Фамильный шрам - читать онлайн

В то утро сонный Петербург

Чуть свет туман окутал странный.

Пришелец был надменно хмур,

И не казался гостем званным.

Клубился долго над Невой,

Где ангел, словно часовой,

Парит над площадью великой

С крестом простым и царским ликом.[1]

В обход, по Мойке и Фонтанке,

Он спрятал Невский, как дитя,

Аничков мост укрыл шутя,[2]

И, словно в тихом полустанке,

Туман на Графском пошалил,[3]

Балконы спрятав до перил.

Кирпичный дом в бойницах узких,

С атлантами взамен колонн,[4]

Оставшись от баронов прусских

С екатерининских времен,

Стоял углом и, как форштевнем,[5]

В туман врезался, и по гребням

Среди соседей, словно скал,

На Невский путь прямой искал.

Под крышей эркер полукругом,[6]

А по периметру – балкон

В полшага, словно Рубикон,[7]

Для тех, кто не дружил с испугом.

Деянье сердца и ума,

Как люди, видятся лома.

С востока занялось светило,

С ленцою все позолотив,

Как будто ночь оно кутило,

Истратив весь златой актив.

Над Смольным, созданным Кваренги,

Где двери, словно две шеренги,

По коридорам вдоль стоят

Почти столетье без девчат,[8]

Российский флаг плескал игриво,

Надменно глядя свысока,

Не то, чтобы на чужака,

А где-то чуточку ревниво,

На стяг, что дал Руси Андрей,

Апостол первый средь людей.[9]

Над «прусским» домом, где бойницы

Вдоль крепких стен из кирпича

Глядят на лик былой столицы,

Забывшей имя Ильича,[10]

Андреев крест играл на воле,

Не в пику тем, кто на престоле.

Здесь о себе напоминал

Снимавший флигель адмирал.[11]

Давно закончил он сраженья

И свой поход на Амстердам,[12]

Когда фрегатом правил сам,

Оставил лишь в воображеньи.

Как часто мы на склоне лет

Храним романтике обет.

Сергеич в ранге адмирала

Имел и кортик, и брегет,

И взгляд большого либерала,

По форме был всегда одет.

Был одинок и педантичен,

В общеньи аристократичен,

В блокаду потеряв семью,

Жил, словно был еще в строю.

С одним застенчивым парнишкой,

Игравшим редко во дворе,

Дружил на зависть детворе

И называл его сынишкой.

Не зря пословица гласит:

«Что стар, что млад». Тут без обид.

Алешка рос гардемарином,[13]

И верил, что его отец

Погиб, что свойственно мужчинам,

В походе дальнем, как боец.

Рассказы матери о нем,

Любившем поиграть с огнем,

И фотографии в альбоме,

Бинокль, хранящийся в их доме,

Модели старых каравелл,

Да книжный шкаф морских романов

О героизме капитанов

И тех, кто струсить не посмел,

Все помогало пацану

Любить и море, и страну

Как часто виделось Алешке

Во сне, как будто наяву,

Что он в бою не понарошку,

В отваге не уступит льву.

Он, юнга, шкипер и пират,

Всем приключениям был рад,

Но, кем бы ни был, вечно сходство

С отцом у парня – благородство.

Он тайно верил в предсказанье,

Которое однажды маг

Во сне открыл ему, что знак

Предвосхитит его желанье.

Бывает, тайну мы храним,

Живя пристрастием одним.

Вот только хитрый маг смолчал,

Что будет этим тайным знаком.

Коснется кто-нибудь плеча,

Откроется ли Зодиаком.[14]

Для многих эркер на углу,

Сыскавший зависть и хвалу,

У дома в Графском переулке,

Был перстнем в сказочной шкатулке.

А для Алешки он был храмом,

Где суждено когда-нибудь

Увидеть сквозь сомнений муть

Лицо отцовское со шрамом.

Ведь, если верить с детства в сон,

То обернется явью он.

И предсказанье ночью темной

О встрече с призраком отца

Зажгло в душе неугомонной

Огонь надежды у мальца.

Вот только время не спешило,

А у него, как будто шило,

Но часто, подбежав к окну,

Он видел улицу одну.

Октябрь сменился снегом пышным,

Весной на реках таял лед.

Как будто знал все наперед,

Что вновь июнь придет неслышно.

«Пуд с кепкой» быстро подрастал,

Шутила мать – «мой капитал».