Я оглянулся. Ого! Как ни странно – это оказался доцент Цыпкин. Голос у него командный прорезался.
– Ну чего смотрите? – ерзал он. – Быстро садитесь в машину!
– Вообще-то мы в кино собрались, – пробурчал я.
– В кино?! – заорал Русик. – Тут судьба открытия решается! Государственной важности!
Пришлось залезть в салон его «Жигуленка». Даже Маша не осмелилась возразить. Как только мы уселись, лингвист рванул с места.
– Что случилось? – спросил я.
– Что случилось, что случилось… – пробурчал тот, глядя прямо перед собой – на улице Горького даже в 1981 году было довольно плотное движение и приходилось быть начеку. – Случилось то, что материалы, которые ты привез, таки могут утечь за границу.
– С чего ты взял?
– С того, что ваша Кривошеина едет сейчас в Шереметьево-два!
– Откуда тебе это известно?
– От верблюда!.. Я следил за вашей подружкой от самой Третьяковки.
Вот тебе и Цыпкин! А ведь я его там и не заметил. Впрочем, он может в машине сидел, а на тачки я внимания не обращал. Где же, в таком случае, КГБ? Не может быть, чтобы они не вели «королеву постельных клопов». Скорее всего – ведут до сих пор, а лингвист только под ногами путается.
– И что, она сразу поехала в аэропорт? – спросил я.
– Не, петляла по улицам, в общественный транспорт не садилась… Я как только вы, Мария, простите не знаю вашего отчества, отдали Кривошеиной пакет, так сразу за ней и поехал…
– Ну, а откуда ты знаешь, что едет она именно в Шереметьево-два?
– Она сама сказала.
– Кому? Тебе?
– Мне. Стала голосовать. Я остановился. «Куда?» – спрашиваю. Она говорит: «В Шереметьево-два не подбросите?» Я говорю «Подброшу. Садитесь!» А она – «Ой, извините!», и не села ко мне. Я вылез из машины, капот поднял, вроде как с двигателем что-то, а сам краем глаза на нее посматриваю, как она прыгает, рукой машет. Тормознула «Москвичонок», села в него и поехала. Я – следом… Смотрю, вы идете…
– И когда это произошло?
– Минут десять назад. Она три с лишним часа по улицам моталась. Я все боялся, что зайдет куда-нибудь и отдаст пакет.
– Понятно, – буркнул я.
Мы миновали Белорусский вокзал и покатили по Ленинградскому проспекту. Справа и слева тянулись знакомые здания. Мы проехали метро «Динамо», миновали Путевой дворец Петра Первого, промчались мимо метро «Аэропорт» и «Сокол», свернули на Ленинградское шоссе.
Вершковой было интересно. В столице она была впервые, а потому крутила головой во все стороны. Так что, не пойдя в кино, она немногое потеряла. «Войковская», «Водный стадион» остались позади. Замерзшее и заснеженное Химкинское водохранилище, образованное слиянием нескольких подмосковных рек, тянулось слева. Автомобильчик миновал мост над рекой Воробьевкой, проехал под эстакадой МКАД и оказался за пределами столицы, которая в эти времена еще только протягивала сюда свои железобетонные щупальца. Вскоре мы свернули на Международное шоссе, ведущее к аэропорту «Шереметьево».
Видать, я заразился от Цыпкина, потому что и мною овладел охотничий азарт. А вдруг гэбэшники и впрямь упустили «королеву постельных клопов», а мы втроем ее схватим? Может так Родине поможем?
Жигуленок подкатил к зданию аэровокзала «Шереметьево-2». Лихо, как в кинобоевике влетел по въездному пандусу. Мы выскочили и вбежали в здание аэровокзала. Ну и где здесь искать мадам Кривошеину? Народу толпилось в терминале преизрядное количество. Как самый трезвомыслящий, я решил взять руководство на себя.
– Так, милые мои, – начал я. – Расходимся в разные стороны. Ты, Маша, направо, ты, Русик, налево. Я наверх, потом – вниз. Увидите нашу подружку, не орать и не бросаться. Следите и старайтесь не попадаться ей на глаза. Учтите, что скорее всего, мы не одни пасем ее. Если Эсмирку будут брать, не стоит мешать органам.
– А если она улизнет за границу? – спросил Цыпкин.
– Не улизнет. Она в розыске. Все. Хватит болтовни. Пошли!
