Новизна данной сессии Летнего университета по онтопсихологии (Summer University of Ontopsychology) состоит в том, что спустя тридцать лет я меняю сферу научного применения онтопсихологии. До сего дня я говорил о человеке, его бессознательном, стереотипах, метанойе, о том, как планомерно восстанавливать элементарную информацию, которая позволяет каждому индивиду (подлинным и неповторимым образом) познать себя и затем глобально реализоваться в рамках исторического общества.
За предыдущие годы были даны определения всем открытиям онтопсихологии – онто Ин-се, семантическому полю, монитору отклонения[5]. Монитор отклонения – это стереотип, который преобладает в рациональной логике, установившейся и поддерживаемой на протяжении веков, это своеобразный вирус, образованный стандартным повторением некоторых казавшихся незыблемыми логистических схем. По этой причине сформировался невидимый «тотем», отклоняющий точность, которая (в первый момент) сопровождает переход от восприятия к нейронным реакциям центральной нервной системы человека. В момент, когда к процессу подключается интеллект, т. е. происходит последний анализ на уровне того, что называется сознанием, случается чужеродное вмешательство. В объективной данности восприятие человека точно, но в момент рациональной обработки его данные попадают под упреждающее воздействие монитора отклонения. Таким образом, монитор отклонения – это своеобразная «фотокопия», которая в своем существовании опирается на ipse dixit[6]и определяет выбор формы поведения (мораль) в силу мема, а не на основании очевидности истины, т. е. обратимости. Природа никогда не повторяется: ей присуще сходство, но она не мыслит математически-геометрическим тождеством.
Онтопсихология ушла далеко вперед по сравнению с остальными науками, в которых зачастую преувеличена роль религиозно-идеологических структур, «задающих последующую форму». Возьмем, к примеру, классический психоанализ. Фрейд подвергал анализу все, за исключением своих отношений с матерью. Он обсуждал мам всех своих пациентов, но свою – никогда. Я делаю данный вывод из анализа сновидений Фрейда, о которых он сам же и пишет. Онтопсихология шагнула намного дальше психоанализа благодаря открытию природного онейрического кода. Несмотря на изначальную фрейдовскую «механику», у онтопсихологического процесса есть своя специфика, а именно – выявление точных данных, которые обеспечивают очевидность, т. е. обратимость между мыслью и действием, между образом и предметом. В других науках такой экспериментальной обратимости не наблюдается. Иными словами, я говорю об обратимости не философской, а вполне конкретной, научной, которая проявляется на нейронном, молекулярном, атомном, субатомном и прочих уровнях[7].
Сегодня я открываю новый фронт: благодаря своей компетенции в анализе поведения элементарной энергии, которой нет ни у одного другого ученого, я вхожу в область ядерной физики. Это стало возможным на основании открытия и понимания того, что мы определили как «семантическое поле», или преобразование информации без перемещения энергии[8]. Это форма, которая существует прежде материи. Ничто из существующего (корпускулярной, волновой, инструментальной и иной природы) не может обойтись в своем существовании без формы. Таким образом, познавая нечто, мы улавливаем одновременность его материи и формы. Мы не можем познать форму без ее материи: хотя различение формы происходит благодаря нашей умственной способности, в природе не существует формы без corpus (лат. вещество, материя. – Прим. пер.).
Семантическое поле обнаруживает существование информационных источников, которые излучают сигналы глобального масштаба. Эти сигналы можно уловить только в момент получения, когда они активизируются и из материи и формы получается феномен. Данные сигналы являются глобальными, потому что активизируются в определенном месте с особым внутренним действием и внешним следствием.
Представление о семантическом поле позволило мне понять суть информации как таковой. Сегодня, спустя много лет (с момента первого публичного выступления в 1976 году) я вновь обращаюсь к раскрытию этого языка.
Онтология изучает реальность, которая есть, или res[9] (лат. вещь. – Прим. пер.). Когда я постигаю res, она являет собой forma entis (лат. форма существующего. – Прим. пер.), или модус бытия (дословно – того, кто/что существует). Однако в таком контексте онтология применима уже не только к морали, обществу, религии, но и к материи или, например, к патологии (рак, СПИД и т. д.). Говоря практическим языком, онтология в применении к материи означает постановку вопроса о причине «неизлечимости» некоторых заболеваний с последующим осознанием того, что это зависит от научной несостоятельности, а не от неспособности человеческого разума. Действительно, с помощью семантического поля возможно выявить причину, процесс и способ аннулирования конкретной патологии. Естественно, моя уверенность проистекает из десятилетней успешной клинической практики, в которой не было ни одного исключения[10] из этого правила.
