О блошиных рынках Парижа не знают только те, кто вообще не знает о существовании такого города.
На блошиных рынках Парижа не бывали лишь те, для кого Париж просто точка на карте, мечта небесно-голубого цвета или пустой звук.
Я не относилась ни к одной из этих категорий. Родилась далековато от Парижа в… какая разница где? Главное, к началу своих сумасшедших приключений знала Париж со всеми его достоинствами и недостатками явными и скрытыми, магазинчиками, кафе, рынками обычными и блошиными лучше линий собственной ладони.
Обожаю старую часть города без новомодных зданий и сооружений. Даже Эйфелеву башню ненавижу, потому что таковой не было ни в XVI, ни в XVII, ни даже в XVIII веках, а теперь вот, полюбуйтесь – своими металлическими ножищами символизирует Париж. Какой Париж она символизирует? Только не мой! Потому что мой – это Париж мушкетеров, прекрасных дам и галантных кавалеров, звона шпаг и времен, когда Лувр был королевской резиденцией, а не сборищем любопытных туристов, которым непременно нужно «отметиться» перед «Джокондой», поскольку без этого Париж не Париж.
В общем, я ненормальная, как говорит одна из подружек, впрочем, с откровенной завистью. Но Льюис Кэрролл утверждал, что в нашем мире ненормальные все. Из этого следует, что я как все? Категорически не согласна.
Предстоял двухнедельный отпуск, причем в полном одиночестве. М-м-м… какое это удовольствие!
Считаете, что проводить отпуск в одиночестве нелепо? Я же говорила, что я не как все.
Но для меня одиночество вовсе не заброшенный охотничий домик на севере Канады или плот в океане. Я поступила иначе, объявила всем, что уезжаю на две недели к бабушке в Ньор, что в Пуату-Шаранта, купила черный парик, просторный плащ кислотно-зеленого цвета, сделала недельный запас продуктов в холодильнике и вознамерилась:
а) выходные провести в черном парике, темных очках и ядовито-зеленом плаще (вообще-то, я блондинка и ненавижу анилиновые оттенки) на своем любимом блошином рынке, с головой окунувшись в бескрайний мир антикварных чудес;
б) обложившись книгами, остальные дни недели смаковать читаные-перечитаные и новые романы о Париже моих обожаемых Людовиков – XIII, XIV, XV и… нет, XVI, пожалуй, не стоит. Французская революция, хотя и Великая, явно не то.
В следующие выходные поход на Ле Пюс в непривычной экипировке следовало повторить и снова «залечь» с книгами на диван.
Глупо? Ну и пусть, каждому свое, господа, каждому свое…
Все не заладилось уже с пятницы.
У моей кузины и заодно школьной подружки Жаклин в субботу свадьба, счастливая невеста визжала в трубку, что я обязана быть свидетельницей. Это означало, что ночь придется провести в машине, потом поспать пару часиков и с больной головой два дня приторно улыбаться, изображая радость от того, что Жаклин станет законной супругой толстяка Ренэ и выполнит свою миссию по воспроизводству коренных французов.
Можно поехать поездом, но это мало что меняло, пришлось бы пересаживаться и от станции все равно брать такси.
Выбор невелик, поехала на своей машине, надеясь, что сославшись на дела на работе, уже в воскресенье улизнуть от созерцания счастья молодоженов, и хотя бы утром в понедельник оказаться на Ле Пюсе, где блох, конечно, давным-давно нет, разве что золотых и подкованных.
И снова незадача, папа жениха, восхищенный моей фальшивой улыбкой, кажется, вознамерился превратить подружку невесты в её мачеху, а потому вырваться на свободу удалось только ранним утром понедельника. Не рискнув отправляться в путь, не поспав хоть часик, проспала три и проснулась в девять, за четверть часа приняла душ, побросала вещи в сумку, чмокнула в щеку спящую бабушку и села за руль.
