Митч медленно вошел в кабинет и замер у порога. Одна из секретарш рылась во вращающейся этажерке в поисках чего-то такого, что понадобилось Эйвери немедленно. Другая стояла перед ним с блокнотом в руках, записывая инструкции, которые он диктовал ей в те мгновения, когда не кричал в телефонную трубку, а делал вид, что слушает собеседника. На корпусе телефонного аппарата помигивали три красные лампочки. Как только Эйвери начинал говорить в трубку, между секретаршами вспыхивала перебранка.
– Уймитесь! – заорал на них Толар.
Первая с треском задвинула картотечный ящик и перешла к следующей этажерке, где возобновила свои манипуляции. Щелкнув пальцами, Эйвери указал второй на свой настольный календарь и бросил трубку, не попрощавшись.
– Что у меня на сегодня? – спросил он, вытягивая какую-то папку из ячейки в стеллаже.
– В десять утра встреча с представителями Национального налогового управления в городе. В час дня встреча с мистером Локом по делу Спинозы. В три тридцать совещание компаньонов. Поскольку завтра весь день вы проведете в суде, предполагается, что сегодня остаток дня вы будете готовиться к завтрашнему выступлению.
– Великолепно. Отменить все. Закажите билет на Хьюстон на субботу после обеда и обратный билет на понедельник утром.
– Да, сэр.
– Митч! Где папка Кэппса?
– У меня на столе.
– Ты много успел?
– Прочитал практически все.
– Нам нужно будет поднапрячься. Сонни Кэппс только что звонил мне. Он хочет встретиться в Хьюстоне в субботу утром, и ему необходим предварительный проект соглашения о партнерстве.
Внезапно у Митча засосало под ложечкой. Если память ему не изменяла, в соглашении было сто сорок с чем-то страниц.
– Хотя бы предварительный проект, Митч.
– Нет проблем, – сказал Митч, надеясь, что голос его звучит уверенно и ровно. – Проект будет готов. Может, не очень гладкий, но будет.
– Мне он нужен в субботу в первой половине дня, и по возможности без шероховатостей. Я пошлю свою секретаршу, чтобы она объяснила Нине, как найти в компьютере формы соглашений, – это сэкономит время на диктовке и печатании. Я знаю, получается не совсем справедливо, но от Кэппса справедливости ждать не приходится. Он любит требовать. Он сказал мне, что сделка должна быть заключена в течение двадцати дней, иначе она превратится в мыльный пузырь. Теперь все висит на нас.
– Я все сделаю.
– Молодчина. Встретимся завтра в восемь утра, чтобы посмотреть, далеко ли мы продвинулись.
Эйвери нажал на одну из кнопок с мигающей лампочкой и начал с кем-то спорить. Митч вернулся в свой офис, уселся и посмотрел на папку Кэппса, едва видневшуюся из-под груды записных книжек.
В кабинет заглянула Нина:
– Вас хочет видеть Оливер Ламберт.
– Когда?
– Как можно быстрее.
Митч посмотрел на часы. Прошло только три часа рабочего времени, а он чувствовал себя уже уставшим.
– Он не может подождать?
– Не думаю. Обычно мистер Ламберт никого не ждет.
– Понятно.
– Вам лучше пойти сейчас же.
– Чего он хочет?
– Этого его секретарша не сказала.
Митч надел пиджак, поправил узел галстука и поднялся на четвертый этаж, где его уже ждала секретарша босса. Представившись, она поставила Митча в известность о том, что уже тридцать один год работает в фирме. Она была второй секретаршей, нанятой мистером Бендини после того, как он обосновался в Мемфисе. Ее имя было Ида Ренфро, но она привыкла к тому, чтобы ее звали просто миссис Ида.
Проведя Митча в кабинет Ламберта, она прикрыла за ним дверь.
Оливер Ламберт встал из-за стола и снял очки – он пользовался ими лишь для чтения. Тепло улыбнувшись, положил свою трубку на специальную бронзовую подставку.
