половине пятого.

Надежда решила, что дольше ждать не имеет смысла, нужно подойти к незнакомке и честно признаться, что Фараонова не придет на встречу, потому что конверт с билетом по ошибке попал к ней, Надежде…

Она уже выстроила в голове покаянную речь, как вдруг женщину возле скульптуры окружили двое мужчин самой подозрительной наружности. Первый был маленького роста и худощавый, с темными зализанными волосами, маленькими злыми глазами и скошенным подбородком, который придавал его внешности что-то акулье. Второй, наоборот, рослый и широкоплечий, с очень светлыми, коротко подстриженными волосами.

Эти двое возникли в зале внезапно. Только что их не было – и вот они подошли к женщине с двух сторон и взяли ее за локти. Женщина вздрогнула, отшатнулась, испуганно взглянула по сторонам, приоткрыла рот, словно хотела закричать… Но тощий что-то прошептал ей на ухо, и женщина обмякла, ее глаза потухли.

Надежда, которая уже вышла из своего укрытия и сделала первый шаг к статуе Септимия Севера, застыла на месте, а потом испуганно попятилась.

Двое незнакомцев повели женщину к выходу из зала. Она вдруг оглянулась и встретилась с Надеждой глазами. В ее взгляде было отчаяние и безнадежность. Тощий человек, должно быть, что-то почувствовал и тоже обернулся.

Надежда шарахнулась за статую мрачного римлянина и натолкнулась на прежнего финна. Тот улыбался и протягивал ей свою визитку:

– Вот, вы ее уронили!

– Ой, спасибо! – залопотала Надежда Николаевна на своем ужасном английском. – Я вам так признательна, я не могла найти эту карточку и очень расстроилась…

Тощий тип скользнул по лицу Надежды подозрительным взглядом, отвернулся и вышел из зала.

Надежда перевела дыхание. Слава богу, она не успела подойти к статуе Септимия Севера, а то ее бы тоже… похитили.

Ну, да. Теперь Надежда уже не сомневалась – только что на ее глазах произошло похищение. И это похищение, несомненно, связано с билетом, который случайно попал в руки Надежды. Потому что незнакомку похитили в шестнадцать тридцать возле статуи Септимия Севера…

Внезапно Надежда поняла, что не может оставить все как есть! Она должна спасти эту незнакомку… ну, или хотя бы проследить за ней, узнать, куда ведут ее похитители!

Надежда кинулась к той двери, через которую только что вышла подозрительная троица.

– Куда же вы?! – крикнул ей вслед патриот Тампере. – Мы с вами еще не договорили! Я рассказал вам еще не обо всех достопримечательностях Тампере!

Но Надежда уже выскользнула в соседний зал.

Здесь были выставлены находки какой-то археологической экспедиции – глиняные черепки, обломки амфор и проржавевшие металлические фигурки. Но Надежду не интересовали эти обломки минувшего – она высматривала незнакомку и ее похитителей. И успела заметить, как они вышли через неприметную дверь в дальнем конце зала.

Надежда устремилась туда. Правда, на двери она заметила табличку: «Вход воспрещен», но не придала этому значения, проскользнула внутрь и налетела на рослого мужчину в черном костюме, с бейджем службы безопасности Эрмитажа на лацкане.

– Женщина, вы куда это? – строго проговорил мужчина. – Вы же видели надпись на двери? Сюда посторонним нельзя!

Надежда попыталась ответить, но от волнения не смогла вымолвить ни слова.

– Вы табличку на двери видели? – продолжил охранник. – Там ясно написано…

– Да видела я, видела! – отмахнулась Надежда, к которой наконец вернулся голос. – Но там… там только что женщину похитили, и они сюда ее увели!

– Никого сюда не уводили! – возразил ей охранник. – Я здесь уже полчаса стою, и никто мимо меня не проходил!

– Но я своими глазами видела, как ее втолкнули в эту дверь…

– Вы ошиблись! – отрезал секьюрити. – И вообще, вернитесь в зал, здесь вам нельзя находиться!

Надежде ничего не оставалось, как подчиниться.


Жаркая южная ночь опустилась на город. Ночь, пахнущая лавром и лимоном, ночь, полная тихого шепота ветвей и журчания воды. В небе, как храмовые светильники, вспыхнули крупные южные звезды. Каменистая дорога смутно виднелась в темноте, исчезая перед темной, величественной громадой храма. По этой дороге быстро ехали три всадника в темных плащах.

Всадники остановились недалеко от храма. Один из них, бородатый человек в коротком военном плаще, соскочил с лошади и быстро поднялся по высоким ступеням храма. Навстречу ему шагнул рослый воин в бронзовом панцире.

– Кто идет? – спросил воин странно высоким голосом.

Луна вышла из-за облаков, осветило его лицо, и стало видно, что это – женщина. Широкоплечая, сильная женщина. По ее осанке, по развороту плеч было видно, что она – опытный и сильный боец.

– Мне нужно увидеть госпожу! – проговорил бородатый человек. – У меня для нее очень важное сообщение.

– Кто ты такой? – спросила стражница.

– Передай госпоже, что ее хочет видеть маленький Луций!

Если стражница и была удивлена, она не показала этого и безмолвно исчезла в темноте.

Бородатый человек терпеливо ожидал на ступенях храма.

Наконец послышались шаги, и на пороге возникла невысокая, закутанная в темный плащ фигура.

– Здравствуй, Флавия! – проговорил бородач, шагнув ей навстречу. – Как давно мы не виделись!

– Здравствуй, – ответила женщина. – Надо же, ты еще помнишь, как я называла тебя в детстве!

– Как я мог забыть…

– А как ты мог забыть веру своей матери? – желчно перебила его женщина. – Как ты мог забыть родной язык, певучий и сладостный язык Карфагена ради сухой канцелярской латыни, которая годится только для военных команд и налоговых отчетов?

– Не укоряй меня, сестра! – Мужчина опустил голову. – Ты не представляешь, как это было тяжело! Но я делал все это, чтобы возвеличить наш род, славный род Септимиев!

– Род Септимиев? – В голосе женщины прозвучала горькая насмешка. – Род нашего отца, жалкого провинциала и неудачника? Его род ничтожен по сравнению с родом нашей матери! Кровь знатных карфагенян, что текла в ее жилах, древнее и благороднее крови римских патрициев…

– Отец и мать дали нам все, что могли. Я же сделаю так, чтобы наше имя навеки вошло в историю!

– Я не верю тебе! Семья для тебя ничего не значила! Ты заботился только о самом себе! О своей карьере, о своей славе! Сколько лет ты не был на родине?

– Ты вправе говорить так, сестра! – Мужчина горестно вздохнул. – Я очень долго не был на земле отцов, не навещал могилы наших предков. Но я даром время не терял, я сражался и интриговал, чтобы наше имя гордо прозвучало на всю империю! – Он поднял голову и проговорил горячо, сбивчиво: – Сестра, сестра! Неужели ты забыла своего маленького Луция? Неужели ты забыла, как мы играли с тобой на берегу ручья? А помнишь, как мы поймали щегла и пытались накормить его засахаренными фруктами? Помнишь, как мы плакали, когда он умер?

Женщина шагнула навстречу брату, порывисто обняла его.

– Я помню, я все помню! Этих лет, что пролегли между нами, как будто не было! Ты все тот же, ты мой маленький брат, мой единственный брат, мой маленький Луций!

Мужчина прижал ее к себе, отбросил край плаща, прикрывавший голову, стал гладить по темным, тяжелым волосам, в которых пробивалась ранняя седина. Женщина немного отстранилась, поправила волосы – и он увидел на шее, за ухом синюю восьмиконечную звезду, вытравленную на коже. Он знал, что это – печать Богини, знак принадлежности к священному культу…

– А если ты помнишь, – мужчина немного отстранился, пристально взглянул в темные глаза женщины, – если ты все помнишь, помоги мне, сестра!

– Так ты приехал только для того, чтобы просить меня о помощи? – Голос женщины стал сухим и колючим, как песок пустыни. – Ты вспомнил обо мне только тогда, когда я стала тебе нужна?

– А к кому еще я мог обратиться? Судьба империи решается через несколько недель… моя судьба решается. Я погибну – или стану владыкой Рима… владыкой всего мира! Неужели ты не поможешь мне, сестра? Неужели ты не услышишь мой голос?

– Чего ты хочешь от меня? Денег? Хочешь, чтобы для тебя я опустошила храмовую казну?

