По дороге домой Аллистер, похоже, немного пришел в себя. Джейну было ясно, что до сегодняшнего дня парнишка еще ни разу не дрался. И дело не только в том, что Аллистер не сумел нанести своим противникам ни одного нормального удара. Само насилие стало для него неожиданностью и потрясло, и теперь он не знал, как с этим справляться. Только сейчас, спустя почти полчаса после драки, он стал от нее отходить.
Джейн, когда достиг возраста Аллистера, уже побывал в изрядном числе потасовок. Правда, он всегда был задиристым юношей и выяснял отношения с помощью кулаков, потому что словами у него получалось не очень.
– Может, объяснишь, что привело такого мелкого пацана, как ты, в бар Таггарта? – спросил Джейн у Аллистера.
– Просто хотел отпраздновать День Альянса, как и все, – ответил Аллистер. – Бар Таггарта показался мне ничем не хуже других. А что, ты до совершеннолетия ни разу не пил?
В ответ Джейн мог лишь виновато покачать головой.
– Тут ты меня уел. Но ты же мог выбрать любой бар. Тут полно куда более приятных заведений, много и таких, где тебе вряд ли разобьют голову.
– Может, мне была нужна движуха.
– А может, ты хотел уйти подальше от дома.
– Вроде того, – ответил Аллистер с хитрым выражением лица.
– То есть, чтобы не наткнуться на того, кто спалит тебя перед мамой. Она вообще знает, что ты сейчас гуляешь?
Парнишка покачал головой.
– Она так больна, что не обращает внимания, когда я пришел и когда ушел. Я ухаживаю за ней, делаю всё, что могу, но мне нужна и своя жизнь. Понимаешь? Иногда мне нужно выбраться в город, повеселиться. Заботиться о больном нелегко, особенно если у него «хрип Фостера». Мама всё время кашляет, и иногда кажется, что у нее легкое вылезет наружу. Никогда не знаешь, как плохо ей будет сегодня или завтра, но лучше ей, скорее всего, не станет.
Джейн посочувствовал Аллистеру – возможно, даже сильнее, чем казалось парнишке. Младший брат Джейна, Мэтти, страдал от «сырости в легких» – неизлечимого заболевания, похожего на «хрип Фостера», и оно отравило и его жизнь, и жизнь их матери.
Когда-то район на берегу реки был симпатичным и даже привлекательным, однако его лучшие дни остались далеко в прошлом. Сама река, которую так и не удостоили названием, была медленным разбухшим потоком, забитым водорослями, мусором и отходами, а на берегах теснились низкие, мрачные здания с обветшалыми крышами и покосившимися стенами.
Аллистер повел Джейна наверх по хлипкой лестнице, приделанной к стене дома. Здесь, на пятом этаже, находилась квартира, которую нельзя было назвать просторной. Тот, кто решил бы покрутить тут кошку, должен был ожидать большого количества ударов и гневного мяуканья.
В углу главной комнаты на раскладушке лежала изнуренная женщина с лицом цвета прокисших сливок. Вокруг нее, словно жуткие конфетти, были разбросаны испачканные кровью салфетки; кровь запеклась вокруг ноздрей и в уголках рта. В комнате пахло застарелым потом и испражнениями; ко всему этому примешивался слабый запах разлагающейся плоти.
Когда Джейн и Аллистер вошли, женщина смогла, приложив значительные усилия, приподняться. Ее волосы прилипли к голове, словно мокрые водоросли, а глаза настолько глубоко провалились в глазницы, что едва были видны, словно камешки в глубоких ямках. Было ясно, что раньше, пока болезнь не иссушила ее, женщина была привлекательной. Она была еще довольно молода, но настолько измождена, что казалась столетней старухой.
– Аллистер? – спросила она слабым голосом. – Это ты?
– Я, мама.
– Твое лицо… Эти синяки. – Она нахмурилась. – Что с тобой? Чем ты занимался?
– Ничем, мам. Мне просто немного… не повезло, вот и всё. На меня напали двое.
«Он не так уж и сильно соврал», – подумал Джейн.
– Они хотели меня ограбить, – продолжал Аллистер, – но у меня не было денег, и это их еще больше разозлило… Ну, результат ты видишь. Я в порядке, – добавил он. – Просто пара синяков и шишек. Этот человек меня спас. Его зовут…
Внезапно на лице Аллистера появилось озадаченное выражение.
– Если честно, то я не расслышал, как тебя зовут, – сказал он.
– Кобб, – ответил Джейн. – Джейн Кобб. Рад познакомиться с вами, мэм. – Он снял шляпу. Мама Кобб учила его быть вежливым, если того требуют обстоятельства.
Мать Аллистера оглядела его с ног до головы.
– Это очень великодушно с вашей стороны, Джейн Кобб. Весьма вам обязана. Кстати, меня зовут Барбара. Барбара…
У нее начался приступ кашля. Ее тело содрогалось от спазмов. Она прикрыла рот рукой, но Джейн заметил кровь и мокроту на ее ладони.
Аллистер бросился к ней и протянул салфетку. Затем он принес ей стакан воды, которую она благодарно отпила.
– Я подумал, что мне следует вернуть Аллистера домой в целости и сохранности, – сказал Джейн. – Он сказал, что вы его подлечите. И теперь, когда я это сделал…
– Может, останетесь? – спросила Барбара. – У нас есть еда и кофе тоже. Не бог весь что, но мы готовы поделиться – особенно с тем, кто нас выручил.