И мы разошлись в разные стороны. Я поднялся на балкон. И для начала посмотрел на зал внизу. Сотни голов. И не меньше половины из них женские. Поди разбери. Ладно, поищу на балконе. Разумеется, здесь ее не оказалось. Слишком мало места и трудно спрятаться. Нужно спуститься на первый этаж. Я сбежал по ступеням и тут же наткнулся на Машу. У нее были круглые от удивления глаза, словно она узрела привидение. Набирая разинутым ртом воздух, она тыкала пальцем куда-то позади себя. Я посмотрел через ее плечо и тоже разинул по-рыбьи рот.
Было от чего. В паре десятков шагов от нас стояла Эсмирка и улыбалась. И не просто так улыбалась, а беседуя с нашей общей знакомой Ольгой Михайловной. И хотя последнюю я видел лишь со спины, но узнал ее по пальто, в котором она была вчера. Телегина что-то говорила Кривошениной и активно жестикулировала. Может, рассказывала ей, как пройти к месту, где сотрудники госбезопасности ловят иностранных шпионов и их пособников? В любом случае, «королева» приветливо кивнула своей собеседнице и направилась в нашу сторону. Произошло это настолько быстро, что пришлось сграбастать Машуню и начать ее целовать. Трюк дешевый, но иногда срабатывает.
Вершкова кое-как от меня отбилась, глядя возмущенно-счастливыми глазами. А я проводил взглядом Эсмеральду Робертовну (она нас не заметила) и хотел было двинуть за нею следом, как услышал:
– Вы-то что здесь делаете?
Обернулся. Ну конечно, моя гостеприимная «квартирная хозяйка».
– Гоняемся за вашей знакомой, – съязвил я. – И видели, как вы с ней мило беседовали.
– В шпионов решили поиграть? – ехидно поинтересовалась Ольга Михайловна. – В детстве еще не наигрались? То-то мне ребята докладывают, что какая-то «копейка» путается под колесами. Хорошо, что я приказала ее не трогать… Кстати, где это ваш любознательный доцент Цыпкин?..
И тут разноязыкий шум, что царил в здании аэровокзала, перекрыл пронзительный крик:
– Хулиган! Отстань! Милицию позову!
– Вашу же мать! – выдохнула Телегина и вытащила из кармана портативный передатчик: – Седьмой, я первый! Что-там у вас? Прием!
– Первый, я седьмой! – захрипело в динамике рации. – Доцент пытается задержать Королеву. Что делать? Прием!
– Седьмой, быстро изобразите неравнодушного гражданина, который решил пресечь хулиганскую выходку. И уберите идиота с глаз долой до конца операции. Прием!
– Вас понял. Выполняю.
– Так и знала, что он попытается все испортить, – вздохнула Ольга Михайловна, пряча рацию.
– Что же вы его раньше не нейтрализовали? – спросил я.
– Лишняя суматоха могла привлечь внимание, – ответила она. – Не подруги вашей, а тех ее иностранных друзей, которые ее наверняка ведут с самого начала.
– Да кто же она такая? – встряла в разговор модельерша.
– Королева, – усмехнулась гэбэшница. – Вот он знает!
И она ткнула в меня пальцем. Я лишь пожал плечами в ответ на вопросительный взгляд Машуни. В это время в кармане у Телегиной пропищал зуммер вызова. Она выхватила коробочку рации.
– Первый на связи! Прием!
– Первый, я седьмой. Королева идет на бал. Повторяю, Королева идет на бал. Прием!
– Седьмой, захват строго в момент передачи! Прием!
– Уже пошли, первый! Прием!
– Удачи! – она опять спрятала рацию в карман и сказала: – Понимаю, что вам хочется досмотреть кино до конца. Пойдемте, будете понятыми.
И она двинулась к месту событий. Я схватил оробевшую Вершкову за руку и потащил следом за Телегиной. Долго идти нам не пришлось. Посреди круга, образованного зеваками, стояла небольшая группа. Сама ее величество «королева постельных клопов» и высокий мужик, по всему видно, иностранец, ошарашено хлопали глазами. Несколько «своих» парней в штатском с фото- и видеокамерами снимали их, другие не позволяли удрать и избавиться от главной улики. Ольга Михайловна подошла к задержанным, приветливо улыбнулась им, как старым знакомым и скомандовала вполголоса:
– Ведите их в опорник!