– Нет, деньги у меня есть. Я хочу… я хочу, чтобы ты отдала мне священный флакон.

– Флакон Богини? – Женщина была потрясена, казалось, она не верила собственным ушам.

– Да, флакон Богини Матери. Только он может принести мне императорский венец.

Женщина долго молчала.

Наконец ее голос снова зазвучал, теперь он был слабым, едва слышным, как шепот ветра:

– Хорошо, я помогу тебе. Я отдам тебе священный флакон. Ведь ты – мой единственный брат, мой маленький Луций. Но знай, если ты употребишь мою помощь во зло – гнев Богини будет страшен.

– Я знаю, Флавия!

Женщина запустила руку под плащ и достала кожаный мешочек, который висел у нее на шее. Из этого мешочка она вынула маленький темно-синий флакон.

В этот миг луна снова вышла из-за облаков. В ее призрачном свете флакон засиял, как будто был наполнен звездным светом.

Женщина протянула его брату и проговорила:

– Береги его, маленький Луций! Помни, как дорог этот флакон для нашего народа! Он – единственное, что осталось от древней славы карфагенских богов!

– Ты могла не говорить мне это, Флавия! – ответил мужчина. – В нас течет одна кровь, и мне дорого то, что дорого тебе!

Он прижал флакон к губам, затем спрятал у себя на груди. Хотел на прощание обнять сестру, но та уже исчезла в темноте.


Спала Надежда беспокойно, несмотря на то, что вечером позвонил муж и сказал, что все у него в порядке – долетел благополучно, и гостиничный номер очень хороший, уже познакомился с коллегами за ужином, завтра с утра их доклад первый.

Надежда пожелала мужу ни пуха ни пера и поскорее отключилась, чтобы он не начал спрашивать, когда она поедет на дачу навестить кота. Потому что врать мужу не хотелось, а говорить правду, что в ближайшее время она не поедет, ни в коем случае нельзя. Муж – человек проницательный, сразу поймет, что делами она просто отговаривается и заподозрит, что Надежда опять влезла в какую-тоь криминальную историю. А Надежда, в общем-то, ни сном ни духом, это Муська ей подсуропила, а сама слиняла в неизвестном направлении и телефон отключила…

Положение усугублялось тем, что Надежда Николаевна понятия не имела, что, в сущности, произошло. Ее приняли за другую – это факт, с ним не поспоришь. Тот парень на мотоцикле спросил, она ли Фараонова Елена Петровна, Надежда ответила утвердительно, парень сунул ей в руки конверт, а сам уехал.

А вот если бы Надежда не призналась – я, мол, не я и лошадь не моя, тогда парень конверт бы не вручил и стал бы искать настоящую Фараонову. А если бы не нашел, то та женщина в Эрмитаже не пришла бы на встречу и тогда ее не похитили бы.

Да, но если бы он ее нашел, то Фараонову похитили бы вместе с той, другой женщиной. Потому что это Надежда постеснялась подойти к постороннему человеку, да еще финн тут подвернулся (спасибо ему огромное), а Фараонова бы к той женщине подошла, ей скрывать нечего, она не самозванка.

Да, но вообще-то неясно, похитили ли ту женщину в Эрмитаже. Может, она сама с теми двумя пошла. Добровольно. Может, у нее с ними какие-то дела… Но тут Надежда вспомнила обреченный взгляд, который бросила женщина, и уверилась, что ее точно похитили, тут двух мнений быть не может.

И вот что теперь делать? Ведь Надежда косвенно виновата в этом. И кому что расскажешь?

В полицию не пойдешь, она ведь понятия не имеет, кто такая та женщина, как ее зовут, где она живет и действительно ли ее похитили. А может, ее просто так увели, для приватного, конфиденциального разговора? И она давно уже дома чай с плюшками пьет. Или, учитывая, что уже утро, кофе со сливками.

В общем, нужно найти Елену Петровну Фараонову, поняла Надежда. Найти и все ей честно рассказать: про центр самопознания или как там его, про бестолковую Муську, про конверт и про ту женщину, которая ждала Фараонову у статуи Септимия Севера. И пускай Фараонова сама решает, как быть. А Надежда умоет руки, как Понтий Пилат. Потому что у нее дел выше крыши. В квартире прибраться, цветы в порядок привести, сантехника вызвать и далее, смотри по тексту.

Приняв такое решение, Надежда повеселела и перешла к действиям. Позвонив снова Муське и нисколько не расстроившись, что ее мобильник по-прежнему молчит, она нашла в Интернете фирму «Вега-плюс».

«Вега-плюс» оказалась издательством, причем, как поняла Надежда, издательством небольшим, не художественным и не тематическим, а так, что называется, на все руки. В основном они издавали маленькими тиражами книги заказчиков. Был у них плохонький сайт, Надежда пыталась найти там список сотрудников, но не нашла. Зато нашла телефон и адрес. Подумала немного и решила не звонить, а то как бы не спугнуть раньше времени эту Елену Петровну Фараонову. И то сказать – вот как бы сама Надежда отреагировала на такой звонок? Да тут элементарная осторожность подсказывает вежливо положить трубку! Или просто послать подальше.

Издательство находилось в центре города, опять-таки недалеко от храма Спаса-на-Крови. Возможно, именно поэтому его сотрудникам предлагалась скидка в этом центре самопожертвования, то есть – тьфу! – самопознания.

Еще раз для порядка ругнув Муську, Надежда оделась попроще – в свободные брюки и неяркую блузку – и отправилась на поиски Елены Петровны Фараоновой.


– Скажите, пожалуйста, как мне найти дом семнадцать Б? – спросила Надежда у старушки с пекинесом.

– Это вам нужно войти во двор, пройдете наискосок, там будет калиточка, потом свернете налево, вдоль стеночки аккуратненько, потом за угол завернете, там как раз и будет семнадцатый дом, – обстоятельно ответила та.

И пекинес стоял терпеливо и ждал.

«Везет мне на проходные дворы», – вздохнула Надежда, поблагодарив старушку.

Однако этот двор был совсем не похож на те, которые она видела вчера. И на те, которые появились в нашем городе не так давно – аккуратно выложенные тротуарной плиточкой, с коваными воротами, закрытыми на электронный замок.

Тут было все, как раньше, – выбитый до основания асфальт, грязные мусорные баки, непременный проржавевший «запорожец» в углу, самодельная лавочка возле подъезда. На лавочке сидел заросший до глаз бомж и пил пиво. Надежда прошла мимо, задержав дыхание. Воняло от бомжа страшно.

Надо же, а всего в нескольких метрах отсюда протекает совершенно другая жизнь…

Калитка была открыта, точнее, висела на одной петле. Хорошо, что старушка предупредила, потому что сразу за калиткой начинался форменный разгром. Следующий двор оказался весь разрыт, было такое впечатление, что туда попала фугасная бомба. Высились кучи земли и песка, двор пересекала глубокая канава, через которую были перекинуты мостки. Причем такие хлипкие, что Надежда не решилась бы на них ступить. Она вспомнила наставления старушки и пошла влево, смотря под ноги и придерживаясь за стену.

К чести Надежды нужно сказать, что мысль о том, чтобы немедленно повернуть назад и выбросить из головы Е. П. Фараонову, а главное – ту женщину, похищенную из Эрмитажа, не пришла ей в голову. Возможно потому, что Надежда была сосредоточена на том, чтобы не свалиться в канаву и не переломать ноги.

Надежда ловко перепрыгнула лужу, оставшуюся от позавчерашнего дождя, и оказалась перед подъездом, на двери которого висела табличка: «Вега-плюс». Надежда нажала кнопку домофона, и женский голос ответил, чтобы она поднималась на шестой этаж.

– Кто бы сомневался, – пыхтела Надежда, дойдя до третьего, – и лифта, разумеется, нет…

На четвертом она прикинула, какую же высоту должны иметь потолки в этом доме. Выходило, что не меньше трех с половиной метров. Старый фонд… На пятом этаже не получалось не только говорить, но и считать. А к шестому вообще все мысли выветрились из головы, потому что ее ждал сюрприз.

Вместо двери на площадке оказалась глухая стена, на которой мелом была нарисовала стрелка, указывающая вправо. Надежда тупо уставилась на стрелку, затем пожала плечами и пошла в указанном направлении. Идти пришлось долго – по длинному и узкому коридору, скупо освещенному простыми пыльными лампочками. Надежда поняла, что коридор огибает дом. Она свернула один раз, потом другой, наконец коридор стал шире и закончился.