Для тех, кто не знает: от Ньора в Пуату-Шаранта до Сент-Уана, где находится самый большой блошиный рынок Парижа Порте де Клиньянкур, в просторечье Ле Пюс, то есть «Блоха», минимум четыре сотни километров, преодолеть которые после двухдневных свадебных торжеств не так-то просто.
Я спешила, очень спешила (остальные, те, что ехали передо мной, наоборот, забыли, что современные автомобили способны двигаться быстрей пешеходов), но на Ле Пюс добралась за час до закрытия. В понедельник блошиный рынок работает до половины шестого.
Тут уж не до переодеваний в зеленые плащи, бросилась на рынок Дофин в чем была. Почему туда? На Дофине торгуют всем подряд, если времени мало, а вернее, совсем ничего, лучше туда, в развалах может попасться на глаза что-то интересное.
Но если торопиться, пробегая ряды, то и найти ничего не найдешь, и удовольствия не получишь, потому мысленно махнула рукой и уткнулась носом в первый же стол, привлекший внимание. Час пролетел незаметно, владелец явно собирался уходить, он уже складывал все остальное, позволив разглядывать то, что попало на глаза. Я почти сразу нашла изящную статуэтку времен мадам Помпадур – Севрский фарфор, знаменитый «бисквит». И совсем недорого.
Хозяин улыбнулся:
– У вас хороший вкус. А это вам в подарок…
Он протянул несколько сложенных листов, явно старинные письма. Я приняла, не желая обижать продавца, старинные письма не дарят, значит, это подделка, но сказать старику, значит, оскорбить его. Продавец действительно выглядел как какой-нибудь ученый века этак семнадцатого, но что-то подсказывало, что прикид простая бутафория, и он куда моложе, чем старается казаться.
– А вот это, если возникнут какие-то вопросы.
Его визитка вовсе не нужна, но пришлось взять. Странный тип, потому, кривовато улыбаясь, поторопилась, что называется, откланяться.
Дома пристроила статуэтку, полюбовалась на нее и отправилась смывать с себя свадебную суматоху. Честное слово, было ощущение, что двухдневная праздничная суета налипла на кожу, как дорожная грязь.
Решив, что ни за что не пойду замуж, а если такое и случится, то никаких свадеб устраивать не буду, свежевымытая и умиротворенная уселась с книжкой в кресле и вдруг вспомнила о подарке странного продавца.
Визитка просто насмешила. Ах ты, господи, какие мы важные! «Арман де Ла Порт…» Ну, тогда стоит вспомнить, что я Плесси, между прочим, имеющая право на «дю», но никогда сим правом не пользующаяся.
Адрес должен быть соответствующий. Небось Лувр или Пале-Рояль…
Нет, «чуть» скромней – бульвар Сен-Мишель. Надо же, даже не Вожирар с Люксембургским дворцом. Явно поскромничал… Хотя Сен-Мишель – обратная сторона Люксембургского сада.
Два письма оказались пустышками, так… обмен сплетнями двух подружек XIX века, а вот третье…
Во-первых, оно было запечатано восковой печатью. Может, не стоит открывать, лучше в следующие выходные вернуть письмо продавцу, печать это серьезно, если она настоящая, значит, письмо не вскрывали. Стало смешно, это не XIX век, откуда настоящая печать?
Перевернула четырехугольник той стороной, где имя адресата, и стало не по себе. «М-ль Анне дю Плесси»… то есть… мне?!
Я вполне могла предположить, что тот тип способен подделать бумагу, чернила, почерк, печать… Но откуда он узнал имя?!
Господи, какая дура! При чем здесь мое имя, это просто совпадение.
Интересно, кто написал моей полной тезке непрочитанное ею письмо?