– Доброе утро, Митч, – сказал он мягко и неторопливо, как будто время для него ничего не значило. – Давай-ка сядем вон там, – повел он рукой в сторону дивана. – Может быть, кофе?
– Нет, спасибо.
Он опустился на мягкие подушки, в то время как Ламберт предпочел жесткий стул с подлокотниками, стоявший немного в стороне и дававший ему возможность смотреть на собеседника сверху вниз. Митч расстегнул пиджак, постарался расслабиться. Скрестив ноги, принялся рассматривать носки своих новых ботинок – всего двести долларов, час работы для сотрудника фирмы, где деньги, казалось, не зарабатывали, а печатали. Он хотел расслабиться, а память услужливо напоминала о панике в голосе Эйвери и отчаянии в его глазах, когда тот слушал своего собеседника в Хьюстоне. Всего лишь второй рабочий день, а голова раскалывается, в желудке – ноющая боль.
Оливер Ламберт послал ему одну из своих лучших улыбок: искреннюю и по-отечески добрую. Настало время выдать порцию новой информации.
Выглядел Ламберт очень внушительно: белоснежная рубашка тончайшего полотна, концы воротника схвачены золотой булавкой; некрупный узел темного галстука из натурального шелка придавал всему его облику вид исключительно элегантный и мудрый. Как и всегда, лицо босса было более загорелым, чем у всех привыкших к испепеляющему солнцу жителей Мемфиса. Зубы – безукоризненны, как жемчуг. Словом, глава фирмы являл собой образец преуспевающего пожилого джентльмена.
– Всего несколько вопросов, Митч, я понимаю, что ты очень занят.
– Да, сэр, очень.
– Состояние паники – это норма жизни в любой мало-мальски приличной юридической фирме, а клиенты типа Сонни Кэппса могут довести до язвы желудка. Но клиенты – это все, чем мы располагаем, поэтому мы готовы каждый день умирать за них.
Митч слушал, улыбался и хмурился одновременно.
– Всего два момента, Митч. Во-первых, моя жена и я, мы хотим в субботу поужинать с тобой и Эбби. Мы часто делаем это вне дома, и нам особенно приятно, когда такие трапезы с нами делят друзья. Иногда я и сам люблю постоять у плиты, умею отдать должное хорошей еде и напиткам. Как правило, в одном из наших любимых ресторанов мы заказываем большой стол, приглашаем друзей и проводим вечер за ужином из, скажем, девяти блюд или за дегустацией коллекционных вин. Вы в субботу свободны?
– Мы будем рады принять ваше приглашение.
– Хорошо. Мое любимое место – «Жюстен», это старый французский ресторанчик с изысканной кухней и впечатляющей картой вин. Так в субботу, в семь?
– Мы будем там.
– А теперь второе. Это требует обсуждения. Уверен, ты знаешь об этом не хуже меня, но повторить не мешает, поскольку для фирмы это чрезвычайно важно. В Гарварде вас учили тому, что между юристом и его клиентом существуют совершенно особые, доверительные отношения. Это твоя привилегия как юриста, и никто не может принудить тебя выдать информацию, которую тебе доверил клиент. Информация эта в высшей степени конфиденциальна. Если юрист начинает обсуждать дела своего клиента, то это является вопиющим нарушением профессиональной этики. Все, что я только что сказал, относится к каждому юристу, без всяких исключений. У нас в фирме к этим вопросам подходят еще более строго. Мы не обсуждаем дела наших клиентов ни с кем: ни с другими юристами, ни с супругами, ни даже между собой. Обычно мы не очень разговорчивы дома, и наши жены приучены не задавать вопросов. Чем меньше говоришь, тем лучше себя чувствуешь. Основатель фирмы мистер Бендини ни во что не верил так свято, как в скрытность, и этому же он учил нас. Ты никогда не услышишь, чтобы член нашей фирмы за ее стенами произнес хотя бы имя своего клиента. Вот как мы подходим к вопросам этики.
«Куда он клонит? – спрашивал себя Митч. – Такую речь может закатить любой студент-второкурсник».
