Два охранника медленно двигались по коридору, они проходили его уже четвертый раз от холла до туалета и обратно. Расслышать что-нибудь конкретное им мешал шум со стороны журналистов, собравшихся по другую сторону холла.
Наконец один из охранников замер у второй от холла двери и поднял вверх указательный палец. Второй приблизился, опустился на корточки и приложил ладонь к уху.
– Блин, они уже на полном ходу, мы их упустили! – прошептал стоявший у двери охранник.
– Снова упустили, – напомнил сидевший на корточках. – Теперь уж ничего не поделаешь.
Двое мужчин вышли в холл.
– Что делать станем?
– Если промолчим во второй раз, хозяин нас может вычислить. Или, того хуже, подумает, будто мы со Станиславой спелись, деньги от нее получаем.
– Придется сказать. Не хотелось бы, баба больно красивая, хоть и сука.
– Ты про жену хозяина осторожней выражайся, она сукой не может быть по определению, – сказавший это охранник лениво вытащил из кармана сотовый телефон и набрал номер. – Виктор Николаевич, мы ничего не могли сделать, она с ним.
– Да, по полной программе, – во время разговора гнусная улыбка плавала на лице охранника. Но внезапно она исчезла, словно ее сдуло ветром.
– Да, хорошо.
– Нет, я не вздыхал, это вам показалось, – охранник посмотрел на трубку, словно та была его первейшим врагом. – Лучше бы нам промолчать…
– Неужели? – выдохнул второй охранник.
– Именно.
– По-другому не получится?
– Нет, сказал абсолютно четко, открытым текстом.
И мужчины вышли на улицу.
Богатыреву, чтобы попасть во двор дома, где располагался театр моды, пришлось обойти целый квартал, лишь тогда он отыскал арку. Миновав кирпичные сараи, детскую площадку, небольшой внутридворовой скверик, Герман остановился у кирпичной стены дома. Выглядела стена довольно странно: старый неоштукатуренный кирпич, покрытый пылью и гарью всех судьбоносных для страны времен, и новомодные деревянные рамы со стеклопакетами безо всяких переплетов с идеально отполированным стеклом.
«Французское стекло в шведских рамах, но ставили его русские умельцы», – машинально отметил Богатырев и принялся высчитывать, за которым из окон скрывается нужный ему кабинет.
Он на четвереньках подобрался к стене и, уцепившись за жестяной подоконник, заглянул в комнату. Увидел письменный стол, включенный компьютер и мужчину – со спины. По огромной лысине тут же определил, что перед ним не Николай. Пригнувшись, Герман перебрался к следующему окну. Планки жалюзи плотно закрывали стекла, но оставалась щель у самого края рамы.
Богатырев припал к полированному стеклу, расплющив о него потный нос. Стеклопакет поглощал все звуки, но, к счастью для помощника Сереброва, строители дома пожадничали и сэкономили на зеркальном стекле – картинка впечатляла.
«Ух ты, – выдохнул Герман, – скоро у них дело делается, быстрей, чем сказка сказывается. Не успел я дом обойти, как они уже раскочегарились, словно паровоз на Транссибирской магистрали».
Балансируя на бетонном бордюре, окружавшем окно в подвальном этаже, Богатырев пристроил видеокамеру к самому углу окна и плавно нажал спуск.
«Компромат на влиятельных людей и на их родственников никогда лишним не бывает. Если Сереброву не пригодится, я сам найду способ продать его любовнику жены бизнесмена. Ребята за ним ходят крутые, а значит, ему есть кого опасаться».
Судя по всему, любовное развлечение подходило к концу, Богатырев же был здравомыслящим человеком, а не почитателем любительского порно. Поэтому он и оказался у двери театра моды раньше, чем оттуда появился Николай. Качок вышел на улицу с непроницаемым лицом.
«Неужели он даже удовольствия не получил? – изумился в душе Богатырев. – Нестерова – баба видная, да и старалась она на славу».
Николай забрался в безобразный старый «Мерседес». Безбожно задымила выхлопная труба.
«Придется проследить, куда ты поедешь», – решил Герман.
Измена мужу как компромат, как способ шантажа вполне подходит, но Серебров любил относительно честную игру – без принуждения, с женщинами она давала лучшие результаты.
«Сердце Станиславы уже занято любовником, – думал Герман, трогаясь с места. – Это еще хуже, чем верная жена, – он привык за последние годы пытаться размышлять вместо Сереброва, ставить себя на его место. – Нервный парень, – глядя на беспорядочно мечущийся из ряда в ряд «Мерседес», цедил сквозь зубы Герман. Он еле поспевал за автомобилем Николая на своей «Волге». – Еще три квартала за тобой проеду, но, если ты живешь в пригороде, плюну на тебя, вернусь. Мне еще предстоит обследовать двух женщин».
Сердце Германа радостно забилось, когда он увидел, как «Мерседес» подруливает к тротуару.
«Небось и гнездо у него где-то близко».
Герман не был профессионалом по слежке. Поэтому и ехал следом за «Мерседесом». Настоящие же профессионалы никогда не позволят себе выдать истинные намерения тем, что будут тащиться сзади машины, они вырвутся вперед.
Герман тоже притормозил, остановился метрах в ста пятидесяти от «Мерседеса». Не успел Николай вылезти из-за руля, как появились двое охранников, следившие за ним еще в театре мод и ехавшие всю дорогу перед ним на «Пассате». В руках одного из охранников оказалась свернутая в трубочку газета, а внутри газеты – обрезок арматурной стали.
Николай получил удар в голову и завалился на переднее сиденье. Охранники ловко перетащили его на заднее. Они делали это, абсолютно не таясь, на глазах у прохожих. Никто даже не обратил внимания на происходящее.
У Германа холод пробежал по спине. Он не думал, что среди бела дня в центре города можно безнаказанно оглушить человека, забросить его на заднее сиденье и завладеть чужой машиной.
«Эй, а менты куда смотрят?» – Герман огляделся.
В поле зрения оказался всего один милиционер, он стоял на троллейбусной остановке и задумчиво курил. Охранник Нестерова ударил Николая ловко, даже капли крови на голове не выступило. Оба охранника уселись в машину Николая и влились на ней в поток других автомобилей.