Рассмотрев печать, рассмеялась: все старания укрыться от приятелей пошли прахом. Печать гласила: «Арман Жан дю Плесси». Меня просто выследили и «купили» необычным подарком. Для тех, кто не слишком увлечен историей Франции времен Ришелье: Арман Жан дю Плесси вообще-то и есть кардинал де Ришелье, именно так его звали в молодости и, наверное, домашние.
Кто же из веселых друзей скрывался под этой буффонадой на рынке – Жан, Леон, Мартин или вообще толстяк Луи?
– Ну, погодите, я вам покажу!
Повертела письмом в воздухе, пытаясь придумать, что с ним сделать. Ничего путного не придумав, решила просто вернуть. Придется воспользоваться обыкновенной почтой, извините, мсье.
Но и адрес какой-то непонятный, ладно, прогуляюсь сама, благо от дома недалеко. Сен-Мишель это по ту сторону Люксембургского сада, пройтись вдоль которого просто приятно… Хорошо, что не вскрыла письмо, у приятелей не будет повода надо мной посмеяться из-за доверчивости.
Даже после всех приключений я ничуть не жалею, что отправилась по адресу на визитке. Куда? Нет, не стоит описывать этот особнячок, может найтись немало желающих проверить, так ли там все, как рассказано, и жизнь его обитателей превратится в кошмар. Поверьте на слово.
Если честно, чувствовала себя довольно глупо, когда нажала кнопку звонка большущей двери. Но открывшая дверь пожилая дама удивлена не была:
– Мсье де Ла Порт? Вам туда, пожалуйста.
Словно так и нужно, словно каждые пару часов кто-то забегает на чашечку кофе к этому мсье.
Но деваться некуда, отправилась по длинному коридору искать табличку на двери (как было указано приветливой дамой). Что же за аферу придумали приятели? Табличка нашлась на последней двери, но когда я открыла, то оказалась… во дворике. В VI округе Парижа крошечные дворы, куда на первые этажи не заглядывает солнце, не редкость. Пока раздумывала, не вернуться ли, заметила такую же табличку на двери флигелька.
Она гласила, что именно здесь живет мсье де Ла Порт. Ладно, если уж я у цели, нужно отдать письмо. Несомненно, там меня ждет веселая компания, «раскусившая» мою аферу с отъездом и надеющаяся посмеяться, а вот я посмеюсь над ними.
А дальше начались те самые приключения с продолжением, расскажи я кому-то о которых, подняли бы на смех, потому что никакой компании моих весельчаков там не было.
В помещении, представлявшем собой нечто среднее между библиотекой со стеллажами до потолка и большущей приставной лестницей и лавкой антиквара, где всякой всячины по штуке, меня ожидал Арман де Ла Порт.
Встретил как старую знакомую:
– Появились вопросы? Я ожидал, – но, увидев нераспечатанное письмо, недовольно передернул плечами, – а почему не открыли? – Вообще-то, я не читаю чужих писем… – Оно вам.
– Мне?
– Да, на нем ваше имя.
– От Армана Жана дю Плесси?
– Верно.
– Из XVII века?
Кивок.
– От кардинала де Ришелье?
И снова кивок!
– Ну, так верните его кардиналу, скажите, что не нашли адресата в этом сумасшедшем ХХI веке. – Если честно, мне начал надоедать розыгрыш. Не смешно.
Словно подслушав эти мысли, де Ла Порт покачал головой:
– Это не розыгрыш, и я вернуть не могу. Можете только вы. Если решитесь.
– Что я могу?
– Анна, вас не удивляет ваш собственный интерес к Парижу XVII века?
– А что в этом удивительного, разве мало тех, кто зачитывается книгами Дюма и обожает Париж мушкетеров? – Почему-то в ту минуту я забыла о розыгрыше и видела перед собой только этого странного человека явно в парике и наклеенной бороде и усах. Его глаза кого-то напоминали, но не приятелей. Наверное, актер…
– Хотите побывать в настоящем Париже времен кардинала Ришелье? Вы ведь с ним да-альние родственники?
– Вообще-то, на Земле все родственники.