– Я хорошо понимаю все это, мистер Ламберт, и вам нет нужды беспокоиться.
– «Болтливые языки проигрывают дела» – эта фраза была девизом мистера Бендини, и он прожил с ним всю жизнь. Мы просто ни с кем не обсуждаем дела своих клиентов, в том числе и с женами. Мы ведем себя очень, очень сдержанно. Ты будешь знаком и с другими юристами в городе, и рано или поздно тебя начнут спрашивать о фирме или о твоем клиенте. В таких случаях мы просто молчим. Это понятно?
– Конечно, мистер Ламберт.
– Хорошо. Мы очень гордимся тобой, Митч. Ты станешь отличным юристом, богатым юристом, Митч. До субботы!
Митч вышел из кабинета, но не успел сделать и нескольких шагов, как миссис Ида, подойдя к нему, сообщила, что его ждет мистер Толар, срочно. Поблагодарив секретаршу Ламберта, Митч устремился вниз по лестнице, затем по коридору, мимо собственной двери – прямо в угловой офис. Теперь уже там суетились три женщины, перешептываясь между собой, в то время как их босс вновь громко кричал в телефонную трубку. Митч отыскал взглядом свободный стул у двери. Перед ним разворачивалось почти цирковое действо. Секретарши листали папки и блокноты, бормоча что-то на каком-то непонятном Митчу языке. Время от времени Эйвери щелкал пальцами, указывая в одно или другое место, после чего женщины начинали метаться по кабинету, как испуганные кролики.
Через некоторое время Эйвери опустил трубку на рычаги, опять-таки не попрощавшись. Оглянулся на Митча.
– Опять Сонни Кэппс. Гонконгская семейка требует с него семьдесят пять миллионов, и он согласился заплатить их. В товарищество войдет сорок один компаньон вместо двадцати пяти. Если мы не уложимся в двадцать дней, сделка лопнет.
К Митчу подошли две секретарши, у каждой – по толстой папке.
– Справишься? – В голосе Эйвери слышалась чуть ли не насмешка.
Секретарши смотрели на него во все глаза. Митч подхватил обе папки и направился к двери.
– Безусловно, справлюсь. Это все?
– Тебе этого хватит. С этого момента и до субботы забрось все остальное, понятно?
– Да, босс.
Придя к себе, Митч первым делом собрал со стола экзаменационные материалы, все пятнадцать томов, и сложил их в углу. На их место аккуратно легли папки Кэппса. Отдышавшись, он начал вгрызаться в бумаги, но тут же его отвлек стук в дверь.
– Кто?
Дверь приоткрылась, он увидел Нину.
– Страшно не хотела вас беспокоить, но привезли новую мебель.
Митч начал массировать кончиками пальцев виски, бормоча проклятия.
– Может, пару часов вам лучше поработать в библиотеке?
– Может быть.
Он собрал документы в папки и вместе с Ниной перетащил экзаменационные материалы в коридор, где два высоких негра стояли рядом с громоздкими шкафами для картотеки и свернутым в рулон ковром.
Нина проводила его до библиотеки.
– В два часа я должен был встретиться с Ламаром Куином для подготовки к экзамену. Позвоните ему и отмените встречу. Скажите, что я все объясню позже.
– На это время у вас запланирована встреча с Джиллом Воном.
– Отменить.
– Но он компаньон.
– Отменить. Встречусь позже.
– Это недальновидно.
– Делайте то, что вам говорят.
– Вы – босс.
– Благодарю вас.