Надежда уперлась в дверь, на которой висела табличка «Издательство “Вега-плюс”».

И никаких электронных замков.

Надежда открыла дверь и остолбенела на пороге. Огромное помещение было наполнено светом, потому что вся противоположная стена состояла из окон. Да еще и половина потолка тоже была стеклянной. Перегородки между столами были чисто символическими, в основном их заменяли цветы. Всевозможные комнатные цветы – вьющиеся и обычные, в маленьких горшках и огромных кадках, цветущие и вечнозеленые, экзотические и самые обычные.

– Нравится? – подскочила к Надежде бойкая женщина с листком бумаги и ручкой. – Тут раньше мастерская художника была, еще в советские времена. Очень был знаменитый художник, властями обласканный, маститый. Вот теперь целое издательство в его мастерскую влезло.

Слова вываливались из женщины, как горошины из прохудившегося мешка. Она задавала вопросы, не ожидая на них ответов, при этом беспрерывно приплясывала вокруг Надежды, размахивала своим листком, целилась ручкой в глаз.

– А вы к нам по какому вопросу? Если насчет заказов, то это вам нужно к Татьяне Юрьевне. А если насчет гонорара, то это к Марии Васильевне, в бухгалтерию. Только сначала нужно к Алевтине Николаевне, чтобы она вашу заявку завизировала. Но ее сейчас нет, она в Париж улетела на книжный салон де ливр… А если вы насчет заказа, то это вам нужно к Наталии Михайловне…

– Вы же говорили, что насчет заказа нужно к Татьяне Юрьевне… – Надежда с трудом вклинилась в монолог женщины.

Та резко замолчала, как будто наткнулась с разбегу на невидимую преграду. И тогда Надежда смогла ее как следует разглядеть.

Женщина была здорово похожа на ту, из старой советской комедии, как же ее звали… ага, Шура из бухгалтерии. Волосы так же торчали и повадки те же.

– У вас очень красиво, – мягко заговорила Надежда, – цветы такие хорошие, видно им света хватает, они и растут.

– Да-да… – очнулась женщина. – Так вы к нам по какому вопросу? Если по поводу заказа, то это…

Чувствуя, что сейчас все пойдет по второму кругу, Надежда едва не крикнула:

– Нет! Я не поводу заказа и не за гонораром! Я вообще-то ищу Елену Петровну Фараонову. Могу я ее видеть?

– А вы к ней по какому вопросу? – тотчас завелась женщина. – Если по поводу заказа, то тогда все равно нужно сначала к Татьяне Юрьевне. Или к Василисе Владимировне.

– А можно к Наталии Михайловне? – совершенно машинально спросила Надежда, она уже начинала себя чувствовать актрисой в театре абсурда.

– Нет, к Наталии Михайловне, конечно, можно, – обрадовалась женщина, – но я бы вам советовала для начала все-таки поговорить с Татьяной Юрьевной. Или уж с Зоей Николаевной, если Татьяна Юрьевна вам не подходит.

Чувствуя, что еще немного, и она просто завязнет в женских именах, Надежда уже хотела стукнуть тетку чем-нибудь тяжелым, чтобы она замолчала, но ничего под руками не оказалось. Спасение пришло неожиданно. За спиной тети возникла монументальная особа в темно-бордовом деловом костюме и сказала вроде бы тихо, но слышно было очень хорошо:

– Александра Павловна, вы что тут делаете?

«Точно, Шура из бухгалтерии», – мелькнуло в голове у Надежды.

– Я… – тетя смешалась и стала даже ниже ростом, – я… вот тут женщина пришла, а я ей говорю, что нужно к Татьяне Юрьевне, если насчет заказа… а она…

– Мне не нужна Татьяна Юрьевна. – Надежда отодвинула тетю и встала напротив монументальной особы. – Мне нужна Елена Петровна. Фараонова Елена Петровна. – И твердо встретила взгляд маленьких близко посаженных глаз.

– По какому конкретно вопросу? – слегка помедлив, спросил «монумент».

– По личному, – как могла твердо ответила Надежда.

– Ничем не могу помочь. – Надежде показалось, что она расслышала в голосе «монумента» несомненное облегчение. – Фараонова у нас больше не работает.

– Как так? – опешила Надежда.

– Вот так. Уже несколько месяцев уволена по собственному желанию, – отчеканила монументальная особа.

– Да, но где я могу ее найти?

– Повторяю, ничем не могу вам помочь. Мы не даем координаты своих сотрудников.

– Да, но она уже не ваш сотрудник…

– Тем более! Мы не храним данные об уволенных! Если у вас все, то я бы попросила…

– Да все, все… – Надежда с грустью поняла, что этот «монумент» ей не по зубам.

– Александра Павловна! – Бордовый костюм повернулся к Шуре. – Вы вообще чем в данный момент занимаетесь?

– Я… – залепетала Шура, – я… вот… – она потрясла листочком, – собираю деньги на чай-кофе…

– Идите на свое рабочее место! – приказала монументальная особа и удалилась, печатая шаг.

Надежда пожала плечами и тоже пошла. Не дойдя до лестницы, она увидела дверь с характерным силуэтом и решила зайти освежиться, прийти в себя и подумать, что теперь делать. И первой, кого она там увидела, была Шура, то есть Александра Павловна. Промокнув лицо бумажным полотенцем, она отняла руки от лица и грустно посмотрела на Надежду.

– Попало вам из-за меня, – сказала Надежда Николаевна, – уж извините…

– Что вы, это вы меня извините! – воскликнула Шура. – Вечно меня заносит! Хочу как лучше, а получается…

– Да ничего плохого вы не сделали, не за что извиняться! – великодушно сказала Надежда. – Мы просто поболтали.

– У нас это не приветствуется, – вздохнула Шура, – никаких посторонних разговоров, никаких посиделок с тортом. Даже кофе пьем не вместе, а по очереди, чтобы долго не задерживаться. И не за счет фирмы, как у нормальных людей, а сами собираем… – Она потрясла своим листочком.

– Начальство строгое у вас, – догадалась Надежда. – Это вот она самая главная?

– Нет, главная – Алевтина Николаевна, но она сейчас в Париже, а эта… – Шура скорчила гримасу и отвернулась.

– Скажите… – осторожно начала Надежда, – а вы знали Елену Петровну?

– Ну… да… она уволилась.

– Жаль… – вздохнула Надежда, – очень она мне нужна… да видно, не судьба… ничего не получится… жаль, что у вас не осталось никаких ее координат.

Шура издала странный звук, и Надежда тотчас посмотрела на нее очень внимательно.

– Понимаете, – вдруг заговорила Шура горячо и торопливо, – они все тут какие-то странные. Просто помешаны на секретности, как будто это не издательство, а управление разведки. Я раньше на режимном предприятии работала…

«Кто бы сомневался», – подумала Надежда.

– Так вот там и то такой секретности не было! А тут – по коридору не болтаться, сидеть на рабочем месте, ни с кем не разговаривать на личные темы, только по делу…

– А что – вы действительно какую-то спецлитературу издаете?

– Да ничего такого особенного! За все беремся, за любой заказ. Лишь бы деньги платили. Откровенно говоря, дела идут ни шатко, ни валко. Думала уж уволиться, так куда теперь возьмут, кризис же, – уныло сказала Шура.

– Да, в нашем возрасте на работу устроиться очень сложно… – вздохнула Надежда. – Я ведь тоже раньше инженером на режимном предприятии работала… ну, началась перестройка, нас и сократили всем отделом.

Она сказала чистую правду, не добавила только, что муж ужасно обрадовался, когда ее уволили, и окружил заботой, что денег ей вполне хватает, потому что опять-таки муж хорошо зарабатывает.

Вот про мужа Шуре знать не надо, в противном случае порвется хрупкая ниточка доверия и симпатии, что протянулась между ними. У самой-то Шуры мужа явно нет, уж такие вещи сразу видно.

Еще Надежда порадовалась, что оделась сегодня поскромнее – блузочка неяркая, брюки простые, из образа не выпадает.

– Уж извините, но мне пора, – сказала Шура, – а то эта… – она обрисовала в воздухе монументальную фигуру, – еще сюда явится с проверкой.

– Ну, приятно было познакомиться, – улыбнулась Надежда, – удачи вам…

Шура взялась уже за ручку двери, но вернулась.