Он не обратил внимания на ехидное уточнение.
– Так хотите или нет?
Я только пожала плечами, собираясь уходить, но длинные тонкие пальцы коснулись моей руки и сделали приглашающий жест:
– Посмотрите, только не делайте резких движений и ничего не произносите громко.
Де Ла Порт подошел к небольшой двери, осторожно открыл её и… кино? По ту сторону двери была другая, совсем другая жизнь. Там дамы и кавалеры исполняли какой-то сложный танец, выступая рядами, поворачиваясь, слегка подскакивая или раскланиваясь. Паванна? Похоже, она…
Парадный танец, открывающий балы XVII века, скорее шествие, чем собственно танцевальные движения в нашем представлении. Кавалеры при шпагах, юбки дам имеют шлейфы, пусть не длинные (чтобы не наступали), но весьма вычурные. Повороты, поклоны, снова повороты, демонстрация нарядов и своей грации. В первой паре король или самый важный гость, за следующие места закулисная борьба, почти битва… Музыки не слышно, но и без звука ощущалось присутствие многих людей.
– Руку протянуть туда можно, но пока не шагайте.
Я действительно вытянула вперед руку. Нет, там не было экрана, там и впрямь была иная действительность. Безо всякого дрожащего пространства, без расходящихся кругов, мои пальцы пересекли эту границу, ничего не почувствовав, но!.. Стоило запястью оказаться по ту сторону, как произошло нечто невообразимое.
На этой стороне моя рука была в тонкой трикотажной кофточке, а по ту… в кружевах! Причем я шевелила пальцами и понимала, что это моя рука!
Испугавшись, дернулась и едва не упала, Арман поддержал. Над ухом раздалось:
– Париж, 1641 год. Что вы об этом помните?
– Заговор Сен-Мара? В следующем году умрет Ришелье, а еще через полгода король Людовик XIII…
По ту сторону паванну, видно, сменила гальярда, движение в зале ускорилось, лица повеселели, бал продолжался… – Все верно.
Он спокойно отодвинул меня в сторону, и дверь закрылась.
– А теперь о деле. Не думаете же вы, что я поджидал вас на Ле Пюсе и заманил сюда, чтобы показывать фокусы с дверью в прошлое?
– Чего вы от меня хотите?
Если честно, стало жутковато, я понимала, что столкнулась с чем-то неведомым и даже опасным.
– Присядьте и послушайте. Кофе?
– Да, пожалуй.
Пока заваривался кофе, сам Арман присел на угол большого барочного стола, и то, как он это сделал, выдало современного человека. Значит, наряд и окружающая обстановка лишь антураж, чтобы меня испугать? Но как же тогда кружева на руке?
– Вы мне нужны для выполнения некоего задания. Я искал и вычислял вас долго, вас интересует Париж времен кардинала Ришелье, мы предоставим возможность там побывать, но за это нужно кое-что там сделать.
– Побывать? Значит, оттуда можно вернуться?
– Да, я могу открыть эту дверь трижды в ту и другую сторону. То есть вы трижды сможете пересечь границу туда и обратно, правда, если сделаете то, что от вас требуется.
– А если не сделаю?
Арман спокойно пожал плечами:
– Останетесь там.
– Вы так спокойно об этом говорите?
– А почему я должен переживать, это же вы останетесь, а не я?
Я злилась, и чем дальше, тем сильней. Если он будет разговаривать таким тоном, то не лучше ли послать это к черту? И вообще все слишком подозрительно.
И все же любопытство взяло верх.
– И что я там должна сделать?
– Сорвать заговор Сен-Мара.
Я замерла, а потом рассмеялась немного злым смехом:
– Заговор Сен-Мара благополучно провалился, что вам, несомненно, известно.
Глаза Армана стали насмешливыми, он всего лишь развел руками, оставляя мне самой додумывать недосказанное.
– С моей помощью?