Обойщица оказалась мускулистой, невысокого роста женщиной, уже немолодой, но привыкшей к нелегкой работе и в совершенстве владеющей необходимыми навыками. Разговорившись с Эбби, она рассказала ей, что вот уже почти сорок лет она оклеивает дорогими обоями лучшие дома в Мемфисе. Хотя она тараторила без умолку, дело двигалось вперед споро. Резец ее был точным, как скальпель хирурга, а наклеивала полосы на стены она с непередаваемым артистизмом. Пока клей подсыхал, женщина из карманчика на кожаном поясе вытащила рулетку и с ней в руках скрупулезно исследовала остававшийся голым угол столовой. Работая, она шептала какие-то цифры, расшифровать которые Эбби отчаялась. Замерив длину и высоту в четырех разных точках, обойщица доверила эти данные своей памяти. Затем она поднялась на стремянку и скомандовала Эбби подать ей рулон бумаги. Примерилась – рисунок совпадал идеально. Прижав полосу к стене, она в сотый раз начала нахваливать качество обоев, сетовать на их дороговизну, клясться, что они не потеряют своего нарядного вида и через много-много лет. Цвет обоев ей тоже нравился, он хорошо сочетался со шторами и коврами.
Эбби уже устала благодарить ее за комплименты. Она просто кивала и посматривала на стрелки часов: пора было готовить обед.
Когда стена была доделана, Эбби объявила конец работы. Продолжить можно будет завтра, часов в девять утра, сказала она женщине. Та согласилась и начала прибираться. Ей платили двенадцать долларов в час, наличными, и за деньги она была готова почти на все. Эбби восхитилась видом столовой. Завтра они ее завершат, и с обоями будет покончено, две ванные комнаты и кладовая не в счет. Покрасочные работы были запланированы на следующую неделю. Запахи клея, лака, покрывавшего камин, прекрасной новой мебели сливались в удивительно свежий аромат. Аромат нового дома.
Попрощавшись с обойщицей, Эбби отправилась в спальню, где сняла с себя всю одежду и улеглась поперек постели. Подтянув к себе телефон, набрала номер мужа, из короткого разговора с Ниной выяснила, что Митч сейчас на каком-то совещании и будет позднее. Секретарша сказала, что он позвонит домой. Лежа на спине, Эбби вытянула длинные, загоревшие на солнце и уставшие за день ноги, повела плечами. Лопасти большого вентилятора на потолке посылали ее телу волны нежного, теплого воздуха. В конце концов, ведь Митч придет сегодня домой. Ну, поработает какое-то время сто часов в неделю, потом снизит планку до восьмидесяти. Ничего, она умеет ждать.
Незаметно задремав, она проснулась через час и тут же испуганно вскочила с постели: было почти шесть. Телятина! Пикантная телятина! Эбби быстро влезла в шорты цвета хаки, натянула белую футболку и устремилась в кухню, почти уже отделанную, за исключением занавесок на окнах и кое-какой мелкой покраски. Но это уже на следующей неделе. В итальянской поваренной книге она нашла рецепт и начала раскладывать на столе все необходимое. Настоящее мясо, пока учились, они ели не часто; если она готовила что-то дома, то это, как правило, был цыпленок «так» или цыпленок «этак». В основном они питались бутербродами и сосисками.
Однако теперь, когда на них так неожиданно обрушился достаток, пришло время учиться готовить по-настоящему. В первую неделю жизни на новом месте она каждый вечер выдумывала что-нибудь новенькое, и они ужинали, когда бы Митч ни возвращался домой. Эбби составляла в уме меню, штудировала поваренные книги, экспериментировала с соусами. Неизвестно по какой причине, но Митч любил итальянскую кухню, и, после того как спагетти и свинина по-монастырски были апробированы и одобрены, настало время для пикантной телятины.
Эбби отбила куски телятины, обваляла их в муке с солью и перцем. Поставила на огонь кастрюльку с водой для соуса, налила в стакан сухого вина и включила радио. Дважды после обеда она звонила Митчу, а он так и не выбрал времени хотя бы на один звонок. Эбби собралась было позвонить еще раз, но тут же передумала: теперь была его очередь. Ужин она приготовит, а съедят они его, когда Митч вернется.
Кусочки телятины тушились в масле три минуты, пока не стали мягкими; после этого Эбби достала их из кастрюльки, добавила в нее вина и лимонного сока, дождалась, пока все это закипит и соус начнет густеть. Вновь опустила в кастрюльку мясо, положила грибы, артишоки, масло. Закрыв кастрюльку, уменьшила огонь.
