Гаванский университет был не только кузницей кадров для политической и экономической элиты Кубы. С середины 1920–х годов в условиях резкого «закручивания гаек» и политических репрессий он стал своеобразным островком вольнодумства и свободолюбия. Но считать всех студентов тогдашнего главного учебного заведения Кубы диссидентами и радикалами было бы неверно. В Гаванском университете учились отпрыски богачей и людей состоятельных, как, например, отец Фиделя. Ведь за обучение надо было платить большие деньги. Для детей рабочих и крестьян не то что высшее, среднее образование было недоступно.
Гаванский университет является одним из старейших вузов Западного полушария. Он был основан в 1728 году по указу папы Иннокентия XV как Королевский католический университет святого Иеронима. В 1842 году был реорганизован и переименован в Королевский университет гуманитарных наук. В 1871 году университет закрылся. А в 1883 году, когда был построен комплекс университетских зданий, открылся вновь и получил название Гаванского университета. К моменту окончания испанского владычества на Кубе, в 1898 году, университет имел пять факультетов: естественных наук, фармацевтический, медицинский, философии и литературы, права. В 1930 году, из–за политических волнений на Кубе и участия в них студентов, университет, по распоряжению тогдашнего кубинского диктатора Мачадо, закрылся опять – на этот раз на три года.
Когда в Гаванский университет поступил Фидель Кастро, там было одиннадцать факультетов: философии и литературы, сельскохозяйственный, с особым уклоном на «обучение переработке сахарного тростника», строительный, архитектурный, медицинский, фармацевтический, одонтологии, ветеринарный, естественных наук, педагогический, государственного права. На этот факультет, также именуемый юридическим, и поступил 19–летний Фидель Кастро осенью 1945 года.
Студенты именно юридического факультета слыли самыми продвинутыми и прогрессивно мыслящими молодыми кубинцами, готовыми противостоять режиму политических репрессий в стране.
В 1922 году в Гаванском университете произошли первые волнения. Во время студенческой конференции выступавшие, среди которых выделялся девятнадцатилетний Хулио Антонио Мелья, говорили о необходимости реформы образования и предоставлении университету автономии от правительства, об обострившихся на Кубе социальных проблемах. Основной лейтмотив их речей сводился к тому, что причиной всех бед и проблем в стране является политический строй – фактическая диктатура, поддерживаемая неоколонизаторами. Многие преподаватели разделяли тревоги студентов. Один из профессоров прямо заявил, что «студенческие волнения – это следствие коррупции и мошенничества за стенами университета». Окружение тогдашнего президента Кубы Альфреда Сайаса–Альфонсо решило принять меры против смутьянов.
Студенты, узнав, что их альма–матер могут закрыть, соорудили баррикады у входа в комплекс университетских зданий. Отряды полиции готовились к штурму. Однако в последний момент, во многом благодаря упорству студентов и преподавателей, не желавших покидать университет, правительство Кубы пошло на компромисс. Оно предложило администрации университета начать переговоры со студентами с тем, чтобы удовлетворить их требования. А кубинские конгрессмены приступили к подготовке законопроекта о предоставлении Гаванскому университету автономии.
Однако это был отвлекающий маневр властей. Когда студенческие волнения стихли, а конфликтующие стороны уже были готовы сесть за стол переговоров, на пост ректора университета был назначен Хосе Антолин дель Куэто. Он имел репутацию «человека властей» и был известен своими консервативными взглядами. Узнав об этом назначении, студенты собрались на митинг и потребовали немедленной отставки Антолина дель Куэто. «Хулио Антонио Мелья – в ректоры!» – скандировали молодые люди.