– Или чьей-то другой, – снова усмехнулся змий-искуситель.
Вспомнились обстоятельства нелепого заговора и бесславный конец Сен-Мара, и я усомнилась:
– К чему вообще такие жертвы? Кардинал при смерти, ему осталось жить меньше года, король тоже при смерти. Даже если бы заговор увенчался успехом, что это изменило?
– Во-первых, вы должны понимать, что малейшее изменение в прошлом ведет к изменениям в будущем. То есть мы с вами находимся в том будущем, которое состоялось после вашего пребывания там, – он кивнул в сторону закрытой двери.
– Или не пребывания.
– Или не пребывания. Во-вторых, если бы Ришелье убили раньше, он не успел оставить вместо себя Мазарини, а его враги распорядились бы Францией иначе и вряд ли с толком. Могу напомнить, что в таком случае у Франции едва ли был бы её Король-Солнце, поскольку регентом оказался Гастон Орлеанский, брат нынешнего короля Людовика XIII, а не Анна Австрийская. Франция и без Людовика XIV?.. Итак, мадемуазель, не желаете ли взять судьбу Франции в свои очаровательные ручки? – Арман поднялся и отвесил учтивейший поклон, помахав в воздухе воображаемой шляпой.
Столь впечатляющая речь не могла не найти отклик в моем сердце. Франция без Короля-Солнце?! Ни за что!
– Сейчас? – я осторожно кивнула в сторону двери.
– Я могу дать вам время на раздумья до завтра, но не дольше. Подумайте, почитайте, только не романы, умоляю вас. А вообще, вам там помогут, потому не волнуйтесь слишком.
Я не выдержала:
– Кто вы?
– Арман де Ла Порт. Большего исполнительнице знать ни к чему.
Ах, исполнительнице?! Снова накатила злость. Я тебе покажу исполнительницу! Захотелось шагнуть к двери и самой распахнуть её этому… Арману на зло!
Но он предугадал мое желание и все с такой же бесившей меня усмешкой пояснил:
– Если вы откроете дверь сами или не вовремя, обнаружите за ней кирпичную стену…
При этом Арман сделал приглашающий жест в другую сторону – к выходной двери. Вот так, меня еще и выпроваживали безо всяких объяснений. Я все-таки задала еще один интересующий вопрос:
– Но за пару дней я сорвать заговор смогу вряд ли, надо хотя бы найти Сен-Мара, чтобы укокошить его.
– Э, нет! Никого убивать там вы не будете. Ваше дело разоблачить, а не вершить правосудие. Что касается времени, будьте спокойны, год у вас будет.
– Да за год мои приятели, разыскивая меня, перевернут весь Париж!
– При переходе здесь и там время течет по-разному. Там год – здесь день. За сутки ваши приятели не перевернут Париж? Кстати, не вздумайте никому рассказывать о том, что увидели и услышали.
Я фыркнула, разговаривает со мной, как с глупой девчонкой. Явно женоненавистник. И вдруг сообразила:
– А если я там погибну?
– Погибнуть там вы не можете. Вы родились в этом времени, здесь и умрете. Надеюсь, своей смертью, в глубокой старости и будучи окруженной многочисленными внуками и правнуками.
– То есть в том времени я бессмертна?
Сказала просто чтобы что-то сказать. Все произносимое и услышанное было полным бредом и смеха не вызывало.
Он спокойно кивнул:
– Увы, это так. Вам сюда, – он показал мне второй выход из дворика не через дом, а на другую улочку. – Если решитесь, завтра тоже придете отсюда.
– Меня нельзя было и сегодня направить через этот двор?
– А вы нашли бы? – насмешливо фыркнул Арман. – До завтра или прощайте?
– Не знаю! – огрызнулась я, уже не в силах соблюдать правила приличия.
