Полина.
Я так часто представляла все это, что реальность уже не кажется мне пугающей… Видела как наяву сурового следователя, кабинет со столами, заваленными бумагами, стеллажами с бесконечными папками… Выходит, Петя выполнил свою угрозу и тотчас побежал к полицию? Странно, что не испугался подставить под удар себя… Уверена, он нашел нужные слова, чтобы выйти из воды чистеньким. А мне что делать? Мудрые люди говорили: делай то, что должно… И будь что будет.
Замок клацает, а металлическая дверь протяжно скрипит и распахивается, являя взору конвоира.
– Атаманова, на допрос.
Я имела неосторожность тотчас признаться в убийстве. На вопрос следователя Емельянова ответила утвердительно, за что меня поместили под стражу. Вот же дура! Могла ведь отнекиваться или сделать вид, что впервые слышу об убиенном Артеменко Василии Ивановиче и остаться дома на время поиска улик против меня. Но я призналась…
Конвоир застегивает наручники и ведет меня по длинному темному коридору в допросный кабинет.
– Плохи ваши дела, Атаманова, – вздыхает Емельянов, с чувством захлопывая папку. – Семья Артеменко жаждет возмездия убийце. Все это время они безуспешно пытались добиться возобновления расследования, но…
– А почему же вы не расследовали? – хрипло произношу я.
– Не было улик. Отпечатков, биологических следов. Ничего не было… Убийца, то есть вы, стер отпечатки и обработал мебель и… И самого убитого спиртом.
– Что? Я не обрабатывала его ничем! Я была в таком состоянии… О чем вы говорите? Наверное, это сделал Петр Жуков? Он тогда помог мне и…
– Петр Жуков предоставил нам данные с камер видеонаблюдения. На них только вы, Полина Романовна. Вы наносите Артеменко удар вазой. Никакого Жукова на записях нет.
– Как же нет? Он тащил тело в подсобку! Мне все понятно, товарищ следователь. Он произвел монтаж записей и удалил кадры, на которых…
– Полина Романовна, вы ударили Василия Артеменко вазой?
– Да.
– Тогда при чём здесь Жуков? Мы можем предъявить ему обвинение по статье 316 УК РФ. По закону лицо, скрывающее преступление близкого родственника, не подлежит наказанию. У вас с Жуковым растет дочь, так что…
– Он бил меня… – произношу надломленно, заглядывая Емельянову в глаза. – Забирал все деньги, все время пил и не работал. Я вещи дочери не могла купить, я…
– Что же изменилось? – Емельянов нервно покручивает в руках ручку.
– За меня заступился мужчина. Не знаю подробностей, но Петр Жуков явился ко мне домой и молча забрал вещи. Я поменяла замки и зажила спокойно. Предположу, что Родион Богородицкий применил к нему…
– Он его бил?
– У Петра были синяки на лице, но кто его бил, я не знаю.
– Полина Романовна, я правильно понимаю – Петр применил к вам насилие, узнав про измену? С этим… Богородицким.
– Господи, и на что я надеюсь? – произношу горько. Наверное, мужская солидарность – неистребимая вещь? – Зачем вы меня допрашиваете? Если вы уже вынесли мне приговор? Вы же мне не верите, вы…
– Простите, я должен ответить на звонок, – отрезает Емельянов извиняющимся тоном.
Он что-то произносит в динамик, а потом резко поднимается с места и выходит из допросной, оставляя меня одну. Меня запирают снаружи всего на минуту. За дверью слышатся шаги и мужские голоса. Емельянов что-то бубнит, а ему грозно отвечает… Родион! Нет, нет… Этого не может быть. Зачем ему сюда являться? Я его прогнала, отказавшись принять «заманчивое» предложение получать деньги за постель… Наверное, у меня галлюцинации? От слез, переживаний и недосыпа…
– Полина Романовна, пришел ваш адвокат, – Емельянов не скрывает удивления.
В допросную входит мужчина в очках и элегантном длинном пальто. А за ним следом… Родион.
– Полина… Романовна, – сухо произносит Родион. – Познакомьтесь с вашим адвокатом, Егором Львовичем.