– А, была не была! – сказала она. – Плевать мне на их правила, что, я не могу хорошему человеку помочь? Есть у меня координаты Фараоновой, сброшу вам на мобильный, давайте свой номер.

После ее ухода Надежда выждала пять минут, руководствуясь неписаными правилами конспирации, причесалась, аккуратно подкрасила губы. И в дверях столкнулась с монументальной особой в бордовом костюме.

– А вы еще не ушли? – спросила та, точнее только собиралась спросить. Но не успела, потому что Надежда рявкнула первая:

– А если туалетом нельзя пользоваться, то замок повесьте! – и пошла на таран. Как Герой Советского Союза летчик Талалихин, в переулке имени которого на Петроградской стороне жила когда-то давно Надеждина бабушка.

Монументальная особа дала слабину и в последнюю секунду отскочила в сторону. Надежда Николаевна была женщина интеллигентная и неконфликтная, но если ее разозлить, постоять за себя умела.

Мобильник тревожно пискнул, когда Надежда пробиралась по двору назад. Все верно, Фараонова Елена Петровна, номер мобильного телефона и адрес. Надежда тут же набрала номер и нисколько не удивилась, когда услышала, что данный номер не обслуживается.

Скрывается гражданка Фараонова, шифруется, с работы уволилась, номер поменяла. Что ж, придется ее по адресу искать.

Тут поднял голову Надеждин внутренний голос, с которым у нее были сложные отношения. Голос был непроходимый зануда и перестраховщик. Все ему было не так, все время он Надежду пилил и одергивал. И слова употреблял те же самые, что и муж, когда ругал Надежду за авантюризм и умение вляпываться во всякие криминальные истории с упорством, достойным лучшего применения.

Иногда Надежде казалось, что это муж сидит у нее внутри, влез, что называется, в печенки. Но это уж когда внутренний голос совсем распускался. Умом-то Надежда понимала, что иногда голос бывает и прав. Как, впрочем, и муж. Но мужа можно нейтрализовать, умалчивая о своих приключениях, что Надежда и делала.

С внутренним голосом такой номер не проходил.

Сейчас голос был тих и вежлив. Он скромно напомнил Надежде, что у нее множество неотложных дел по дому и что на дачу надо съездить, навестить кота и помочь матери с участком. Трава небось выросла выше дома.

«Да помню я, помню, – с досадой отмахнулась Надежда, – вот только съезжу по адресу этой Фараоновой, сообщу ей о похищении – и на этом закончу…»

Голос недоверчиво хмыкнул.


Елена Петровна Фараонова проживала в спальном районе на улице Верности. Надежда вышла из маршрутки и огляделась. Собственно, глядеть было особо не на что, потому что вся улица была застроена старыми пятиэтажками. Однако сейчас, летом, вид был приятный, поскольку пятиэтажки утопали в зелени.

Надежда дошла до нужного дома, только корпус был не третий, а первый. Углубившись в проход между домами, она пересекла небольшой сквер с детской площадкой, утопающей в кустах цветущей сирени, убедилась, что идет в правильном направлении – дома стояли друг за другом. Вот и третий корпус.

Дом давно требовал ремонта, на балконах вместо цветов колыхалось разноцветное белье, однако дверь была железная, оснащенная современным домофоном.

Надежда остановилась у подъезда в раздумье. Если звонить и спрашивать Фараонову, то она может и откреститься от незнакомого человека. Не будешь же по домофону объясняться.

Нужная квартира находилась на втором этаже. Надежда потопталась немного, и тут из окна первого этажа выглянул мужчина в застиранной майке, с сигаретой в зубах.

– Женщина, что вы стоите как засватанная, – сказал он, – нажмите три девятки да входите. Все так делают.

Надежда хотела спросить, для чего тогда домофон, если кто угодно может попасть в подъезд, но решила не задавать глупых вопросов и нажала три девятки. Дверь послушно открылась.

На втором этаже было грязновато и стояли детские санки, хотя на дворе был конец мая. Надежда почувствовала легкие сомнения и нажала на звонок.

Предчувствия ее не обманули. Дверь открыли не сразу, что-то там в квартире брякнуло, потом звякнуло, потом послышался женский крик, потом – детский плач, потом мужчина что-то рявкнул басом.

Надежда рассердилась и нажала на звонок сильнее. Дверь открылась, и сомнения Надежды перешли в твердую уверенность, потому что из квартиры на нее пахнуло чем-то жареным, причем на бараньем сале. В прихожей стоял синий чад, так что Надежда с трудом разглядела смуглого мужчину в спортивных штанах и в шлепках на босу ногу.

– Чего надо? – спросил он с ужасающим акцентом.

– Фараонову Елену Петровну, – буркнула Надежда, понимая уже, что зря тащилась в такую даль.

Мужчина молча пожал плечами, почесал ногу об ногу и ушел, после чего в прихожей появился еще один мужчина, такой же смуглый, но помоложе и одет получше – черная футболка, узкие джинсы, узконосые ботинки.

– Что вам, женщина? – спросил он. – Нет тут никакой Елены Петровны, тут мы живем.

– Снимаете эту квартиру? Мне бы хозяйку…

– Так нет хозяйки, – он улыбнулся и развел руками, – теперь не скоро придет, мы ей за полгода вперед заплатили…

Тут в прихожую выбежала молодая, очень полная женщина с ребенком на руках и затараторила по-своему. Ребенок тут же проснулся и заорал благим матом.

– Телефон ее дайте! – тоже заорала Надежда, но мужчина махнул рукой и показал на свои уши, при этом его взгляд сделался колючим и губы сжались в ниточку.

Надежда поняла, что ничего она тут не узнает, и шагнула назад. Дверь захлопнулась, и тут же в квартире установилась тишина. Надежда вышла из подъезда, прошла между домами и уселась на остановке под козырьком в ожидании маршрутки.

Получалось, что половина дня сегодня прошла зря. Ничего она не узнала, ничего не добилась, проболталась по городу, правильно говорят, что дурная голова ногам покоя не дает. Это про нее, про Надежду, сказано. Нужно было бросить эту затею сразу же. Что ей до той женщины, которую похитили прямо из Эрмитажа?

Надо же, а еще приличное место, очаг культуры, музей с мировым именем… Бандиты по залам разгуливают!

Надежде бы повернуться да и уйти, пускай они сами разбираются. А она потащилась на поиски этой самой Фараоновой. И не преуспела в этом, поскольку Фараонова скрывается, теперь это уже ясно.

Таким образом, подвела Надежда итог, единственная ниточка, которая могла привести ее к Елене Фараоновой, оборвалась – мобильник молчит, а в квартире проживает семья гастарбайтеров.

И что теперь делать?

«Идти домой, – тут же заныл внутренний голос, – идти домой и выбросить из головы всю эту историю».

«Ну уж нет! – тут же взбрыкнула Надежда. – Так просто я не сдамся! Вот теперь обязательно найду эту Фараонову!»

Внутренний голос понял, что Надежда закусила удила, и отстал.

Надежда же перебрала в памяти все события последних двух дней и поняла, что у нее осталась еще одна ниточка, правда, очень тонкая и ненадежная.

Тот самый центр самопознания… или самосовершенствования… или как еще он там назывался? В общем, центр, расположенный во дворе рядом со Спасом-на-Крови. Точнее, работающая там женщина.

Почему?

А вот почему.

Когда Надежда вышла из этого центра, к ней тут же подъехал мотоциклист с конвертом, назвал ее Еленой Фараоновой и отдал этот конверт. А откуда он мог знать, что она – Фараонова, точнее, выдает себя за эту самую Фараонову?

Только от менеджера центра самопознания. Потому что Надежда представилась в этом центре Еленой Петровной Фараоновой. Выходит, та женщина сразу же кому-то позвонила и сообщила, что к ним в центр пришла Фараонова…

Правда, остается вопрос – станет ли та женщина разговаривать с Надеждой, но тут следует руководствоваться старым надежным правилом – решать задачи по мере их поступления.

В общем, как бы то ни было, нужно ехать на Екатерининский канал, точнее, к храму Спаса-на-Крови, вот как раз и маршрутка нужная подошла. Надежда посчитала это хорошим знаком.

На этот раз она не задержалась возле храма, а сразу же направилась в знакомую подворотню, прошла мимо вегетарианского ресторана, мимо магазина индийских товаров, мимо клуба восточных единоборств, мимо зала советских игровых автоматов и прочих странных заведений, перешла во второй двор и наконец оказалась перед знакомой дверью.

«“Смоковница”. Центр самопознания и духовного совершенствования».