Правительство в ответ предложило создать комиссию из преподавателей и студентов, которая должна была бы подготовить предложения по реформированию к концу учебного года. На самом деле правительство хотело отвлечь студентов от участия в политической борьбе. Дело в том, что на одном из стихийных митингов они выдвинули совершенно не «студенческие требования», приняли резолюцию с резким осуждением политики США по отношению к Кубе и другим странам Латинской Америки, территория которых или ее часть (Пуэрто–Рико, Мексика, Панама) была фактически оккупирована или захвачена Соединенными Штатами. После митинга лидер студенческих активистов Хулио Антонио Мелья был жестоко избит полицией. Позже он сказал журналистам: «Народ Кубы, видимо, понял смысл нашей социальной системы, которая обращается с гражданами как с рабами или рабочим скотом».
Мелья предложил созвать в октябре 1923 года первый конгресс студентов Кубы. На нем присутствовало 128 делегатов от 53 учебных заведений, а председательствовал на собрании 19–летний Мелья. Опасения правительства подтвердились. Разговор на конгрессе вышел за рамки обсуждения вопросов административной реформы вуза. Студенты все резче критиковали сложившийся в стране режим, приняли несколько резолюций, в частности, осуждающие поправку Платта, «существующий на Кубе международный капитализм». А настоящий взрыв негодования властей вызвала резолюция, в которой содержалось требование признать… «Социалистическую республику Соединенных штатов России». Кубинские студенты хотя и не смогли дать точного определения далекой страны из Восточного полушария, но были наслышаны о тех переменах, которые происходили в большевистской России. Тогда власти объявили о роспуске конгресса.
Но не зря в первых рядах активистов студенческого движения были именно юристы. Они создали комиссию, которая доказала, что декрет президента страны о роспуске вузовского конгресса и запрете на проведение публичных мероприятий является неконституционным и студенческое собрание вправе продолжить свою работу. Впоследствии Фидель Кастро, будучи сам студентом факультета права Гаванского университета, путем умело выстроенной юридической защиты, будет неоднократно «разбивать» неконституционные и противоречащие законодательству «доводы» приспешников Батисты как в статьях, так и в публичных выступлениях.
Хулио Антонио Мелья и Фиделя Кастро объединяла не только учеба на факультете права, но и любовь к национальному герою Кубы Хосе Марти. На том самом первом студенческом конгрессе Мелья предложил создать Народный университет имени Хосе Марти, который должен был стать центром вечернего обучения малообразованных рабочих. Мелья стоял у истоков создания в 1925 году Коммунистической партии Кубы. Вместе с единомышленниками он издавал журнал «Хувентуд» («Молодежь»), где печатались статьи леворадикального толка. После опубликования своей статьи «Мачадо – тропический Муссолини» о вступлении Херардо Мачадо в должность президента Кубы Мелья был вынужден эмигрировать в Мексику, где в качестве юриста Национальной крестьянской лиги отстаивал интересы крестьян, выступавших за проведение аграрной реформы, разоблачал диктаторский режим Херардо Мачадо на Кубе. Мелья создал в Мексике Ассоциацию новых революционных кубинских эмигрантов, издавал газету «Свободная Куба», вынашивая, как Хосе Марти, идею вооруженного свержения режима Мачадо.
То, что не удалось ни Марти, ни Мелья, убитому в возрасте 26 лет в Мехико 10 января 1929 года двумя агентами мачадовской полиции, осуществит Фидель Кастро. Спустя менее чем три десятилетия он начнет борьбу с новым, еще более жестоким диктаторским режимом.
В ноябре 2005 года ЦРУ, на основании анализа телевизионных записей и консультаций с американскими светилами медицины, подготовит секретный доклад. В нем утверждается, что уже на протяжении нескольких лет Фидель страдает тяжелой формой болезни Паркинсона. Спустя несколько дней, после утечки информации из ЦРУ в американские СМИ, Фидель Кастро придет в альма–матер. В Гаванском университете 17 ноября 2005 года в полном разгаре торжества по случаю 60–летия поступления в этот вуз Фиделя. Команданте поднимается на сцену в главной аудитории и в течение пяти часов без перерыва, стоя (!), выступает перед преподавателями и студентами. Он много шутит по поводу своей «тяжелой болезни». Иронизирует над теми, кто думает, что после его смерти кубинская революция закончится.