В ответ раздался все тот же приводящий меня в бешенство насмешливый смех…
Я разозлилась бы сильней, если бы не испытала шок, обнаружив, что стою на улице… Вожирар! Даже головой потрясла, пытаясь очнуться, осторожный щипок за руку подтвердил, что не сплю, удавшаяся попытка прочитать вывеску – что в своем уме, уличное движение – что я в Париже XXI века.
Все остальное казалось бредом. Меньше часа назад я вошла в дом на бульваре Сен-Мишель по ту сторону огромного Люксембургского сада, после этого самое большее, что пересекла – коридор в доме и крошечный дворик, и вот теперь стояла на улице Вожирар, то есть по другую сторону Люксембургского сада! Для тех, кто пока не бывал в Париже: бульвар Сен-Мишель и улица Вожирар находятся не просто по разные стороны большого Люксембургского сада, их разделяет километр!
Только что я общалась со странным типом, моя рука явно побывала в прошлом, но при этом не отвалилась, не болела и вообще не изменилась. На всякий случай осмотрела её внимательней. Нет, рука как рука…
Внезапно решив, что загадок и чудес с меня хватит, отправилась домой.
Какого черта?! Бред! Так и свихнуться недолго!
Бушевала до своего дома, кстати, он совсем рядом. Дома демонстративно включила телевизор, словно самой себе что-то доказывая, некоторое время пыталась его смотреть, поняла, что даже не помню, что именно показывали в предыдущую минуту, и бросила это занятие.
До позднего вечера так и не смогла ничем заняться. Вспомнила, что оставила то самое письмо у этого типа, настроение испортилось окончательно.
Покинув странный дом, я не могла видеть, как в комнату из другой двери вошла девушка, как две капли воды похожая на меня саму.
– Арман, я не понимаю, зачем нужно так злить человека? Никогда этого не могла понять. Вас же хочется просто ударить наотмашь.
В ответ раздался смех, но уже без насмешки, даже с горечью.
– Обратно дверь можно открыть только при сильной эмоциональной связи того, кто отправляет, и того, кто там. Это может быть сильная любовь, преданная дружба или… – Ненависть?
– Да. Подружиться по-настоящему мы не успели, вызвать горячую ответную любовь невозможно, да и не нужно, остается ненависть.
Чем она сильней, тем дольше мне удается держать дверь открытой.
– Почему же вы не сказали этого с самого начала?
– Вы думаете, тогда ненависть была бы более сильной?
– Поэтому не смогла вернуться Мари?
– Да, она перестала меня ненавидеть.
– И… я?
– И вы тоже…
Ночью приснился кардинал Ришелье, с которым я танцевала паванну, а еще король, целующий мне ручку! Причем это был Людовик XIV, а не XIII. Так и правда недолго свихнуться. Проснувшись, долго разглядывала свою руку, побывавшую «там», и вдруг осознала, что никогда себе не прощу, если не ввяжусь в эту авантюру.
Даже если опасно, если смертельно опасно вопреки всем рассказам этого Армана, я должна попробовать. Не побывать в моем любимом столетии, имея хотя бы призрачную возможность это сделать, непростительно.
Утром готовилась к выходу, словно на встречу с королем. А вдруг мне и впрямь придется с ним встретиться? Посмотрела портреты Людовика XIII, пришла к выводу, что он несчастный, разыскала портрет Сен-Мара, осознала, что понятие красоты со временем сильно изменилось, этого хлыща сейчас разве что пожалели бы… Еще порылась в материалах на тему, благо их у меня и в компьютере и на книжных полках видимо-невидимо.
Позвонила бабушке и подругам, наплела всем с три короба, сказала, что сдаю мобильный телефон в ремонт и два дня буду отсутствовать в Париже.
Арман де Ла Порт снова встретил меня безо всякого удивления, словно каждый день кого-то отправлял туда-сюда.