На пороге этого центра Надежда отчего-то задержалась.

У нее вдруг появилось какое-то недоброе предчувствие. Ей не хотелось открывать дверь, не хотелось входить внутрь, а хотелось развернуться и уехать домой. И закрыть дверь квартиры на все замки. И больше никуда не выходить – сидеть дома и пить чай с плюшками… Или с баранками. Или уж с пончиками, хотя это вредно для фигуры.

– Да что со мной такое! – пробормотала Надежда вполголоса.

Чего-чего, а внезапных приступов робости за ней раньше не водилось, наоборот, все родные и знакомые отмечали ее излишне авантюрный характер.

«Не входи туда! – раздался в голове внутренний голос – тот самый, который всегда пытался отговорить ее от рискованных поступков. – Тебе хочется вернуться домой – так вернись! Поступи в кои-то веки как разумный человек!»

Это все решило. Надежда привыкла в сложных ситуациях поступать наперекор своему занудному внутреннему голосу – и сейчас она поступила так же: сделала над собой усилие, толкнула дверь центра и вошла внутрь…

На первый взгляд здесь все было как прошлый раз.

Мудрые изречения и фотографии просветленных личностей на стенах, допотопный письменный стол в дальнем углу, за шкафом, плакат, написанный от руки… Только в отличие от прошлого раза в комнате царила удивительная тишина. Как будто здесь никого не было.

Может быть, менеджер центра куда-то ушла? Скажем, отправилась пообедать в вегетарианский ресторан? Но тогда она не оставила бы открытой дверь…

Надежда громко откашлялась. В ответ на ее кашель не раздалось ни звука.

– Есть здесь кто-нибудь?

И снова никакого ответа.

Тогда, сделав над собой усилие, Надежда обошла шкаф…

Женщина-менеджер находилась на своем рабочем месте, за письменным столом. Только она не сидела за этим столом, как прошлый раз, – она уронила голову на стол, как будто ее посреди рабочего дня внезапно сморил глубокий сон.

– Женщина, что с вами? – проговорила Надежда вполголоса. – Вам плохо?

Та не шевельнулась, не подала никаких признаков жизни.

«Немедленно уходи отсюда! – снова зазвучал в голове Надежды внутренний голос. – Уходи, пока не поздно! Живо поворачивайся и ходу!»

– Как я могу уйти?! – пробормотала Надежда, делая шаг вперед. – Может быть, ей нужна помощь…

Внутренний голос охнул, а Надежда подошла к столу, увидела вблизи затылок неподвижной женщины, светлые крашеные волосы…

«Краситься пора», – машинально подумала Надежда, заметив темные корни волос.

Она подошла еще ближе и осторожно дотронулась до плеча. Женщина за столом не шелохнулась. Надежда толкнула ее чуть сильнее. И тут голова женщины перекатилась, и Надежда увидела полуоткрытый глаз. Глаз был неживой, затянутый тусклой пленкой смерти. А рядом с ним чернела темная аккуратная дырка.

– Ой, мама! – пролепетала Надежда, отдернув руку.

«Я тебя предупреждал!» – прозвучал внутренний голос.

Надежда в испуге огляделась по сторонам. Ей показалось, что она чувствует спиной чей-то взгляд. Но в комнате не было ни души. Только со стен на нее смотрели какие-то духовно продвинутые люди, но их просветленные, полные покоя лица удивительным образом изменились, теперь они смотрели на Надежду Николаевну подозрительно и осуждающе.

«Ну, теперь ты видишь, что ей уже ничем нельзя помочь? – снова напомнил о себе внутренний голос. – Теперь-то ты наконец уйдешь отсюда? Или будешь ждать, пока кто-нибудь придет и застанет тебя возле трупа? Совсем разума лишилась от страха?»

– Конечно, уйду! – отозвалась Надежда. – Только… только сначала я должна кое-что сделать!

«Что еще?!»

– Я должна стереть свои отпечатки пальцев!

С этими словами Надежда достала из кармана носовой платок и оглядела стол, пытаясь вспомнить, до чего она дотрагивалась.

Выходило, что ни до чего, кроме самого трупа. Но не протирать же его…

Но за то короткое время, что она осматривала стол, Надежда немного успокоилась и включила свою природную наблюдательность. Впрочем, чтобы заметить, что монитор на столе разбит, а из системного блока выдран жесткий диск, особая наблюдательность была не нужна.

«Вот оно что! – подумала Надежда. – Значит, тех, кто убил эту несчастную женщину, интересовала информация из ее компьютера… скорее всего, списки посетителей центра…»

Но тут Надежда вспомнила, что покойная вела свои записи вовсе не в компьютере, а по старинке, в толстой амбарной книге, а компьютер у нее стоял просто для солидности.

– Где же эта книга? – пробормотала Надежда, оглядываясь по сторонам.

«Да уходи же ты скорее! – снова зазвучал внутренний голос. – Если тебя застанут здесь, роющейся в вещах убитой, ты тут же окажешься главной подозреваемой!»

– Сама знаю, сейчас уйду! – отмахнулась Надежда.

Она увидела на полке слева от стола стопку телефонных справочников, а под ними – ту самую амбарную книгу. Торопливо вытащила ее, положила на стол, опасливо покосившись на покойницу, перелистала. К счастью, почерк у покойной был разборчивый и записи она вела аккуратно, по алфавиту.

Сперва Надежда попыталась найти Фараонову на букву «Ф», но там ее не оказалось. Тогда она нашла страницу на букву «В», и там увидела фирму «Вега-плюс». Здесь, среди сотрудников этой фирмы, она нашла Елену Петровну Фараонову. Напротив этой фамилии был записан мобильный телефон – тот самый, который Надежда узнала в издательстве у Шуры из бухгалтерии и который не отвечал. Но тут же, чуть выше, торопливым почерком был приписан еще один телефонный номер. А рядом с ним – два слова: «Голубая дорада».

Надежда отлично знала рыбу под названием дорада, она не раз заказывала ее в ресторанах, часто готовила дома – жарила на сковороде, запекала в духовке с приправами и специями или в хрустящей картофельной корочке. Но не помнила, чтобы эта рыба была голубой. И самое главное – какое отношение эта вкусная средиземноморская рыба имеет к Елене Фараоновой?

«Ты еще долго будешь тут возиться? – снова напомнил о себе внутренний голос. – Скоро дождешься, что тебя застанут на месте преступления!»

– Да иду уже, иду! – проворчала Надежда.

Она оглядела стол, чтобы найти, чем и на чем записать номер телефона. Ручка подвернулась ей сразу, а вот единственный листок бумаги лежал на столе, придавленный локтем мертвой женщины.

Надежда закусила губу и дрожащей рукой потянула листок на себя. При этом рука трупа дрогнула, как будто мертвая женщина не хотела отдавать листок Надежде. Надежда почувствовала, как у нее по спине побежали мурашки, пожалуй, и правда всего этого слишком много для ее нервов.

Однако она все же завладела листком, записала на нем телефонный номер и сунула его в сумочку. А теперь – прочь, прочь отсюда! Прочь, пока не оправдалось мрачное предчувствие внутреннего голоса, пока кто-нибудь не вошел в центр и не застал Надежду рядом с трупом. Ой, что тогда будет – лучше не думать…

Надежда на цыпочках пересекла комнату, как будто боялась потревожить покойницу, тихонько выскользнула наружу и быстро-быстро пошла прочь через дворы.

К счастью, никто не попался ей навстречу ни в первом, ни во втором дворе.

Выйдя на людную набережную канала, Надежда заметила, что встречные удивленно косятся на нее. Тогда она замедлила шаги и постаралась стереть со своего лица выражение испуга и растерянности.

Немного успокоившись, Надежда подумала, что события выходят из-под контроля. Сначала в Эрмитаже похитили женщину, теперь вторую женщину убили на рабочем месте. А в центре всех этих ужасных событий наверняка стоит неуловимая Елена Фараонова!

Тут Надежда вспомнила, что нашла в центре «Смоковница» еще один телефонный номер. Может быть, по этому номеру она сможет найти Фараонову или хотя бы что-то о ней узнать?

«Зачем тебе о ней знать? Тебе вовсе не нужно иметь с ней никаких дел», – снова завелся внутренний голос.

«Это так, но должна же я предупредить ее про ту несчастную, которую похитили? – непривычно кротко возразила Надежда. – Потому что этой, из “Смоковницы”, уже не поможешь…»

Она замедлила шаги, достала из сумочки мобильный телефон.