Обстановка на Кубе первых послевоенных лет ничуть не отличалась от времен, когда в стенах Гаванского университета начались волнения молодежи под руководством Хулио Антонио Мелья. В 1944 году покинул Кубу и уехал в США, в Майами, где он окончательно сблизился с американской мафией, правивший на острове с 1940 года лидер «заговора сержантов» 1933 года Фульхенсио Батиста[47]. Согласно новой Конституции Кубы 1940 года, он мог выдвинуть свою кандидатуру на выборах президента страны лишь через восемь лет. Именно Батиста станет главным врагом Фиделя в 1950–е годы, установив поистине беспросветный для простого человека режим. Но об этом речь позже.
В 1944 году на очередной президентский срок на Кубе был совершенно неожиданно для многих избран бывший союзник, а теперь лидер оппозиции Батисте, профессор медицинских наук Гаванского университета Рамон Грау Сан–Мартин. Он победил сторонника Батисты, тогдашнего кубинского премьер–министра Карлоса Саладригаса. Саладригас был особенно непопулярен среди женщин, так как, в бытность премьер–министром, он, чтобы расстаться с не дававшей ему развода надоедливой женой, провел в парламенте «Закон об одностороннем разводе на Кубе». Вот какая характеристика Саладригасу давалась в разведывательном сообщении, посланном из Гаваны в Москву в конце 1943 года: «На сегодня есть один кандидат – член демократической партии Салад–ригас. Ему оказывают поддержку все группы, являющиеся сторонниками Батисты. Братская компартия также решила отдать все свои голоса ему, предупредив его о том, что он будет неуклонно проводить в жизнь конституцию страны.
Саладригас является ближайшим соратником Батисты и находится под полным его влиянием. Считают, что вся его работа, если он будет президентом, будет проходить под руководством Батисты, который сохранит за собой руководство вооруженными силами.
О Батисте следует сказать, что он пользуется большой популярностью своими демократическими действиями. Хотя его демократические действия не помешали ему «скопить» за три года 20 миллионов долларов чистенького капитальца за счет казны»[48].
Накануне выборов правительство Саладригаса допустило глупейшую и грубейшую ошибку. Аккурат перед голосованием оно, по неизвестной причине, прекратило снабжать население продовольствием – мясом, молоком, маслом. В итоге Карлос Саладригас вчистую проиграл эту схватку популисту Грау Сан–Мартину, который шел на свои вторые в карьере выборы президента под лозунгом «Куба для кубинцев». Батиста, который в день выборов заявил: «Народ, я с вами и в любую минуту готов к вашим услугам», не помешал избранию Грау, потому что хотел создать себе славу человека, обеспечившего «свободные выборы». Действительно, и Грау, и американская пресса назвали эти выборы 1944 года «самыми честными и справедливыми в истории Кубы». Во время инаугурации 4 июня 1944 года Грау заявил, что его основная задача – борьба против коммунизма. Это вызвало волну возмущения в стране, и Грау сменил тон выступлений, обещая добиваться прежде всего национального единения.
Грау Сан–Мартин и Батиста были злейшими врагами. Именно из–за «заговора сержантов», возглавляемого бывшим сержантом–стенографистом Батистой, Грау был вынужден уйти со своего поста в 1933 году. Теперь он взял реванш и вроде бы получил сатисфакцию. Тем не менее до Грау доходили разговоры о том, что в высших военных кругах Кубы готовится переворот, цель которого снова объявить военную диктатуру, убрать Грау и провести на новых выборах в президенты Батисту. В июне был снят с поста начальника полиции и генерального инспектора армии и выслан в Майами генерал Мануэль Бенитес. Официальная версия гласила, что Бенитес замышлял переворот с целью объявить себя президентом Кубы. Между тем неофициально получила распространение версия о том, что Бенитес готовил этот переворот для Батисты, личным другом которого он являлся много лет.