Отдельно поджарила бекон, нарезала помидоры, довела до кондиции соус и налила еще стакан вина. К семи ужин был готов: бекон и салат из помидоров, телятина, хлеб с чесноком в духовке. Митч так и не позвонил. Прихватив бокал с вином, Эбби вышла во внутренний дворик и осмотрелась. Навстречу ей из-под кустов выскочил Хорси. Вместе обошли они весь двор, разглядывая травяной газон и делая остановки у двух старых, огромных дубов. В толстых ветвях самого большого из них виднелись обломки скворечника. На стволе – чьи-то вырезанные инициалы, на другом – обрывок веревки. Эбби нашла старый резиновый мячик, швырнула его под кусты и развлекалась тем, что смотрела на рыщущего в поисках мяча пса. Она напряженно вслушивалась в вечернюю тишину: не раздастся ли телефонный звонок? Телефон молчал.
Хорси вдруг замер, напрягся и тявкнул, повернувшись в сторону участка соседа. Аккуратно подстриженная живая изгородь из самшита раздалась в стороны, приоткрыв мистера Райса, соседа. Лицо его покрылось капельками пота, рубашка была насквозь мокрой. Он снял длинные, зеленого цвета, перчатки и только тут заметил стоящую под дубом Эбби. Улыбнулся. Опустил взгляд вниз, на ее загорелые ноги, и улыбнулся еще шире. Утерев потной рукой лоб, подошел к разделяющей два участка ограде.
– Как поживаете? – Дыхание его было прерывистым, редкие седые волосы намокли от пота.
– Отлично, мистер Райс. А как вы?
– Жара. Должно быть, градусов сто[2].
Эбби неторопливо подошла к ограде поболтать. Его взгляды она заметила еще неделю назад, но против ничего не имела: ему было по меньшей мере семьдесят, так что скорее всего он был безопасен. Пусть себе смотрит. А потом, он же все-таки был живым человеком, дышавшим, потевшим, но способным поддержать разговор. После того как Митч выехал из дома еще до рассвета, единственным человеком, с которым она могла перекинуться парой слов, была обойщица, но ведь и она давно уже ушла.
– Газон у вас просто замечательный, – сказала она соседу.
Он еще раз вытер пот, сплюнул.
– Вы называете это «замечательный»? Да это можно отсылать в журнал. Я не видел еще газона лучше, он должен был стать газоном месяца, но меня обошли. Где ваш муж?
– На работе. Он засиживается допоздна.
– Уже почти восемь. По-моему, он умчался еще до восхода. В полседьмого утра я вышел прогуляться, так его уже не было. Что это с ним?
– Он любит свою работу.
– Имей я такую жену-красавицу, я сидел бы дома. Ни за что бы не вышел.
Эбби улыбнулась комплименту.
– Как поживает миссис Райс?
Он нахмурился, швырнул пучок сорняков за забор.
– Боюсь, не очень. Не очень-то хорошо.
Он отвел взгляд в сторону, поджал губы. Его жена медленно умирала от рака. Детей у них не было. Врачи давали ей год как максимум. Удалили почти весь желудок, но опухоль перекинулась на легкие. Весила она сейчас едва ли девяносто фунтов и почти не поднималась с постели. Когда Эбби вместе с Митчем впервые зашли к нему на участок, в глазах его стояли слезы, едва он заговорил о жене и о том, каким одиноким он вскоре станет, ведь пятьдесят один год они прожили вместе.
– И вот, видите ли, моя работа не заслужила того, чтобы называться газоном месяца! Просто я живу не в той части города. Призы достаются богачам, которые нанимают мальчиков, делающих всю черную работу, в то время как сами они сидят у бассейна с коктейлем в руках. Но ведь и вправду это красиво, да?
– Просто глазам не верю. Сколько раз в неделю вы его стрижете?
– Три или четыре, это зависит от дождей. Хотите, подстригу и ваш газон?
– Спасибо, я подожду, пока этим займется муж.