– Я буду жаловаться, я иностранный подданный! – немедленно заявил мужик, упираясь долговязыми ногами в пол, но его твердо взяли под локотки. – Немедленно требую консула!
– Все ваши законные требования, господин Керн, будут удовлетворены, – сказала гэбэшница и, обернувшись к нам, махнула рукой. – Товарищи, подойдите, будете понятыми!
Насколько я разбираюсь в законе, мы с Машуней, строго говоря, не имеем права быть понятыми, ибо лично знакомы с одной из подозреваемых. А с другой стороны, все, что от нас требуется, это засвидетельствовать законность процессуальных действий, производимых представителями власти, или как-то так.
Мы поплелись следом за всей остальной компанией. В небольшом помещении опорного пункта милиции сразу стало не продохнуть. Самих ментов турнули, хорошо хоть кто-то догадался открыть форточку на зарешеченном окне. Задержанных усадили рядышком. На стол выложили тот самый злополучный сверток.
– Я майор госбезопасности Телегина Ольга Михайловна, – представилась моя «квартирная хозяйка». – Обращаюсь к задержанным – вы знаете, почему вас задержали?
– Понятия не имею, – пожала плечами Эсмирка.
На удивление она была спокойна, лишь делала недоумевающие круглые глаза, будто ее застукали за кражей булочки в хлебном магазине, а не взяли с поличным по факту госизмены.
– А вы, господин Керн?
– Я и не подозревал, что помощь даме является в Советском Союзе преступлением, – высокомерно заявил иностранец на сносном русском языке. – Эта женщина обронила сверток. Я наклонился, чтобы поднять его, и тут эти молодые люди стали фотографировать меня и хватать за руки. Безобразие! Я буду жаловаться!
– Вас задержали в момент приема у гражданки СССР материалов, которые составляют государственную тайну нашей страны, – металлически голосом проговорила майор.
– Это чушь! Докажите! – потребовал Керн с напускным возмущением, но его руки подрагивали, а на лбу выступили капли.
– Понятые, прошу вас, подойдите к столу, – сказала майорша.
Там и подходить-то негде было, полшага шагнуть. На нас наставили камеры. Телегина неторопливо развернула «Литейский вестник» и побледнела. Я еле удержался, чтобы не присвистнуть, а Вершкова громко ойкнула. Да и было с чего. На затертой газетке лежала пудренница и тюбик губной помады.
– У вас уже и женская косметика составляет государственную тайну? – откровенно поглумился иностранец.
Ольга Михайловна несколько мгновений молчала, собираясь с духом, а потом сказала деревянным голосом:
– Примите мои извинения за это недоразумение, господин Керн. Вы вправе подать на меня жалобу в установленном порядке. А пока можете быть свободны.
– Надеюсь, мы больше никогда не увидимся, госпожа майор, – произнес тот, вставая.
Когда за ним захлопнулась дверь, Кривошеина сказала:
– Ну так я тоже пойду? За губную помаду и пудренницу у нас не сажают.
Телегина, которая, по всему видно, тяжело переживала фиаско, тут же оживилась.
– Вам виднее, гражданка Кривошеина или как вас там на самом деле зовут, – сказала она. – Вам ведь не впервой, верно?.. Содержание притона, торговля наркотиками, мошенничество… Я ничего не забыла?
– Это все в прошлом, гражданка начальница, – усмехнулась Эсмирка. – Я свои вины уже отработала у кума по полной.
– Старые – да, – согласилась майорша. – А с новыми пусть МУР разбирается.
– Ну там хоть не притащат туфтовых понятых, – огрызнулась напоследок «королева».
– Вы свободны, товарищи, – кивнула нам Ольга Михайловна.
Мы с Вершковой покинули опорный пункт, не узнав о том, что было с нашей попутчицей дальше.
– А куда же подевались материалы, которые я отдала Эсмеральде у Третьяковки? – спросила Маша.
– Ну-у, скинула где-то, – предположил я. – А потом завернула в газету первые попавшиеся безделушки…
– Как это – скинула? – удивилась модельерша. – Это же очень важные материалы! Над ними же ученые работали для страны! Надо обязательно отыскать их!
– Стоп! Я кажется знаю, у кого они!
– У кого?
– Помнишь, «королева» крик подняла, когда наш доцент пытался ее сцапать?