– Прежде чем вы сделаете этот шаг, я должен озвучить вам условия перехода и возвращения. Время здесь и там течет неодинаково, здесь день – там год. Так что, пробыв там двенадцать месяцев, вы вернетесь… надеюсь, вернетесь через сутки. Дольше тянуть не советую, дверь очень тяжело держать открытой. Максимум еще три месяца.
– Что значит, если вернетесь? Я могу не вернуться?
– Можете, и это худший для вас вариант.
– Почему?
Арман снова присел на краешек большого стола напротив меня.
– Слушайте внимательно и постарайтесь запомнить, хотя бы на десять минут выбросив из головы свои дурацкие мечты о мушкетерском веке.
Я снова начала злиться, внутри крепло желание открыть дверь и захлопнуть за собой, но только не туда, а во дворик, выходящий на улицу Вожирар. Мне показалось, или Арману это нравилось? Да, ему явно нравилось доводить меня до белого каления.
– Вы меня слушаете или витаете где-то в облаках?
– Слушаю! – огрызнулась я.
– Сомневаюсь. Менять там что-то, кого-то убивать, травить или вообще серьезно вмешиваться в ход истории запрещено.
– Но я же иду срывать заговор Сен-Мара?
– А он что, состоялся? Нет, разоблачен, причем никто не знает, каким образом. Вот и сделайте это.
Арман встал, прошелся по комнате.
– Вы там будете не одна, встретитесь с человеком, который перешел и остался, потому что нарушил правило.
– И он там будет жить вечно?
– Она. Да, почти вечно. Вы родились в этом времени и умереть можете тоже только в этом, дожив свою нынешнюю жизнь до конца, потому там, – кивок в сторону двери, – вы бессмертны.
– Ого!
– Это не так здорово, как вам кажется. Я не хочу сейчас морочить вам голову, все равно не поймете. Либо объяснит Мари, либо я, если вернетесь. Запомните одно: как можно меньше ввязываться во все, что касается большой истории. Вы помогаете кардиналу Ришелье разоблачить заговор и возвращаетесь. Если очень понравится, то сможете перейти еще дважды. Вдолбите в свою светловолосую головку одну простую истину: там вы никто.
– Вы женоненавистник или блондиноненавистник?
– И то, и другое, но у меня нет выбора. Вы Анна дю Плесси, а значит, мне нужны вы.
Вот сволочь!
Мой разъяренный вид его ничуть не смутил, Арман продолжил, глядя на меня с насмешливым вызовом:
– Повторяю: там вы никто, старайтесь как можно меньше вмешиваться во все, что не касается задания, и сразу после его выполнения обратно.
– А если я не выполню?
– Дверь будет закрыта.
– А если не по моей вине?!
– Я уже говорил и повторяю для блондинок: если Сен-Мар добьется успеха, то ваше тамошнее будущее будет иным, чем то, что есть здесь.
Переход сюда станет невозможен.
Если честно, я испугалась.
Арман просто фыркнул:
– Что, поджилки затряслись? С кем связался?! Вот сколько говорили, чтобы не связывался с блондинками!
Я в ответ взъярилась:
– В следующий раз выбирайте лысую!
– Надо же, и у блондинок бывают умные мысли?
Стало понятно, что или я немедленно отправлюсь в прошлое, или просто врежу ему и уйду домой.
– Открывайте свою дверь!
– Да, пожалуйста! Знаете, если у самой ума не хватит, прислушайтесь к советам той дурочки, что уже убедилась в моей правоте.
– Она блондинка?
– Нет, брюнетка, но вы все одинаковы. Слушайте меня внимательно: вы Анна дю Плесси, приехавшая из Пуату к родственнице – племяннице кардинала Ришелье Мари-Мадлен маркизе Комбале герцогине д’Эгильон. Все остальное поймете или подскажут. Что, уже запутались?
– Нет, открывайте!
– Когда перейдете, оглянитесь на дверь, чтобы потом не спутать её ни с какой другой.
Под мысленное «да пошел ты!» я шагнула в незнакомую комнату.