– Похоже, у него туговато со временем. Буду посматривать и, если понадобится стрижка, загляну к вам.
Обернувшись, Эбби посмотрела на кухонное окно.
– Вы не слышите телефон? – спросила она уже на ходу.
Сосед показал ей на свой слуховой аппарат.
Попрощавшись, она побежала к дому. Телефон смолк, как только она дотронулась до трубки.
Было уже половина девятого, почти совсем стемнело. Она набрала номер, но на том конце никто не подходил. Наверное, он уже выехал домой.
За час до полуночи зазвонил телефон. Если не считать этого звонка, то тишину кабинета на втором этаже нарушало только легкое похрапывание. Покоившиеся на новом столе скрещенные ноги затекли, но сидеть, развалившись в мягком кожаном кресле, было удобно. Митч склонился во сне на сторону, он устал и ничего не слышал, не чувствовал. Листы из папки Кэппса были раскиданы по всему столу, а один наиболее угрожающе выглядевший документ Митч крепко прижимал к животу. Ботинки стояли на полу, рядом со стопкой бумаг. Между ботинками валялся опустошенный пакетик из-под жареного картофеля.
После десятка звонков Митч пошевелился, потянулся за трубкой. Звонила жена.
– Почему ты не позвонил мне? – спросила она прохладно и все же с тревогой.
– Прости, пожалуйста, я заснул. Сколько сейчас времени? – Протерев глаза, он попытался рассмотреть стрелки часов.
– Одиннадцать вечера. Жаль, что ты не позвонил.
– Я звонил, но ты не подходила.
– Во сколько?
– Между восемью и девятью. Где ты была?
Она не ответила. Подождала. Затем спросила сама:
– Ты собираешься домой?
– Нет. Я буду работать всю ночь.
– Всю ночь? Но ты не можешь сидеть там до утра, Митч!
– Почему же? Могу, здесь это обычное дело. В этом нет ничего нового, я этого ожидал.
– А я ожидаю тебя, Митч. Уж позвонить-то ты мог, во всяком случае. Ужин ждет тебя на плите.
– Прости. У меня выходят все сроки, я потерял счет времени. Прости, Эбби.
В трубке повисло молчание – она соображала, простить или не прощать.
– Это может превратиться в привычку, Митч.
– Может.
– Понимаю. Когда, по твоим расчетам, ты сможешь быть дома?
– Тебе страшно?
– Нет, мне не страшно. Я собираюсь ложиться спать.
– Я заеду к семи утра, мне нужно будет принять душ.
– Вот и хорошо. Если я буду спать, не буди меня.
Она повесила трубку. Митч долго смотрел на телефон, прежде чем положить на рычаг свою. На пятом этаже человек в наушниках хихикнул.
– «Не буди меня». Ну и дела! – усмехнулся он, нажимая кнопку магнитофона, подключенного к компьютеру. Затем нажал одну за другой три кнопки и негромко сказал в микрофон: – Эй, Датч, просыпайся там!
Датч, видимо, проснулся, из интеркома донеслось:
– Да, в чем дело?
– Это Маркус, сверху. По-моему, наш мальчик собирается остаться здесь на ночь.
– Что у него за проблемы?
– В настоящее время – это его жена. Он забыл позвонить ей, а она-то приготовила ему вкусненький ужин.
– О, ужас какой! Все это мы уже слышали, нет?
– Да, все новички в первую неделю такие. В общем, он сказал ей, что до утра не придет, можешь продолжать спать.
Нажав на пульте еще несколько кнопок, Маркус вновь принялся листать отложенный в сторону журнал.
Когда между стволами дубов показался край солнечного диска, Эбби сидела и ждала мужа, делая время от времени глоток кофе, посматривая на собаку и внимательно вслушиваясь в негромкие звуки просыпающейся вокруг жизни. Спала она плохо, усталости не снял даже горячий душ. На ней был белый махровый халат, один из его халатов, и больше ничего; влажные волосы зачесаны назад.