По сей день, когда я работаю со случаями психосоматики (в том числе и тяжелой), если пациент идет навстречу, то есть сообразуется с тем, что я ему советую, происходит его выздоровление. Но совет я черпаю из онто Ин-се субъекта, того элементарного принципа (начала), который обеспечивает химический, биологический аутоктиз индивида-личности, а в дальнейшем и его моральный рост. Ин-се природы уточняет собственную информацию, оно словно говорит: «Имеется нарушение на уровне данных нейронов; из-за такой-то причины возникло блокирование и пр.». Налицо вербализация на эндокринно-биологически-клеточном уровне. Благодаря семантическому полю техник-онто-психолог получает информацию и начинает сообразное ей действие.
Семантическое поле позволяет мне уловить ситуацию другого человека по эмоционально-сенсорным изменениям в моем организме. Иными словами, я ощущаю изменения, вызванные сознательной или бессознательной информацией другого человека.
Особую значимость онтопсихология имеет для ученых, задача которых – обеспечивать эволюцию и выигрышную ситуацию для человечества. В этом смысле разговор об «онтологии» является провокацией и одновременно предложением показать жизнь атома. Человек издавна пребывает в поисках так называемой «божественной частицы», но он ничего не найдет, потому что этой частицы не существует. Все дело в информации[11].
Я могу понять информацию, «высушив» это понятие, т. е. рассмотреть его суть, оторвав от значения. В католических кругах принято считать, что «первичная материя не интеллигибельна», в реальности же первичной материи не существует, поскольку материя есть феноменология, первичный феномен ноуменальности, которая представляет собой чистую информацию. Естественно, чтобы постичь всю мощь понятия «информация», необходимо глубинное исследование. Например, информация с пульта дистанционного управления приводит в движение многотонные ворота, подъемные краны, океанские пароходы, или слово, сказанное по телефону, развязывает войну, служит приказом об аресте и пр. Приведем еще один пример. Когда говорят о «чудесах», в реальности имеют дело с развитием некоторых событий, но объяснение им следует искать в информации, которая уже случилась и является чем-то естественным, а не «чудесным».
Человеческая природа непрерывно участвует в первичном проекте – в бытии, которое и создает человека как такового. Первичный проект вечен, у него нет прошлого: он реален, поскольку каждое существо живет, а для жизни ему необходима реальность субстанциального имманентного акта. Говоря более простым языком: я не есть бог, но бог создает меня в данный момент. Следовательно, факт существования есть творение в действии. Бытие творит меня в существовании в виде внешне проявленной единицы, но эта «внешняя проявленность», т. е. феноменология (мое тело, типология и пр.), поддерживается имманентным актом, который является чистой информацией и организует материальность моей индивидуации. Для меня все это – нечто большее, чем просто понятие, это ежедневная практическая деятельность.
Вопрос не в том, что я верю или воздерживаюсь… Я знаю, что являюсь тем, кто я есть на самом деле, и наделен способностью к специфическому действию, обеспечивающему целостность моего существования.
Реальность, которую я постигаю, обратима с тем, что я есть.
Циркулярность (неразорванность) моего знания раскрывает передо мной новизну многопланового опыта и гарантирует функциональность и успех.
Понятно, что я неизменно присутствую внутри исторического гуманизма и при этом имеет место онтологическая связь.
Для меня все это – просто.
К примеру, истинной причиной моего приглашения в Москву в 1982–1983 гг.[12] послужил тот факт, что шла холодная война, США и СССР непрерывно боролись за возможность перехватывать вражеские ракеты и подводные лодки, то есть определять местоположение угрозы. С этой целью прибегали ко всем видам знания, не только к радарам. Так, русские ученые открыли существование такой волновой кривой, которая за счет своей энергии позволяла воспроизводить образ на сколь угодно дальнем расстоянии, например на расстоянии от Земли до Луны. Суть проблемы в оперативном, военном, баллистическом, познавательном отношении сводилась к распознаванию местоположения искомого или означаемого объекта.
Семантическое поле, открытое мною в интересах человека, является именно той операцией, которая обеспечивает данное научное познание.
Затем была перестройка, но уже в то время я говорил русским ученым[13], что в своей тотальности знание семантического поля доступно лишь целостному человеку и неподвластно субъекту, живущему комплексами, идеологией, отклонениями, абсолютами[14]. Действительно, тотальное знание о человеке – это удел здорового человека. Такое знание становится саморазрушительным, когда ученый пытается использовать его во вред другому человеку или какой-то части сотворенного мира. Знание самоустраняется в силу наличия идентичности: природа не использует приемы, если те оказываются хоть в какой-то степени саморазрушительными.
Будучи «преобразованием формы без перемещения энергии», семантическое поле познает прежде любой материи: оно ее улавливает, видит и развертывает. Этот модуль следует сопоставить с тем, к чему когда-то интуитивно пришел В. Гейзенберг[15], пусть даже ясно не осознавая всего открытия. Здесь вспоминается другое великое имя – Э. Шредингер[16], предложивший знаменитое уравнение волновой функции (уравнение Шредингера. – Прим. ред.), а затем и понятие «коллапса волновой функции»[17], многие аспекты которого так и остались непонятыми. По сути, физики удостоверялись в существовании некоторых аспектов реальности, но не находили им точных объяснений. Самостоятельные ценности ведут диалог в рамках общей информации, которая их образует, уточняет, противопоставляет и объединяет.