«Остановись! – буквально закричал внутренний голос. – Что ты делаешь?»

На этот раз она была вынуждена признать, что ее внутренний голос прав: после всего, что произошло в последние дни, после похищения одной женщины и убийства второй, звонить со своего собственного телефона – это удивительная глупость и легкомыслие. С таким же успехом она могла оставить на столе возле убитой женщины свою визитную карточку.

А что же делать? Звонить с домашнего телефона – еще опаснее… И тут она вспомнила, что не так давно видела на перроне станции метро телефон-автомат.

Она тут же вошла в вестибюль, спустилась по эскалатору и действительно увидела посреди перрона желанное устройство.

Надежда устремилась к таксофону.

Но здесь ее ждало неожиданное препятствие: автомат не принимал обычные монеты, он работал только от жетонов метро. А как раз жетонов-то у Надежды не было – чтобы войти на станцию, она воспользовалась проездной карточкой.

Надежда в растерянности завертела головой. Придется подниматься по эскалатору, чтобы купить жетон в кассе, потом снова спускаться…

Тут рядом с ней раздался тихий вкрадчивый голос:

– Женщина, вам жетончик нужен?

– Нужен. – Надежда повернулась на голос и увидела невысокую старушку в кокетливой шляпке, с остреньким лисьим личиком. – Нужен, бабушка! – повторила она и полезла за кошельком.

– Сто рублей! – заявила старушка.

– Сколько? – удивленно переспросила Надежда.

– Сто! – повторила старушка.

– А что так дорого?

– А у нас рыночная экономика! В рыночной экономике цена определяется соотношением спроса и предложения. С вашей стороны есть спрос, с моей стороны – предложение. Причем я в данный момент пользуюсь естественной монополией, других предложений на рынке нет. Так что либо соглашайтесь на мою цену, либо можете подняться наверх и купить жетон в кассе…

– Бабушка, вы случайно не экономист по образованию?

– Экономист, экономист! – закивала старушка. – Без малого сорок лет преподавала в вузе политэкономию. А сейчас – на пенсии, вот, немножко подрабатываю… конечно, заработок небольшой, но зато налогами не облагается…

– Ясно!

– Ну, так что – состоится сделка?

– Состоится, состоится! Нужно поддерживать отечественного предпринимателя! – Надежда протянула старушке сторублевку, взяла у нее жетон.

В ту же секунду старушка исчезла, как сквозь землю провалилась. Надежда удивленно завертела головой – но ученой старушки и след простыл.

Надежда подошла к таксофону, опустила жетон в монетоприемник, набрала номер, записанный на бумажке.

В трубке раздалось несколько гудков, затем приятный женский голос проговорил:

– Ресторан «Мурена», отдел доставки…

Надежда растерялась. Она никак не думала, что телефон, записанный в амбарной книге покойницы, окажется телефоном ресторана. В этот момент к перрону с шумом и грохотом подкатил очередной поезд. Разговаривать в таком шуме было невозможно, что дало Надежде небольшую паузу.

Поезд остановился, но стало не намного тише, потому что на перрон высыпали пассажиры. Одна из них, женщина средних лет и весьма пышной комплекции, в ярком платье, покрытом крупными цветами, торопливо подошла к таксофону. Ее лицо было покрыто красными пятнами, грудь бурно вздымалась от переполнявших эмоций. От этого цветы на платье колыхались, как будто их раскачивало ветром. На локте у нее болталась большая сумка из фальшивого крокодила, густо усеянная стразами.

– Женщина! – обратилась незнакомка к Надежде. – Вы еще долго будете разговаривать? Мне срочно нужно позвонить, а у меня мобильник разрядился!

– Вы же видите – я разговариваю! – отмахнулась от нее Надежда. – Подождите несколько минут…

– Говорите побыстрее! – выпалила толстуха. – Мне очень срочно! Я не могу ждать так долго!

В это время голос в трубке нетерпеливо проговорил:

– Вы хотите сделать заказ? Я вас слушаю!

И тут Надежда вспомнила, что было написано в амбарной книге рядом с этим номером.

– Да, – решительно проговорила она. – Я хочу заказать голубую дораду…

– Хорошо, – нейтральным тоном отозвалась телефонная трубка. – Перезвоните через пять минут…

– Зачем перезванивать? – возмутилась Надежда. – Неужели нельзя сразу…

Но из трубки уже доносились короткие гудки.

– Вы наконец закончили? – подскочила к Надежде взбудораженная женщина в ярком платье. – Сколько можно занимать телефон! Вы тут не одна!

– Да ладно, звоните! – Надежда посторонилась. – Только мне потом еще раз нужно будет перезвонить!

– Еще чего! – фыркнула толстуха и принялась торопливо набирать номер.

Надежда вздохнула и села неподалеку на скамейку.

Толстуха набрала нужный номер и затараторила в трубку:

– Леля, это я! Да, я! У меня телефон разрядился, поэтому мы не договорили! Да, а теперь я по автомату звоню. Да, из метро. Я же говорю, мой телефон разрядился… Так вот, я тебе сказала, что встретила в «Пассаже» Маргариту? Сказала, да? Но ты не представляешь, во что она была одета! Представляешь, на ней была лиловая юбка и зеленый жакет! Ну, ты помнишь, тот самый! Да! Тот, в котором она была на твоем дне рождения! А юбка лиловая и с оборочками! Много-много оборочек, и все разные! И туфли… красные туфли вот на такущей платформе! Нет, не лабутены, откуда у нее лабутены, но все равно… Нет, она была не одна, она была с мужчиной… Нет, не с Пал Палычем, с другим, я этого мужчину вообще не знаю! Да клянусь тебе! Ты меня знаешь, я никогда не сочиняю! Зачем мне сочинять?

Надежда взглянула на часы.

Пять минут прошло, но толстуха и не думала заканчивать увлекательный разговор.

Надежда встала, подошла к таксофону и недовольным голосом проговорила:

– Женщина, вы не могли бы немножко побыстрее? Мне обязательно нужно перезвонить!

Толстуха мстительно взглянула на нее, проговорила:

– Перетопчешься! Я ждала, и ты подождешь! – И, повернувшись к Надежде спиной, снова заговорила: – Нет, Леля, это я не тебе, это тут нахалка какая-то, сама сначала долго болтала, а теперь не дает мне поговорить. Но я теперь из принципа ее не пущу! Не пущу, пока мы с тобой не поговорим! Так вот, она была не с Пал Палычем…

Надежда тяжело вздохнула и вернулась на скамейку. Оставалось только набраться терпения и ждать.

От нечего делать Надежда разглядывала проходящих по перрону пассажиров. Впрочем, пассажиры были самые обычные, разве что один мужчина лет пятидесяти выделялся из общей массы. Точнее, не он сам, а его сумка. На первый взгляд сумка была обыкновенная, дорожная, но она подозрительно шевелилась.

Хозяин сумки опасливо огляделся по сторонам, поставил сумку на пол неподалеку от Надежды, наклонился к ней и заговорил:

– Сиди тихо, Серафим! Сколько раз тебе можно повторять – не балуйся! Если тебя кто-нибудь заметит, у нас будут неприятности! Ты меня понимаешь?

В ответ из сумки донеслось тихое поскуливание.

Надежда догадалась, что мужчина везет в сумке собаку. Провозить собак в метро нельзя, вот он и везет ее контрабандой…

Отвернувшись от «контрабандиста», она снова взглянула на разговорчивую толстуху.

Та и не думала заканчивать разговор.

– Чтоб ты провалилась… – вполголоса пробормотала Надежда. – Чтоб тебя черти забрали!

И тут ее пожелание исполнилось. То есть не буквально исполнилось – разговорчивая толстуха сквозь землю не провалилась, но к ней с двух сторон подошли двое мужчин очень подозрительного вида.

У Надежды возникло ощущение дежавю. Совсем недавно она видела точно такую же сцену – двое мужчин подходят к женщине, хватают ее за локти и уводят в неизвестном направлении. Правда, первый раз это происходило в Эрмитаже, а теперь – в метро. Да и женщина была совсем другая. Зато мужчины те же самые: один – тощий, с прилизанными жидкими волосами и акульим оскалом, другой – рослый, плечистый блондин с абсолютно пустыми голубыми глазами.

Злоумышленники подхватили толстуху с двух сторон и хотели ее увести. Но не тут-то было!