– Помню. Телегина еще приказала его убрать подальше и не отпускать до задержания.
– Ну вот! Она их ему и сунула под шумок!
– Значит, надо его найти!
И мы заметались по залу, обращая на себя внимание недовольных пассажиров.
– Да вот же он! – крикнула Машуня.
Я оглянулся и тоже увидел бредущего с унылым видом ученого.
– А-а, вот вы где, – без всякой радости произнес он, подойдя к нам. – Вы представляете?! Они мне сказали, что при задержании злоумышленницы интересующие меня предметы не обнаружены!.. Даже не знаю, что я скажу коллегам?.. А Илге Артуровне так и вовсе не смогу в глаза смотреть… Я погубил дело ее жизни…
– А ты по карманам своим смотрел? – спросил я.
– По карманам? – переспросил Русик, и тут же принялся лихорадочно шарить по своей куртке. – Что это? – растерянно пробормотал он, вынимая записную книжку и кассету. – Откуда!
– От верблюда! – злорадно передразнил его я. – Когда ты вцепился в Кривошеину, она смекнула, что близка к провалу, вот и сунула улики тебе в карман.
– Зачем же она тогда пошла на встречу с этим Керном? – спросила Вершкова.
– А кто ее знает? – пожал я плечами. – Может, не хотела, чтобы ей пришили шпионаж. Так-то она будет отвечать только по уголовке.
– А за что? – тут же заинтересовалась любознательная модельерша.
– Много будешь знать, скоро состаришься, – откликнулся я, вспомнив труп с перерезанным горлом.
Маша надула губки и промолчала.
– Друзья, вы даже не понимаете, из какой ямы вы меня вытащили, – растроганно пробормотал Цыпкин. – Да я перед вами в неоплатном долгу…
– Ну почему, – сказал я. – Развезешь нас по домам и будем в расчете.
– Конечно-конечно! – проговорил он. – Отвезу, куда скажете!
И он бросился к выходу из аэровокзала. Мы поспешили за ним, а то мало ли, еще сядет в задумчивости за руль и укатит, чтобы поскорее начать разбирать Илгины каракули. Я почти угадал. Когда мы с Вершковой добежали до его автомобильчика, все еще припаркованного у входа, тот уже рычал движком, вот-вот готовый тронуться. Я буквально засунул Машуню на заднее сиденье, а сам уселся рядом. Русик тут же дал по газам. Я заметил, что не смотря на всю свою ученую рассеянность, водилой он был прекрасным. Дорогу видел, всегда точно перестраивался из ряда в ряд, если ширина дороги и разметка позволяла. Так что вскоре мы уже покинули территорию аэропорта, а через двадцать минут въехали во двор временного обиталища Вершковой.
– Мы завтра поедем на ВДНХ? – спросила она.
– Обязательно, – пообещал я. – Когда за тобой заехать?
– К двенадцати часам.
– Договорились.
Маша открыла дверь и сказала, обращаясь к нашему водителю:
– Большое спасибо, Руслан Федорович!
– Не за что! – отмахнулся тот. – Вам спасибо!
Она выбралась из салона и побрела к подъезду.
– Тебе куда? – спросил меня доцент.
Я назвал адрес, и мы поехали. Пока выезжали на МКАД, я успел мысленно перебрать события двух своих московских дней, удивляясь, насколько круто все повернулось. Даже в Литейске, по-моему, такого не случалось. Ох, как же хочется вернуться к нормальной жизни, заниматься со школярами, готовиться к спартакиаде, втянуться в эпопею с новым фильмом. Его, конечно, и без меня снимут. Теперь все в руках Карла и Жени Красильниковой. Кстати, надо посетить организацию, которая занимается отбором фильмов на конкурс, и узнать, как обстоят дела с нашими «Алькой и тремя мушкетерами…»?
Вот завтра бы и заехать… Как это Рунге называл?.. Кажется, Всесоюзная комиссия по работе с кинолюбителями при правлении Союза кинематографистов СССР… Ага, надо бы раздобыть телефончик секретарита этого самого правления и выяснить, к кому там следует обратиться?.. Мысли об этом были сущим бальзамом, после всей этой детективной чехарды, в которой я жил последние месяцы. Не подозревал, что я настолько привязан к ровному течению жизни. А может все дело в контрасте?.. Если бы жизнь текла без приключений, не тосковал бы я по ним?