Элементарные знания онтопсихологии применительно к теоретической или ядерной физике, например к проблеме ДНК, этого агломерата атомов, порядка «глины» (под «глиной» подразумевается человек. По аналогии с “la creta mortale – бренная глина, человек”. – Прим. пер.), показывают, что проблема не в воссоздании человеческого тела во всех его элементах (это может сделать кто угодно), а в том, будет ли оно наделено самодвижением. Иными словами, будет ли искусственно созданное тело живым, самостоятельно мыслящим и рефлексивным, т. е. сущим, которое будет себя отражать. Возможно создание такой молекулярной, атомной, субатомной структуры, которая по своей организации будет сродни ДНК, вписанной в сложносоставную человеческую органику, но это еще не будет означать, что мы получим человека. Что же определяет отличие? Сборка. Современный цифровой мир производит всевозможные составляющие для компьютеров, автомобилей и пр., но при незнании способов сборки различных частей или нарушении технико-динамических пропорций между элементами, система не будет работать.
Способ сборки – это информация. Кто владеет информацией, тот может создать живое существо[18]. Имеется в виду информация, связанная с общей информацией жизни.
Следовательно, «онтология» есть дискурс о реальности как таковой, а не только о реальности как о существе, воспринимаемом в виде формы. Чистый интеллект, реагируя, выводит понятие формы из череды запечатленных видов[19]: в своей реакции интеллект выявляет существенную информацию, создающую данную реальность, лежащую в основе данного очертания. Это называется абстрагированием. Таким образом, понятие души упрощается до элементарной информации моей индивидуации и представляется формальным действием внутри проекта в рамках общей информации жизни, или бытия.
Современные науки шагнули далеко вперед со своими открытиями, о которых не могли помыслить Аристотель[20], Фома Аквинский[21] и другие философы, которые, к примеру, утверждали, что «глаз видит». На самом деле, глаз ничего не видит и не понимает: понимание есть лишь форма контакта на уровне нейронов в четко определенной зоне головного мозга, где имеют место впечатления, импульсы, фотонные переменные. В ответ на них мозг осуществляет перевод и понимает, что перед ним – стакан. Именно головной мозг (выполняющий определенную операцию после стимулирования зрительных, слуховых и пр. клеток) определяет степень точности восприятия. Кроме того, после мы имеем дело с нейронным контактом в особой зоне головного мозга. Онтопсихологический анализ деятельности мозга выявил, что в итоге в восприятии[22] отмечается некий оператор, познающий, который проявляет себя на уровне состава, молекулы, но одновременно превосходит их. Знать это (интуиция[23]) означает бытие внутри, это знание внутри бытия. В определенный момент мое знание в существовании, знание, основанное на восприятии, становится знанием в простоте бытия, потому что, несмотря ни на что, сейчас я есть. Из имманентности «быть» и «я есть» я могу познавать[24].
Я опираюсь на множественный опыт различных народов, так как применял свой метод в разных культурах. Все так называемые великие люди всегда творили идеологию или науку в рамках одной страны, определенной культуры. На самом же деле, когда подготовленный ученый работает с арабами, монголами, мавританцами, жителями Сибири и т. д.[25], социологические переменные раскрывают различные формы познания, из которых он выводит простоту знания. Благодаря чему ученый постигает, что всеобщая теория, или «универсальный ключ», может быть сформулирована лишь на основании знания об имманентности информации. Информации, которая, образуя бытие и существование, придает форму бытию. Бытие есть. Состояние, когда «бытие себя видит и себя желает», вторично, это уже нечто другое. Априорность заключается во фразе «бытие есть». В связи с этим, как только я, ученый, освободился от каких-либо стереотипных конструктов, мне удалось сформулировать эту элементарную формулу, которой я рад поделиться. Совокупность знаний, о которых шла речь, привела к постижению элементарности информации, общей и частной. Эта информация априорна для всякой материи, даже если мы постигаем ее вместе с материей.
Первая и последняя божественная или материальная «частица» – это всегда и исключительно информация, которая бывает внешней или внутренней в собственной бытийной и экзистенциальной однозначности.
Сказанное выше абсолютно не предполагает богословского или онтологического пантеизма. Действительно, бытие как таковое, несмотря на формы своего внешнего (ad extra) воплощения, остается цельным и неизменным в своем простом единстве, не имеющем частей, «до» и «после», «больше» и «меньше». Оно открывает принципы и проекты вне себя, оставляя неизменной свою бытийную благодать и тотальность. Непонимание этого означает незнание собственной идентичности.