Предложение казалось заманчивым. С одной стороны, Джейн хотел есть и, кроме того, всегда был рабом своих желаний. Однако нужно было подумать и о Мэле. Задерживаться здесь он не мог.
– Спасибо, но у меня неотложные дела.
– То есть вы хотите веселиться с остальными идио-тами.
– Нет. Да. Нет. – Джейн не умел лгать, поэтому переменил тему. – Идиоты, говорите? Значит, тебе не очень-то по душе День Альянса.
– Ха! – Барбара свесила ноги с раскладушки. Даже такое небольшое усилие отразилось на ее лице. – Ну, я вам так скажу. Кое-кто считает, что эта война – лучшее, что могло произойти с галактикой, но есть и такие, как я, – те, кто считает ее худшим событием за всю историю. И это даже если забыть о том, сколько боли и страданий она причинила.
– Раньше я была медсестрой. Какое-то время работала на военных, на сторонников независимости – только я не кричу об этом повсюду, так как войну они проиграли, и местные их, в общем, не очень-то любят. Мне пришлось побывать на нескольких передовых оперативных базах…
Она снова закашлялась. Даже смотреть на нее было больно, и Джейн мог лишь представить, какие муки испытывает она сейчас. Он знал, что «хрип Фостера» неизбежно приводит к смерти больного; однако развитие заболевания можно было замедлить на годы и свести худшие симптомы почти на нет – при наличии соответствующих лекарств и средств, чтобы за них заплатить. У Барбары не было ни того, ни другого, а это означало, что она обречена страдать от болей в груди, затрудненного дыхания и этих жутких приступов кашля. Болезнь будет развиваться беспрепятственно, постепенно убивая Барбару, но прежде чем она ее прикончит, может пройти три или четыре года.
– Наши «больницы» были просто палатками, – продолжила Барбара. – Назвать их «примитивными» – значит сделать им комплимент. Иногда нам даже приходилось применять методы, которые использовались еще на Старой Земле – ну, ты понимаешь, отрезать искалеченные руки-ноги, когда нет никакого обезболивающего, кроме бурбона, да и дезинфицировали мы тоже бурбоном. Всё было настолько плохо. Но мы, врачи и медсестры, обходились тем, что есть. У нас не было выбора. Это была бесконечная вереница страданий, мистер Кобб. Нам приносили на носилках мужчин, женщин, даже детей – едва ли старше моего Аллистера, – орущих, нашпигованных пулями, с вырванными конечностями, с руками, висящими на клочке кожи. Многие умоляли нас избавить их от мучений… – Она содрогнулась от этих воспоминаний. – Альянс устроил «бурым» настоящую мясорубку. Вот с чем мы боролись – с этим уровнем кровопролития и бессердечности. Мы должны были победить, мы заслужили право на победу, но, похоже, этому было не суждено сбыться.
– Не очень-то популярное мнение, – заметил Джейн, – особенно здесь, и особенно в такой день. Весь вечер я слышал одну лишь брань в адрес «бурых».
Барбара горько рассмеялась, но смех затем сменился еще одним приступом кашля.
– Брань? – переспросила она. – Это еще не всё. Ходят слухи…
– Мам, ты уже достаточно рассказала, – прервал ее Аллистер. – Не стоит утомлять мистера Кобба этими другими историями.
Сам Джейн тоже не хотел, чтобы его утомляли этими историями. Ему не терпелось убраться отсюда. Но эта женщина была безнадежно больна. Он мог по крайней мере притвориться, что ему это интересно.
– Слухи? – спросил он.
– Расскажи ему, Аллистер, – сказала Барбара. – Это же ты их слышал.
– Да ерунда, – ответил Аллистер, немного помедлив. – Просто какие-то люди разговаривали. Понимаете, я нес еду из магазина, и…
– Неправда, Аллистер, – фыркнула его мать. – «Нес еду»! Я знаю, что у тебя на уме. Ты воровал кошельки из карманов.
– Нет! – запротестовал ее сын.
– Даже не думай, что я не знаю, как ты помогаешь нам сводить концы с концами, мальчик. Я вижу, как ты приходишь домой с деньгами в руке.
– Которые я зарабатываю, выполняя разные поручения.
– Чьи поручения?
– Людей. Просто… людей.
– Я больная, но не слепая. Ты говоришь так, просто чтобы защитить меня. Эти деньги нажиты нечестным путем. Каждый раз я замечаю это по твоему лицу, по этому настороженному взгляду. Матери подмечают такие вещи. Я не осуждаю тебя, но и не одобряю. Ты видишь, что я больше не могу работать медсестрой, и пытаешься делать всё, что в твоих силах.
– Скажи, – обратился Джейн к Аллистеру, – те двое, которые напали на тебя в… – он чуть было не сказал «в баре Таггарта»… – на улице… – поправился он. – Ты пытался их обокрасть?
Аллистер смутился.
– Я так и знала! – воскликнула Барбара. – Никто тебя не грабил, Аллистер. Ты пошел воровать кошельки, и тебя поймали.
Аллистер смутился еще сильнее.
– Ну, всё равно это не важно, – сказал он, стараясь уйти от данной этой темы. – Джейн хотел узнать насчет слухов.
– На эту тему мы с тобой еще поговорим, молодой человек, – сказала Барбара. – Если собираешься воровать, то, по крайней мере, делай это так, чтобы тебя не побили… Кстати… Мистер Кобб, вон там обеззараживающий крем и ватные тампоны. Раз уж я всё равно встала, то, пожалуй, могу заняться лицом Аллистера.