Физиолог Грау Сан–Мартин был основателем и лидером так называемых «аутентиков» – Кубинской революционной партии (КРП). В 1944 году ему удалось сыграть на чувствах электората, уставшего от власти военных, и понравиться избирателям прежде всего хорошо поставленной речью и манерами. Однако вскоре кубинцы поняли, что к власти пришел обычный демагог. В декабре 1944 года в донесении советской резидентуры в Гаване отмечалось следующее: «Правительству Грау грозит политический кризис, признаки которого усиливаются. После Мачадо Куба не знала столь реакционного правительства, как кабинет Грау. Становится ясно, что президент не в состоянии выполнить обещаний, которые он дал народу в период выборной кампании. Действительность разоблачает всю демагогию граусистов. Вместо улучшения экономического положения наблюдаются перебои в снабжении хлебом, углем и другими продуктами, повышается квартирная плата. Грау уволил с постов в правительстве ряд известных деловых людей. Аутентики (члены партии Грау. – М. М.) сотнями просят о назначении на пост шефа не менее <…> Среди членов правительства наблюдаются страх и растерянность <…> Часть военных бежала в Мексику, где они якобы будут ждать приезда Батисты»[49].
Первые два года президентства Грау прошли под знаком его политической борьбы с парламентом, большинство в котором пока что составляли сторонники прежнего президента. И лишь в 1946 году «аутентики» получили большинство мест в обеих палатах парламента.
Грау оказался слабовольным политиком – зависимым от американцев и бессильным перед мафиозными группировками, рвавшимися во власть. Именно при Грау Сан–Мартине на Кубе начали процветать казино и бордели, коррупция и подкуп пронизали все общество. Уровень казнокрадства и расхищения превысил все мыслимые размеры. Удивительно, что на этом фоне из года в год экономика Кубы набирала темпы. Но объясняется это во многом тем, что в 1940–х годах под контролем американских компаний оказалась вся горнодобывающая промышленность Кубы, все предприятия по выработке электроэнергии, средства коммуникации и три четверти предприятий сахарной отрасли. Не меньшую роль в этом сыграло и то, что именно в эти годы янки «обрушили» на Кубу целый вал капиталовложений, фактически парализовав самостоятельное развитие экономики этой страны. Фидель как–то метко заметил, что на Кубе тех лет существовала еще одна религия – религия уважения и благодарности по отношению к Соединенным Штатам.
«Чистка государственного аппарата» по Грау свелась к избавлению от большей части военных, сторонников Батисты. Но самое главное состояло в том, что с началом холодной войны и охоты на ведьм в США на Кубе, следовавшей в «американском фарватере», начались нападки на инакомыслящих, левых и особенно коммунистов. Слово «коммунист» стало самым страшным ярлыком и ругательством в кубинском политическом лексиконе тех лет. Социалисты и коммунисты на Кубе во второй половине 1940–х годов, несмотря на то, что сумели укрепиться в рабочем движении, были фактически изолированы от общества. Официальная пропаганда представляла их чуть ли не главными врагами человечества и религии.
После окончания Второй мировой войны вслед за США и Великобританией резко изменило свое отношение к СССР и кубинское правительство. С антисоветскими заявлениями стали выступать видные государственные деятели Кубы. А в разгар холодной войны на Кубе по отношению к Советскому Союзу был совершен ряд провокационных актов. В январе 1947 года в одном из залов фотовыставки «Москва – столица СССР» некий Гонсалес пытался подложить бомбу, но был задержан. 21 августа 1947 года неизвестные попытались бросить бомбу в здание советской миссии на Кубе, но она разорвалась на каменной ограде миссии. 20 апреля 1948 года неизвестные лица с проезжавшей машины обстреляли здание советской миссии. 17 августа того же года во двор миссии была брошена бутылка с зажигательной смесью, вызвавшая пожар на веранде здания. Когда сотрудники миссии пытались потушить пожар, они подверглись обстрелу. Несмотря на неоднократные протесты советского дипломатического представительства, никаких мер для наказания виновных кубинскими властями не принималось.
