Глава 3
– У него есть собака, – шепчет мне Настя.
– Да, я знаю.
– Это кинг-чарльз-спаниель.
Повторяю со вздохом:
– Я знаю.
– И Ян ее очень любит.
– Я знаю.
– Боже, Яна, ты сталкер.
– Чего?
– Неважно, – отмахивается Оливка.
Мы поставили учебник на парту обложкой к учителю и делаем вид, что переписываем конспект. Честно говоря, на обществознании мы только этим и занимаемся последний месяц. Прошлый учитель уволился, а трудовику, которого поставили на замену, вообще не до нас.
Настя открыла социальные сети Яна и показывает мне фото его собаки. Как будто я не видела этот снимок тысячу раз. Парень в красной толстовке и черных джинсах, держит Бенедикта за морду и целует его в нос. Конечно, я на него не подписана, но захожу в его профиль (слава богу открытый) несколько раз в день. И даже смотрю «истории». Разумеется, с подставного аккаунта. Я знаю, что это достаточно жалко, но ничего не могу с собой поделать.
– Спорим, ты не знаешь одной детали? Он ходит за продуктами в магазин в моем доме, и оставляет собаку у входа.
Я удивленно выдыхаю:
– Не-е-ет.
Оливка меня передразнивает:
– Да-а-а. Он ходит туда за хлебом или за чем там его посылает мама, и пес каждый раз послушно сидит у входа. Но у нас будет несколько минут. Хотя, конечно, я тоже против того, чтобы оставлять собак у магазинов. Всегда думала, что им не только грустно, но и что их могут украсть.
И в конце фразы Настя бросает на меня хитрый взгляд и подмигивает.
– Ты сумасшедшая, – сообщаю я с тяжелым вздохом.
Когда звенит звонок, Оливка говорит:
– Сходим в столовку? Я голодная жесть просто.
Я внутренне напрягаюсь. Киваю. Медленно собираю учебники в рюкзак.
– Ян, давай быстрее, бога ради, там очередь растет с каждой секундой.
Я закидываю рюкзак на плечо, присаживаюсь, чтобы подтянуть узелки шнурков. Они и без того тугие. Но лучше, конечно, перевязать.
Вот интересно, откуда у Оливки выражение «бога ради». Она часто вплетает в речь что-то такое, что не совсем подходит десятикласснице. Может быть, конечно, дело в том, что ее до десяти лет воспитывала бабушка. Но в любом случае звучит каждый раз забавно.
– Яна!
– А?
– Газовая труба! Ян, ну шевели ногами, есть хочу.
И пока я смотрю, как Настя реально шевелит ногами, и притом очень быстро, сбегая по лестнице, пытаюсь уговорить себя, что, во-первых, нельзя избегать столовку до конца школы, а, во-вторых, возможно, в этот раз моя мама отошла в туалет или попросту растворилась, поэтому я ее там не увижу.
Мы заходим в столовую – длинные столы и лавки, салатовые стены, лента с посудой при входе, все очень стандартно и крайне тошнотворно.
Знаете, что еще не выбивается из стандартной картины? Моя мама.
Толстая, в белом халате и колпаке с синей полоской. Она сделала химию недавно, так что волосы из-под шапочки торчат и вьются в разные стороны. Не знаю, зачем нужно было устраивать меня в школу, где она работает. Я сюда даже не проходила по баллам. Наверное, по той же причине, по которой она ходит не в нормальный салон делать химию, а к своей подруге домой. Чтобы сделать мою жизнь еще хуже.
С независимым лицом я иду к буфету, который ближе ко входу, потому что мама на раздаче. Но это не мешает ей гаркнуть:
– Януся! А покушать нормально?!
Школьники в очереди начинают оборачиваться на меня. Все внутри холодеет, а стыд, напротив, горячей краской заливает лицо. Только не это.
– Я… мне в туалет, – начинаю бормотать я.
– Ян, – начинает Настя с укоризной.
– Я сейчас!
Выскакиваю из столовой с горящими ушами, бегу в сторону туалета, потому что больше спрятаться негде. И вдруг с силой врезаюсь в кого-то в коридоре.
– Эй! Ты сегодня вообще невменяемая?
Я досадливо морщусь и поднимаю взгляд. Ну конечно, парень из компьютерной игры. Одна и та же прическа в любых ситуациях, волосок к волоску. Даже если ураган налетит, ничего не изменится.
Буркаю:
– Извини.
– Смотри, куда идешь, – бросает Глеб и начинает уходить.
А я внезапно закипаю.
– А что, я прическу тебе испортила? – слышу свой голос будто со стороны.
– Что?
– Что слышал. Я извинилась. Можно было отреагировать повежливее.
Он смотрит на меня как на неведомую зверушку. Несколько секунд мы молчим, просто глядя друг на друга.
И я не выдерживаю напряжения:
– Ну что, не привык, что тебе отвечают?
– Нет, просто думал, ты немая.
Тут Глеб презрительно кривит губы, разворачивается и уходит.
Я остаюсь стоять в холле. Потерянная и раздраженная. Я только что нахамила популярному старшекласснику, и самое главное – лучшему другу Яна. Зачем? Может, это напряжение так вылилось?
Оливка находит меня в туалете. Заходит с откушенной сосиской в тесте и заранее укоризненным взглядом. Я в это время внимательно изучаю свое лицо в зеркале. Густые брови, тонкий маленький нос, небольшие, но полные губы. Я очень похожа на папу. Всегда была этому рада.
– Ну и что это было? – говорит Настя.
– Пописать нельзя?
– Ты каждый раз будешь писать при виде своей мамы? Похоже на нервное расстройство.
Я снимаю резинку с волос и оставляю их распущенными. Можно ли меня назвать красивой? Думаю, нет. Я бы сказала – миловидная. Скорее так. Перекладываю свои темные пряди с одного плеча на другое. Может, мне стоит больше краситься?
Оливка, нахмурившись, наблюдает за мной.
– Ян, ты в порядке?
– Да, в полном. Просто я останусь здесь. Решено! Я навсегда останусь жить в туалете. Ты будешь приносить мне сосиски в тесте, а больше ничего и не надо, вода есть, горшок тоже.
– Я эту дрянь только из-за тебя взяла, потому что голодная была как волк, а ты ускакала из столовки как горная коза.
– Ага, как бы волк не съел горную козу, – я улыбаюсь Насте через зеркало и вдруг ощущаю странное беспокойство, – и вообще-то дурацкие сравнения – это мой конек.
Оливка улыбается в ответ:
– Волк уже перекусил. Но мой гастрит будет на твоей совести. Давай, туалетный затворник, пойдем на дело.
– На какое?
– Сама знаешь. Нам собаку украсть, потом учебник, дел невпроворот.
Я снова шиплю на нее, пока подруга за локоть увлекает меня в коридор.