Толстуха во всю глотку заверещала:

– Помогите! Спасите! Караул! На помощь! Меня террористы похищают!

В то же время она умудрилась со всего размаху ударить рослого похитителя сумкой по голове. Сумка у толстухи была большая, тяжелая, так что вполне походила на оружие ближнего боя. Кроме того, она вся была усыпана крупными стразами, что создавало дополнительный поражающий эффект.

Получив удар, плечистый блондин выпустил жертву и схватился за глаз. Толстуха попыталась воспользоваться этим и броситься наутек, но тощий бандит был начеку, он заломил ей руку за спину и что-то прошептал на ухо самым угрожающим тоном.

Но тут в поединок вмешалась новая и неожиданная сила.

Сумка, которая стояла на полу неподалеку от скамейки, раскрылась, и из нее выскочил небольшой пес породы джек-рассел-терьер. С громким воинственным лаем пес бросился на тощего бандита и вцепился ему в ногу. Бандит вскрикнул от боли и неожиданности, попытался стряхнуть терьера, но тот прилип, словно пиявка.

Тем временем к месту поединка устремились другие пассажиры, а в конце перрона появились двое людей в форме работников метрополитена. Похитители поняли, что у них ничего не выйдет, отпустили жертву, смешались с толпой и устремились к эскалатору.

Надежда, которая с живейшим интересом следила за происходящим, бросилась следом за ними.

Какую-то долю секунды она колебалась – проследить за похитителями, которые уже второй раз оказались в поле ее зрения, или перезвонить в ресторан, но решила, что пять минут уже все равно прошли, а выследить похитителей гораздо важнее.

К счастью, рослый блондин возвышался над толпой на целую голову, так что Надежде удалось не потерять его из виду.

Следом за злоумышленниками она поднялась в вестибюль. Здесь было очень много народу, и подозрительная парочка затерялась в толпе. Надежда встала на цыпочки и заметила знакомую светлую шевелюру возле выхода. Ввинтившись в поток пассажиров, Надежда устремилась в ту же сторону.

Выбравшись на улицу, Надежда Николаевна остановилась на верхней ступени, посмотрела по сторонам и увидела знакомую парочку.

Злоумышленники подошли к припаркованному неподалеку от метро фургону и огляделись по сторонам. Затем тощий бандит постучал в заднюю стенку. Тотчас в стенке приоткрылась дверца, и бандиты проскользнули внутрь.

Надежда пригляделась к фургону. Довольно большой, белого цвета. В грузовом отсеке никаких окон, на борту надпись: «Перевозка мебели».

Надежда вспомнила многочисленные детективные и приключенческие фильмы, где показывали похожие фургоны, которые спецслужбы или частные детективные агентства использовали для слежки за подозреваемыми. Внутри такого фургона может разместиться самый настоящий оперативный центр, сложное электронное оборудование для прослушивания телефонов и компьютерных линий…

Ага, вот почему эти двое так быстро появились возле таксофона в метро! Люди в фургоне прослушивали тот телефон, по которому позвонила Надежда, выяснили, откуда на него звонят, фургон подъехал к станции метро, и криминальную парочку послали, чтобы поймать того, кто звонит… К счастью, в тот момент по телефону разговаривала не Надежда, а скандальная толстуха, так что все кончилось благополучно. По крайней мере, для Надежды.

Да, но теперь она не сможет позвонить по тому номеру, потому что ее тут же перехватят…

«Все, прекрати свое самодеятельное расследование и отправляйся домой!» – снова зазвучал внутренний голос.

– Так и сделаю! – пробормотала Надежда с тяжелым вздохом. – Вот только куплю кое-что – и немедленно домой!

На площади перед станцией метро раскинулись торговые ряды с овощами и фруктами, печеньем и конфетами, бытовой химией и китайским ширпотребом, а также другими товарами первой и не первой необходимости.

Надежда Николаевна остановилась возле женщины, на лотке у которой лежали семена, пакеты с удобрениями, средства для борьбы с сорняками и вредителями. Она вспомнила, что мама просила ее купить кое-что из этого ассортимента.

– А табачная пыль у вас есть? – поинтересовалась Надежда.

– Табачная пыль кончилась, – с сожалением ответила продавщица. – А вам нужно что-нибудь от тли?

– Ну да, от тли…

– Так вот, возьмите это, – она показала на какую-то яркую картонную коробочку. – Это дымовая шашка, обкурите дерево, и вся тля тут же передохнет!

– А остальные обитатели дачи не передохнут? Я имею в виду – для остальных живых существ это не опасно? У меня кот…

– Нет, не опасно! – уверенно ответила женщина. – Я постоянно кусты этими шашками окуриваю, и ничего! Ну, можно лицо платком закрыть, чтобы не кашлять!

– А они, эти шашки, не пожароопасны? – осведомилась Надежда, у которой возникла интересная дебютная идея.

– Нет, ничуть! Только дым, никакого пламени!

– А как же говорят, что нет дыма без огня?

– А это устаревшая поговорка.

– Хорошо, давайте мне такую шашку. Или две… И еще коробок спичек…

Приобретя реквизит для задуманной операции, Надежда прошла вдоль торговых рядов, делая вид, что интересуется товаром, а на самом деле понемногу приближаясь к белому фургону.

– Женщина, покупай кофточку, – обратилась к ней тетка, торговавшая женской одеждой немыслимых размеров и расцветок.

«Я что – так плохо выгляжу? – подумала Надежда обиженно. – Надо срочно сходить в парикмахерскую и из одежды кое-чего прикупить! И давно пора сесть на диету, а то скоро действительно придется покупать вещи такого размера!»

Она возмущенно фыркнула и отошла от лотка.

Торговые ряды закончились. До белого фургона оставалось всего несколько шагов.

Неподалеку к фонарному столбу была привязана большая грустная собака с выразительными глазами. Собака была не породистая, но симпатичная. Она оглядывалась по сторонам, терпеливо дожидаясь хозяина.

– Есть хочешь? – спросила собаку Надежда.

Собака взглянула на нее с укоризной: зачем задавать такие серьезные вопросы, если у тебя все равно нет ничего съестного? Порядочные люди так не поступают!

– Значит, хочешь! – констатировала Надежда.

Она вернулась к торговым рядам, на которых продавали ветчину и колбасы, и уже не в первый раз удивилась людям, которые покупают такие продукты с лотка. Одно дело – овощи или фрукты, которые можно вымыть или потушить, и совсем другое – ветчина…

Для ее целей, впрочем, ветчина с лотка вполне подходила.

Надежда купила двести граммов тамбовского окорока, вернулась к собаке, опустилась перед ней на корточки и положила на асфальт свое угощение.

– Приятного аппетита!

Собака взглянула на нее благодарно и принялась за еду.

Тем временем Надежда, оглядевшись и убедившись, что на нее никто не обращает внимания, достала из коробочки дымовую шашку, зажгла фитилек и ловким движением забросила шашку под днище белого фургона. Собака удивленно на нее покосилась, но возмущаться не стала – она доедала ветчину.

– Ну, прощай, приятно было познакомиться! – сказала Надежда собаке, встала и с беззаботным видом направилась в сторону торговых рядов.

– Ну что, надумала? – раздался рядом громкий голос. – И правильно, у меня самые жизнерадостные расцветки! И размерчик подходящий я тебе сейчас подберу…

Надежда с ужасом заметила, что снова остановилась возле лотка с китайскими кофточками. Она шарахнулась от него и перешла к другому. Здесь торговали фруктами, и народу было гораздо больше, так что на Надежду никто не обращал внимания. В то же время отсюда было хорошо видно белый фургон.

Как раз в это время из-под фургона повалили густые клубы черного дыма.

Знакомая Надежде собака вскочила и громко залаяла.

Вся публика, как торгующая, так и покупающая, повернулась к фургону.

– Террористы машину подожгли! – завизжал женский голос, резкий и пронзительный, как звук дисковой пилы.

– Сейчас рванет! – поддержал другой голос – мужской, но не менее противный.

Тут же на рынке началась паника.

Кто-то звонил в полицию, кто-то – в МЧС, отдельные, особенно нервные продавцы сворачивали торговлю, кого-то под шумок обворовали. В самый разгар этой паники задняя дверца фургона распахнулась, и оттуда, кашляя и матерясь, выскочили четверо мужчин, двое из них – старые знакомые Надежды.