На Кубе, как и в США, и в западноевропейских странах, началась так называемая «охота на ведьм», то есть на граждан, имевших левые взгляды. Вот что сообщал об этом в 1945 году источник советской разведки в Москву: «<…>сек–ретная служба американского посольства на Кубе наняла к себе на службу известного кубинского криминалиста и совместно с ним составляет списки на всех членов и лиц сочувствующих братской (кубинской компартии. – М. М.). Предполагается, что такая работа проводится во всех странах Южной Америки»[50].
Возглавляемая новым президентом Кубинская революционная партия стала отступать от революционных идеалов. К парламентским и президентским выборам 1948 года в КРП произойдет раскол, и из ее рядов выйдет группа во главе с популярным в народе сенатором Эдуардо («Эдди») Чибасом, так называемые «ортодоксы». Они создадут Партию кубинского народа (ПКН), в ряды которой позже вступит и Фидель Кастро.
На первом курсе университета Кастро был избран в руководящий комитет студенческой организации факультета государственного права. В 1946 году он получил 181 голос «за» и 33 «против» на выборах в состав студенческого актива. А вскоре он стал старостой курса.
Укреплению его личного авторитета среди студентов способствовали не только врожденные качества лидера, невероятная энергичность, неподражаемое красноречие и эрудиция (книги он буквально поглощал), но и великолепные данные. Правда, некоторые высокомерные студенты называли его гуахиро – крестьянин, потому что он был выходцем из Бирана.
Фидель стал членом баскетбольной и бейсбольной команд факультета, а потом и всего университета. В бейсбольной команде Фиделя определили на ответственную позицию питчера – подающего. Питчер должен бросить мяч в сторону своего принимающего так, чтобы соперник не отбил его по пути своей битой. Вот почему эту роль отдают игроку мыслящему и нестандартному, который способен угадать, уловить действие отбивающего соперника. Идеальный игрок на этой позиции должен иметь рост больше 180 сантиметров и сильные руки. Все эти качества снискали Фиделю внимание представительниц слабого пола.
И хотя его мятежный, бунтарский дух еще не «обрел пристанища» – политическое мировоззрение еще не сформировалось, уже в первые месяцы учебы в университете определились его идеологические пристрастия. «Если в тебе есть черты бунтаря, если у тебя есть определенные этические нормы и ты обнаруживаешь идеи, которые тебе все прояснят – как те, что помогли мне понять мир и общество, в котором я жил, которое видел вокруг, – как не ощутить воздействия настоящего политического откровения»[51], – позже говорил он о годах своей молодости.
Именно в университете началась эволюция взглядов Фиделя, которая будет продолжаться на протяжении всей его жизни, вплоть до зрелого возраста. Когда он поднимет свое первое восстание, а позже станет во главе новой революционной Кубы, когда будет ломать устои старого неправедного общества и учить свой народ жить по справедливости. Когда после распада СССР Куба останется фактически один на один с окружающим миром.
Таким образом, если главный нравственный выбор Фиделя Кастро – борьба с любой формой несправедливости и унижения человека – был сделан им еще в школьные годы, то во время обучения в Гаванском университете он сделал свой мировоззренческий и политический выбор. Происходило это по мере знакомства с марксистской литературой. Именно она объяснила Фиделю Кастро многие процессы, происходящие в обществе. «Довольно быстро я стал превращаться в человека, которого называли утопичным коммунистом, – рассказывал Кастро. – И именно в этом университете я стал революционером, так как мне попались соответствующие книги. Но даже до их прочтения я интересовался капиталистической экономикой, и она мне казалась иррациональной. На первом курсе моим преподавателем по экономике был профессор Портель. Он был очень требовательным и заставлял нас учить именно его предмет. Мне повезло. На устном экзамене я ответил без запинки и получил довольно высокую квалификацию по предмету политическая экономия. Чем больше я занимался политической экономией, изучая капитализм, тем больше у меня возникали сомнения в правильности его сущности»[52].