– Караваев, к вашим услугам, – кивает мужчина, поджимая губы и без приглашения присаживаясь за стол. – Теперь я буду защищать Полину Романовну, – а это бросает Емельянову. – Мне нужны материалы дела для ознакомления. И… Можно ли отпустить подозреваемую под залог?
– Нет, к сожалению, – качает головой следователь. – Полина Романовна скрывалась от правосудия. К тому же призналась в убийстве. Мера пресечения остается прежней – содержание под стражей.
Чувствую кожей, что Родион не сводит с меня глаз… О чем он думает? И, почему помогает? Меня затапливает краска стыда: мошенница, стремящаяся завладеть наследством его отца, а теперь еще и убийца… Уверена, что он уже миллион раз пожалел, что поцеловал меня.
– Полина Романовна, у вас пять минут, – недовольно произносит Емельянов. Сгребает со стола бумаги и покидает допросную вместе с Караваевым.
Мы остаемся одни. Знаю, что лицам, находящимся в СИЗО, не положены свидания с посторонними… Тогда как ему это удалось? Вероятно, платит большие деньги кому надо? Хочет, чтобы я чувствовала себя обязанной или…
– Анфиса у меня дома, – начинает он сухо. Садится на место Емельянова и складывает пальцы в замок.
– Что? А как же… – вскидываю ресницы, встречаясь с его внимательным, цепким взглядом.
– Не волнуйтесь, Полина… Романовна, я нашел хорошую няню для девочки. А Марине нужно работать.
– Так это она вам позвонила? Родион Максимович, я не просила ее, честное слово, – оправдываюсь я. – Мне бы никогда в голову не пришло обращаться к вам, я…
– Я хотел извиниться за свое поведение, – произносит Родион, опуская взгляд. – Я был неправ. Простите меня. Этого никогда больше не повторится, Полина Романовна.
«Понятное дело, что никогда… Зачем ему такая, как я – мошенница и убийца?»
– Хорошо. Как там Анфиса? – перевожу тему, не глядя ему в глаза. Мне так за себя стыдно… Кажется, Родион ворвался в мою жизнь и увидел всем мои проблемы разом. Все самое грязное и мерзкое, что я скрывала…
– Все в порядке. Мы с ней… пытаемся подружиться. Пока она меня побаивается, но с няней нашла общий язык.
– А что будет, когда меня посадят? – все-таки поднимаю взгляд.
– Я сделаю все, чтобы этого не случилось.
Родион.
Не помню, чтобы чужая жизнь так меня занимала… Я был уверен, что давно разучился пускать кого-то в сердце. Чувствовать, сострадать, да и страдать тоже… Черт. На на кой она мне сдалась? Чужая женщина с миллионом проблем? Вдова моего отца, с кем я так и не успел помириться перед его смертью. Вспоминаю ее стыдливый взгляд, дрожащие пальцы, круги под глазами от усталости и слез и… Сердце сжимается в болезненный камень, а пальцы в кулаки… Адвокат ничего не смог сделать. Этот… Емельянов твердил без умолку: «Не положено, не положено… Мера пресечения – содержание под стражей». Я и деньги ему предлагал, причем немалые, только все было без толку…
– Расстроились, Родион Максимович? – вздыхает Караваев, сидя на пассажирском сидении. Дорога из СИЗО кажется бесконечной…
– Вы же говорили, что поможете, Егор Львович, – сжимаю руль так крепко, что белеют костяшки. – На каком основании ее держат в тюрьме? Она же не рецидивистка в конце-то концов! Неужели, нельзя посадить Полину под домашний арест или…
– Пока нельзя, Родион Максимович. Но я работаю над этим, – покряхтывает Караваев. – Многое не сходится в деле… Странно это все как-то… Здоровый мужик под два метра ростом и умер от… Хм… От удара хрустальной вазой.
– А что показало вскрытие? – сворачиваю к офису Караваева, стремясь поскорее его высадить. Олька уже оборвала мне телефон… Еще неделю назад в моем доме не было детей, а теперь целых двое!