– Хорошие шашки! – проговорила Надежда, с интересом наблюдая за происходящим. – Не только от тли помогают, но и от некоторых других вредителей…

Тут подкатили две машины с включенными мигалками, из них высыпали рослые парни в пятнистой униформе и взяли обитателей фургона в кольцо.

Надежда не стала дожидаться завершения событий. Она снова вошла в вестибюль метро, купила несколько жетонов, спустилась вниз и подошла к таксофону.

Набрала знакомый номер и, когда ей ответили, вполголоса проговорила:

– Я вам звонила по поводу голубой дорады. Вы просили перезвонить через пять минут, но тут были разные события, так что я смогла перезвонить только сейчас.

– Хорошо, соединяю! – ответил ей прежний голос.

В трубке раздался щелчок, и прозвучал другой голос, тоже женский:

– Слушаю!

– Это Елена Петровна? – спросила Надежда, но не стала дожидаться ответа и затараторила как можно быстрее: – Ваш телефон прослушивают, я приняла кое-какие меры и ненадолго отвлекла их, но времени все равно мало, так что слушайте и не перебивайте. Мне по ошибке передали конверт, предназначенный Елене Петровне Фараоновой. Я попыталась связаться с ней… или с вами, но у меня ничего не вышло, телефоны не отвечали. Тогда я пошла в Эрмитаж в то время, которое было написано на билете. Там я увидела, как двое очень подозрительных мужчин похитили женщину… она ожидала Елену Петровну возле статуи римского императора… как же его… Септимия Севера, а сегодня эти же двое пытались похитить еще одну, совершенно постороннюю женщину, которая разговаривала по этому телефону. Это получилось случайно… Ей удалось от них отбиться, но вот та женщина, из центра самопознания, она мертва.

– Что?! – вскричала Елена Петровна, если, конечно, это была она. – А вы уверены, что ту, в Эрмитаже, похитили?

– Да я видела это своими глазами, – буркнула Надежда, ей очень не понравилось, что собеседница встревожилась только из-за похищения. А что из-за нее человека убили, ей и горя мало.

– Кто вы и как узнали этот номер? – Голос на том конце теперь был тверд.

– А вот это вас не должно волновать! – отчеканила Надежда. – Вы получили информацию? Ну так и делайте с ней что хотите!

С этими словами она аккуратно повесила трубку и пошла прочь, не оглядываясь.


За столиком второсортного бистро сидели двое – рослый широкоплечий блондин с пустыми голубыми глазами и тощий тип с прилизанными темными волосами и скошенным акульим подбородком. Прилизанный тип разговаривал по телефону, причем разговор был не из приятных.

– Да, шеф… – говорил он, водя пальцем по столешнице. – Нет, шеф… не удалось… мы попытались схватить ту женщину, которая разговаривала по телефону, но на нас набросился бультерьер… или питбуль… в общем, здоровенная собака и очень свирепая, а потом куча народа набежала, и нам пришлось отступить… Да, а потом кто-то поджег фургон с прослушкой, и нас всех повязали…

– И опять мне пришлось вас отмазывать! – гремел в трубке голос собеседника. – Думаете, у меня нет других дел, кроме как исправлять за вами все ваши ошибки? Я за большие деньги организовал вам технику для прослушки, а вы умудрились спалить фургон… И из ментовки пришлось вас вытаскивать… и зачем, бога ради, вы убили ту женщину в центре «Смоковница»?

– Извините, шеф, это вышло случайно… она застукала нас, когда мы рылись в ее офисе, хотела вызвать полицию, так что нам пришлось…

– Пришлось! – раздраженно рявкнул шеф. – Имейте в виду, мне это надоело! Я больше не буду вас прикрывать!

Разговор прекратился, из трубки понеслись гудки.

– Недоволен? – испуганно спросил блондин.

– Конечно, недоволен! – фыркнул его напарник. – Говорит, что больше не будет нас прикрывать…

– Что, правда не будет?

– Да куда он денется! Сам в жизни не станет такими делами заниматься, не захочет руки марать. Но я тебе точно скажу: нам нужен результат, иначе шеф найдет другую команду…


Наутро погода была чудесная, и Надежда решила съездить к маме на дачу. В конце концов, это ее долг, да и муж будет звонить и интересоваться самочувствием кота. Сан Саныч к своей теще относился неплохо, но за ее здоровье не слишком переживал, утверждая, что мать Надежды – женщина крепкая и телом и душой, с мелкими неприятностями сама разберется, а крупные ее минуют. При этом стучал, конечно, по деревянному столу, внимая строгому взгляду Надежды.

Надежда собралась быстро, по дороге еще зашла в магазин и купила колбаски и шоколадных конфет, а также какое-то средство от тли, поскольку табачной пыли и тут не было. Насчет дымовых шашек у нее не было уверенности, что мать их одобрит, уж больно дыму много, еще всполошатся соседи, пожарных вызовут…

Кот чувствовал себя отлично – спал на диване после ночных подвигов. Мать с гордостью сообщила, что со дня приезда Бейсик поймал уже пять мышей и одного крупного крота.

После этого начала как обычно ворчать, что ничего не взошло и не уродилось, что она не собирается гнуть спину на даче, когда никому ничего не нужно, что Надеждины розы все померзли, а она предупреждала, что все это сплошное баловство. И чтобы клубники не ждали, поскольку ее всю поел долгоносик, а смородину сожрала тля.

После чего Надежда предъявила матери купленное средство и отправилась опрыскивать смородину. Насчет долгоносика и роз мать как всегда преувеличила, все было в порядке.

День прошел в хлопотах, и к вечеру Надежда так устала, что буквально падала с ног. Но нужно было ехать в город, поскольку с она с трудом дозвонилась до сантехника, и он обещал прийти завтра с утра.

Спасение пришло от соседа Андрея Николаевича, он сказал, что едет в город на машине и с удовольствием захватит Надежду.

Сосед работал ведущим хирургом в крупной детской больнице. На даче он отдыхал от сложных операций, любил бывать там и зимой, а уж летом ловил каждую свободную минутку, чтобы побыть на свежем воздухе. В обращении Андрей Николаевич был простой, соседи часто к нему обращались из-за всяких травм, которые случаются на даче. В загородном доме у него было все для оказания первой помощи, даже капельницы. В прошлом году он буквально спас руку одному местному работяге, который сдуру сунулся под дерево, где отдыхала в тенечке японская собака акита. Было очень жарко, и хозяин не стал запирать ее в отгороженный сеткой закуток, а привязал под деревом. Работяга выронил рулетку, она откатилась к аките, и когда человек нагнулся, чтобы поднять свое, собака бросилась на него молча и вцепилась в руку мертвой хваткой. Когда ее оттащили, работяга был в шоке. И если бы не подоспел Андрей Николаевич, то остался бы человек калекой на всю жизнь. А уж сколько отрубленных пальцев пришил он за все время, так и не сосчитать.

С Надеждиной матерью Андрей Николаевич и его жена находились в добрососедских отношениях и саму Надежду привечали. Надежда с удовольствием приняла его приглашение, обратная дорога обещала быть приятной.

К вечеру Бейсик проснулся и милостиво принял положенную порцию ласк от хозяйки, после чего покушал, поточил когти и отправился на охоту, а Надежда села в машину и как белая женщина отбыла в город.


До города оставалось уже недалеко, когда Андрей Николаевич заулыбался, видимо, вспомнив что-то забавное.

– Представляете, – покосился он на Надежду, – вчера вечером сижу у себя на участке, любуюсь последними тюльпанами, как вдруг появляется ваш кот…

– Бейсик?

– Он самый! Появляется у меня на дорожке, а в зубах у него – птица…

– Да, он может, – вздохнула Надежда, – тот еще разбойник… за прошлое лето переловил двенадцать птиц, и это только то, что мы с мамой сами наблюдали…

Конечно, Надежда немного преувеличила охотничьи достижения своего кота, но кто же не преувеличивает успехи своих любимцев?

Был у Бейсика в одно лето такой рекорд – двенадцать птичек, но это было очень давно. Теперь, в солидном возрасте (почти двенадцать лет), кот стал не таким ловким и подвижным, мышей еще ловил, а с птичками получалось все реже.

– Да это не конец истории! – продолжил Андрей Николаевич. – Остановился он метрах в двадцати от меня, положил птицу на дорожку, посмотрел на меня очень выразительно и с достоинством удалился. Я подошел, посмотрел, что за птица. Дрозд… Оказывать ему первую помощь было уже поздно, имелись повреждения, несовместимые с жизнью, так что мне осталось только похоронить его.