Хлопнула дверца автомобиля, пес в доме встрепенулся. Она услышала, как Митч ключом возится в замке кухонной двери, еще мгновение, и она распахнулась, открыв проход во внутренний дворик. Митч положил пиджак на скамейку рядом с дверью, подошел к жене.
– Доброе утро! – сказал он, садясь за плетеный стол напротив нее.
Эбби натянуто улыбнулась:
– И тебе доброго утра.
– Рановато ты поднялась. – Голос его звучал подчеркнуто заботливо, но это не сработало.
Глоток кофе и та же улыбка.
Митч вздохнул и посмотрел через двор.
– Все еще дуешься из-за этой ночи?
– Вовсе нет. Я не обиделась.
– Я же сказал тебе, что сожалею об этом, и это правда. Я пробовал тебе звонить.
– Мог бы попробовать еще раз.
– Пожалуйста, не разводись со мной, Эбби. Клянусь, больше этого никогда не повторится. Только не покидай меня.
Теперь она улыбалась уже по-настоящему.
– Вид у тебя ужасный, – сказала она.
– Под халатом что-нибудь есть?
– Ничего.
– Дай-ка посмотрю.
– Почему бы тебе не вздремнуть? На тебе лица нет.
– Спасибо. Но в девять у меня встреча с Эйвери. И в десять – тоже с ним.
– Они что, хотят убить тебя в первую неделю?
– Да, но у них ничего не выйдет. Я – мужчина. Пойдем в душ!
– Я только что там была.
– Голенькая?
– Да.
– Расскажи мне об этом. Расскажи как можно подробнее.
– Ты бы не чувствовал себя обделенным, если бы возвращался домой вовремя.
– Думаю, что это будет еще не раз, немало ночей я еще просижу там. Но ведь когда я сутками учился, ты же не жаловалась?
– Тогда было совсем другое дело. Я могла с этим смириться, потому что знала, что скоро конец. Но теперь-то ты уже работаешь, и мы здесь надолго. Так будет всегда? Скажи, ты теперь все время будешь работать по тысяче часов в неделю?
– Эбби, идет моя первая неделя.
– Вот это меня и волнует. Боюсь, дальше будет хуже.
– Будет, но это неизбежно, Эбби. Это жестокий бизнес, где слабых съедают, а сильные становятся богатыми. Это марафон: кто его выдерживает, получает золото.
– И умирает на финише.
– Я в это не верю. Мы приехали всего неделю назад, а ты уже беспокоишься о моем здоровье.
Она попивала кофе и поглаживала рукой собаку. Выглядела она сейчас очень красивой – с усталыми глазами, без всякой косметики, с влажными волосами. Митч поднялся, подошел сзади и поцеловал ее в щеку.
– Я люблю тебя, – прошептал он.
Она сжала его руку, лежавшую на ее плече.
– Пойди прими душ. Я приготовлю завтрак.
Накрытый стол был великолепен. Эбби вытащила из шкафа бабушкин фарфор – впервые за время после их приезда. Зажгла свечи в серебряных подсвечниках. В хрустальных стаканах – грейпфрутовый сок. На тарелках свернутые салфетки с тем же рисунком, что и на скатерти.
Выйдя из душа, Митч завернулся в новый шотландский плед и вошел в столовую. От удивления присвистнул.
– По какому поводу?
– Особенный завтрак для особенного мужа.
Он сел, восхищаясь сервировкой. В центре стола стояло большое серебряное блюдо, прикрытое крышкой.
– Что ты приготовила? – спросил Митч, облизывая губы.
Она указала на блюдо, и он снял крышку, уставившись взглядом внутрь.
– Что это?
– Пикантная телятина.
– Какая телятина?
– Пикантная.
Митч посмотрел на часы.
– А я-то думал, что у нас завтрак.
– Я приготовила это вчера к ужину, но ты попробуй.
– Пикантную телятину на завтрак?
Она ответила мужу улыбкой и утвердительно кивнула. Митч еще раз бросил взгляд на блюдо и быстро проанализировал ситуацию.
– Пахнет хорошо, – наконец сказал он.