– Дело вел другой следователь. Вернее, он и не собирался его вести… Кому охота портить статистику висяком? Смерть Артеменко признали несчастным случаем. Мол… Упал человек и умер. И упал он не в кабинете, где его ударила Полина, а у себя в подсобке. Артеменко был начальником производственного участка, они с мужиками выпивали, а потом он пошел в кабинет к шефу, – Караваев вымученно утирает лоб. – И ничего этот Емельянов не желает слушать про Петра! Заладил про признание Полины и все тут! Еще и жена Артеменко… Она с первого дня не верила, что ее муж умер естественной смертью.
– То есть тело обнаружили в подсобке? Может, он туда сам и дошел?
– Нет. Полина и этом призналась… Они с Жуковым дотащили тело в подсобку и инсценировали несчастный случай. Сложно там все, Родион Максимович… Но я попробую добиться эксгумации тела. Не верю я, что здорового мужика можно убить вазой! Вы нашу Полину видели?
Видел ли я? Кажется, глаза закрываю и только ее и вижу… Длинные, почти черные волосы, закрывающие плечи, большие карие глаза в опушке черных ресниц, пухлые розовые губы. У нее родинка над губой справа, а на носу россыпь мелких веснушек… Черт. Идиот влюбленный, вот кто я… Хотя нет… Глупости эти все… Никакая не любовь, а обыкновенное влечение. Я же высказал ей, чего хочу. Она ответила отказом, так что все честно…
«Простите меня, Полина Романовна. Этого больше не повторится…».
На мгновение мне показалось, что в ее взгляд закралось сожаление. Оно плескалось там совсем недолго, секунду или миллисекунду, а потом сменилось уже знакомой мне стыдливостью… Как же вытравить ее из Полины? Вину, стыд, самобичевание, затравленность? Внутри поднимается буря из гнева и желания убивать… Петюня нарушил договор и пошел в полицию. Слил мать своего ребенка и добился снисхождения следователя по гребаной статье 316. Но от моего суда ему не уйти…
– Егор Львович, выясните, где живет эта мразь… Надо бы к нему наведаться.
– Вы имеете в виду Жукова – отца ребенка Полины?
– Его самого. И надо добиться эксгумации тела и повторного вскрытия. Вы правы – что-то там случилось не то… Странная смерть. Зачем он явился в кабинет к начальнику? Они разве были близки? Что ему понадобилось? Почему пришел в конце рабочего дня, когда никого на работе не было?
– Вопросов много, Родион Максимович. Я все сделаю… Не волнуйтесь. По закону и без спешки. Здесь она не нужна… Потерпит Полина Романовна. Она девушка хорошая, недаром папа ваш ей доверился. Немного совсем надо потерпеть…
– Я на вас рассчитываю, – отвечаю голосом, каким говорят люди, платящие большие деньги.
Олька звонит мне еще раз, прежде, чем я добираюсь до дома. В прихожей меня встречает няня Галина Серафимовна. А к ее ногам липнет пухленькая кроха. Как же она похожа на Полину – те же темные волосы, родинка над губой и большие глазки-пуговки.
– Анфиса, привет, – присаживаюсь на корточки и тяну к ней руки. – Мама тебе привет передала.
Девчушка шмыгает носом и пускает пузыри, а потом неожиданно делает два неуверенных шага в мою сторону и… валится в мои объятия.
– Ой, Родион Максимович, девочка привыкла к вам, – надломленно произносит няня. – Хорошая такая малышка, послушная, кушает хорошо. А ее мама скоро к нам приедет?
– Скоро, я на это очень надеюсь, – поглаживая Анфису по голове, отвечаю я.
– Папуль, ну наконец-то! – из комнаты выходит Олюшка. Деловито поправляет длинные пряди и вынимает из ушей наушники. – Я хотела, чтобы ты посмотрел, как я научила Фиску говорить. Но ты слишком долго ехал… Она устала и расплакалась. А сейчас вообще гулять пойдет.
– А что она говорила? – снимаю куртку и стаскиваю обувь.
– Мама, папа, Оля, – улыбается Олька. – Идем, я покормлю тебя. Тетя Галя сварила такой суп вкусный.
– Идем, – вздыхаю, вспоминая, как похудела Поля… Надо добиться разрешения приносить ей нормальную еду каждый день, а не раз в месяц…