На самом деле строгий «буржуазный» преподаватель Пор–тель оказал неоценимую услугу делу революции. Когда Кастро познакомился с основами политэкономии, марксистским учением, он начал вырабатывать собственные идеи по изменению общества.
«Это была такая политическая экономия, которая преподавалась молодежи от буржуазии, – рассказывал Кастро. – Уже тогда я стал задавать себе много вопросов. Я сам по себе своим умом пришел к заключению, что капиталистическая экономика была абсурдной. Еще до моего знакомства с материалами марксизма–ленинизма я превратился в утопического коммуниста, такого человека, который не является частью какого–то социального или политического движения, но которому кажутся несправедливыми: неравенство, нищета, непреодолимые противоречия между обществом и развитием. Для осмысления моего политического кредо мне очень помогла моя собственная жизнь, которую я уже прожил к тому времени, и жизнь других, окружавшая меня. Когда мне говорили о кризисе перепроизводства, безработице и других проблемах, я сразу понимал, что эта система неспособна решить данные проблемы <… >
Одним из первых материалов Маркса, которые я прочитал, был «Коммунистический манифест». На меня он произвел большое впечатление. Я начал понимать и находить объяснение многим вещам. Ведь я родился в семье землевладельца, меня окружали другие землевладельцы. Позже я испытал на собственной шкуре, что такое империализм, угнетение, коррупция, репрессивные правительства»[53].
Здесь необходимо сделать одно весьма важное уточнение. Фидель, приезжая в родной Биран на каникулы и, кстати, привозя туда из Гаваны мячи и комплекты спортивной формы, купленные на свои деньги для бедных друзей детства, попадал в «капиталистическое» имение отца, где, образно говоря, на практике мог проверять истинность марксистской теории. Именно в Биране впервые и произошел у Фиделя своеобразный внутренний конфликт – между семейными привязанностями и формирующимся мировоззрением. Безусловно, почти все бедняки в Биране искренне любили дона Анхеля и его сына Фиделя, потому что они никогда не отказывали обездоленным. Но в соседних землевладениях, принадлежавших североамериканским компаниям, социальные проблемы рабочих и тем более их личные просьбы о помощи не принимались во внимание. Фиделя тяготы беспросветного существования бедных, а не семейные проблемы волновали с каждым годом все больше.
После победы революции Фидель назовет умершего к тому времени отца «эксплуататором и землевладельцем». Показательно передаст одним из первых в государственное пользование имение в Биране. Остается догадываться, как бы отреагировал на это сам Анхель Кастро Архиз, которому Фидель всецело обязан возможностью получить образование в колледжах и Гаванском университете и, по логике вещей, революционным мировоззрением.
Некоторые авторы приклеивают к Фиделю ярлык ярого коммуниста. Складывается впечатление, что коммунистом тот чуть ли не родился и уже с детских лет боролся с «эксплуатацией и буржуазией». Между тем первый съезд кубинской компартии, на котором Кастро стал ее генеральным секретарем, состоялся лишь в 1975 году, спустя целых шестнадцать лет после победы кубинской революции. А сам он впервые признался, что имеет коммунистические убеждения, только в ноябре 1960 года – до этого его политическая ориентация оставалась загадкой даже для соратников.
Точнее будет сказать, что он всегда был бунтарем. А каждое из проявлений бунтарства – антиколониализм, коммунистические убеждения, ярко выраженный антиамериканизм – выходило на первый план в разные периоды жизни.
Вспоминая о своих студенческих годах, Кастро не случайно уточняет, что в то время он был «утопичным коммунистом». «Утопичность» мировоззрения Фиделя заключалась в том, что он ненавидел любую, в том числе социальную, форму несправедливости. Но у него не было «марксистского» понимания того, как с ней бороться.
«Коммунистический манифест» Маркса понравился ему не из–за своей «агитационности или идейности», а, как он сам говорил позже, «в силу простоты, ясности, той прямой формы, в которой дается объяснение нашего мира и нашего общества»[54]